The Expeditionary Activity of Veterinary Brigades in the Berezovsky Uyezd at the Beginning of the 20th Century

Tomilov Igor' Sergeevich Junior Research Associate, Tobolsk Complex Scientific Station of the Ural Branch of the Russian Academy of Sciences 626152, Russia, Tyumenskaya oblast', g. Tobol'sk, ul. Yu. Osipova, 15 igor.tomilov.85@mail.ru

Введение

Актуальность данного исследования подтверждают современные события. Летом 2016 г. на Ямале (Ямало-Ненецкий автономный округ) произошла вспышка сибирской язвы, в результате чего был введен карантин. По официальным данным, в результате массового падежа погибло свыше 2,5 тыс. оленей, пострадало более 100 человек, есть погибший. Последняя масштабная эпидемия заболевания на Ямале была зафиксирована 75 лет назад, в 1941 г. Тогда погибло 6,7 тыс. животных ^{[32, с. 117]}. В 1950-1960-е гг. в Ямальском районе начали развивать оленеводческие хозяйства (колхозы, совхозы), ввели плановую централизованную вакцинацию. Вспышки заболеваний перестали носить повальный характер. Уже в 1968 г. ЯНАО был официально внесен в список территорий СССР, «чистых» от сибирской язвы. Однако в 1990-е гг., в ходе так называемой «приватизации» совхозных стад, бо́льшая часть оленей перешла в частную собственность. Это вызвало неконтролируемый рост численности животных, усиление истощения пастбищ и падение их продуктивности, деградацию растительного покрова Ямала и песчаное обнажение рельефа. Последнее обстоятельство и выступило одной из причин активизации законсервированных очагов заболевания. По мнению экспертов, ситуация усугубляется нежеланием коренных народов сокращать свое поголовье: в отличие от других оленеводческих этносов России, ненцы (до 1917 г. – самоеды) традиционно «живут для того, чтобы разводить оленей, а не разводят оленей для того, чтобы жить» ^{[9, с. 97]}. Крупные стада оленей, принадлежавших ненцам, подвергаются забою не более чем на 5-7 %. Для сравнения, доля ежегодного забоя в оленеводческих хозяйствах коми (зырян) в соседней Республике Коми составляет около 1/5 от их общего, гораздо меньшего поголовья. Это связано с традиционной ориентацией коми на товарное оленеводство ^{[2, с. 7]}.

По мнению специалистов, одной из главных причин распространения недавней инфекции стала отмена обязательной вакцинации животных в 2007 г. – ученые не обнаружили возбудителей в почве. Однако опасные споры чрезвычайно живучи и могут консервироваться в почве на протяжении столетий. Со временем, такие очаги концентрации бактерий антракса (общепринятое научное наименование сибирской язвы) вымываются на поверхность во время половодий, археологических раскопок, таяния льдов. При доступе кислорода (контакте с воздухом) они принимают активную (споровую) форму, находят носителя и приводят к вспышке заболевания. Стеничность (непрерывная деятельность и высокая устойчивость) возбудителя выражается в проникновении в воду, пыль с поверхности почвы, ткани дикоросов. При этом заражение человека напрямую (от изначального источника) не зафиксировано – инфицирование происходит преимущественно при контакте с больными животными. По оценкам ученых-бактериологов, объемы предыдущих падежей животных, отсутствие в начале XX в. методики захоронения трупов, обильная споруляция возбудителя болезни и способность его спор неопределенно долго сохранять патогенность свидетельствуют о том, что фактически вся территория Ямала является обсемененной и потенциально опасной в отношении сибирской язвы ^{[2, с. 4]}. Не исключено, что вспышка 2016 г. является отголоском прошлого, и нынешние экземпляры бацилл уже приводили к падежу скота в XIX – XX вв.

Кроме этого, образ жизни коренных оленеводов Ямала за последнее столетие мало изменился. Олень для коренных народов Севера остается источником пропитания, жилища, гужевым транспортом. В случае эпидемии и сокращения поголовья восстановить популяцию будет крайне сложно, что приведет к гуманитарной катастрофе для местного населения. Продолжают практиковаться первобытный забой скота, разделка туш, обработка кожи, поедание сырого мяса и крови. Также северные кочевники проводят бо́льшую часть времени в отдаленных глухих местностях тундры, скрывая свое поголовье от пересчета, вакцинации и изоляции. Помимо этого, существует вероятность заражения при покупке нелегальной оленины. Эти обстоятельства остаются неизменными на протяжении столетий и не способствуют профилактике заболеваний.

