The evolution of the ideological and educational work of the Komsomol in the mid-1950s

Slezin Anatoly Anatol'evich Doctor of History Professor, the department of History and Philosophy, Tambov State Technical University   392032, Russia, Tambovskaya oblast', g. Tambov, ul. Michurinskaya, 112, kab. 313 anatoly.slezin@yandex.ru Other publications by this author

Vanin Vladimir Alekseevich PhD in History graduate student of the Department of History and Philosophy at the Tambov State Technical University 392017, Russia, Tambov, ul. Internatsionalnaya, d. 14 hist@nnn.tstu.ru Other publications by this author

По-прежнему приоритетным направлением работы комсомола считалось руководство идеологической работой среди комсомольцев и молодежи. Хотя политучеба провозглашалась «делом добровольным», в то же время боролись за охват ей не только всех комсомольцев, но и всей молодежи комсомольского возраста. Недаром в основном докладе на областной комсомольской конференции в 1955 г. провозглашалось: «Некоторые товарищи до сих пор неправильно понимают принцип добровольности, не исходят из требований Устава ВЛКСМ о том, чтобы каждый комсомолец обязан повышать свой идейно-политический уровень» ^[1].

В 1953 г. Тамбовский обком ВЛКСМ даже обратился с письмом в ЦК ВЛКСМ, жалуясь на слабое обеспечение общественно-политической литературой («всего» 3 тыс. экземпляров работы Сталина «Экономические проблемы социализма в СССР»). Обком просил присылать в сельские райкомы более доступные лекции, связанные с жизнью сельской молодежи, на наглядных примерах показывающих экономический и культурный рост села. В письме подчеркивалось: «Лекторам групп докладчиков трудно выступать с лекциями, особенно по «Экономическим проблемам социализма в СССР», ибо присланные из обкома ВЛКСМ, Общества по распространению научных и политических знаний слишком общие и большие, не рассчитаны на образовательный уровень и профиль слушателей, особенно колхозной молодежи. Они не доходчивы, да и читать их трудно без наглядных пособий» ^[2].

По отчетным данным в 1952-1953 учебном году всеми формами политического просвещения было охвачено 46 620 комсомольцев и 5 751 человек из числа не состоящих в комсомоле. В областной комсомольской организации было создано 1 951 политкружков и политшкол, в которых занималось 37 464 человека ^[3].

В 1954-1955 учебном году всеми формами комсомольского просвещения было охвачено более 43 тысяч юношей и девушек Тамбовской области ^[4]. Лекторские группы объединяли более 1,5 тыс. лекторов из числа молодых учителей, специалистов, комсомольских работников ^[5]. В городе Рассказово в большинстве комсомольских организаций регулярно читались лекции и доклады на политические, научно-популярные, технические и молодежные темы. На Арженской и Рассказовской суконных фабриках, в прядильно-трикотажной артели работали постояннодействующие молодежные лектории ^[6]. С целью удовлетворения запросов различных категорий молодежи были созданы кружки с новой тематикой: «Будущее начинается сегодня», «У карты Родины» и др. Пытаясь учитывать образовательный уровень слушателей, ЦК ВЛКСМ организовал политшколы с одногодичным сроком обучения (ранее существовали только двухгодичные), разработал учебные планы дифференцированно для политкружков промышленных предприятий, колхозов, совхозов, МТС.

К 1957 г. всеми формами политучебы было охвачено уже более 51 тыс. юношей и девушек Тамбовской области. В области действовало 1375 политкружков ^[7]. Новой формой политучебы в 1957-1958 учебном году стали кружки по изучению истории ВЛКСМ, кружки по изучению той или иной отрасли народного хозяйства. Однако новая форма внедрялась очень неэффективно. Местные руководящие органы заняли выжидательную позицию: много говоря о необходимости развития новых форм политучебы, сами практически бездействовали.

Более активно внедрялись в практику кружки текущей политики. В 1957- 1958 учебном году они составляли 48% всех форм обучения в комсомольском политическом просвещении ^[8]. Правда, для рядовых слушателей все-таки весьма трудным было изучение трудов В.И. Ленина, документов КПСС и ВЛКСМ, занявшее основное место в программах данных кружков.

В целом же в сравнении с предыдущим историческим периодом цели и задачи пропаганды становились все более конкретными, «приземлялись» к текущим задачам коммунистического строительства. Пропагандисты обязывались пропагандировать кукурузу, хороший опыт молодых животноводов по надою молока, борьбу за культуру и чистоту на производстве, освоение новой техники и т.п. Жесткой критике подвергались те из пропагандистов, кто заявлял, что «их дело пропагандировать марксизм-ленинизм» ^[9]. Комсомольских активистов, пытающихся строить идеологическую работу отвлеченно, модно стало сравнивать с «попами»: «говорят о коммунизме, как о какой-то далекой цели и не связывают нашу пропаганду и агитацию с конкретными задачами каждого предприятия, колхоза, бригад, ферм по увеличению производства продуктов» ^[10]. Об актуальности «трудового героического подвига» говорят темы конференций, вечеров, проводимых в клубах области: «Люди труда – герои нашего времени», «Перенимай опыт лучших, иди в ногу с передовиками», «Советский народ – строитель коммунизма», «Его величество рабочий класс», «Достижение науки и техники – в производство» и др.

Создание кружков и семинаров по изучению конкретной экономики в условиях расширения участия ВЛКСМ в хозяйственном строительстве имело важное значение для разъяснения молодежи хозяйственной политики. Но руководящие органы ВЛКСМ шли дальше: высокие результаты производственной деятельности они напрямую связывали с успехами массово-политической работы. Так, в Сосновском районе в середине 1950-х годов действительно из 15 артелей 12 стали миллионерами. Большое внимание уделялось наглядной агитации. Красочно оформленные клубы, избы-читальни, библиотеки, красные уголки на фермах и полевых станах тоже имели место. В период полевых работ все колхозы района обслуживались концертами художественных молодежных бригад. Но вряд ли «агитация делала миллионеров», скорее благосостояние колхозов способствовало высвобождению средств на более привлекательную агитацию.

Несправедливо напрямую связывать и недостатки в учебе комсомольцев с неудачами политико-просветительной работы. Тем не менее, традиционно неудовлетворительные оценки учащихся и студентов показывались как результат слабой политико-воспитательной работы комитетов, курсовых бюро, комсомольских групп.

В тоже время по-прежнему мечтами оставались планы читать лекции в каждой комсомольской организации ^[11]. Высокие цифры охвата политучебы и в данные годы оставались фикцией. Так, в 1954 г. были выявлены факты очковтирательства в Мучкапском районе: пропагандисты колхозов, проводившие в реальности 1-2 занятия отчитывались о 9 и более ^[12]. В 1955 г. обнаружилось, что в Гражданском районе секретарь райкома Пыпин фактически отчитывался о политучебе «мертвыми душами». На самом деле формы политической учебы были определены только по 5 комсомольским организациям. Комсомольцы и молодежь 10 колхозов были зачислены в кружки и политшколы, но не имели даже представления об этом ^[13].

