Library
|
Your profile |
Law and Politics
Reference:
Akhverdiev E.A.
Temporality of the types of forms of governance as substrate for changes in classification criteria
// Law and Politics.
2018. № 5.
P. 23-28.
DOI: 10.7256/2454-0706.2018.5.26298 URL: https://en.nbpublish.com/library_read_article.php?id=26298
Temporality of the types of forms of governance as substrate for changes in classification criteria
DOI: 10.7256/2454-0706.2018.5.26298Received: 15-05-2018Published: 27-05-2018Abstract: This article examines the various problematic aspects. Special attention is given to consideration of concept of the form of government, which in traditional sense has the tripartite structure: form of governance, political regime, and form of territorial configuration. However, some of the Russian authors arrive at an opinion that the political regime cannot be among of the aforementioned elements. Such factor generates another problem – the correlation between the political regime and form of governance, which allows finding the interdependencies that change the form and content of the government. Moreover, the author concludes that the political regime is capable of transforming the form of governance. The indicated thesis substantiates temporality of the form of governance, as well as the third problematic aspect. Temporality of the form of governance becomes a certain substrate for the refusal of binary classification (monarchy and republic). This generates the need for implementing the new criteria for aspectual determination of the structure of public authority. The conducted analysis demonstrated that the indicated demand can be filled by the approach of dividing into the monocratic and polycratic form of governance. Keywords: form of government, form of state, republic, monarchy, polycratia, monocracy, political regime, principle of separation of powers, classification, lawДля исследования понятия и классификации формы государственного правления необходимо определить его место в существующих категориях теории государства. Классическим подходом в этом смысле является рассмотрение формы правления как одного из элементов формы государства. Непосредственно форма государства в юридической литературе определяется по-разному. А.Г. Тищенко представляет форму государства в качестве «совокупности объективных характеристик, посредством которых осуществляется самоидентификация государства как политико-правовой организации общества». Одновременно с этим автор отмечает, что «объективность формы государства предопределяет ее абстрагированность от изменений политико-правовой реальности и обусловленной этими изменениями трансформации образа государства».[1] С учетом этого возникает риторический вопрос о том, как политико-правовая идентификация может существовать в отрыве от политико-правовой реальности. Классическое определение формы государства содержит трехэлементный подход: форма правления, форма территориального устройства и политический режим. В теории государства и права форма государства – способ организации содержания государственной власти и выражения этого содержания вовне.[2] Однако существует позиция, что политический режим не входит в структуру элементов, составляющих форму государства.[2] Это утверждение является достаточно интересным, ведь на наш взгляд, именно форма правления и политический режим являются определяющими явлениями при оценке построения публичной власти. Соотношение этих двух категорий играет значимую роль для последующей классификации форм государственного правления. Политический режим – это совокупность методов, способов и приемов, используемых субъектами политики при реализации публичной власти. Понятие политики неразрывно связано с теми или иными аспектами функционирования государственного организма. Отталкиваясь от данного тезиса, следует признать неразрывную связь политического режима и формы государственного правления как «организации государственной власти, характеризуемая ее формальным источником и принципами взаимоотношения между высшими (центральными) органами государственной власти (глава государства, парламент, правительство) и населением».[3] Приведенное определение, на наш взгляд, является ограниченным ввиду элиминации фактической стороны содержания понятия. В работах М. И. Байтина отмечается, что без демаркации юридической и фактической стороны невозможно осмысление и понимание взаимосвязи высших государственных органов друг с другом и населением.[3] Таким образом, необходимо различать форму правления «на бумаге» и объективно существующую. Следовательно, форма правления – это совокупность формальных (юридических) и неформальных (фактических) отношений, возникающих в процессе организации и функционирования высших органов государственной власти, их взаимодействия между собой и с населением, характер и степень участия последнего в управлении государством.[3] В этом контексте именно политический режим является перцепцией объективно существующей формы правления. Процесс реализации методов, способов и приемов осуществления государственной власти, относящийся к сфере политического режима, может лежать как в правовой форме, так и околоправовой, коллизионной. Коллизионность конституционных норм детерминируется борьбой политических субъектов за утверждение собственных интересов. Например, в современное время в конституционных актах может отражаться диссенсус между желанием государственного аппарата сохранить свою независимость от общества и стремлением общества поставить государственный аппарат себе на службу.