Историография

Историография исследований эпизоотий оленей Березовского уезда конца XIX – начала XX вв. значительна. Серия статей ветеринарного врача А. Н. Макаревского посвящена заболеваниям, борьбе с инфекциями ^{[11, 13]}. Он был одним из первых, кто обратился и к проблеме организации ветеринарного контроля на севере Тобольской губернии ^{[12, 16]}.

Кроме А. Н. Макаревского, вопросами ветеринарных нужд Березовского уезда занимался Н. Попов, чьи исследования вошли в повестку заседания Второго губернского совещания (Тобольск, 1908 г.) ^[19]. Из современных ученых состоянием ветеринарного дела в Тобольской губернии начала XX в. занималась Л.В. Алексеева ^[1]. В числе прочего автор затрагивает историю Губернской ветеринарно-бактериологической лаборатории (впоследствии – Тобольский ветеринарно-бактериологический институт), развития сети ветеринарного образования в Тобольской губернии, динамики поголовья животных, периодических падежах и экспедициях по их изучению в начале XX в. Созданная в 1895 г. как диагностический кабинет местного значения, лаборатория с 1903 по 1917 гг. сосредоточила свое внимание на эпизоотическом состоянии, в первую очередь – на исследовании причин болезней и падежей оленей в Березовском уезде.

К проблемам самоедов, связанных с потерей оленей, обращался известный исследователь Севера Б. М. Житков, непосредственно совершавший экспедиции на полуостров Ямал. В своем фундаментальном труде «Полуостров Ямал» (1913) автор оценивал возможности зырянского и самоедского оленеводства с точки зрения восстановления хозяйства после падежей. Также биолог настаивал на внедрение мер, направленных на борьбу с повальными болезнями домашнего оленя, указывал на высокую вероятность заражения тундровых пастбищ сибирской язвой, охарактеризовал причины, особенности и периодичность заболевания. С позиций ветеринарного дела Б. М. Житков указывал на успешные опыты по вакцинации оленей от сибирской язвы в соседней Архангельской губернии. Он не без оснований полагал, что «организация периодических прививок не может стоить дорого, и оленеводы, конечно, всюду пойдут навстречу такой мере, техника которой – и в смысле объезда стад, и в смысле прививок – вовсе не слишком сложна. Но если бы пришлось истратить и сколько-нибудь заметную сумму на оленеводство, она окупится» ^{[8, с. 291]}.

Научное освещение хода эпизоотий в уезде в начале XX в. периодически осуществляли А. А. Дунин-Горкавич и Н. Л. Скалозубов, участвовавшие в поездках и служебных командировках на Тобольский Север ^{[7, 22]}. Важные сведения о заболеваниях на территории Березовского уезда содержит коллективная монография «Ямал – знакомый и неизвестный», изданная Институтом проблем освоения Севера СО РАН ^[35]. Авторы энциклопедии «Ямал» полагают, что ветеринарные исследования на полуострове были начаты именно в связи с массовым падежом домашних оленей в Малоземельской тундре в 1898 г. ^[36]. Вопросами падежей оленей на Тобольском Севере в дореволюционный период занимался Д. Шайн ^[33].

С научных позиций бактериологии и медицинской клиники (симптоматики) эпизоотии изучали крупные специалисты С. А. Северин, А. Н. Чеботарев. Так, директор Московской бактериолого-агрономической станции С. А. Северин исследовал концентрацию бактерий в образцах почв, взятых в окрестностях Обдорска и на Ямале ^[21].

Один из основоположников ветеринарной медицины в Сибири, Александр Николаевич Чеботарев, в 1913-1919 гг. работал в Тобольске ветврачом и преподавал в местной ветеринарно-фельдшерской школе. В 1914-1915 гг. он был участником экспедиций на Ямал и на побережье Обской губы, изучая характер падежа оленей, выясняя клиническую картину заболевания и разрабатывая меры борьбы с эпизоотией сибирской язвы ^{[30, 31, 34]}. Следует заметить, что возглавляемая Александром Николаевичем Чеботаревым Тобольская ветеринарно-бактерилогическая лаборатория первой в Сибири приступила к изготовлению вакцины против сибирской язвы. Кроме антракса олени также часто страдали от воспаления легких. С учетом этого, в годы Первой мировой войны в Ялуторовске была создана уникальная опытная станция, сотрудники которой работали в области исследования вакцинации животных культурой крупозной перипневмонии (контагиозной плевропневмонии – одной из разновидностей пневмонии, или повального воспаления легких). Позднее станция была присоединена к Тобольской ветеринарно-бактериологической лаборатории ^{[3, с. 109-110]}.

