The Political Organization of the Region of Ahcupul on the Eve of Conquest: a Critical Revision

Fediushin Vladislav Valer'evich PhD Candidate, Section of History of the Ancient World, History Department, Lomonosov Moscow State University 119192, Russia, Moskva, g. Moscow, ul. Lomonosovskii pr-T, 27 korp. 4 vladfedyushin@gmail.com

Ахкупуль – обширный регион на севере Юкатанского полуострова. В колониальную эпоху так определялась практически вся восточная часть внутренних земель Юкатана, в которой особенное влияние имел линидж Купулей; сам Ахкупуль считался одной из полутора десятков туземных доиспанских «провинций», вопрос о природе которых рассматривался в другой статье.^[1] В первых трудах, посвященных политической географии майя, политическая организация Ахкупуля реконструировалась в соответствии с господствовавшими тогда представлениями об их тождестве отдельным региональным государствам.^{[2, p. 443-444; 3, p. 190-191 et pass.]} Разработка письменных источников, однако, отбросила версии политического единства региона; в классическом труде Р. Ройса «провинция Купулей» представлена уже как совокупность независимых политий номового типа (батабилей или, в более поздней терминологии, кахов), отношения между которыми могли варьироваться от военных конфликтов до нестабильных союзов.^{[4, p. 113-114]}

Позднее политическая организация Ахкупуля стала ключевым влиятельной работы мексиканского историка С. Кесады. Во многом материал именно этой «провинции» стал основой для его выводов относительно политической географии майя постклассического периода в целом. С. Кесада реконструировал в Ахкупуле времен конкисты пять надлокальных образований (кучкабалей) и ряд независимых батабилей; при этом кучкабали строились, по его мнению, без оглядки на территориальное единство — из целого набора анклавов, правители которых были вовлечены в личные отношения с правителем кучкабаля. В соответствии с этой логикой одно поселение — Саки (совр. Вальядолид) — рассматривалось исследователем как столица сразу двух кучкабалей одновременно.^{[5, p. 235-236]} Взгляды С. Кесады оказали значительное влияние на дальнейшее развитие майянистики (см. напр. ^{[5; 6; 7]} В особенности это касается упразднения в рамках его концепции территориальности власти у майя: последняя понимается как сложная система межличностных взаимоотношений, в основе которых лежит контроль над рабочей силой («человеческой энергией») подчиненных общинников, но не над территорией как таковой.^{[5, p. 49-50]} Критику этих представлений, как представляется, также вернее всего будет начать именно с материала Ахкупуля, благо это позволяет сделать достаточно обширная и не использованная полностью С. Кесадой источниковая база.

Гипотеза мексиканского историка в приложении к Ахкупулю основана, главным образом, на интерпретации отдельных документов из корпуса «Сообщений из Юкатана» 1579-1581 гг., списка селений из ресиденсии Диего де Кихады 1565 г. и т. н. «хроники из Йашкукуля».^{[5, 223-242]} Серия работ американского исследователя Мэттью Ресталла показала недостоверность последнего источника. Кодекс написан от лица Накук-Печа, правившего якобы названным селением во время испанской конкисты. Однако фактический и лингвистический анализ показывает, что составление его приходится на 1-ю пол. — сер. XVIII в.^{[9; 10, p. 290; 11, p. 77-80]} Разумеется, адекватным отражением доиспанских реалий считать его нельзя. С другой стороны, ряд не затронутых С. Кесадой источников также дает ценную информацию о политической организации Ахкупуля. Таким образом, рассматриваемая модель требует определенной ревизии.

Обратимся к количеству надлокальных политий (кучкабалей) и их столицам. С. Кесадавыделяет пять таких образований с центрами в Чичен-Ице, Эк’баламе, Пополе и Саки, причем последнее поселение считает столицей сразу двух кучкабалей.^{[5, p. 223-242]}

Вместе с тем в том же корпусе «Сообщений из Юкатана» упомянуты несколько других самостоятельных надлокальных центров. По какой-то причине исследователь отнес к числу независимых батабилей Хухбильчен, который фигурирует в «Сообщении из Кикиля» в качестве места проживания некоего Купуля, имевшего власть над Кикилем. В действительности, Кикиль являлся в некотором смысле аномальной общиной: в местной традиции сохранялась история недавнего ее отделения от Хухбильчена, которую записал энкомендеро Франсиско де Карденас. Согласно этой традиции, отселение случилось в неурожайный год; после смерти основателя Хишхава, признаваемого «сеньором», власть в новом селении перешла «туземным тиранам», под которыми следует понимать совет мелкой знати во главе со жрецом — ахк’ином. Именно последний объявлял войны соседям и назначал временных командующих войском.^{[12, p. 267]} Наличие такой (пусть и несколько деформированной в силу отсутствия династийной власти) организации, характерной для каха, а также удаленность Кикиля от Хухбильчена, не позволяет усомниться в надлокальном характере связи между этими центрами.