В 1957 г. бюро обкома ВЛКСМ рассмотрело отчет Платоновского райкома комсомола о руководстве политсетью. В очередной раз выяснилось, что при комплектовании кружков в них огульно зачислялись комсомольцы без учета их образовательного и политического уровня. Пропагандисты не знали постоянного состава кружков. Посещаемость была крайне низкой ^[14].

Серьезные претензии областная комсомольская организация предъявляла к местному отделению Общества по распространению политических и научных знаний и областному лекционному бюро: в тематике читаемых ими лекций почти отсутствовали вопросы коммунистического воспитания молодежи. На протяжении всего изученного периода обещанием оставалось заявление руководства отделения общества о готовности создать молодежную секцию.

На районных комсомольских конференциях избирали лекторские группы, которые регулярно отчитывались о своей работе. Но свидетельства рядовых комсомольцев опровергают какие-либо достижения лекторских групп. Так, комсомолец Лазуткин из колхоза им. Сталина Красивского района рассказывал в 1955 г.: «В прошлом году ни одной лекции не было прочитано.
Один раз прочитал лекцию представитель райкома партии, так они скорей к себе записали» ^[15]. Молодой председатель колхоза из Ржаксинского района оценивал ситуацию 1957 г.: « На протяжении трех лет моей работы в колхозе, у нас в массиве МТС я ни разу не услышал хорошей лекции о международном положении или о другом. Никто не приезжает, приезжают только налетами — спросят, как дела, поедут в поле, посмотрят кукурузу или еще что, а ведь народ хочет услышать что-то хорошее» ^[16]. Обком ВЛКСМ в июле 1955 г. тоже вынужден был признать: «Многие горкомы и райкомы ВЛКСМ недооценивают лекционную работу; сводят эту работу в лучшем случае лишь к учету прочитанных лекций. В Бондарском, Платоновском, Избердеевском, Красивском, Шпикуловском районах ВЛКСМ группы докладчиков бездействуют. Комсомольские организации в погоне за количеством прочитанных лекций упускают главное в лекционной пропаганде — идейное содержание. Низкий уровень лекционной пропаганды сужает молодежные аудитории, отбивает всякий интерес молодежи к лекциям» ^[17].

Не лучше выглядела реальная ситуация с другими формами политучебы. Молодой главный инженер совхоза им. Кагановича Сампурского района Ясаков признавал: «Я назначен пропагандистом своим райкомом ВЛКСМ, но плана по изучению биографии В.И. Ленина нет. Звоню в райком, говорят, что изменения какие-то произошли, вы начинайте с того, «как они жили и боролись»…» ^[18].

И в конце изучаемого периода руководство Тамбовского обкома ВЛКСМ вынуждено было констатировать, что «многие группы докладчиков, прежде всего, Уваровского, Глазковского райкома и даже Тамбовского горкома ВЛКСМ фактически существуют только на бумаге. Группа докладчиков Старо-Юрьевского райкома ВЛКСМ за год ни разу не собиралась» ^[19]. В комсомольских организациях Тамбова, Моршанска кружки и политшколы комсомольского просвещения были созданы без учета мнения самих комсомольцев, без учета их общеобразовательной подготовки. Почти половина комсомольцев Моршанска, работающих на предприятиях и в учреждениях, ни в каких кружках и школах вообще не учились. Срывалась политучеба комсомольцев ТВРЗ, завода «Ревтруд» и многих других комсомольских организаций ^[20].

Самой неэффективной формой политпросвещения была работа комитетов ВЛКСМ с самостоятельно изучающими марксистско-ленинскую теорию. Даже в отчетном докладе на областной комсомольской конференции (январь 1958 г.) признавалось: «Самостоятельное изучение превращается в ширму для некоторых комсомольцев, не желающих работать над повышением своего политического уровня» ^[21].

Расширение тематики кружков в сети комсомольского политпросвещения, имевшее, прежде всего, положительные стороны (больший учет интересов молодежи, учет уровня подготовки) встретило на своем пути и неожиданные преграды. Усложнился контроль за их деятельностью. Программы и планы кружков, готовившиеся в спешке, отнюдь не отличались высоким качеством. Не хватало кадров для ведения кружков новых типов. Наконец, ввиду быстрого роста количества кружков текущей политики сокращалось количество кружков по более сложным (а для комсомола и более важным) программам, резко сокращалось количество политшкол.

Низкой оставалась эффективность работы всех форм политучебы. Об этом можно судить даже по официальным данным. Так, в 1952-1953 учебном году более 7 тысяч слушателей не сумели освоить программу политкружков области ^[22]. Те политкружки, которые сумели отчитаться об успешной работе, скорее всего, тоже очень редко могли похвастаться приличным качеством просветительной работы. Обычным методом усвоения материала были громкие читки газет, без живого творческого обсуждения материала ^[23]. Описания посещений политзанятий (за исключением показательных) больше напоминают анекдоты ^[24].

Нельзя сказать, что комсомольские органы не применяли усилий для улучшения качества политучебы. 26 июня 1955 г. ЦК ВЛКСМ принял постановление «Об улучшении политического просвещения в комсомоле». Как в данном документе, так и в последующих решениях местных комсомольских органов главным недостатком в содержании и организации политической учебы называлось наличие формализма и казенщины. Осенью 1955 г. для оказания помощи в политическом просвещении в районы области были направлены 7 пропагандистских групп, была проведена методическая конференция с участием 200 пропагандистов ^[25]. Вопросы организации политического просвещения регулярно рассматривались на пленумах городских и районных комитетов ВЛКСМ. Однако вряд ли они могли изменить качество политучебы, так как плохими результаты идейно-воспитательной работы комсомольские органы считали отнюдь не из-за слабого освоения комсомольцами хотя бы минимума политических знаний или хотя бы основ марксистско-ленинской теории. Неэффективные результаты идейно-воспитательной работы рассматривались как причины нарушений дисциплины, отсутствия социалистического соревнования, низких показателей на производстве и в учебе, уголовных преступлений в молодежной среде.

Одним из следствий неэффективности идейно-воспитательной работы считали в комсомоле и проявления религиозности юношей и девушек. Комсомольских активистов, как правило, возмущало наличие суеверий и мистицизма, веры в юродивых и прорицателей. Пророчества о пришествии сатаны, конце света, распространение так называемых «святых писем» образованная часть молодёжи встречала преимущественно с осуждением. В тоже время даже среди комсомольцев с сочувствием были встречены известия о молебнах о дожде, против засухи.

В 1947-1948 годах в политическом лексиконе снова появился забытый в годы Великой Отечественной войны и первые послевоенные годы термин «атеистическое воспитание». Наиболее активные усилия в «реабилитации» антирелигиозной борьбы были предприняты ЦК ВЛКСМ по рекомендации ряда партийных лидеров. В частности, М.А.Суслов посоветовал ЦК ВЛКСМ «вспомнить о традициях комсомола в борьбе с религиозным влиянием на молодёжь» ^[26].