Детальное описание картины так называемого «чу́ма смерти» в 1928 г. составил ямальский ветврач Калмаков, подводя итоги работы Обдорского ветбакинститута. Изучая последствия падежа 1911 г., он воспроизводит внешнюю обстановку и внутренне состояние одного из инородческих чумов, расположенного на правом берегу р. Хорото-сё. Владельцы жилища и еще 5 человек погибли от эпизоотии 1911 г. и были погребены в самом чуме. Внутри последнего можно было видеть их останки и личные вещи, скелеты оленей с характерными признаками предсмертной агонии ^{[25, с. 40]}.

Исторический экскурс к началу XX в. сделали современные бактериологи В. Д. Богданов и М. Г. Головатин, выявляя медицинские особенности и социально-экономические аспекты последствий сибирской язвы оленей на Ямале ^[2].

Таким образом, вопросам эпизоотий оленей и деятельности ветеринарных отрядов на Тобольском Севере посвящено весомое количество трудов. Проблематика научной литературы варьируется от исследований развития и последствий эпизоотий до бактериального анализа почв с мест заражения.

Исследование

Существует мнение, что вспышки заболеваний чаще всего возникают только при чрезмерном росте плотности какого-либо биологического вида. Согласно экологическим законам, такие популяционные взрывы срабатывают как естественный регулятор биогеоценоза ^[20]. При переполнении емкости ареала обитания запускается механизм уничтожения «лишних» особей, чем спонтанно обеспечивается целостность всей экосистемы. Помимо сибирской язвы механизм эпизоотии обеспечивается целым комплексом болезнетворных организмов: некробактериоз (копытка), ящур, бруцеллез и др. Более того, попытки контролирования течения заболеваний (например, при помощи вакцинации) обоснованно приводят к появлению ранее не распространенных или не существовавших болезней, генетическим, физиологическим и иным популяционным трансформациям (мельчанию особей, мутациям и т. д.).

В XIX – начале XX вв. на Ямале сформировался хозяйственный комплекс местного населения, основу которого составило крупностадное оленеводство. На этом начальном этапе интенсивной эксплуатации пастбищ экосистема успевала восстанавливаться после антропогенных нарушений. В период, когда численность оленей превышала 100-150 тыс. голов, происходили массовые эпизоотии, сокращая поголовье на 25-50 %. Очевидно, что оптимальная емкость пастбищ того времени находилась на уровне 75 тыс. оленей.

Таким образом, учитывая особенности жизнедеятельности спор и медицинские характеристики протекания заболевания, острый вопрос с распространением сибирской язвы и ее последствиями (как социально-демографическими, так и хозяйственно-экономическими) остается открытым.

Заболевания на Тобольском Севере поражали домашних оленей регулярно на протяжении всего периода ведения кочевого скотоводства. Относительно масштабные падежи происходили раз в десятилетие. В XIX в. самым страшным бедствием для инородцев (как и для местной экономики) был падеж, в основном от таких заболеваний как сибирская язва, оленья чума, копытка, ящур. Наиболее известные эпизоотии датированы 1847-1852, 1856, 1863, 1872 гг. Например, только летом 1848 г. от воспаления легких пало свыше 20 тыс. особей. Спасая свои стада, самоеды арендовали земли у остяков по рекам Ляпин, Сыня, Сосьва и Куноват. В 1856 г. в Обдорской тундре погибло 10 тыс. животных. В 1863 г. между р. Войкаром и Карским морем заразилось более 50 тыс. оленей, в 1872 г. – свыше 23 тыс. ^{[23, с. 218-219]}.

Однако, вплоть до 1890-х гг. такие вспышки были локально ограничены. Несмотря на отсутствие профилактических и адресных мер, они (за исключением отдельных случаев) не наносили катастрофического вреда хозяйству автохтонов, а также местной экономике.

В конце XIX в. ситуация кардинально изменилась. По приблизительным подсчетам в течение 27 лет (1889-1915) на Ямале из-за вспышек одной только сибирской язвы пало порядка 400 тыс. оленей ^{[2, 25]}. Все более участившиеся масштабные эпизоотии 1896, 1898, 1903, 1907, 1911, 1914, 1915 гг. уничтожили бо́льшую часть поголовья домашних оленей, разорили многих оленеводов, нанесли колоссальный вред и без того маломощной экономике Березовского уезда.

