Balance of powers within the international political science theoretical concepts and applied analysis

Баланс сил — одна из самых известных и вместе с тем противоречивых концепций международно-политической науки, занимающая центральное место в парадигме реализма. Неслучайно, ведущий неореалист К. Уолтц отмечал: «Если и существует какая-то отдельная политическая теория международной политики, то это теория баланса сил. Однако сложно найти такую формулировку теории, которая принимается всеми» ^[69].

В зарубежной литературе в 1950-1960-е гг. был опубликован ряд ранних работ по концептуализации международного баланса сил. Среди них стоит отметить труды М. Каплана ^{[47,48,49,50]}, К. Уолтца ^[67], Э. Хааса ^[41], С. Хоффмана ^[44], Д. Зиннес ^[73], П. Чаттердже ^[39], А. Стейна ^[42], Р. Мастерса ^[56] и др. Отдельно изучался международный баланс сил, сложившийся в разные эпохи, в т.ч. в период с эпохи Возрождения до Великой Французской революции ^[57], в XIX веке ^[59], в т.ч. после Венского конгресса ^[60], перед Первой и Второй мировой войнами ^[63], а также во время холодной войны ^[53].

Данный вопрос исследовался в российской международно-политической науке. В 1993 г. в ИМЭМО РАН вышла коллективная монография по данному вопросу ^[2], которая представляет собой, пожалуй, наиболее комплексное русскоязычное исследование баланса сил на сегодняшний день. Свой вклад в понимание данной категории внесли выдающиеся отечественные международники, в т.ч. А.Д. Богатуров ^[4] и В.М.Кулагин ^[24] (МГИМО), В.А. Кременюк ^[23] (ИСК РАН), П.А. Цыганков ^[34] и А.А.Кокошин ^[20] (МГУ им. М.В.Ломоносова), Н.В.Загладин (ИМЭМО РАН) ^[16]. В последние годы данный вопрос изучает также А.В. Зобнин (Ивановский государственный университет) ^[18]. Количественные методы анализа в исследованиях баланса сил применяет И.Н. Тимофеев (РСМД) ^{[28, 29]}. Региональный аспект баланса сил в русскоязычной литературе рассматривался применительно к Европе ^[1,6,17], Ближнему Востоку ^{[5, 22]}, АТР ^{[15, 21, 27]}, а также в контексте региональных конфликтов ^[7,31,32].

Баланс сил в категориях системного подхода

Системный подход – это особый принцип общенаучной методологии, который состоит в рассмотрении целостных интегративных свойств объекта. В зарубежных исследованиях основы системного подхода были впервые подробно описаны Л.фон Берталанфи, который говорил о признании изоморфизма (эквивалентности) законов, управляющих функционированием системных объектов ^[36]. Развиваются системные исследования и в отечественной науке ^[12].

Примечательно, что международники не сразу решились употреблять термин «система», т.к. в этом случае, по мнению французского исследователя Р.Арона, речь должна идти о внутреннем единстве и целостности мира, составные части которого между собой нередко соперничают [35: 60-69]. С другой стороны, война – это тоже форма взаимодействия, ведь как отмечают в этой связи Х.Булл и А.Уотсон, в системе «поведение каждого является необходимым фактором в расчетах для других» ^[64]. В международно-политической науке речь идет в узком смысле – о системе международных отношений, в широком смысле – о мировой системе ^[3] или глобальной международной системе ^[34].

Система международных отношений принадлежит к социетальному типу систем и является одной из наиболее сложных для анализа. Как отмечает П.А.Цыганков, данная система носит объективно-субъективный характер, т.к. частично имеет основания в реальной действительности, а частично конструируется людьми в политических и иных целях [34: 5]. Система является самовоспроизводящейся и целеустремленной. Кроме того, она эволюционирует и усложняется.

Наибольший интерес международников в рамках системного моделирования традиционно вызывает стремление системы к самоорганизации (процесс формирования в системе упорядоченных структур без внешнего специфического воздействия) в рамках имманентного стремления к достижению баланса сил. Государства стремятся добиться конкурентных преимуществ, склонить баланс сил на свою сторону, но в связи с тем, что их действия вызывают противодействие их соперников, которые также наращивают свою силу, система международных отношений находится в постоянном динамическом равновесии.

