DOI: 10.7256/2454-0722.2018.3.26603
Received:
14-06-2018
Published:
24-09-2018
Abstract:
The author of this article considers the problem of ethics as a phenomenon divided into external ethics as expressed in various documents and codes and internal ethics that cannot be comprehended by formal means and are based on the internal structure of personality. The author does not consider "ethics" as a set of dogmas and rules recorded in documents. The author also does not consider and does not offer a specific list of "norms". In this article, the author considers "ethics" as a personal-psychological construct expressed in behavior. The subject of the work is an ethical act / act as an intentional act that can be axiologically evaluated as “ethical” or “unethical” (“fitting” into some kind of framework of “ethics”). Thia article is not an empirical but theoretical work. The main methods used by the author are the analysis of literary sources, historical analysis, generalization of literary sources. The author analyzes mainly historical material. Illustrating by examples from the history of psychology and universal history, as well as from practical psychology, the author demonstrates that "external" ethics cannot be the cause and motive for an ethical (or unethical) act. The author concludes that a truly ethical behavior is possible only as a single concrete act that is performed based on the inner need of a person. Only a single act contributes to the formation of "ethical" in the community. The novelty and importance of this work are caused by the fact that the author draws scientists and practitioners to a discussion of the issue of ethics in psychology, and not at the level of ethics as written rules, but at the level of ethics as ethical, i. e. as a personal psychological construct closely interwoven in the behavioral and motivational sphere of the individual.
Keywords:
ethical, ethical act, internal need, existentialism, Fear and Trembling, will, faith, intentional act, single phenomenon, reputational mechanism
В последнее время[1] в психологическом сообществе (по крайней мере в Москве) активно началось обсуждение проблем этики. Серьезным толчком к этому, в частности, послужило создание «коллегии по этике» - добровольного объединения практических психологов, которое призывает к выработке «универсальных этических стандартов»[2]. Это же сообщество организует конференцию, посвященную психологической этике. При всей значимости и важности темы. Признавая необходимость обсуждения этических проблем, накопившихся в нашем профессиональном сообществе, тем не менее, автор этих строк весьма скептически относится к призывам к «борьбе за этику», созданию «этических комитетов, коллегий и советов», написанию [очередного] «этического кодекса» и тому подобных, которые в последнее время довольно часто раздаются на просторах сети Интернет и в профессиональных сообществах. Автору видится в этом сведение этики к «этическим стандартам», ведет к ложным надеждам на то, что с появлением некоего «идеального» текста этические нарушения исчезнут (или практически исчезнут). На наш взгляд, данная позиция стоит на ложной онтологической посылке о том, что неэтичное поведение возникает от не-знания этики, этической «безграмотности» или наивности».
Более того, следует отметить, что в российских научных и научно-практических журналах (по результатам анализа баз РИНЦ и Psyjournals) крайне мало, буквально на уровне погрешности, относительно общего числа работ (вместе с тем, следует отметить, например работы Л.И. Воробьевой (2009), М.Г. Дебольского и М.М. Зелениной (2012), как одни из немногих серьезных публикаций, посвященных собственно этике психологической науке и практики в российских условиях). Стоит также отметить, что вслед за "первой", "второй" конференции по вопросам этики не поспоследовало. Все это, в свою очередь, обеспечивает новизну данной работы.
На наш взгляд, психология, особенно ее практические области (психотерапия) сами по себе являются "ценностно-нагруженными". Есть, например, позиция, что психотерапия - сама по себе есть прикладная этика (см. Breggin (1971), Fowers (2005), Robbins et., al. (2015), Kryuchkov (2018)). Некоторые авторы (Felder, Robbins, 2011) убеждены, что в психотерапии вступают в "моральный диалог" не только собственно ценности терапевта и клиента, но и та "ценностная среда", в которой происходит сам терапевтический процесс (например, "западные ценности" как таковые), и исключить ее влияние на терапевтический диалог невозможно.
Как показывает история человечества, и вторит ей история психологии, этические стандарты не есть собственно «этика». Мы разделяем этику на «внешнюю» и «внутреннюю». На наш взгляд, стандарты это лишь «внешняя» часть этики, обобщенная и формализованная. История демонстрирует, что владение «внешней» этики отнюдь не гарантия от неэтичности. Далее мы обратимся к историческим примерам "этического" и равно "контр-этического". Не все нижеприведенные примеры являются строго говоря "научными" или "академическими". Вместе с тем, мы приводим наиболее "выпуклые" образцы этического и контрэтического в отношении к нашей сфере деятельности, поскольку, к сожалению, по очевидным причинам, проведение эмпирических исследований "не-этичного" (контр-этичного) поведения само по себе не совсем соответствует этическим стандартам проведения исследований. Кроме того, учитывая, что настоящая работа сама по себе является теоретической, мы не ставим задачи детального эмпирического приложения теории, наметки которой, в этой работе проявлены.