Как только в середине 1947 года в столице вспомнили об антирелигиозной пропаганде, на местах это восприняли как сигнал к действиям, как предзнаменование грядущего изменения государственной политики по отношению к церкви ^[27]. Несколько отделов ЦК ВЛКСМ сосредоточили внимание на атеистическом воспитании подрастающего поколения. Ими по всем каналам (партийным, государственным, комсомольским, органов госбезопасности, милиции, прокуратуры) собиралась информация о состоянии религиозности среди молодёжи, которая затем обобщалась и направлялась секретарям ЦК ВЛКСМ, строго секретно в местные комсомольские органы, и, конечно, в ЦК ВКП(б). Из содержания этой информации следовало, что никакой атеистической работы среди юношей и девушек, подростков, пионеров комсомольские комитеты и организации не вели, а религиозные настроения быстро росли.

Иногда соблюдение церковных обрядов мешало общественным мероприятиям. Бывали случаи, когда празднование религиозных праздников сопровождалось пьянкой и невыходом на работу. Однако обращает на себя внимание, что в качестве примеров этого в разных документах упоминаются одни и те же немногочисленные факты. Например, упоминалось о том, что 21-22 сентября 1953 г. в колхозе им. Будённого Шульгинского района по случаю празднования Рождества Богородицы из 162 трудоспособных колхозников 140 человек два дня не выходили на работу. Причем в отчете сначала сообщалось, что из 35 комсомольцев-колхозников – 23 человека также отмечали религиозный праздник. Затем данные цифры были исправлены: получалось, что «праздновали» из 14 комсомольцев 10.

А 11 сентября 1953 г. в селе Рясское Бондарского района по случаю религиозного праздника были массовые народные гуляния, на которых присутствовало около 1000 человек из окрестных колхозов. Комсомольской ячейке ставилось в вину, что туда на автомашинах и подводах были подвезены для продажи арбузы, овощи и фрукты ^[28].

Практические меры для усиления антирелигиозной пропаганды сводились к рекомендациям подобрать группу молодых специалистов, учителей, внештатных лекторов, антирелигиозников. С этими людьми предлагалось провести специальные семинары, по результатам которых предлагалось разработать тематику лекций и докладов по научно-атеистической пропаганде. Постоянно говорилось о необходимости увеличить количество публикаций в печати на антирелигиозные темы ^[29]. Звучала критика и в адрес газеты «Молодой сталинец»: «Хуже того, за всю свою деятельность газета «Молодой сталинец» совершенно не практикует таких мероприятий, как пропаганда атеистических знаний. Вы не найдёте ни одной статьи об атеистической пропаганде», — критиковал газету секретарь комитета ВЛКСМ резино-асбестового завода Наумов ^[30].

Видно, что тон высказываний на комсомольских собраниях в первичных организациях также менялся: от нейтрального — «антирелигиозной пропагандой мы не занимаемся» до «агрессивного» — «мы никогда не пойдём на примирение с религией». На местах власть пыталась «правильно» расставить акценты относительно отношения к Русской православной церкви. В статистических отчётах до отчёта за второе полугодие 1947 г. не было графы «исключён из ВЛКСМ за совершение религиозного обряда». А вот в статистическом отчёте за второе полугодие 1947 г. такая графа появилась, хотя был исключён лишь один человек (всего было исключено 83 человека). За 1953 г. уже 31 человек из 515 исключенных исключён из ВЛКСМ за совершение религиозного обряда ^[31]. Увеличение количества исключённых из ВЛКСМ за совершение религиозных обрядов, с одной стороны, лишний раз подтверждает усиление давления со стороны власти на верующих комсомольцев. А с другой стороны, показывает, что, несмотря на ужесточения в данном вопросе, комсомольцы продолжали посещать церкви. Объясняется это и тем, что конкретные практические действия в области антирелигиозной пропаганды были слабы по сравнению с потребностью молодёжи в духовном обогащении, стремлении ощутить культурную и духовную связь со своими предками.

Местная власть действовала очень осторожно. Опытные руководители областного звена воспринимали послабления центральных властей в отношении церкви, как одну из многочисленных кампаний, которую нужно пережить, не впадая в своих действиях в крайности. После поворота к более решительным антирелигиозным действиям многие местные руководители также заняли выжидательную позицию.

Ситуация изменилась после смерти И.В.Сталина. Оказалось, что он являлся своеобразным гарантом стабильности государственно-церковных отношений.

В официальных документах вновь стали применяться радикальные оценки религиозной деятельности: оживала антирелигиозная риторика 1930-х годов. В частности, в 1953 г. Тамбовский обком ВЛКСМ сообщал о деятельности «антисоветского подполья церковников, последователей так называемых «истинно-православных христиан»: «Участники этого подполья, не смотря на ряд принятых мер продолжают вражескую работу, ведут антисоветскую агитацию, призывают население не признавать советскую власть, бойкотировать мероприятия партии и правительства, стремятся оторвать молодежь от общественной жизни, от вступления в комсомол, учащихся — в пионеры, агитируют выходить из колхозов, не работать на производстве, противодействуют учебе в школе, молодежь призывают не служить в Советской Армии. Запугивают население скорым концом света и страшным судом. Наряду с этим ожидают новой войны и прихода американцев» ^[32]. В докладе подчеркивалось: «Можно было бы назвать еще немало примеров, свидетельствующих о прямых действиях церковников в нашей действительности» ^[33]. Но конкретных примеров так и не приводилось. Вместе с тем делался вывод: «Ложное и неправильное представление будто церковь лояльна к советскому строю, отсутствие наступательной борьбы с религиозниками приводит отдельных работников к потере бдительности» ^[34].

В отчете секретаря ЦК ВЛКСМ А. Н. Шелепина на XII съезде ВЛКСМ (март 1954 г.) было сформулировано несколько директивных положений, демонстрирующих старт новой антирелигиозной кампании на всесоюзном уровне. Приведем в этой связи следующие выдержки из доклада: «Поучительным… было совещание секретарей по пропаганде и агитации обкомов, крайкомов и ЦК ЛКСМ союзных республик, созванное ЦК ВЛКСМ в феврале с. г. На нем обсуждался вопрос об усилении политической работы среди сельской молодежи… Многие секретари пытались говорить на этом совещании о чем угодно, но только не о сельском хозяйстве. Почему? Да потому, что некоторые из них и не думали заниматься этим делом, считали, что мобилизовыватьмолодежь на подъем сельского хозяйства не входит в обязан-ности отделов пропаганды и агитации… Несколько слов об атеистическом воспитании молодежи, об антирелигиозной пропаганде. Нужно признать, что антирелигиозная пропаганда в комсомоле серьезно ослабла, а кое-где совершенно прекратилась. Отдельные комсомольские работники склонны преуменьшать вредное влияние церкви на молодежь и детей. Для подобного благодушия нет никаких оснований. Факты говорят о том, что некоторые юноши и девушки подпадают под влияние религиозной идеологии. Задача состоит в том, чтобы покончить с безразличным отношением к деятельности церкви среди молодежи, всемерно усилить атеистическое воспитание молодежи, восстановить в полных правах антирелигиозную пропагандув комсомоле» ^[35]. Принятый на XII съезде ВЛКСМ новый устав комсомола вновь нацеливал «…бороться с пережитками капитализма в сознании молодежи, с пьянством, хулиганством, с религиозными предрассудкамии нетоварищеским отношением к женщине» ^[36]. 27 марта 1954 г. Н.С. Хрущеву была направлена подготовленная Агитпропом и Отделом науки ЦК докладная записка «О крупных недостатках в естественно-научной, антирелигиозной пропаганде». Ее авторы, намеренно сгущая краски, нарисовали картину быстрого роста религиозных организаций, прежде всего Русской православной церкви, и полного развала атеистической работы в стране ^[37].