В 1896 г. копытка поразила до 100 тыс. оленей от р. Ляпина до Северного Ледовитого океана вдоль по восточному склону Урала (Приуральская тундра по рекам Сосьва, Сыгва, Щокур и др.) ^{[15] [24, с. 20]}; ^{[35, с. 155]}. По сообщениям местных газет, у некоторых оленеводов из стад в сотни и тысячи голов осталось всего несколько десятков. В Обдорске «скот пал, уловы зверя и рыбы плохие, народ питается плохим мясом болевших, исхудалых оленей» ^{[10, с. 2]}. Интересно, что о распространении в Березовском уезде некробактериоза (копытки) еще в 1895 г. на заседании физико-медицинского общества и Комитета тобольского музея сообщал профессор А.И. Якобий. Еще за год до вспышки эпизоотии заболевание привело к падежу оленей. Однако, исследователь Севера, имея возможность наблюдать за болезнью на ранних этапах ее распространения, не выяснил причины и не предложил меры к прекращению начинавшейся эпидемии. Копытка губила оленей и до 1890-х гг. (появлялась периодически через промежуток в 3-5 лет), но столь масштабных последствий современники событий не припоминали: в июне 1896 г. из табуна березовского мещанина Бешкильцева, проживавшего в с. Сортынья, погибло почти 90 % оленей (700 особей); у зырян д. Саран-Паул пало свыше 4,5 тыс. (92 % стада); остяк Ляпинской волости Григорий Кучин потерял все стадо в 600 голов и т. д. Если принять во внимание, что в среднем олень стоил 10 руб., то хозяйственно-экономические потери для жителей Тобольского Севера были весьма ощутимыми. Ситуация усугублялась тем, что «меры для подания помощи заболевшим животным никто не принимает, так как никому неизвестно, что именно нужно предпринять». Учитывая сложность положения, неравнодушными жителями Тобольской губернии высказывались рекомендации о командировке специалистов «для научного определения копытной болезни, а равно для выяснения мер, какие могут быть приняты для ее прекращения» ^{[14, с. 2]}. Однако никаких заметных подвижек не произошло.

В 1903 г. в низовьях Оби погибло более 13,5 тыс. животных (по другим данным – 20 тыс.): около 3,5 тыс. – по правому берегу реки и 10 тыс. – по левому (в Ямбуре, Пуйко, Юбе, Хаманеле, Ям-Сале). На пространстве от Обдорска до р. Ныды включительно олени пали почти поголовно. Скончалось 13 человек, употребивших в пищу мясо больных оленей ^{[7, с. 108-110]}; ^[33]. Падеж и высокая вероятность заражения фактически отрезали Крайний Север от связи с внешним миром. Проезд зимой по основным транспортным артериям – рекам – стал невозможным: олень являлся главным гужевым средством передвижения. Последствия были столь чувствительны, что самоеды с р. Ныды были не смогли добраться до Сургута для традиционной ежегодной торговли пыжьяном. Вынужденно остановил свои исследования известный ученый и самаровский лесничий А. А. Дунин-Горкавич, планировавший совершить продолжительную поездку через Низовой край в Енисейскую губернию ^{[27, с. 2]}.

По свидетельствам инородцев, такая эпизоотия в этой местности произошла впервые. Клиника заболевания была следующая: у оленя опухала щека, затем опухоль распространялась на шею, животное слабело, переходило в лежачее положение и через несколько часов погибало ^{[17, с. 3]}. Предварительно по симптомам обдорский врач установил, что причиной падежа стала оленья чума. Относительно общего числа животных, количество павших было невелико. Однако их владельцы лишились имущества и оказались в бедственном положении. Они не могли приобрести продукты питания, а в процессе промыслов потеряли средства передвижения. В результате часть пострадавших от падежа в сентябре 1903 г. на лодках прибыла в Обдорск для получения хлеба и иных жизненно необходимых товаров. Поступали также тревожные новости, что заражение перекинулось на территорию между Обской и Тазовской губами. Возможно, это стало причиной того, что в июле 1904 г. на северо-западе Енисейской губернии (водораздел рек Таз и Енисей) разразилась эпидемия, затронувшая стада оленей проживавших там обдорских самоедов. За короткий промежуток времени по официальным данным погибло до 40 тыс. животных ^{[7, с. 110]}.

В указанных районах массовой гибели оленей падежи от разных заболеваний происходили практически каждое лето, унося сотни голов. Вопреки этому, здесь отсутствовал ветеринарный врач, ветеринарный фельдшер, обладавшие необходимыми знаниями и навыками ^{[4, с. 2]}. В прессе продолжали раздаваться призывы к детальному изучению оленеводства Севера, чтобы «не дать окончательно разориться инородческому населению, поддержать и развить это занятие вообще, как имеющее немаловажное значение в промышленности» ^{[27, с. 2]}.