Исторические примеры неэтичного поведения: психология, пытки, холокост
Начнём с истории относительно недавней и непосредственно связанной с психологией. Летом 2015 года Американскую Психологическую Ассоциацию всколыхнул скандал. Был опубликован так называемый «отчёт Хоффмана» (The Hoffman Report) – более чем семисот-страничный документ, посвящённый расследованию вовлеченности Американской Психологической Ассоциации в пытки заключённых в тюрьмах, подведомственных военному министерству (Пентагону) и ЦРУ (см: Hoffman et al., 2015). В частности, в печально известных тюрьмах Гуантанамо и Абу Грейб. Если резюмировать содержании кратко[3], то установлены были следующие факты: руководство Американской Психологической Ассоциации, в частности её этический комитет, в 2002-2005 годах намеренно таким образом изменил этический кодекс ассоциации (в частности, сузил и максимально конкретизировал определение «жестокого обращения» и «пыток», в которых психологам запрещено участвовать), что создание и усовершенствование различных методов «расширенного допроса» (часто используемый эвфемизм enhanced interrogation, подразумевающий пытки), втч таких методов, как пытка бессонницей, мерцающим светом, звуками и даже пытка водой, перестали подпадать под собственно определение «пытки». Таким образом был дан зелёный свет для ряда психологов (в том числе, занимавших весьма высокие позиции в иерархии APA), аффилированных с министерством обороны США, для того, чтобы они могли быть вовлечены в работу по разработке и совершенствованию различных пыток. Ирония в данном случае состоит в том, что одним из главных ответственных за такое изменение этического стандарта был председатель этической комиссии АРА, в последствии, президент АРА Джеральд Кучер (Gerald Koocher), который считался (и считается) признанным экспертом в области этики, автор одного из основных учебников по этике для студентов-психологов в США (см: Koocher, Keith-Spiegel, 2008).
Вывод из вышеописанного случая весьма прост и очевиден: этику нарушают отнюдь не те, кто с ней не знаком. Чаще всего, коллеги, которые допускают нарушения этики (подобно водителям, нарушающим ПДД), прекрасно знают о том, что «можно», и чего «нельзя», имеют всевозможные лицензии и сертификаты, сдали все возможные тесты и экзамены «по этике». Приведем пример из отечественной житейско-научно-психологической практики: в списке «фигурантов» проекта Диссернет (занимающегося проблемами академического плагиата в диссертациях) имеются несколько профессоров одного весьма известного московского психологического ВУЗа, который славится своей жесткой политикой в отношении плагиата, и известен отчислениями студентов за плагиат в курсовых и дипломных работах. Наивно думать, что упомянутые профессора не знакомы с академической этикой [4]. Чаще, нарушение этики есть намеренный, осознанный, интенциональный акт. Знание (читай – чтений этического кодекса) не помогает в «соблюдении».
Приведем еще один пример, на сей раз из всеобщей истории. Ханна Арендт в своей книге «Банальность зла» (см. Арендт, 2008) описывает процесс над Адольфом Эйхманом, одним из главных ответственных за Холокост. Эйхман, которого, по словам Арендт, пресса пыталась представить как некоего «злого гения» или просто «злодея», на процессе показал себя не более чем банальностью. Обычным серым клерком. Для него, по сути, не было различия – организовывать перевозку зерна, молока, или вагонов с людьми в концлагеря. Он был исполнителем. Притом, важно отметить, что, несмотря на невысокий уровень образования, Эйхман тем не менее, был воспитан в христианской культуре. Заповедь «не убий», как и другие христианские правила, весьма глубоко были укоренены в немецкой школе 19 – начала 20 века. Заметим, что многие руководители айнзатцгрупп, непосредственно ответственных за убийства сотен тысяч людей: евреев и не только евреев на оккупированных Третьим Рейхом территориях, и в прифронтовой полосе, имели докторские степени. Знали ли эти люди этику? Понимали ли они, что совершают преступление? Проблема в том (и это замечательно описано доктором Дж. Гилбертом в его «Нюрнбергских дневниках» (см. Гилберт, 2012)), что эти люди часто не воспринимали свои деяния как преступление, как убийство. Для них заповедь «не убий», существующая на бумаге, была отделена от реальной жизни и деятельности. «Акции» уничтожения не являли для них по сути «убийство». Мы не будем рассматривать природу отчуждения (которую блестяще рассмотрели, например, К. Маркс, Э. Фромм, Х. Арендт и Г. Маркузе), лишь отметим, что вновь знание правила не является гарантией соблюдения оного.