7 июля 1954 г. ЦК КПСС принял постановление «О крупных недостатках в научно-атеистической пропаганде и мерах ее улучшения» ^[38]. Оно носило идеологически агрессивный характер. Верующие противопоставлялись другим гражданам. Комсомольские организации призывались проводить антирелигиозную работу «систематически, со всей настойчивостью, методом убеждения, терпеливого разъяснения и индивидуального подхода к верующим людям». Как форма политической коммуникации, антирелигиозная кампания 1954 г., сильно влияла в первую очередь на систему идеологических установок. Она формировала информационное пространство, но не затрагивала институциональных основ религиозных организаций. Возможно, говоря о проблеме «оживления деятельности церкви и различных религиозных сект», партийная власть в большей степени была озабочена тем, что среди «партийных и советских работников утвердилось ошибочное мнение» о самоликвидации религии по ходу коммунистического строительства. Очередным «усилением антирелигиозной пропаганды» власть преследовала цель напомнить своим активным сторонникам об идеологической норме ^[39].

В Тамбовской области наиболее оперативно на постановление отреагировала комсомольская печать. Газета «Молодой сталинец» уже 8 июля 1954 г. опубликовала статью «Об антирелигиозной пропаганде в Бондарском районе». В ближайшие четыре месяца антирелигиозные материалы были опубликованы в восьми номерах газеты. В основном это были фельетоны, высмеивающие молодежь, участвующую в религиозных обрядах. В сентябре вышла целая антирелигиозная страница. Как в довоенные годы, «Молодой сталинец» вновь печатал антирелигиозные частушки, откровенно оскорбляющие чувства верующих. Мотив «идеологического отравления» молодых душ, далеко не новый, вновь стал использоваться пропагандой с целью убедить молодежь в архаичности, несоответствии советским стандартам жизни религиозных традиций, обрядов крестьянской культуры. За участие в обрядах, как сообщала местная печать, регулярно исключали из комсомола. Нарастающая агрессивность пропаганды начинала оказывать давление на сомневающихся, индифферентных в вопросах религиозной веры людей, она вмешивалась в жизнь и изменяла их личную судьбу. «Вдруг» обнаружилось, что многие религиозные практики, вплетенные в традиционные формы быта, регламентирующие, в частности, рабочее время, праздничный календарь, обряды и проведение досуга, были распространены более широко, чем советские традиции быта. Вопрос реформирования общества в представлении части идеологического актива тесным образом оказался связанным с проблемой более глубокой «советизации» повседневности. Антирелигиозная кампания 1954 г. идеологически оформила эту задачу культурной политики партийного руководства ^[40].

Вновь на страницах местной периодики весьма часто стали публиковаться статьи, «разоблачающие религиозников». Как правило, статьи, посвященные христианству, выходили к церковным праздникам: Пасхе, Рождеству, Крещению. В них раскрывалось происхождение праздников, проводились аналогии с политеистическими древними религиями и схожими обрядами в других конфессиях. Так, объясняя происхождение и сущность Пасхи, авторы статей сходились на мысли, что этот праздник никоим образом не связан со смертью и воскрешением Иисуса Христа. Это день пробуждения природы и наступления весны. Обязательным выводом каждой статьи являлось то, что религиозные обряды и праздники, существующие в СССР – пережиток прошлого, наносят вред народному хозяйству, быту граждан и здоровью человека. Обязательный акцент в этих статьях делался на то, что христианство было порождено невыносимо тяжелыми условиями существования угнетенных масс: рабов, городской бедноты, безземельных крестьян и покоренных Римом народов. Лишенные Родины, семьи, задавленные гнетом рабы теряли веру в освобождение своими силами. Они не видели выхода из сложившейся ситуации на земле и переносили свои надежды в загробную жизнь.

Новой формой антирелигиозной деятельности стали Дома и Комнаты атеиста. Их задачей было объявлено обобщение и распространение положительного опыта антирелигиозной пропаганды, помощь клубам и Домам культуры в проведении вечеров «вопросов и ответов», лекций, бесед, организация выступлений граждан, порвавших с религией, проведение семинаров лекторов-атеистов и агитаторов, разработка методических вопросов. Получали распространение вечера вопросов и ответов, встречи с людьми, порвавшими с религией. В высших и средних специальных учебных заведениях пытались организовать так называемые «атеистические бригады».

Однако проведение в жизнь Постановления от 7 июля 1954 г. было приторможено ввиду разногласий в руководстве, вследствие чего 10 ноября 1954 г. было принято новое Постановление ЦК КПСС «Об ошибках в проведении научно-атеистической пропаганды среди населения» ^[41]. В постановлении указывалось, что Церковь далеко не всегда нужно воспринимать как враждебную советскому строю организацию. Подчеркивалась разница между положением Церкви в социалистическом обществе и положением ее в капиталистическом государстве, где она служила «эксплуататорским классам», а не народу. Особое внимание было обращено на то, что подавляющее большинство советских верующих — преданные обществу люди, добросовестно выполняющие свои обязанности, поэтому объявлялись недопустимыми попытки ставить под «политическое сомнение» деятельность религиозных организаций и выражать «политическое недоверие» духовенству и верующим. Указывалось, что по отношению к государству религия является частным делом, за партией (а значит и комсомолом) признавалось право на ведение научно-атеистической пропаганды: она должна быть научной, освобожденной от какой-либо политизации; недопустимо привнесение в идеологическую борьбу административных мер, оскорбление религиозных чувств верующих, в том числе и служителей культа ^[42].

В антирелигиозной деятельности вновь приветствовалось проведение различных обрядов с советской символикой. В частности, представитель ЦК комсомола Завьялова приветствовала проведение комсомольских свадеб: «Надо шире проводить такие свадьбы, чтобы противопоставить их тем свадьбам, которые проводит церковь. И не надо бояться, если комсомольский руководитель придет на такую свадьбу и подымет бокал за здоровье и счастье молодоженов» ^[43]. Пропагандировалось проведение праздничных мероприятий в честь рождения детей, вручения паспортов, как поднимающих достоинство молодых граждан.