Несмотря на частые и опустошительные эпизоотии на Тобольском Севере, до революции практически не были известны точно установленные причины их возникновения, не выработаны меры борьбы с заболеваниями, отсутствовали комплексные научные исследования оленеводства и болезней животных. С уверенностью были установлены лишь наиболее распространенные общеизвестные заболевания оленей, далеко не всегда имевшие отношение к Тобольскому Северу: копытный рак, воспаление легких, опухоли головы и рогов, угри на спине, подъязычные паразиты, отчасти – сибирская язва. До конца XIX в. вообще не считалось необходимым обращаться за помощью к ветспециалистам, на специальные экспедиции не отпускались средства.

Отечественные опыты с вакцинацией северных оленей от антракса были начаты еще в 1888 г. и продолжались 10 лет. Однако после этого до 1907 г. эксперименты были полностью прекращены, а методика массовых прививок так и не была разработана вплоть до 1928 г.

Меры, принимаемые местными жителями, были примитивными: локальное отделение больных оленей от здоровых, добавление в пищу животных народных лекарственных средств, совершение религиозных обрядов, мобильная перегонка в отдаленные от падежей места. Мероприятия властей Березовского уезда также не являлись передовыми: опрос жителей, оповещение администрации губернии и др.

Ущерб от падежей можно было минимизировать, если бы на Тобольском Севере существовал ветеринарно-санитарный контроль. Тем более что к началу XX в. этот вопрос уже неоднократно поднимался. Еще в 50-е гг. XIX в. отмечены обсуждения о борьбе с падежами, в 90-е гг. в «Тобольских губернских ведомостях» и «Сибирском листке» вышел ряд публикаций, посвященных актуальности врачебной помощи оленеводам. В 1904 г. врач Акулит обследовал положение северообского оленеводства. Однако вплоть до второго десятилетия XX в. Березовский уезд по-прежнему оставался без ветеринарной помощи, хотя согласно штатному расписанию существовала должность уездного ветеринара, длительное время остававшаяся вакантной ^{[35, с. 156]}.

В июне-июле 1911 г. на полуострове Ямал случился массовый падеж оленей пандемических масштабов, превысивший все случавшиеся ранее эпизоотии и достигший колоссальной смертности в 100 тыс. голов (около половины всех оленей на полуострове и около 13,6 % от общего числа оленей в Березовском уезде). В той или иной мере пострадало полторы сотни хозяйств, половина из которых вообще лишилась всех своих оленей. Кроме того весомый ущерб был нанесен еще более 50 хозяйствам. Всего в 129 хозяйствах осталось не более 15 тыс. оленей ^{[22, с. 14]}; ^{[29, с. 2]}; ^{[35, с. 155]}.

Из-за отсутствия средств связи (телеграфа) и надежных транспортных коммуникаций, а также ввиду удаленности мест падежа, в Тобольске об эпидемии узнали довольно поздно и оказать помощь не успели. Ситуацию осложняли отсутствие сведений о характере, течении и происхождении заболевания, подробной информации об условиях быта самоедов и самом месте падежа.

Массовые инфицирования в Низовом крае давно вызывали желание отправить туда экспедицию для исследования их причин, но в Санкт-Петербурге этот вопрос неоднократно откладывался. Лишь после эпидемиологических падежей 1911 г. дело сдвинулось с мертвой точки. Для сбора сведений по ходатайству администрации губернии Ветеринарное управление МВД организовало 2 экспедиции (на весну 1914 г. планировалась 3-я) для выяснения мест зимних стоянок, путей входа в тундру, определения количества и районов падежа, а также причин возникновения, механизма распространения и мер по предотвращения болезни.

В январе 1912 г. тобольский губернатор Д. Ф. Гагман обратился с просьбой к Ветеринарному управлению МВД о немедленной командировке на Тобольский Север специалистов для выявления причин эпизоотии, учреждении на месте ветеринарного надзора и проведения прививок от сибирской язвы. Сменивший его вскоре А. А. Станкевич отправил обстоятельный доклад о необходимости экспедиции на север. В феврале в Санкт-Петербурге Бактериологический съезд создал комиссию для оказания помощи оленеводам губернии ^{[29, с. 2]}. В июле тобольский губернатор в адрес начальника Ветеринарного управления МВД направил проект организации экспедиции. 3 августа было получено уведомление, что министр внутренних дел А. А. Макаров признал необходимым перед основной экспедицией 1913 г. провести разведочную осенью 1912 г. С этой целью в Тобольскую губернию на 3 месяца был командирован С. И. Драчинский, заведующий отделением кровепаразитов им. проф. И.М. Садовского ветеринарно-бактериологической лаборатории МВД ^{[28, с. 3]}. Известный бактериолог получил полномочия набрать в штат предстоящей экспедиции необходимое число ветврачей, а также стартовое финансирование для текущих нужд в размере 6601 руб. Часть средств была отправлена для оплаты счетов столичных фирм, исполнивших заказы для экспедиции. Остальные деньги были переведены в ведение тобольского губернатора. Все траты были произведены за счет процентного сбора с гуртового скота.