Внутренняя этика: единичность, поступок, вера, необходимость
Итак, мы видим, что «внешняя» этика, суть, этические правила, совершенно не гарантируют совершение этичных поступков и не страхуют от совершения неэтичных (контр-этичных). Но неужели абсолютно бессмысленными являются кодексы и правила, если их наличие всё равно не предотвращает этические нарушения? На наш взгляд, одним из ключей к решению данной проблемы является осознание фундаментальной разделённости этики на «внешнюю» и «внутреннюю». Как мы уже указали выше, внешняя этика – суть правила, стандарты, законы, формализованная этика. Вместе с тем, в жизни «этическое» проявляется через призму поступка. Именно конкретное действие, поступок человека является тем, что мы обозначаем как «этичное» или «неэтичное». По М.К. Мамардашвили поступок есть акт, требующий «значительного мужества и откровенности в разбирательстве с самим собой. интериоризации своих ценностей». Поступок является завершенным фактом и поэтому, почти не имеет значения, насколько хорошо он выполнен. М.К. Мамардашвили отмечает, что условием совершения поступка является длительная внутренняя работа с ценностями, проведенная ранее или ведущаяся непрерывно (Мамардашвили, 1993). Согласно М.М. Бахтину само человеческое бытие есть «мир поступков» (см. Бахтин, 1986). Л.И. Божович указывает, что совершение поступков всегда сопровождается борьбой мотивов и принятием решения личностью в пользу одного из них (Божович, 2008). Наконец, А.Г. Асмолов отмечает важнейшую характеристику поступка. В нём выражается отношение (втч нравственное) человека к миру и к другим людям (см: Асмолов, 1990). При этом, по А.Г. Асмолову, поступок не сводим к отдельным действиям. Мы не ставим задачу провести в настоящей работе общепсихологический анализ категории поступка как такового. Мы лишь подготовили основание для того, чтобы, определив «этическое», как проявляемое через категорию поступка, указать, что поступок по определению исходит «изнутри» субъекта. Что же происходит или должно происходить, чтобы поступок мог быть поступком этическим? Какова же «внутренняя этика», предложенная нами в противопоставление «внешней» этике? Заранее сделаем оговорку: на наш взгляд, внешняя этика скорее дополняет внутреннюю, имеющую, как станет ясно далее, примас, нежели чем противостоит ей.
В качестве иллюстрации и опоры мы сошлёмся на С. Кьеркегора, конкретнее, на его труд «Страх и трепет» (Кьеркегор, 2010). В данном труде Кьеркегор разными способами описывает Библейскую притчу об Аврааме и Исааке. Кьеркегор отмечает, что в данном случае «этика» как бы упраздняется телеологически. Этическое по Кьеркегору «имеет значение в каждую минуту, всегда. Оно имманентно покоится в самом себе, не имеет вне себя ничего, что составляло бы его внешнюю цель. Напротив, оно само является целью для всего, находящегося вне его, и по включении этого в себя, этическому дальше идти некуда. Любое единичное лицо имеет свою внешнюю цель в общем, и этической задачей индивидуума является постоянно выражать себя в общем; отрешаться от всей единичности, чтобы стать общим» (там же). Однако, Кьеркегор отмечает парадокс: с одной стороны, этическое – общее, с другой – «единичное выше общего - при том, однако, условии, что единичное, только побывав в лоне общего, выделяет себя, как нечто высшее» (там же). Условием такого упразднения, однако, Кьеркегор ставит веру: «Но если этическое таким образом теологически отменено, каким же образом существует единичный человек, в котором оно упраздняется? Он существует, как единичное, в противоположность общему. Как существовал Авраам? Он верил. Вот парадокс, в силу которого он очутился на крайней точке и которого он не может объяснить никому другому, ибо парадокс этот заключается в том, что он, как единичный человек, ставит себя в абсолютное отношение к абсолютному. Вправе ли он? Его право - опять парадокс, ибо если он вправе, то не в силу чего-то общего, а в силу своей единичности» (там же).