Схожие явления наблюдается в целом ряде физических (турбулентность), химических (автоколебательные реакции Белоусова-Жаботинского), биологических (модель хищник-жертва) процессов

Эта «хаотизация» позволяет системе переходить в разные состояния, в том числе достигать режима квазипериодического изменения, близкого к автоколебаниям, который на фазовых диаграммах изображается так называемым странным аттрактором. Аттрактор Лоренца является разновидностью странного аттрактора и представляет собой реальный пример динамических систем с хаотическим поведением из физической науки. Примечательно, что модель аттрактора Лоренца была выбрана проф. А.Д.Богатуровым в качестве символа журнала «Международные процессы» – ведущего отечественного научного издания по теории международных отношений – что символизирует концепцию динамического равновесия ^[12].

Моделирование баланс сила в зарубежной международно-политической науке связано с выходом работы активного сторонника модернизма в международных отношениях М.Каплана «Система и процесс в международных отношениях» ^[50], монографии С.Хоффмана ^[43] и, в особенности, докторской диссертации К.Уолтца «Человек, государство и война» ^[68].

Системные исследования М.Каплана

Одним из первых вербальные модели системы международных отношений в серии своих работ 1957-1969 гг. представил М. Каплан ^{[48, 49, 50]}. В его концепции, следующей в русле реалистической парадигмы и основанной на кибернетическом подходе У.Р. Эшби, мир предстает в виде «единой ультрастабильной системы».

Первоначально он рассматривал 6 макромоделей мировой политики, в т.ч. две реально существовавших – «баланс сил» (система Европейского концерта) и «свободная биполярная система» (период холодной войны) – и четыре абстрактных модели (жесткая биполярная система, универсальная международная система конфедеративного типа, иерархическая система с господством одного блока и многополярная система с наличием «вето» у нескольких ядерных держав). Впоследствиии к ним он добавляет еще 4 модели – очень свободную биполярную систему, систему ослабленной напряженности, неустойчивую систему блоков и систему неполного распространения ядерного оружия. Переход между моделями происходит, по мнению М. Каплана, посредством «системного сдвига». Возможна также смена равновесия в рамках одной и той же модели.

Как сторонники традиционного подхода (Х. Булл ^[38]), так и создатели теории систем (К. Боулдинг ^[37]) резко критиковали труд М. Каплана. Примечательно, что экономист К. Боулдинг при этом отмечал сходство абстрактных макромоделей М. Каплана с типами рыночных структур: баланс сил – это свободная конкуренция, биполярная система – это дуополия, иерархическая система – это монополия. Надуманность моделей М. Каплана, сугубо механическое наложение системной терминологии на сферу международных отношений отмечали и отечественные международники ^{[25,26,33,34]}.

Сам М. Каплан характеризовал свой труд как «абстрактный, теоретический и полуформализованный» [50: 10], отмечая, что представленная им теория «не математическая и не точная» [50: 14], носит вводный характер и будет впоследствии подвергнута эмпирической проверке другими исследователями. Уже позднее, в предисловии к переизданию своего основного труда, он отмечал, что в 1961 г., получив грант Фонда Форда, он отказался от статистического анализа исторических альянсов, т.к. речь шла о системах, которых не являются достаточно похожими. М. Каплан отмечает, что подразумеваемая им в «Системе и процессе в мировой политике» самоорганизация системы вошла в научный оборот уже после выхода его книги благодаря работам И. Пригожина. Он также отмечает, что созвучные ему идеи по самоорганизующимся системам тестируются в Институте Санта-Фе [50: 2-3].

Структурный реализм К.Уолтца

Новое представление о структуре системы МО дал К. Уолтц в своей работе «Теория международной политики» ^[69]. Он проводил аналогию между международными политическими взаимодействиями и рынком, а государства отождествлял с фирмами на этом рынке. Он утверждал, что в современной межгосударственной политике возникает самостоятельный феномен международной системы. Она не сводится к простой сумме акторов, а характеризуется эмерджетными свойствами.