Изначально в 1913 г. планировалось отправить две экспедиции (к самоедам и кочующим зырянам), однако специалистов по болезням оленей было крайне мало. В итоге экспедиция была отправлена только к самоедам, на Ямал ^{[29, с. 2]}.

Перед началом экспедиций, 28 августа 1912 г. в Тобольске состоялось совещание, на котором присутствовали губернатор А. А. Станкевич, вице-губернатор Н. И. Гаврилов, командированный Министерством внутренних дел и заведующий экспедицией ветеринарный врач С. И. Драчинский, советник губернского управления Н. Н. Виноградский, ветеринарные инспекторы, лесничие, ветврачи и ветфельдшеры, местные жители. На организационном собрании был обсужден план действий экспедиции и определены ее финансовые потребности. Была составлена смета расходов, включавшая также, помимо трат на оборудование и транспорт, суточное содержание, прогонные деньги и пособие на подъем для членов экспедиции. Общая сумма издержек была определена в 10 тыс. руб. ^{[28, с. 3]}.

Первую экспедицию, в медицинский состав которой вошло 5 компетентных опытных ветеринаров, 3 ветфельдшера и лаборант, возглавил С. И. Драчинский. Ее целью стала разведка, сбор материалов для 2 экспедиции ^{[29, с. 2]}. Участники отправились осенью, так как в это время стада выгоняют из глубины тундры. 4 сентября 1912 г. экспедиция стартовала водным путем из Тобольска и через неделю на земском пароходе «Желанный» по Оби прибыла в Обдорск. Изначально участниками экспедиции предполагалось, что к концу октября оленьи стада кочующих в Ямсале каменных самоедов будут приближаться к Обдорску и идти двумя путями: около самого волостного центра и через с. Пуйко. Кроме них сюда также подтягивались стада архангельских зырян и тобольских самоедов, кочующих по побережью Карского моря, Обской и Тазовской губы. Таким образом, к декабрю в Обдорске должно было сконцентрироваться весомое число оленеводов. Однако по прибытии членов экспедиции выяснилось, что сюда к заморозкам пригнали лишь небольшое число оленей, которых забивали только в пищу для местных жителей. Забой начался 30 сентября в 85 км от села и продолжался до 6 октября. Члены экспедиции воспользовались случаем и 25 сентября отправились к месту забоя – около юрт автохтонов на Чуманасинской протоке. Отметив примитивность убоя, врачи осмотрели трупы оленей и собрали солидный патологоанатомический материал. Выяснилось, что печень почти 200 оленей (свыше 90 % от числа забитых туш) была поражена гельминтами. Выборочный забор крови у живых оленей под микроскопом выявил заражение их пириплазмозом (сезонная патология, вызываемая клещами и более опасная для собак, чем для оленей). Заболевание это не являлось вновь открытым – олени остяков и зырян часто страдали от этой паразитарной болезни.

4 октября в верховьях р. Пыдерок, где в 1911 г. пало около 500 оленей, был взят материал для анализа тканей мышц и сердца пяти сохранившихся там трупов, а также образцы почвы с разных глубин. 6 октября факт заражения пириплазмозом был зафиксирован при забое в другом чуме. 23 октября часть экспедиции направилась к другому месту падежа, в верховья р. Аксарки в 210 км от Обдорска, где также были взяты образцы. Несмотря на массовой падеж оленей вплоть до верховий Полуя, дикие звери, ввиду невосприимчивости их организмов, этим заболеванием поражены не были. Последующие анализы печеночного материала забитых животных констатировали множественные очаги поражения стада. Причем, паразиты предпочитали молодых носителей, в то время как в печени старого скота наблюдались только последствия – сильное развитие соединительной ткани по пути желчных протоков ^{[18, с. 7-10]}.

Параллельно со сбором эпизоотического материала экспедиция фиксировала наблюдения о развитии ветеринарно-санитарного дела. Так, для местного употребления ежегодно забивалось около 10 тыс. оленей. Более того, березовской олениной в целях получения дешевого качественного мяса интересовались иностранные фирмы, что требовало упорядочения промысла и организации убоя в промышленных масштабах. Вместе с тем, задача качества не стояла на первом месте. В этом контексте организация ветеринарного контроля в Тобольской губернии представлялась одной из приоритетных здоровьеохраняющих мер.