Важным вопросом, который ставит Кьеркегор, является вопрос «критерия»: «Как же удостовериться такому единичному человеку в своем праве?» - спрашивает Кьеркегор (там же). Он отказывается принимать в качестве критерия общественный долг или «результат», в частности потому, что «долг» снимает парадокс между единичным и абсолютным, а критерий «результата» познаётся лишь в конце (был бы Авраам прав, противопоставляя себя как единичное общему, если бы не произошло чудесное спасение Исаака?). Кьеркегор отмечает, что описывая историю Авраама и Исаака, часто упускают тот страх и трепет, испытываемый им. И вместе с тем, вера в то, что Господь не потребует Исаака, несмотря на свою абсурдность (Кьеркегор подчеркивает: не абсурдно ли полагать, что Господь, потребовавший жертву, откажется от неё в следующий момент?), и без потери готовность принести сына в жертву, сделала возможным его поступок, и придала импульс душевному взмаху Авраама, принятию им сына ещё с большей радостью, чем в первый раз (там же).
Как осуществить подобное практически? Кьеркегор пишет: «…не то, что со мною случается, делает меня великим, но то, что я сам совершаю, и едва ли кому вздумается считать человека великим за то, что ему случилось взять главный выигрыш в лотерее.» (там же). Переводя это на язык практической психологии, отходя от категорий духовных, используя категории собственно психологические, нельзя не отметить, что Вера понимается Кьеркегором не столько как когнитивная «вера в Бога» или приверженность религии. «Единичность» , связываемая Кьеркегором с категорией Веры связана не с формальным «почитанием», но скорее с определенной внутренней позицией, установкой. Здесь уместно припомнить цитату из А.Г. Асмолова: «Быть личностью — это значит иметь активную жизненную позицию, о которой можно сказать: «На том стою и не могу иначе» (Асмолов, 1990). А.Г. Асмолов подчеркивает, что бытие личностью, есть способность осуществлять выборы, которые возникают в силу внутренней необходимости (там же). Прикладывая это к категории этики и этических поступков, возможно заключить, что этика внутренняя не может быть «схвачена» или «снята» посредством этики «внешней», выраженной в тексте кодексов или установлений. Она исходит из внутренней необходимости, из внутреннего единичного, которое выделило себя из общего. Кьеркегор пишет: «великое никогда не может принести вред, если только его понимают во всем его величии; оно подобно обоюдоострому мечу, который и убивает, и спасает» (Кьеркегор, 2010). Разумеется к этическим требованиям нельзя относить «великое», но этическое (как и неэтичное) проявляется всегда через категорию поступка. Именно о поступках и действиях мы судим, говоря: «коллега действовал этично/неэтично». И только через категорию «единичности», «внутренней необходимости», джеймсовского «Да будет!» (Джеймс, 2003), можем мы приблизиться к действительной этике.
Возможно ли сформировать такую этику? На наш взгляд, возможно. Но не посредством преумножения бумажных или документальных сущностей. Скорее, уместно припомнить здесь слова С. Кьеркегора: «…Каждый человек должен отнестись к себе-, самому настолько по-человечески, чтобы не бояться помыслить о вступлении в те чертоги, где обитает не только память о великих избранниках, но и они сами. Он не должен дерзко врываться туда и навязываться им в родню. Но пусть почитает себя счастливым всякий раз, как преклоняется перед ними, и в то же время пусть сохраняет в полной мере свое человеческое достоинство и, паче всего, не воображает себя каким-то прислужником. Если он не будет стремиться ни к чему высшему, он никогда и не достигнет его. Поддержкой же ему послужит именно страх и трепет, посланные в испытание великим людям. При иных условиях последние могут возбудить в нем - раз он мало-мальски живой человек - одну лишь справедливую зависть» (Кьеркегор, 2010). На наш взгляд, именно личный живой пример поступков способен позволить человеку (в том числе коллеге, психологу) «вступить» в чертоги, когда речь идет о собственном этическом выборе. Выражаясь социологическим языком, «репутационные механизмы» не формируются посредством лишь написания бумаг. Это должна быть ежечасное, ежедневное служение собственным примером. Любой кодекс будет лишь производной, лишь обобществлением, возведением в «общее» единичного. Но он никогда не сможет подменить единичное собою, подобно тому, как карта не может подменить собою территорию. На наш взгляд, только таким образом, посредством примера, образца, интериоризации образцов, возможно сформировать сколь-нибудь подлинно этичное профессионально-психологическое сообщество. Важно отметить, что интериоризация «образцов» не означает копирование или «следование» им. Скорее «приобщение» к таковым примерам (вполне в соответствии с мыслью С. Кьеркегора) может поспособствовать формированию собственной внутренней ценностной системы, на которой человек будет «стоять», собственной «веры», опираясь на которую, только и возможно совершить подлинно-этический поступок.