Первые активные попытки использования системного подхода в международных исследованиях были крайне важны для углубленного понимания и объяснения многих политических процессов и факторов функционирования биполярной системы международных отношений. Системные исследования во времена холодной войны выявили важную закономерность развития международной системы. Несмотря на жесткое противостояние сверхдержав международная система характеризовалась известной долей стабильности. Так, фактор ядерного оружия и сложившаяся структура отношений между ведущими центрами силы обеспечивала довольно высокую степень предсказуемости, в нарушении которой не была заинтересована ни одна из сторон.

При очевидных преимуществах использования системного подхода в исследовании международных отношений достаточно быстро выявились и его недостатки, которые стали предметом дискурса даже среди его основателей. Одним из первых их обозначил К.Уолтц, который отмечал невозможность прогнозирования развития событий на одном уровне абстракции с помощью закономерностей, оперирующих на другом, пусть и более высоком уровне ^[70]. Фокусируясь на исследовании структурных возможностей и ограничений, влияющих на поведение государств, он глубоко сомневался в возможности предсказать конкретный внешнеполитический курс отдельной страны. Решение последней задачи классик структурного реализма считал невозможным в силу непреднамеренности человеческого выбора, а также невозможности точно определить намерения других государств.

Структурный подход К.Уолтца, предложенный на рубеже 1970-80 гг. прошлого столетия, инициировал дискурс не только в рядах последователей школы реализма, но также оказал существенное влияние, в том числе на его критиков из числа представителей конкурирующих исследовательских течений. Так, неолиберальное сообщество экспертов упрекало приверженцев структурного реализма за игнорирование социальных, религиозных и культурных ценностей. Институционалисты дополняли К.Уолтца, внедряя в анализ категорию информации, в противовес материально-силовым ресурсам. Согласно их логике, возможность обеспечения эффективного сотрудничества между государствами зависит, в том числе, от наличия институтов, обеспечивающих эффективный обмен информацией в международной системе. В этом они видели пути смягчения последствий естественного состояния международной системы в виде анархии.

Структурный реализм К.Уолтца, ныне известный как оборонительный реализм, успешно встраивался в логику холодной войны, однако ее окончание обнажило перед реалистами бесперспективность рефлексии в том же духе без необходимой адаптации к новым реалиям. В 1993 г. представитель наступательного реализма Дж.Миршаймер ^[58] заявил, что К.Уолтц был в целом прав, анализируя в качестве доминантных всего две системы – биполярную и многополярную. По его мнению, установление многополярного миропорядка приведет к увеличению нестабильности и вооруженным конфликтам. Поэтому предпочтительной моделью миропорядка является однополярность и гегемония США, которая должна обеспечить стабильность всей системы международных отношений.

Количество полюсов и концентрация силы

Особое внимание в международно-политической науке уделяется количеству полюсов, которые, как правило, идентичны великим держав. По формальным критериям, к великим державам, относят, как правило, государства, на которые приходятся не менее 10% совокупной мировой мощи ^[40]. В этом смысле, прослеживается некоторая аналогия с экономической сферой, где приобретение более 10% акций предприятия относится уже к прямым инвестициям, поскольку дает инвестору право на одно место в совете директоров компании.

Однако важно не только количество полюсов, но и то, как концентрируются и распределяются между ними силы. Формальные критерии для определения количества полюсов в мировой политике следующие ^[55]:

- В однополярной системе одно государство контролирует 50% и более совокупной мировой мощи.

- В около-однополярном мире, или в рамках плюралистической однополярности в терминологии А.Д. Богатурова ^[4], одно государство контролирует 45–50% мощи, в то время как ни одно другое государство не контролирует более 25% мощи.

- В двухполюсной системе каждый из игроков контролирует более 25% совокупной мощи.

Единой позиции относительно приоритетности выбора модели баланса сил не прослеживается. Вопрос, какая система международных отношений является более устойчивой (равновесной) – однополюсная, двухполюсная или многополярная ^[45,54], до сих пор остается дискусионным. Так, можно выделить простой баланс сил, складывающийся между двумя противостоящими государствами или группами государств, как это было в годы холодной войны, и сложный (комплексный) баланс сил, состоящий из большего количества государств.