Путем опросов местных жителей участники экспедиции установили детальную хронологию падежа 1911 г. Согласно свидетельствам очевидцем, массовая гибель оленей началась во второй декаде июля и продолжалась до конца месяца. Интересно, что и в предыдущие годы сроки протекания мора совпадали. Однако трудно было определить, связано ли это с закономерной цикличностью заболевания, либо являлось простым совпадением. Тем не менее, определенно можно утверждать, что эпизоотии были обусловлены природно-географическим фактором Березовского уезда.

Границы сибиреязвенного района на полуострове Ямал достигали 71o с.ш. Севернее, за исключением единичных случаев, падежа не наблюдалось. Южная граница эпизоотии проходила по озеру Яротто и далее по западному побережью Карского моря. Напротив, на восточной оконечности Ямала, на берегах Обской губы случаи падежа не отмечены. С другой стороны, эпидемия затронула стада низовых самоедов по Тазовской губе и по восточному склону Уральских гор. Однако эти местности не входили в маршрут экспедиции и остались необследованными.

Статистики заболевших и умерших людей, ставших жертвами падежей оленей, не велось. Но, судя по некоторым данным, скончалось довольно много инородцев. В основном, заражение происходило при контакте внутренней стороны шкуры погибшего животного с кожей человека либо при поедании мяса. Смерть наступала быстро – спустя 24-48 часов после заражения.

Вторая экспедиция состоялась весной-летом 1913 г.: прививки следовало делать весной во избежание летних падежей, когда язва наиболее активна. Участники под руководством того же С. И. Драчинского в составе 3 ветеринарных врачей и 3 фельдшеров вышла из Обдорска 5 апреля несколькими отрядами по направлению к местам кочевок самоедов: отряд Н. С. Поморцева – к устью р. Юрибей и бассейну оз. Тамбой (5 апреля – 22 июня), Б. А. Казанского – до оз. Пуйко и севернее (начало апреля – конец июня), С. И. Драчинского – до местности между реками Мурда и Се-Яга (апрель – июнь). Соединившись, экспедиция 25 июня отправилась в обратный путь.

Благодаря условиям вечной мерзлоты, даже спустя 2 года после падежа трупы оленей находились в хорошей сохранности. При бактериологическом исследовании образцов почвы, взятых под трупами, была выявлена вирулентная бацилла (степень особенности данного инфекционного агента / штамма микроорганизма заражать организм) сибирской язвы. Диагноз подтвердился после применения различных методов проверки. Возбудителем заболевания были заражены белые мыши и олени, погибшие через сутки после инфицирования. Аналогичные споры сибирской язвы были получены еще в двух местах массового падежа оленей, располагавшихся в сотнях километров друг от друга. Сами по себе туши погибших оленей были носителем, но не являлись переносчиком: без доступа кислорода бацилла язвы не может перейти в активную споровидную форму, погибая в мясе при гниении или находясь в латентном состоянии в земле в течение многих лет ^{[18, с. 10-14]}; ^[26]; ^{[35, с. 103]}.

Помимо санитарно-ветеринарной обстановки экспедиция изучила условия кочевок самоедов на Ямале. Для выработки эффективных мер против падежа предлагалось провести мероприятия не только по научному изучению болезней, но и исследованию физиологии, образа жизни, повадок животного, а также изучить приполярные климатические условия. Защитой оленей должна была стать организация прививок сибиреязвенной вакциной. Особенно важным вопрос о прививках представлялся для самоедов, кочевавших в средней и южной частях Ямала в теплое время года недалеко от мест массовых падежей.

Меры вакцинации должны были, по крайней мере, остановить распространение заболевания. Тем не менее, современные исследования показывают временный характер этого успеха: при слабом течении инфекционного процесса в течение 3-4 месяцев бациллы с экскрементами снова попадают в почву ^[5]. В итоге, несмотря на вакцинацию, происходило дальнейшее обсеменение территорий пастбищ и распространение заболевания.

Выводы

По итогам экспедиций 1912-1913 гг. была выработана методика борьбы с сибирской язвой, предполагающая изначально выяснить принцип вакцинации оленей: опытным путем выборочно на 200-300 оленях применить метод Луи Пастера и комбинационный способ, а затем из них выбрать наиболее приемлемый. По итогам эксперимента планировалось определить: длительность прививочного иммунитета; оптимальное время для вакцинации стельных важенок (взрослых самок оленя) без негативных последствий для плода; сочетание прививок и кочевок. Для выполнения всего комплекса мероприятий предполагалось открыть в Обдорске оборудованную бактериологическую лабораторию с постоянным штатом врачей во главе с компетентным бактериологом. Сами прививки было решено ставить частично в период прохода оленеводов через Обдорск на север, отчасти – отправляя ветеринарные отряды с врачом на Ямал. Помимо этого, было произведены исследования крови оленей на предмет выявления других заболеваний (пироплазмоза), собран патологический материал на местах забоя.