Заключение
В настоящей статье мы разделили этику на этику внешнюю и этику внутреннюю. На наш взгляд, внешняя этика есть лишь формализованное, обобщенное выражение «этического», к которому нельзя свести собственно «этическое». Внутренняя же этика в свою очередь есть «единичное», проявляемое через этический поступок, и не обобщаемое. Именно внутренняя этика, внутренний этический компонент, на котором человек «стоит, и не может иначе», и является тем мотивом, который порождает конкретный поступок. Внешняя этика, выражаясь в кодексах и формализациях, может лишь попытаться обобщить конкретные единичные примеры, данные этикой внутренней, но никогда подобные обобщения не смогут стать причиной и мотивом для совершения этических поступков (или для НЕсовершения неэтичных поступков). Таковыми мотивами могут стать лишь конкретные примеры, к которым человек приобщается лично.
В данной работе мы намеренно ушли от структурирования и схематизирования конструкта "этики", "этичности", "этического поступка". Для нас очевидна необходимость таких шагов для дальнейшей, в том числе эмпирической разработки темы. Однако, в данном конкретном контексте для нас схематизация или более-менее строгое структурирование вышеупомянутых феноменов в рамках данной работы будет сродни уподоблению этике "внешней", кодифицированной. Структура "этичности" раскрыта в практически любом этическом "кодексе" или "стандартах" какой-либо ассоциации [5]. Мы принципиально уходим от легалистического описания, схематизации и тем более квантификации, описания "компонентов" и того подобного. В данной работе для нас важно было "схватывание" качественного компонента описываемого феномена. По этой причине, иллюстрации оного были не столько "эмпирическим материаллом", сколько "житейскими" примерами. С другой стороны, автор отдает себе отчет в том, что необходима эмпирическая верификация описанных конструктов, в противном случае, есть серьезный риск уйти в поле "политического", но не научного, чего автор бы ни в коем случае не желал, поскольку занимает разделяемую многими коллегами позицию принципиальной а-политичности научной и практической психотерапии (см. Шмид, 2012 и ответ А.Б. Орлова (2012)) и не разделяет предлагаемую рядом коллег (см. Proctor et., al., 2017) позицию принципиальной политизации психотерапии.
Направлениями дальнейшей работы нам видятся в первую очередь в теоретическом "оттачивании" понятий "Этического поступка", "внешней этики", "внутренней этики", прояснения их качественного состава (посредством, например, феноменологического анализа интервью с коллегами и с реципиентами психологической помощи, анализа текстов) и операционализации данных понятий (посредством, например, создания опросников и их валидизации, создания шкал "этического" поведения).
[1] Статья изначально написана зимой-весной 2017 года
[2] См: http://psyethics.ru/
[3] См. полный текст отчёта по ссылке: http://www.apa.org/independent-review/APA-FINAL-Report-7.2.15.pdf
[4] Стоит отметить, что данный проект, не являясь "официальным" государственным органом, весьма успешно служит делу борьбы с плагиатом. В частности, например, благодаря работе экспертов проекта лишены диссертации некоторые ученые, совершившие акты плагиата, в том числе, и в сфере психологических наук (см. напр.: https://mgppu.ru/project/57/news/4732, https://www.dissernet.org/publications/chronica_torop4enkova.htm)
[5] См. напр: https://www.pca-rus.com/eticheskij-kodeks, http://psyrus.ru/rpo/documentation/ethics.php, https://www.europsyche.org/contents/13134/statement-of-ethical-principles и другие.
[6] Автор сердечно благодарит анонимного рецензента журнала за внимательное и глубокое прочтение работы и за ценные замечания, по статье полученные от рецензента. Автор также благодарит Н.В. Кисельникову за ряд совместных бесед, натолкнувших на определенные ценные мысли, получившие, в том числе, развитие в данной работе.