Кроме того, четыре селения контролировал Ц’икаб, о чем говорится в «Сообщении» Алонсо де Вильянуэвы.^{[12, p. 205]} По-видимому, к числу таких же менее значимых надлокальных центров Ахкупуля следует отнести и Тепоп. По крайней мере, в пробансе Диего и Хуана де Контрерасов он упоминается как столица (исп. cabecera), имевшая зависимые поселения, которые, однако, не названы.^{[13, fol. 4v]}

Вполне вероятно, что три из указанных С. Кесадой столиц Ахкупуля (Чичен-Ица, Эк’балам, Саки) имели ведущее политическое и символическое значение. Роль Чичен-Ицы как общемайяского паломнического пункта широко известна.^[14] Но, судя по данным «Сообщений», Саки и Эк’балам также являлись важными ритуальными центрами. Документ из Вальядолида рассказывает о поклонении здесь «идолу» Сакивалю, очевидно, имевшему большое значение: раз в четыре года здесь совершался массовый ритуал, привлекавший жителей разных селений.^{[12, p. 28]} Составитель «Сообщения из Ц’онота» Херардо Диас де Альпуче добавляет, что по соседству со святилищем был расположен священный сенот.^{[12, p. 84]} В Эк’баламе также имелся «идол, которого почитали все как бога»;^{[12, p. 199]} что не менее важно, селение было расположено на месте крупного городища классического времени,^[15] история которого ко времени конкисты была мифологически переосмыслена, а ритуальные сооружения — включены в новый историко-мифологический нарратив.^{[12, p. 138-139]} Ритуальное значение, безусловно, не могло не отражаться на политическом статусе этих трех столиц.

Таким образом, количество надлокальных столиц Ахкупуля должно быть больше того, что указано у С. Кесады. Следует учитывать их статусное различие: Чичен-Ица, Саки, Эк’балам — древние городища с монументальными святилищами регионального значения — должны были иметь большее символическое значение, нежели Попола, Хухбильчен, Ц’икаб или Тепоп. Менее важные в символическом плане центры, тем не менее, также контролировали значительные территории. Так, о Пополе сообщается, что ей были подчинены тринадцать селений.^{[12, p. 215]} Политию образовывали около 2 тыс. «податных индейцев» (неясно, имеются в виду главы доиспанских больших или уже колониальных нуклеарных семейств); по сообщению францисканца Луиса де Вильяльпандо, в центральном поселении из них проживало 600.^[16] Природа подобных кучкабалей — были ли это ситуативные или относительно стабильные образования, были они независимы или инкорпорированы в более обширные государства, — неясна. Можно сделать, однако, некоторые предположения, которые будут касаться, по крайней мере, Пополы. Власть над ней принадлежала, по всей видимости, династии — последовательно названы Намай-Купуль, Ахчичен-Купуль (Achichuen Cupul) и Нац’уль-Купуль, последний из которых правил во время конкисты.^{[12, p. 216]} При этом из «Сообщений» из Пишоя и Ц’итнупа следует, что данные селения были подчинены правителю, которого звали так же — Нац’уль-Купуль; «Сообщение из Ц’итнупа» уточняет, что он проживал в Саки.^{[12, p. 51-60]} Имея в виду, что практически наверняка речь идет о времени испанского завоевания, логично предположить, что Нац’уль-Купуль, правивший Пополой, и его тезка из Саки — одно и то же лицо. В таком случае, вероятно, следует предполагать какие-то более сложные политические связи, возможно, имевшие нечто общее с устройством владений Чанов и Ц’ехов в соседнем Тахц’ехе.

Его политическая организация до сих пор реконструировалась на основе единственного источника — «Сообщения из Чанц’онота». Р. Ройс представлял ее в виде «конфедерации групп или городов, [где] не было единого территориального правителя».^{[4, p. 109]} С. Кесада, напротив, записывает всю территорию «провинции» в кучкабаль Чанц’онота.^{[5, p. 225-226]} На самом деле, по-видимому, должность верховного правителя здесь присутствовала в полной мере, хотя и переходила от батаба одного селения к батабу другого. Это прямо следует из неопубликованного рассказа Хуана Чана, который был правителем селения Темаса, являясь при этом халач-виником всего Тахц’еха. Переезд его в Чанц’онот произошел лишь с устройством соответствующей редукции после завоевания Юкатана. При этом дед Хуана Чана Нахав-Чан также был, с его слов, правителем «провинции Тахц’еха», проживая при этом в Тишкокоме.^{[17, p. 160-161]} В то же время списки подчинённых кучкабалю селений, имеющиеся в этих двух источниках, не совпадают. Х. де Уррутия указывает пять селений: Темаса, Хольколь, Тесамай, Тисхо и Текаш.^{[12, p. 245]} Дон Хуан Чан перечисляет 8 кахов, подвластных его деду в бытность надлокальным правителем Тахц’еха (Типош, Тишкоком, Тихас, Тичикич, Тик’унче, Ашульчен, Тишмоэб, Тахк’у)^{[17, p. 160]} — и они совершенно не сходятся с первым списком. Три селения, над которыми правил в той же «провинции» тесть Хуана Чана Фернандо Ц’ех, — Тик’амбуль, К’аван, Йашхаль, — тоже упомянуты лишь единожды.^{[17, p. 161]} Отсутствие пересечений между ними заставляет думать, что на территории, в колониальное время известной как Тахц’ех, в действительности существовало по меньшей мере две-три независимых друг от друга политии, которые контролировали, в то же время, две близко породненные друг с другом династии, причем титул верховного правителя всей этой территории переходил от одного правителя к другому.