Две экспедиции позволили определить возбудителя падежа оленей 1911 г., выработать методику борьбы с ним. Экспедиция 1913 г. сделала важнейшее открытие, определив в пробах материала бациллу сибирской язвы, споры которой залегали в почве на определенной глубине.

В 1914 г. во время очередной экспедиции ветеринарный врач Вышелесский, изучая образцы тканей павших оленей, выделил не только возбудителя сибирской язвы, но и бациллу, вызывающую карбункул (гнойно-некротическое воспаление кожи). Также был поставлен опыт с иммунизацией оленей против антракса, произведены выпасы опытной группы животных в местах падежей 1911 г., взяты пробы грунта. Однако, ни вызвать заболевание, ни выявить содержание бациллы сибирской язвы не удалось ^{[1, с. 73]}.

В конце июня 1915 г. на Ямале начался очередной падеж оленей. По данным Обдорской инородческой управы тогда погибло около 19,2 тыс. животных. Часть оленеводов была вынуждена заняться неводьбой. По распоряжению тобольского губернатора экстренно на место падежа для изучения характера вспыхнувшей эпизоотии прибыл ветеринарный врач А. Н. Чеботарев. С 3 по 12 августа в районе Пуйковского промысла он проводил бактериологические исследования трупов животных с целью выяснения клинической картины заболевания и установил, что причиной очередной эпизоотии стал антракс ^[31].

После окончания падежа 1911 г. также предпринимались меры по оказанию финансовой помощи оленеводам, пострадавшим от эпизоотии. Сумма ущерба превысила 1,14 млн. руб. (в среднем, из расчета по 15 руб. за оленя). После падежа 1911 г. следующим летом березовский исправник распорядился организовать беспрепятственную выдачу хлеба нуждающимся и организовал его доставку по тундре при помощи родовых старшин. Кроме этого, он ходатайствовал перед губернатором А.А. Станкевичем об оказании денежной помощи 75 семьям, оставшимся без оленей. В результате пострадавшим суммарно было выделено 33,7 тыс. руб. для покупки свыше 2,2 тыс. оленей. Именно исправник подчеркивал необходимость командировки ветврачей для изучения причин падежа и мер борьбы с ним, настояв на Ямальской экспедиции 1913 г. Кроме того, еще в марте 1912 г. тобольский губернский ветеринарный врач обратился к руководству Ветеринарного управления с просьбой разрешить использовать казенные деньги для адресной покупки животных пострадавшим безоленным самоедам ^{[17, с. 3] [35, с. 137, 156]}.

В начале XX в. оленеводство было весьма рентабельным занятием: можно было получить до 80 руб. ежегодной чистой прибыли с одного живого оленя. Себестоимость содержания животного (сбор за выпас, плата пастухам) составляла около 80 коп. Реализация продуктов с туши одного зверя (мясо, шкура, рога) приносила порядка 3,5-11 руб., в зависимости от возраста ^[6].

Заключение

К началу XX в. оленеводство, наряду с рыболовством, играло первостепенную роль в промыслах автохтонного населения Березовского уезда. Практически каждое десятилетие край переживал эпизоотии, приводившие к падежам животных. В связи с высокой концентрацией животных и их периодическими падежами, а также из-за значения отрасли для народного хозяйства, назрела необходимость внедрения ветеринарной практики на Тобольском Севере. В начале XX в. промежутки между падежами значительно сократились, а последствия становились все более масштабными. Пандемия 1911 г. на Ямале окончательно убедила в том, что откладывать вопрос с ветконтролем больше нельзя. Весомую роль в установлении причин падежей, развитии бактериологии, изучении образа жизни северного оленя, создании профилактической методики сыграли научные экспедиции 1912-1913 гг. В их штат были включены компетентные специалисты во главе с известным бактериологом С. И. Драчинским. Участники экспедиции не только подтвердили общеизвестные факты о сибирской язве, оленеводстве, жизни автохтонов, но и обогатили науку новыми сведениями в области вакцинации, вирусологии, эпидемиологии. Фактически, это был первый системный опыт по изучению эпизоотической картины на севере Тобольской губернии, заложивший основы для последующего развития ветеринарного дела в Березовском крае.

Следует отметить, что участникам экспедиций приходилось работать в сложных экстремальных условиях, присущих для повседневной работы ученого в полевых условиях. Экстремальность выражалась в постоянной опасности заражения тяжелейшим заболеванием, в климатических условиях, санитарно-гигиеническому и бытовому укладу жизни исследователей в ходе экспедиционной деятельности.