[4] Могут возникать случаи, когда силы движения консерваторов направлены на внесение в конституционные акты элементы монократии, а силы сторонников прогресса – на расширение власти парламента.[4] Подобные примеры показывают способность политического режима реально искажать элементы государственной системы, которые формируются в зависимости от уровня развития политико-правовых отношений, правосознания населения, исторического развития, религиозного и климатогеографического факторов.[5] В таком случае, следует согласиться с Д.А. Авдеевым в том, что государство находится в постоянном развитии.[6] Однако перманентной трансформации подвержена лишь форма правления. В основном, конституционные нормы производят юридическую остенсию формы государственного правления. Как верно отметил А.М. Осавелюк, форма правления – организационный и юридический каркас, моделирующий отношения между органами государственной власти.[7] Учитывая вышесказанное, можно заключить, что политический режим – это основанный на признаках формы правления реальный порядок функционирования и взаимодействия субъектов политической власти. Коллизия конституционных норм заключается в контроверзе формы правления и политического режима. Содержанием коллизии в этой связи становится искажение писаной формы правления как выход за пределы установленных механизмов в практике поведения субъектов при реализации ими публичной власти или попытке её ослабления разнородными политическими силами. Подводя промежуточный итог размышлениям, необходимо заметить, что современная юридическая наука подходит к проблеме правильной классификации формы государственного правления и отказа от бинарного подхода. Бинарный подход в определении формы государственного правления предполагает деление на монархии и республики. Субстратом деления является несколько критериев:[8] · какое количество лиц осуществляют верховную власть; · правовое положение субъекта, обладающего верховной властью; · способ передачи верховной власти. Данные критерии, начиная с ХХ в. утрачивают свою актуальность и универсальность. Происходящие политико-правовые процессы оправдывают необходимость изучения фактического распределения и объема властных полномочий между высшими органами власти, а также способов осуществления публичной власти. Предлагаемые современными исследователями новые критерии позволяют разграничивать форму правления на монократию и поликратию. Эксплицитная характеристика упомянутых понятий заключается в количестве центров концентрации властных полномочий в процессе политической борьбы между политическими силами (государственными органами). Сосредоточение верховной власти в одном центре – монократия, в двух и более – поликратия. В процессе соотнесения рассматриваемых нами подходов может возникнуть вопрос о конгениальности содержания монократии и монархии. Действительно, в этих формах правления основной признак имеет сходную характеристику – консолидация верховной власти в одном центре. Однако, на наш взгляд, это иллюзорная близость понятий. Дело в том, что при монархической форме правления существуют три условия, очевидно не вписывающиеся в содержательную часть монократии. Во-первых, публичная власть в монархиях, как правило, передается по наследству. Во-вторых, безграничные полномочия по её реализации имеет центр в лице персонифицированной фигуры. В-третьих, содержание единовластия в монархии и монократии имеет различный оттенок. В первом случае «архе» в переводе с греческого языка имеет смысловую нагрузку, отражающую власть, дарованную Богом, а потому не обсуждаемую.[6] Во втором случае понятие «кратос» означает власть, данную кем-то, то есть необязательно Богом, а потому она может быть изменена или ликвидирована. В современных условиях признаки, входящие в монархическую форму правления, утратили свою актуальность. Подходы и критерии, предлагаемые в структуре монократического государства, наиболее полно удовлетворяют потребность в объединении важных общественных и политико-правовых явлений. Д.А. Авдеев предлагает систему критериев идентификации формы государственного правления по монократическому и поликратическому делению:[6] · количество центров сосредоточения полномочий; · принципы управления (коллегиально или единолично); · распределение полномочий между высшими органами власти; · наличие сдержек и противовесов в системе разделения властей; · наличие юридической ответственности органов государственной власти друг перед другом и перед избирателями; · фактическое положение высших органов власти. При оценке предложенных критериев возникает вопрос о целесообразности учета принципа управления в коллегиальной или единоличной форме, так как в данном случае происходит откат к системе признаков бинарной классификации формы государственного правления. На наш взгляд, первичным является определение количества центров, сосредотачивающих властные полномочия. Дело в том, что даже в случае консолидации власти в двух центрах, представленных конкретными личностями, разделение формы правления на монократию и поликратию будет определяться в зависимости от методов и способов управления, наличия четко разграниченной сферы ответственности и эффективной системы сдержек и противовесов. Кроме вышеперечисленных критериев, Д.