Ряд исследователей считает, что уместней говорить не о балансе сил, а о балансе угроз ^[66], причем для региональных держав речь идет о региональном балансе. Собственно, на этом и основано распределение американской военной помощи странам Ближнего Востока в контексте концепции Qualitative Military Edge ^[13].

Особый фокус также делается на анализ усиливающейся взаимозависимости между странами ^[30], которая, по мнению американских исследователей, будет сковывать переход игроков в «нежелательные коалиции».

Важное направление теоретических исследований – это сами методики подсчета совокупной мощи, куда помимо традиционных «осязаемых» элементов (военная мощь, экономика, демография и проч.), входит также и ряд других «неосязаемых» переменных (качество управления, мотивация и проч.). Как представляется, достаточно сложно оценить совокупную мощь по той простой причине, что противник может навязать выгодный ему тип конфликта, стремись максимально использовать свое преимущество именно по данному типу вооружений (например, авиация или кибервооружения) или ресурсу. Подобные подходы исследуются в рамках ассиметричных конфликтов, а ведущим исследователем в РФ по данной проблематике является Л.В.Дериглазова ^[14] (Томский ГУ).

Теоретико-игровые модели баланса сил

В рамках теории игр также был предложен ряд моделей баланса сил ^[11]. Поскольку необходимо рассматривать действия трех, пяти, семи и более государств, стратегически взаимодействующих в рамках системы международных отношений, это сопряжено с определенными методологическими трудностями в рамках теоретико-игрового анализа. Особые сложности возникают, если моделируются действия более, чем трех игроков, а игра не является одновременной и одноходовой. Тем не менее, за последние годы исследователи попытались, хотя бы частично, решить данную проблему как в рамках некооперативной, так и кооперативной теории игр.

Например, Х.Вагнер рассматривает некооперативную игру с n-участниками, в которой государства имеют следующие стратегии: воевать друг с другом либо поодиночке, либо в рамках альянсов ^[65]. Более мощные страны и коалиции при этом побеждают менее мощных, а если война длится до конца, то побежденные будут уничтожены, а их ресурсы поделены между победителями. Хотя данный анализ приводит к некоторым интересным выводам, сама по себе игра достаточно сложная, со множеством допущений, что ставит под вопрос реалистичность моделируемой ситуации.

Альтернативные модели в рамках кооперативной теории игр разрабатываются Р.Ордешоком и его коллегами ^[61]. В частности, он рассматривает формирование коалиций из n-игроков, при этом предполагается, что вне зависимости от формата коалиции, существуют механизмы принуждения к выполнению обязательств. В целом, для данного типа моделей также характерно большее количество допущений.

Безусловно, в теоретико-игровых моделях международной системы необходимо учитывать огромное количество параметров, поэтому неудивительно, что многие исследователи предпочитают использовать другой методологический инструментарий для этих целей, в первую очередь, имитационные модели системной динамики, либо агентного моделирования.

Исторические примеры

Традиционный интерес исследователей вызывает система «Европейского концерта», сложившаяся после Наполеоновских войн. Знаковым исследованием данного периода является работа Р. Роузкранца и др. ^[62], где анализируется период 1870-1871 с точки зрения существовавших международных коалиций, распределения мощи между ними, а также на основе уровня сотрудничества/соперничества в подсистеме (см. табл. 1).

Таблица 1

Баланс сил и уровень сотрудничества в Европейском концерте

Примечание: A – Австрия, B- Британия, F – Франция, G – Германия, R – Россия

Источник: ^[62]

Последний показатель оценивался на основе количественных методик ивент-анализа, аналогичных шкале Гольдштейна ^[8,10]. Вместе с тем сложно согласиться с оценкой распределения мощи в данной модели, которая подсчитывалась на основе ранговых показателей (1-5 место страны по совокупной мощи), причем общий балл на протяжении всего периода был равен 15 (1+2+3+4+5). Как представляется, это очень приблизительное оценка, ведь страны, даже занимающие соседние места, могут иметь очень разный потенциал, что не отражается при данной методике.