Выделение из разрозненных упоминаний в «Сообщениях» сразу двух кучкабалей с центром в Саки выглядит весьма неубедительно. Разные документы корпусе локализуют здесь трёх правителей: Накахун-Ноха, Ахцук-Купуля и Нац’уль-Купуля. По какой-то причине С. Кесада считает двух последних современниками,^{[5, p. 235-236]} но это совершенно не очевидно. О том, что Ахцук-Купуль правил во время конкисты, не сообщается (и, тем более, нельзя сказать что он пережил её — его крещёного имени не приводится). Напротив, о том, что Нац’уль-Купуль руководил Саки во время конкисты, в «Сообщении из Пополы» говорится прямо.^{[12, p. 216]} Версия о том, что в Саки размещалась столица сразу двух политий одновременно, намного спекулятивнее банального предположения: в «Сообщениях» речь идёт попросту о двух не современных друг другу правителях одного и того же кучкабаля.

Реконструкция внутренней политической структуры кучкабаля, проведенная С. Кесадой, показала ситуативный характер династийной и политико-географической компонент его организации. Родовые организации правящих линиджей (цукубы), по мнению исследователя, далеко не всегда можно спроецировать на реальную политическую структуру постклассических государств.^{[5, p. 41-63]}. В этом отношении пример Ахкупуля, безусловно, показателен: как было показано выше, территория, номовые структуры которых контролировали, в основном, члены одного рода, была разделена на несколько политий. Внимания заслуживает, однако, вытекающий из данной постановки вопроса тезис о личном либо родовом, но не институционализированном вне отношений высшей знати, характере политической организации надлокальных политий майя. На материале других регионов северного Юкатана к нему же прибегал японский историк Ц. Окоши.^{[18; 19]}

Этой точке зрения противоречит один важный, но игнорируемый до сих пор исследователями пассаж «Сообщения из Вальядолида». Испанский текст содержит майяский термин, приведенный, по всей видимости, случайно и без перевода (вероятно, со слов рассказчика-майя). Повествуя о фигуре некоего прежнего правителя «Накахун-Ноха» (Nacahun Nogh), который в документе назван капитаном, составители документа пишут: «Его боялась значительная часть туземцев y tzincabes, каковые суть Купули провинции Тисимина» («Nacahun Nogh… al cual mucha parte de los naturales y tzincabes que son Ah copules de la provincia de Tecemín le temían»).^{[12, p. 28]} Не идентифицированное редакторами издания «Сообщений из Юкатана» y tzincabes — это, безусловно, idzincabes или, вернее, idzincabob. Idzin значит «внук».^{[20, fol. 222v]} Cab — многозначный корень; его семантическое поле охватывает такие понятия как «пчела», «улей», «селение или регион», «земля», «внизу или вниз».^{[20, fol. 59r]} Прочитанное дословно, слово idzincab должно обозначать «родственные (символически или в плане династического господства — В.Ф.) земли». Возможно, однако, другое его истолкование, исходящее из приведенного у того же А. де Сьюдад-Реаля термина idzincabal: «Свойственник мужчины, женатый на младшей сестре его жены… внук мужчины, женатый на его внучке, дочери его дочери».^{[20, fol. 222v]} Однако вторая версия выглядит менее вероятной, так как принятие ее заставило бы предполагать либо возможность выпадения суффикса -al без потери смысла, либо ошибку писца, весьма точно на слух передавшего, тем не менее, остальное слово. Суффикс -al в данном случае выполняет, судя по всему, абстрагирующую функцию, и утрата его должна была бы привести к смене значения слова.^{[21, p. 23; 22]} Безусловно, отношения между центром и подчиненными кахами в значительной степени опосредовались локальными правителями — недаром idzincabob в тексте прямо связаны с Купулями. Тем не менее, анализ этого короткого отрывка показывает наличие в политическом мировоззрении майя представления о некоторой связи между надлокальной властью и подчиненными номовыми образованиями, выходящей за рамки личных отношений между их правителями.

Таким образом, критическое рассмотрение источников, относящихся к Ахкупулю, позволяет отказаться от ряда положений, выдвинутых С. Кесадой. Это касается как вопросов локальной политико-географической реконструкции, так и более общих выводов исследователя, определившего направление исследований политических институтов майя позднего постклассического периода.