А. Авдеев выделяет и факультативные: · степень участия избирателей при формировании органов государственной власти; · структуру высших органов государственной власти; · порядок формирования органов публичной власти. На наш взгляд, выделение факультативных критериев в том виде, в котором произвел автор, является излишним. Выявление представленных качеств может осуществляться в рамках основных критериев. Например, «степень участия избирателей при формировании органов государственной власти» изоморфна «юридической ответственности … перед избирателями». Одновременно с этим следует признать, что выдвинутые критерии в совокупности позволяют избежать разночтения при определении вида формы правления. Обобщая изложенное, необходимо уточнить, что приведенные нами тезисы не являются пробабилизмом только потому, что именно форма правления как элемент формы государства представляется наиболее динамично изменяющимся правовым явлением. В этой связи оценка организации государственной власти сквозь призму его юридического закрепления на сегодняшний день может ввести исследователя в заблуждение, так как законодатели во многих странах использовали бинарный подход при составлении своих конституционных актов. Следовательно, принимая во внимание темпоральный характер закрепляемой формы государственного правления, наиболее удачной классификацией является подход деления на монократию и поликратию, который, в свою очередь, состоит в корреляционной связи с политическим режимом. В целях наглядного изображения процессов, при которых форма правления может деформироваться до степени, не позволяющей применять классический подход классификации, мы видим необходимость в приведении следующего примера. Организация любой государственной власти должна опираться на конкретную систему связанных между собой правил и принципов. В качестве таковой в конституционном праве предлагается принцип разделения властей. Баланс полномочий между ветвями государственной власти – залог эффективного и демократического функционирования государства. Традиционно верховную власть делят между собой законодательные, исполнительные и судебные органы. В современное время усложнение системы управления и политико-правовых отношений приводит к тому, что оценка эффективности реализации публичной власти уже не может ограничиваться простым разделением функций государства в формализованные органы власти. Касательно данного аспекта верно отмечает С.А. Котляревский, который охарактеризовал принцип разделения властей тремя тезисами:[9] · функции логически и исторически предшествуют органам власти; · между государственными органами и функциями государства нет полного соответствия; · всякая классификация властей условна и относительна. Действительно, разграничение властей на законодательную, исполнительную и судебную давно критикуется многими конституционалистами. Помимо этих ветвей власти в юридической литературе упоминаются президентская, контрольная, избирательная, прокурорская. Выделять эти и другие разновидности ветвей власти позволяет возрастающая роль тех или иных государственных органов (центров) при реализации публичной власти, которая опосредуется политическими факторами. В этой связи приобретает особое значение реальное закрепление системы сдержек и противовесов и установление реальной ответственности государственных органов друг перед другом. В противном случае, государство может получить моноцентричную политическую систему за счет сосредоточения власти в каком-либо одном лице.[10] При наличии таких условий, складывающуюся форму правления будет трудно соотнести с монархией или республикой. Таким образом, для преодоления недостатков классического подхода классификации формы правления, юридической науке требуются новые инструменты и критерии, которые находят свою опору в системе деления монократических и поликратических форм правления. Дискурсивный характер данного вывода основывается на невозможности реального учета изменяющегося фактического содержания формы государственного правления при использовании бинарного подхода. Это обстоятельство предопределяет необходимость в поисках и предложении качественно новых взглядов на существующую проблему. References
1. Tishchenko A.G. Obraz gosudarstva: genezis, transformatsiya, sovremennoe videnie // Vestnik Sankt-Peterburgskogo universiteta MVD Rossii. 2005. №3.
2. Shanin A.A. Politicheskii rezhim: sushchnost', soderzhanie i tipologiya. / Shanin A.A. — Berlin (Germaniya) : Izdatel'stvo LAP LAMBERT Academic Publishing, 2012; 3. Baitin M.I., Gruzinov V.A. Kategoriya «forma pravleniya» v sovremennoi otechestvennoi nauke // Vestnik Saratovskoi gosudarstvennoi akademii prava.-Saratov: Izd-vo SGAP, 2008, № 3 (61).-S. 18-23; 4. Denisov S.A. Problemy kollizii norm v konstitutsionnom prave // Yuridicheskaya tekhnika. 2017. №11. 5. Davydova M.L., Akhverdiev E.A. Klimaticheskii determinizm i possibilizm v filosofii prava i gosudarstva: istoriya razvitiya i sovremennye perspektivy // Politika i Obshchestvo. — 2017.-№ 7.-S.1-8. 6. Avdeev D. A. Forma pravleniya v Rossii (kratkii konstitutsionnyi ocherk): monografiya / D. A. Avdeev. Tyumen': Izd-vo Tyumenskogo un-ta, 2015. 244 s. 7. Osavelyuk A. M. Forma pravleniya i gosudarstvennyi rezhim: poisk optimal'nogo sochetaniya // Vestnik RGGU. 2013. № 1. S. 97-107; 8. Simonishvili, L. R. Formy pravleniya: istoriya i sovremennost' [Elektronnyi resurs] : ucheb. posobie / L. R. Simonishvili.-2-e izd., stereotip. — M.: Flinta : MPSI, 2011. — 280 s 9. Korotkova N.V. Problema razdeleniya vlastei v gosudarstvenno-pravovom uchenii S.A. Kotlyarevskogo // Pravo i politika. – 2006. – №12.; 10. Avak'yan S.A. Sovremennye problemy konstitutsionnogo i munitsipal'nogo stroitel'stva v Rossii / Konstitutsionnoe i munitsipal'noe pravo.-M.: Yurist, 2010, № 3. |