Надо отметить, что тенденция к романтизации проявилась в это время не только в атеистической, но и во всей политико-просветительной деятельности комсомола. В первое послереволюционное десятилетие уже были чрезвычайно популярны всякого рода театрализованные мероприятия: шествия, карнавалы, концерты «Синей блузы», массовые театрализованные представления. Они служили повышению интереса к комсомолу, популяризации коммунистической идеологии. Однако романтизация проводилась все больше ради самой романтики, «интересности», как форма лучшей отчетности. Забывалось, что политизированной игрой или карнавалом можно привлечь внимание к той или иной проблеме, но для осознания этой проблемы, нахождения путей ее решения нужно «включать» не только чувства, но и разум. Единственное, что твердо усваивалось комсомольцами и всей молодежью благодаря романтизации — это культ борьбы, революционного насилия. Ведь романтизировались-то именно и только они. Росло поколение, усваивавшее революционные идеи главным образом с помощью красивой их подачи, а, следовательно, легкопереубеждаемое. Энтузиастическое отношение и экзальтированность, свойственные молодежи, легко переходили в пустую болтовню ^[44].

Теперь вновь стали популяризировать «яркие, живые, интересные мероприятия, которые оседают в памяти юношей и девушек на долгие годы» ^[45]. Секретарь Тамбовского обкома ВЛКСМ Блохин, в частности, отмечал: «Представьте себе такую картину. На поляне собралось более 2 тыс. человек. Здесь — старики и старухи, взрослые мужчины и женщины, юноши и девушки, маленькие ребятишки. И вот на виду у такого скопления народа молодой девушке вручается комсомольский билет. Эта девушка на всю жизнь запомнит день вступления в комсомол и получение комсомольского билета, будет более бережно хранить и с большей ответственностью относиться к данному документу» ^[46]. Именно по такому сценарию в 1957 г. проводились праздники молодежи во многих колхозах ^[47] .

Безусловно, было рациональное зерно в торжественной организации чествования передовиков сельского хозяйства. Молодой доярке или птичнице было приятно услышать прилюдно сказанные в ее адрес хорошие слова, особенно в форме стихотворения, пионерского приветствия, получить памятный альбом, отрез на платье. Это был более эффективный путь привлечения молодежи в животноводство, чем административные меры.

В 1957 г. наметившейся перелом в идеологической работе комсомола все более приветствовался руководящими органами ВЛКСМ: борясь за массовость политико-воспитательной работы, все чаще признали полезность мероприятий с развлекательным компонентом. Так, в пример ставился праздник молодежи в колхозе имени Докучаева Тамбовского района. На праздник собралось более 2000 человек, приехали гости из соседних колхозов, МТС, совхоза. Лучшие комсомольцы были награждены Почетными грамотами обкома ВЛКСМ и ценными подарками, был дан большой концерт, проводились игры, аттракционы, спортивные состязания ^[48]. Более разнообразными стали формы лекционной пропаганды. Довольно распространенными формами работы стали устные журналы «Новости дня», вечера вопросов и ответов, диспуты.

В комсомоле стали понимать, что для улучшения идейно-воспитательной работы среди молодежи нужно, прежде всего, учитывать специфику работы с молодежью, разнообразить формы работы, стараться сделать ее более доступной и интересной. В связи с этим в данный период весьма эффективными формами комсомольской работы надо признать эстафеты культуры, фестивали молодежи, сатирические и световые газеты, диспуты. Стали входить в практику встречи с ветеранами. Во время подготовки к 40-летию Октябрьской революции во многих комсомольских организациях значительно больше обычного уделялось внимания воспитанию молодежи на революционных и трудовых традициях: практически повсеместно проводились встречи со старыми коммунистами, участниками войн. Популярными стали т.н. «встречи трех поколений».

Фактически вся пропагандистская работа строилась на принципе единства воспитания на революционных традициях прошлого, героики настоящего и коммунистических идеалах будущего. Права Катарина Уль, когда говорит о молодежи периода «оттепели», как о связующем звене между «героическим прошлым» и «светлым будущим». Молодежь была вписана в марксистско-ленинскую интерпретацию хода истории, где она обрела особую роль для настоящего ^[49].

В феврале 1957 г. состоялся специальный пленум ЦК ВЛКСМ, на котором рассматривались проблемы улучшения идейно-воспитательной работы комсомольских организаций. Особое место уделялось закалке молодого поколения на революционных и трудовых традициях народа. В резолюции указывалось: «… Вклад советской молодежи в общенародное дело станет еще более значимым, роль комсомола как помощника и резерва партии возрастет, если он сильнее разовьет революционную энергию молодежи и направит ее на еще лучшее участие в коммунистическом строительстве» ^[50].

Как в устной комсомольской пропаганде, так и в комсомольско-молодежной прессе одной из основных тем было героическое прошлое молодежи предыдущих поколений: борьба молодых рабочих и профессиональных революционеров против царского гнета, победа над врагами революции, создание экономического и военного могущества СССР, героизм советского народа в Великой Отечественной войне. Стиль публикаций (живые репортажи, рассказы, эссе) и разнообразие мероприятий (встречи с ветеранами, читательские конференции, викторины, театрализованные «маевки», «костры» и т.п.) захватывали внимание отнюдь не только комсомольских активистов. Западные авторы отмечали, что описания характеров положительных героев в комсомольской пропаганде того времени являлись настолько плоскими и архетипическими, что в действительности напоминали биографии древнерусских святых или жизнь самого Христа — с добавлением некоторых специфически советских ценностей и устремлений ^[51]. Впрочем, данными сравнениями они, конечно, не желая этого, повысили оценку пропагандистских очерков о героическом прошлом: ведь жизнеописания святых пережили века.

Важным способом мемориазации прошлого стало празднование дат, которые могли служить своеобразными «передачами эстафет» от поколения к поколению.

Все большую популярность приобретали читательские конференции, проводившиеся как комсомольскими организациями, так и различными учреждениями культуры.

Особую роль играли даты, связанные с жизнью и деятельностью В. И. Ленина. За год до ХХ съезда КПСС была подготовлена почва для возрождения культа Ленина ^[52] в новом обличии. 11 января 1955 г. было подписано постановление, согласно которому годичные мероприятия, посвященные памяти Ленина, переносились с 21 января на день рождения вождя — 22 апреля. В постановлении подчеркивалось: «После смерти Ленина установилась традиция отмечать память В. И. Ленина — великого основателя и вождя Коммунистической партии и Советского государства — в день его кончины 21 января. В первые годы после смерти В. И. Ленина этот день в сознании советского народа и Коммунистической партии непосредственно связывался со скорбным событием — окончанием жизненного пути великого вождя В. И. Ленина; отсюда вытекал торжественно-траурный характер мероприятий, отмечавших светлую память В. И. Ленина … Ленинизм является великим жизнеутверждающим учением, освещающим путь строительства коммунизма. Ленин живет в великих делах Коммунистической партии Советского Союза, в новых успехах нашей Советской Родины, уверенно идущей по пути к коммунизму … В сознании народов нашей страны и трудящихся всего мира с именем В. И. Ленина, с его учением связываются великие победы советских людей в строительстве коммунистического общества. Поэтому теперь более целесообразно отмечать память В. И. Ленина не в день его смерти, что накладывает печать траура и скорби, а в день рождения Ленина — 22 апреля, придав этой дате значение праздника, что будет более соответствовать всему духу ленинизма как вечно живого, жизнеутверждающего учения. ЦК КПСС постановляет: дань памяти В. И. Ленина, великого вождя трудящихся и основателя советского социалистического государства, торжественно отмечать в день рождения В. И. Ленина — 22 апреля. В этот день широко освещать значение всепобеждающих идей марксизма-ленинизма и достигнутые успехи в строительстве коммунизма» ^[53].