References
1. Arendt Kh. Banal'nost' zla. Eikhman v Ierusalime. M.: Evropa, 1986, 444 s.
2. Asmolov A. G. Psikhologiya lichnosti: Uchebnik. M: Izd-vo MGU, 1990, 367 s.
3. Bakhtin M.M. K filosofii postupka // Filosofiya i sotsiologiya nauki i tekhniki. Ezhegodnik 1984-1985. – M., 1986. – S.80-160.
4. Bozhovich L.I. Problemy formirovaniya lichnosti. M.: Direkt-Media, 2008, 352 s.
5. Vorob'eva L.I. Psikhoterapiya i etika // Konsul'tativnaya psikhologiya i psikhoterapiya. 2009. № 1. S. 75–93.
6. Gilbert Dzh. Nyurnbergskii dnevnik. M.: Veche, 2012, 496 s.
7. Debol'skii M.G., Zelenina M.M. Osnovnye eticheskie problemy psikhologicheskikh issledovanii v ispravitel'nykh uchrezhdeniyakh (obzor nauchnykh statei zarubezhnykh avtorov) [Elektronnyi resurs] // Psikhologo-pedagogicheskie issledovaniya. 2012. № 2. URL: http://psyjournals.ru/psyedu_ru/2012/n2/53523.shtml (data obrashcheniya: 10.09.2018), s. 2-11.
8. Dzhems U. Nauchnye osnovy psikhologii. Minsk: Kharvest, 2003, 528 s.
9. K'erkegor S. Strakh i Trepet. M.: Kul'turnaya revolyutsiya, 2010, 488 s.
10. Mamardashvili M.K. Kartezianskie razmyshleniya. M.: Progress, 1993, 352 s.
11. Orlov A.B. Psikhoterapiya apolitichna ili ona ne yavlyaetsya psikhoterapiei: chelovekotsentrirovannyi podkhod kak printsipial'no, sushchnostno apolitichnoe predpriyatie ili Cheloveko-tsentrirovannyi podkhod: iskushenie politikoi (otvet Peteru Shmidu) // Zhurnal prakticheskogo psikhologa, №4, 2012, s. 169-182.
12. Shmid. P. Psikhoterapiya – eto politika ili eto – ne psikhoterapiya: chelovekotsentrirovannyi podkhod kak iskhodno politicheskoe predpriyatie // Zhurnal prakticheskogo psikhologa, №4, 2012, s. 152-168.
13. Breggin, P.R. (1971). Psychotherapy as appliedethics. Psychiatry: Journal for the Study of InterpersonalProcesses, 34(1), pp. 59–74.
14. Felder, A.J. & Robbins, B.D. (2011). A cultural-existentialapproach to therapy: merleau-Ponty’sphenomenology of embodiment and its implicationsfor practice. Theory & Psychology, 21(3), pp. 355–376.
15. Fowers, B.J. (2005). Psychotherapy, character, andthe good life. In B.D. Slife, J.S. Reber & F.C.Richardson (eds.), Critical thinking aboutpsychology: Hidden assumptions and plausible alternatives. Washington, DC: AmericanPsychological Association, pp.39–59.
16. Hoffman, D. H., Carter, D. J., Lopez, C. R.V., Benzmiller, H.L., Guo, A. X., Latifi, S. Y., & Craig, D. C. (2015a, July 2). Report to the Special Committee of the Board of Directors of the American Psychological Association: Independent review relating to APA Ethics Guidelines, national security interrogations, and torture. Chicago, IL: Sidley Austin LLP. Retrieved from http://www.apa.org/independent-review/APA-FINAL-Report-7.2.15.pdf, 542 p.
17. Koocher, G.P. & Keith-Spiegel, P. (2008). Ethics in Psychology and the Mental Health Professions: Standards and Cases (3rd e d.). New York: Oxford University Press, 653 p.
18. Kryuchkov K. (2018). Hermeneutics of love and human dignity: onto-ethical dimension of the CCT. Proceedings of the 13'th World COnference for Person-Centered and Experiential Psychotherapy and Counseling, Vienna, pp. 65-66.
19. Proctor G. et. al.(ed.) (2017). Politicizing the Person-Centered Approach: An agenda for social change. Monmouth: PCCS Books. 332 p.
20. Robbins B.D., Karter J.M., Gallagher K. (2015). Big Pharma(kos): The stigmatised scapegoat of medicalisation and the ethics of psychiatric diagnosis, Psychology and Psychotherapy Theory Research and Practice Psychotherapy Section Review(No 56):84, pp. 84-96.
|