Большой интерес исследователей традиционно вызывает и биполярная система. Так, различная конфигурация альянсов с участием США и их союзников (в первую очередь члены НАТО, Япония и ряд других) и СССР и их союзников (в первую очередь члены ОВД и ряд других) формирует различное соотношение потенциалов (табл. 2).

Таблица 2

Соотношение потенциалов американской и советской коалиций

Источник:[66: 34].

Наихудшая для СССР ситуация (см. нижнюю строку) наблюдается, когда США состоят в союзе с КНР, а Индия сохраняет нейтралитет.

Теория и практика баланса сил

Надо понимать, что за теоретическими исследованиями о стабильности той или иной системы баланса сил стоят, как правило, вполне практические интересы. Так, американские исследователи начали серьезно изучать модели баланса сил после Второй мировой войны и становления США как ведущей великой державы, после создания Совета национальной безопасности США. Тот или иной тип международной системы и распределения баланса сил в ней, с 2-5 полюсами, с большей или меньшей долей самостоятельности у традиционных союзников (европейские страны во главе с ФРГ, а также Япония) призван обеспечивать американское лидерство. Так, первоначальные американские планы по созданию Трансатлантического и Транстихоокеанского партнерств «на паях» со своими союзниками с приходом Д.Трампа были свернуты в пользу более односторонних подходов.

В этом контексте примечательно создание рядом американских международников теории гегемонистской стабильности ^{[52, 71]}, а также соображения С.Хантингтона о поддержании региональных балансов сил для сохранения американского лидерства ^[46]. Согласно последнему, на первом уровне находится только одна супердержава – США. На втором уровне – региональные лидеры, в т.ч. ФРГ и Франция в Европе, Индия – в Южной Азии, Бразилия – в Латинской Америке, КНР – в Восточной Азии, РФ- в Евразии, Иран – в Юго-Западной Азии, ЮАР и Нигерия – в Африке. В случае, если США не могут выстроить с ними союзнические отношения (как это удалось сделать с ЕС, в меньшей степени – с Индией), то они начинают поддерживать региональные державы 3 уровня как противовес державам 2 уровня. К таким странам относятся Великобритания в ЕС, Пакистан – в Южной Азии, Аргентина – в Латинской Америке, Украина –в Евразии, Япония – в Восточной Азии, Саудовская Аравия – в Юго-Западной Азии.

Современный баланс сил

Как представляется, мир отошел от биполярной модели, однако в полной мере многополюсный мир не сформировался. Скорее можно говорить о некоторой конкуренции традиционный (в первую очередь, страны «Группы семи» во главе с США) и восходящих державах (страны БРИКС, а также Иран и Турция при доминирующей военном и политическом влияние РФ, и экономической мощи КНР).

За минувшие четверть века потенциал РФ и других стран с развивающимися рынками (БРИКС) существенно вырос ̶ ВВП стран БРИКС по паритету покупательской способности (ППС) в 2014 г. превысил 30% от мирового ^[72]. КНР стала крупнейшей в мире экономикой ̶ объем ВВП по ППС в 2014 г. составил 18,0 трлн. долл. США против 17,3 трлн. долл. у США. Объем промышленного производства в странах БРИКС опережает показатели Группы семи (36% против 35% от мирового). Население стран БРИКС - 42% населения мира, против 10% у стран «Группы семи». Объем золотовалютных резервов стран БРИКС составляет 66,4% от мировых против 26,5% у стран Группы семи. Объем внешнего долга стран БРИКС составляет всего 3% от мирового против 65% у стран Группы семи ^[19].

Несмотря на значительные демографические изменения, сдвиги в реальном секторе экономики, изменении военных балансов, и по ряду других статистических показателей, механизмы глобального управления во многом остались теми же, что и несколько десятилетий назад. В особенности это касается институтов Бреттон-Вудса (МВФ и Группы Всемирного банка) ^[9]. Вместе с тем, по мере институционализации БРИКС, ШОС, и других аналогичных структур (Азиатский банк инфраструктурных инвестиций, Банк развития БРИКС и др.), потенциал второй группы стран будет нарастать, что приведет к более сбалансированному мироустройству.