После «разоблачения» культа личности Сталина культ Ленина не только не сошёл на нет, но напротив принял формы, лишённые всякой меры. За 1953-1958 гг. произведения В.И. Ленина вышли в СССР тиражом 53,2 миллиона экземпляров ^[54]. В помощь комсомольским и партийным пропагандистам вышли разнообразные справочники, библиографические указатели, сборники высказываний вождя по различным вопросам. В «красных уголках» предприятий, домах культуры, клубах, библиотеках с активным участием комсомольцев оформлялись выставки и стенды, посвященные В.И. Ленину. Торжественные собрания, линейки, митинги, посвященные вехам из жизни вождя, конференции по изучению «ленинского теоретического наследия» стали столь частыми и обычными мероприятиями, что молодежь воспринимала повседневное почитание Ленина как неотрывное от комсомольской повседневности. Ленин стал идеологической иконой. Рисунки, статуи, плакаты, значки, почтовые марки с изображением Ленина выпускались в громадных количествах, тогда как сталиниана стремительно уходила в прошлое. Если в изображениях сталинского времени Ленин представал величавым и грозным, дабы соответствовать официальному образу своего «продолжателя», в послесталинский период официальное искусство создало образ «дедушки Ленина», человечного и доступного, с лукаво-ласковой улыбкой и добрым прищуром. Культом Ленина была пронизана вся идеологическая работа ВЛКСМ.

Как известно, на ХХ съезде КПСС Н.С. Хрущев говорил о «недопустимости чуждого духу марксизма-ленинизма возвеличивания одной личности, превращения ее в какого-то сверхчеловека, обладающего сверхъестественными качествами, наподобие бога. Этот человек будто бы все знает, все видит, за всех думает, все может сделать; он непогрешим в своих поступках» ^[55]. Однако далее вся логика доклада убеждала, что направлен он только против культа одной личности: И. В. Сталина.

Руководство ВЛКСМ довольно быстро переориентировалась на критику культа личности Сталина. Причем сначала эта критика носила несколько оправдательный характер. Первый секретарь ЦК ВЛКСМ А. Н. Шелепин, в частности, пояснял, что «партия критиковала Сталина не за то, что он был плохим коммунистом, а за отклонения, отрицательные качества, за то, что он допустил серьезные ошибки. Когда же речь шла о защите классовых интересов пролетариата, то Сталин всегда мужественно защищал дело марксизма-ленинизма. Он был выдающимся революционером» ^[56]. Вместе с тем, первый секретарь ЦК ВЛКСМ напрямую связывал недостатки в работе комсомольского руководства с влиянием Сталина на молодых: «Именно в годы культа личности укоренились такие негодные методы в работе комсомола, как голое администрирование, оказёнивание работы, бюрократизация аппарата … Не случайно в комсомоле развились такие уродливые явления, как замазывание недостатков, лакирование действительности, парадность и шумиха, очковтирательство» ^[57].

Стоит, наверное, признать, что действия Н.С. Хрущева и его последователей по разоблачению культа личности, попытка осмысления истории советского общества по действиям ее субъективных носителей, борьба со сторонниками «вождизма» положили начало процессу перестройки общественного сознания. В течение марта 1956 г. «секретный» доклад читали на заводах, в учреждениях, в колхозах, даже в старших классах школ. С ним ознакомились семь миллионов коммунистов и восемнадцать миллионов комсомольцев. «Беспартийных активистов» никто не считал. Историк Рой Медведев, работавший тогда в небольшой сельской школе Ленинградской области вспоминал типичную процедуру организации «закрытого собрания: «Было получено предписание собраться всем учителям на следующий день в 4 часа дня в «красном уголке» соседнего кирпичного завода. Сюда пришли также многие работники завода, руководители соседнего совхоза и колхоза. Только меньшая часть собравшихся состояла в КПСС. Собрание открыл работник райкома партии. Он сказал нам, что прочтет полный текст секретного доклада Н. С. Хрущева на XX съезде партии, но не будет отвечать на вопросы или открывать прения. Никто из нас не должен делать никаких записей. После этого началось чтение небольшой брошюры, которое продолжалось несколько часов. Все мы слушали доклад внимательно, безмолвно, почти с ужасом…» ^[58]

Показателен опрос 30 ветеранов комсомола 1950-х годов, проведенный нами в 2011 г. 27 из 30 заявили о том, что совершенно не были готовы к услышанному, были ошеломлены. 23 ветерана признались, что сначала восприняли доклад отрицательно.

Между тем, именно после доклада люди не просто сравнивали себя, свои действия и мысли, но и анализировали образ жизни, мышление, поступки своих руководителей. Начинало исчезать чувство неуверенности в себе, страх перед начальником, стало проявляться чувство собственного достоинства. Первый секретарь ЦК КПСС не только лишил ореола неприкосновенности первую личность государства и ее окружение, но тем самым поставил и себя под пристальный взгляд общественности. Однако сделал он это, скорее всего, «по ошибке». Как бы исправляясь, и сам Н.С. Хрущев, и А.Н. Шелепин, и менее высокопоставленные критики культа личности, признавали, что «культ личности способствовал распространению в партийном строительстве и хозяйственной работе порочных методов, порождал грубые нарушения внутрипартийной и советской демократии, голое администрирование, разного рода извращения, замазывания недостатков, лакировку действительности. У нас развелось немало подхалимов, аллилуйщиков, очковтирателей» ^[59]. Но пострадали ли в это время эти «подхалимы, аллилуйщики, очковтиратели»? Была ли хотя бы их гласная критика? Нет, именно эти «подхалимы, аллилуйщики, очковтиратели», быстро переориентировавшись, вслед за новыми руководителями ругали мертвого, по существу вновь проявляя подхалимство и очковтирательство.

После развенчания культа личности в ряде крупных городов стали возникать кружки студенческой молодежи, искренние порывы которой были квалифицированы как антисоветская деятельность. Участники ряда групп были подвергнуты арестам ^[60].

В докладе первого секретаря ЦК ВЛКСМ А. Н. Шелепина на Пленуме ЦК ВЛКСМ в апреле 1956 г. подчеркивалось: «Кое-где враги пытаются использовать развернувшуюся критику в своих враждебных целях и тем самым подорвать доверие молодежи к партии, к нашему правительству, к нашему Центральному Комитету. А некоторые наши работники не дают должного отпора всякого рода антисоветским и антипартийным высказываниям» ^[61]. Практически та же мысль повторялась в докладе секретаря Тамбовского обкома ВЛКСМ А.Е. Сергеева: «Кое-где чуждые элементы пытаются использовать развитие критики в своих враждебных целях и тем самым пытаются подорвать доверие народа к партии, доверие молодежи к партии, правительству и ЦК КПСС. Некоторые работники не дают отпора всякого рода антисоветским и антипартийным высказываниям. Мы должны признавать критику только в рамках партийности и давать бой любому, кто допустит выпады против партии и государства» ^[62].

В постановлении ЦК КПСС «О работе партии по преодолению культа личности и его последствий», вышедшем в свет 30 июня 1956 г. критика И.В. Сталина была значительно смягчена: «Факты говорят о том, что Сталин повинен во многих беззакониях, которые совершались особенно в последний период его жизни. Однако нельзя вместе с тем забывать, что советские люди знали Сталина, как человека, который выступает всегда в защиту СССР от происков врагов, борется за дело социализма. Он применял порою в этой борьбе недостойные методы, нарушал ленинские принципы и нормы партийной жизни. В этом состояла трагедия Сталина, но все это вместе с тем затрудняло и борьбу против совершавшихся тогда беззаконий, ибо успехи строительства социализма, укрепления СССР в обстановке культа личности приписывались Сталину. Выступления против него в этих условиях было бы не понято народом. И дело здесь вовсе не в недостатке личного мужества. Ясно, что каждый, кто выступил бы в этой обстановке против Сталина, не получил бы поддержки в народе. Более того, подобное выступление было бы расценено в тех условиях, как выступление против дела строительства социализма, как крайне опасный в обстановке капиталистического окружения подрыв единства партии и всего государства… Следует также иметь в виду и то обстоятельство, что многие факты и неправильные действия Сталина, в особенности в области нарушения советской законности, стали известны лишь в последнее время, уже после смерти Сталина, главным образом в связи с разоблачением банды Берия и установлением контроля партии над органами безопасности» ^[63].

Между тем, если посмотреть материалы первых месяцев после смерти Сталина, то видно, что, не смотря на постепенно свертывание восхваления Сталина в официальной пропаганде, молодежь к этому времени активно впитала культовую психологию и всячески проявляла ее в своей деятельности. В письмах-откликах на смерть И.В. Сталина он назывался «гением человечества», «великим вождем», «родным», «горячо любимым», «немеркнущим светочем», «кормчим коммунизма» ^[64].

25-26 апреля 1956 г. вопрос о культе личности и его последствиях был рассмотрен на пленуме Тамбовского обкома ВЛКСМ. В докладе на пленуме в основном повторялись тезисы из докладов Н.С. Хрущева и А.Н. Шелепина, хотя докладчик и оговорился: «Все вы знакомы с этим докладом, поэтому останавлюсь лишь на выводах, которые надо сделать в своей практической работе». Вновь подчеркивались заслуги Сталина в подготовке и проведении социалистической революции, в Гражданской войне, в борьбе «за победу Ленинской линии индустриализации и коллективизации нашей страны, в борьбе против врагов и извратителей ленинизма». Говорилось, что «только в результате культа личности и связанных с ним нарушений партийной жизни мог пробраться на руководящие посты партии и государства такой матерый агент империализма, как Берия». При этом заявлялось, что «партия разоблачила и разгромила эту банду, ликвидировала нарушения социалистической законности, восстановила в полной мере ленинские нормы партийной жизни, социалистическую законность» ^[65]. Именно Л.П. Берия, называемый презренным агентом империализма, объявлялся виновным в арестах и уничтожении «многих опытных и честных комсомольских работников, преданных партии» ^[66]. V пленум ЦК ВЛКСМ объявил принятые ранее обвинительные решения ЦК комсомола по руководящим комсомольским кадрам 1938-1940 гг. неправильными.

Именно с культом личности связывали укоренение в комсомоле «негодных методов работы»: голого администрирования, оказенивания. Неслучайными назывались такие явления как замазывание недостатков, лакирование действительности, праздность, шумиха, очковтирательство. Объяснение их виделось в том, что «культ личности воспитал у комсомольских работников пренебрежительное отношение к инициативе, идущей снизу» ^[67]. По логике комсомольских руководителей середины 1950-х гг. особенно большой ущерб культ личности нанес идеологической работе среди комсомольцев и молодежи: «Долгие годы молодежь воспитывалась в книгах, фильмах и постановках, насквозь пропитанных культом личности. Роль партии и народных масс в этих произведениях снижалась. Вся пропагандистская работа в комсомоле сводилась к восхвалению и механическому заучиванию сказанного или написанного Сталиным» ^[68]. Фактически найден был новый жупел, на которого можно было списать (с явными преувеличениями) все недостатки идеологической работы. Говорилось о значительном вреде воспитанию школьников, о грубом нарушении демократических принципов.

Наименование комсомола ленинско-сталинским объявлялось тоже виной лично Сталина: «никакого решения на этот счет не было» ^[69]. Борьбу с культом личности многие восприняли как очередную кампанию борьбы с врагами народа. Неслучайно во многих комсомольских организациях все свелось к тому, что убрали бюсты, портреты Сталина. На собраниях, где зачитывали доклад Н.С. Хрущева, вопросы предпочитали не задавать, чтобы не совершить очередную политическую ошибку. В Шехманском районе школьники начали вырывать из книг портреты Сталина ^[70].

Комсомольский актив призывался разъяснять, что марксизму-ленинизму чужды мелкобуржуазные анархические взгляды, отрицавшие роль руководителей, организаторов масс: «Богатый опыт социалистического строительства учит, что принципы коллективного руководства, широкое развертывание демократии вовсе не отрицают роли, а повышают ответственность отдельных руководителей за порученное дело» ^[71].

Считалось, что Сталин исказил ленинские принципы. «Добрый» Ленин был противопоставлен «злому» Сталину. Культ Ленина был призван воодушевить население прославлением легендарного прошлого, которое убедило бы людей в достижимости славного будущего. «Подача героизма предыдущих поколений служила моделью, с которой молодые люди должны были соотносить свои нравственные суждения и поведенческие модели. Моральная инженерия, составлявшая сердцевину официального дискурса о прошлом, функционировала как инструмент мобилизации и дисциплинирования нынешней молодежи: поведенческая модель, характерная для этого дискурса, была нацелена на воспроизведение ее молодыми людьми» ^[72].

Еще не так часто, как в конце 1950-х – начале 1960-х гг., но уже все более настойчиво официальная риторика реанимировала утопический проект построения коммунизма. Как замечает К. Уль: «Мобилизующая сила, которую ожидали от этого идеологического импульса, была нацелена главным образом на молодежь и открывала широкое поле для кампаний и проектов, призванных вписать молодых людей в зримую конструкцию нового коммунистического общества» ^[73]. Во всяком случае колоссальный мобилизационный проект, связанный с освоением целинных и залежных земель, напрямую был связан с ожиданиями и амбициями молодого поколения.

В феврале 1954 г. в Москве состоялось собрание комсомольского актива, обратившееся к молодежи страны с призывом принять участие в освоении целины. Обращение к молодежи было естественным, так как первые целинники должны были жить в палатках и временных бараках. На собрании выступил Н.С. Хрущев, заявивший, что медлить нельзя. Позже в своих воспоминаниях он писал: «Комсомол, как всегда, горячо отозвался на призыв... Перед молодыми добровольцами я выступил с коротким призывом и объяснил предстоящие задачи. Сказал, что партия возлагает на них большие надежды. Затем собрание призвало молодежь всей страны откликнуться на новое дело. Протекало оно интересно, ребята выступали с энтузиазмом. До сих пор в моей зрительной и слуховой памяти сохранились некоторые лица и речи. Молодые люди буквально светились, их глаза горели. Я глубоко верил в молодежь, она более подвижна и способна на подвиг. Так оно и оказалось» ^[74].

Очень интересна оценка целинной эпопеи А.Т. Твардовским, объяснявшим ее замысел «не только прямым расчетом „займа“ на стороне от старопашенных земель, но и соблазном развернуться на чистом свободном месте, где техника, организация труда и все преимущество крупного хозяйства могло сказаться в „чистом“ виде, — все заново и без помех „маленького капитализма“, без стариков, садиков, колодцев и прочего. И они сказались, но не могли не сказаться и другие стороны, не столь выгодные моменты (запустение еще большее старопашенных земель), фронтовой характер освоения новых земель, характер «операции», при которой огромные потери неизбежны. То, то испокон веков делалось на земле людьми, родившимися и обученными на ней, то есть производство хлеба под своими «старыми грушами», делалось теперь сборным, как на новостройке, народом, по преимуществу молодым, то есть наименее приверженным земле, часто вовсе не деревенским. Но все же «операция» эта гениальна, даже если бы пришлось вновь отступить, дать отдохнуть этим землям и сосредоточиться больше на старопашенных» ^[75]. Трудности, побег от безысходности, надежда, героизм — все это удивительным образом переплелось в общественном сознании как олицетворение понятия «целина». Причем понятия «молодежь» и «целина» соседствовали в общественном сознании с самого начала неотрывно друг от друга.

«Моральная инженерия» стала сопутствовать в эти годы практически всем официальным партийным документам, обращенным к молодежи. Делом чести каждой комсомольской организации называлась забота о сохранении и умножении революционных традиций.

Но не будем безапелляционно следовать за западными исследователями: «после секретного доклада Хрущева страх как инструмент власти постепенно был заменен перспективой коммунистического будущего и «моральной» терминологией как способами интегрировать советский народ в социалистическое государство» ^[76]; морализация определенных моделей поведения и социального контроля стала надежным способом контроля над молодым поколением ^[77]. С нашей точки зрения они слишком упрощают советскую действительность. В реальности, наоборот, власть не могла полагаться на одну «моральную инженерию». Она, конечно, в большей степени, чем при Сталине, воздействовала на массы, в том числе и молодежь, но совсем отказываться от насилия преемники Сталина не собирались. Кроме того, не надо забывать, что обращение к «героическому прошлому» было характерно и для предыдущих этапов идейно-воспитательной работы ВЛКСМ (по крайней мере, с середины 1930-х гг.).

Что касается постоянного обращения к традициям предыдущих поколений, то оно больше использовалось «под патриотическим соусом»: и пионеры-герои, и красные участники гражданской войны, и борцы с угнетением царского режима, и выдающиеся ученые-просветители разных эпох в сознании молодежи 1950-х годов представали, прежде всего, как борцы за счастье любимой Родины. Поэтому оправданно признание постоянного обращения к патриотическим чувствам фактором увеличения эффективности идейно-воспитательной работы, как системы, мобилизующей юношество на созидательную деятельность ^[78].

При всей закрытости советского общества власти вынуждены были приоткрыть «железный занавес». Это нужно было для того, чтобы продемонстрировать Западу и развивающимся странам Азии, Африки и Латинской Америки достижения социализма, миролюбивую политику СССР, его стремление к сотрудничеству. В постсталинский период стали издаваться книги прогрессивных иностранных писателей, демонстрироваться зарубежные кинофильмы, проводиться международные культурные, спортивные мероприятия. В процесс международных связей была вовлечена и молодежь. Одной из популярных форм развития международного сотрудничества с 1947 года стало проведение всемирных фестивалей молодежи и студентов. Советская делегация была самой многочисленной на этих международных форумах. Шестой по счету фестиваль прошел в 1957 году в Москве. Даже самый преданный социализму молодой человек мог воочию убедиться, что утверждения о тяжелой судьбе молодежи в несоциалистическом мире неимоверно преувеличены. Это разрушало мифы советской пропаганды, сеяло сомнения в правдивости средств массовой информации. Исторический опыт многократно подтвердил народную мудрость, утверждающую, что «запретный плод сладок».

В комсомоле данного периода главными недостатками идейно-воспитательной работы считались:

— отрыв идеологической работы от практики коммунистического строительства, от задач, стоящих непосредственно перед комсомольцами промышленных предприятий, колхозов, совхозов, МТС и школ;

— шаблон, штампы, однообразие форм идеологической работы;

— иждивенчество молодежи.

«Нужно полностью восстановить в своих правах положение, что молодежь сама должна организовать свой труд, отдых, учебу», — подчеркивалось в этой связи на XI-й Тамбовской областной комсомольской конференции ^[79].

На самом деле система политобразования в реальности изначально была задействована в процессе догматизирования мышления молодежи, в различных подразделениях системы политического просвещения не столько проверялись политические убеждения, сколько копировались образцы нормативного политизированного поведения. Низкий образовательный и культурный уровень обучающих, контроль партийных и вышестоящих комсомольских органов, не позволяющих выйти из рамок преподнесения учащимся необсуждаемых догм, по-прежнему соседствовали с приписками в цифрах охвата политучебой, формализмом в работе политкружков. Сложность преподносимого обучающимся материала отнюдь не соответствовала и их общекультурному уровню. Для одних он звучал как непонятный бред, для других – как прописные истины, которые уже набили оскомину. Это отбивало малейший интерес к изучаемым проблемам. В результате даже добросовестно посещавшие занятия говорили об их бесполезности. Юноши и девушки имели весьма искаженное представление о политических реалиях в мире и в еще большей степени – о происходящем в собственной стране.

Развенчание культа личности Сталина включало в себя и осуждение старых методов идейно-воспитательной работы, призывы к прекращению лакирования действительности, праздности, шумихи, очковтирательства. Однако сами данные призывы оказались пропагандой, также мало связанной с действительностью. В реальности советской идеологии, которую неслучайно иногда отождествляют с советской религией, имманентно был присущ культ вождя. Поэтому вопреки логике осуждения «культа личности», с новой силой внедрялся культ Ленина. И в новых условиях советские идеологи отнюдь не ставили задачиразвития умения мыслить самостоятельно, делать персональные выводы из анализа политической ситуации. Романтизация комсомольской работы, более активная пропаганда патриотических традиций, конечно, имели и позитивные результаты (в смысле перенаправления усилий юношества на созидательную деятельность), но в тоже время служили и целям политического контроля как системы, работающей против развития самостоятельности мышления.