“Economic constitutions” in the context of evolution of the states and peoples

Levakin Igor' Doctor of Law Professor, the department of Legal Fundamentals of Management, Moscow State Institute of International Relations of the Ministry of Foreign Affairs of Russia 119454, Russia, g. Moscow, prospekt Vernadskogo, 76, of. 3172 levakin@yandex.ru

Yurtaeva Evgeniya PhD in Law Docent, the department of Theory of State and Law named after G. V. Maltsev, Russian Presidential Academy of National Economy and Public Administration under the President of the Russian Federation 119571, Russia, g. Moscow, prospekt Vernadskogo, 84, korp.8, of. 1112 eyu2509@inbox.ru

Конституционное регулирование политических основ экономических отношений в современных государствах – явление практически повсеместное, несмотря на то, что доминирующий термин для обозначения этого явления в российской юридической науке – «экономическая конституция» или «конституционная экономика» – нельзя признать устоявшимся, о чем свидетельствуют продолжающиеся ученые прения ^[4]. В западной науке области применения этих терминов разграничены более четко: если экономисты говорят преимущественно о «конституционной экономике» ^{[6, р. 377]}, то юристы – об «экономической конституции» ^{[7, р. 8]}; ^{[8, р. 13-14]}; ^[9]. Говоря о конституционно-правовом регулировании основ экономики, основополагающих экономико-правовых феноменов и экономических прав и исходя из поставленной задачи оценки их правового генезиса и эволюции, мы будем использовать термин «экономическая конституция», признавая всю условность данного термина, однако исключая возможность категориального обобщения в рамках экономического конституционализма начального опыта государств по правовому опосредованию экономического развития ^{[2, с. 21-24]}.

Конституционно-правовая конструкция экономики – один из способов юридического моделирования национального рынка товаров и услуг, хозяйственного развития, формирования материального бытия стран и народов. Правовые установки национальных конституций демонстрируют потенциал и созидательные возможности юридического решения экономико-социальных задач, обеспечения правовых форм хозяйствования, стабилизации и развития экономического быта. При этом в национальных конституциях по-разному отображается объем экономических положений: где-то закреплена как основополагающая (и единственная главная) идея экономической жизни – принцип частной собственности, а где-то положениям экономического характера уделено специальное и значительное внимание. Нельзя также не заметить, что конституции государств, как и система национальной правовой регуляции в целом, являются порождением своей эпохи, служат отражением актуальной расстановки социальных сил, выступают «экономическим портретом» государства в определенный период жизни политически организованного социума.

Содержание конституции как юридического комплекса основополагающих социальных норм напрямую зависит от развития материальных условий жизни. Однако не только производной от материальных условий жизни ролью ограничивается значение конституций. Конституции, в свою очередь, активным образом воздействуют на экономическую сферу общества ^{[10, р. 70]}. Разработанная европейскими и американскими юристами концепция «экономической конституции» охватывает совокупность конституционных норм в области обеспечения материальных условий жизни, а также проблему введения этики конституционализма в повседневную экономическую практику для защиты экономических интересов не только текущего, но и следующих поколений (наиболее широкую известность в настоящее время приобрела концепция «конституционной экономики» американского экономиста Нобелевского лауреата Дж. Бьюкенена ^{[6, р. 372, 377-395]}). Как нам представляется, в рамках данной концепции можно проследить развитие и выявить общие закономерности «экономических конституций». К ним мы относим объективно обусловленные устойчивые тенденции легитимации и легализации экономических притязаний, выражающие их сущность в процессе становления, развития и функционирования конституционного регулирования.

Для теоретической разработки указанной проблематики принципиальным является следующее утверждение: конституционно-правовое закрепление (иначе – конституирование) основ материальных условий жизни есть объективная реальность любого социума на определенном (достаточно высоком) уровне исторического развития. Если прав Ф. Лассаль в том, что действительная конституция страны – это «соотношение сил, реально существующих в данной стране» ^{[11, р. 28]}, то не менее верно и то, что представление о конституции государства невозможно вне учета влияния экономического фактора на социальное взаимодействие в рамках данного общества, соответственно, «экономическая конституция» является имманентным правовым выражением материальных условий жизни социума. При этом идея сопряжения (непременного сопутствия) юридических норм и экономических феноменов, встроенная в систему конституционного права, не сводится только к регулированию вопросов воздействия государства на экономику, к установлению границ ее государственного регулирования. Компонентами «экономической конституции» являются экономические права и свободы, вопросы взаимоотношений труда и капитала, финансовой системы, налогообложения и пр. Необходимо отметить, что терминология, используемая в национальных правовых системах, на различных исторических этапах может отражать различные аспекты того или иного конституционно-экономического феномена. Кроме того, используемые в конституциях государств правовые понятия для обозначения экономических явлений в разные исторические периоды могут нести отличающуюся смысловую нагрузку. Помимо этого, практика конституционных судов, конституционно-правовые обычаи и обыкновения также могут существенным образом интерпретировать экономико-конституционную действительность ^{[3; с. 23-25]}.

Феномен «экономической конституции» можно рассматривать двояко. С точки зрения «техники» конституционно-правового регулирования «экономические конституции» затрагивают определенный круг вопросов и при их анализе целесообразно ограничиться рассмотрением соответствующих разделов, положений и норм конституций (основных законов), которые непосредственно направлены на правовое регулирование экономических отношений. Такой взгляд на «экономические конституции» имеет безусловное преимущество – они легче поддаются сопоставительному анализу, результат более верифицируем. Однако такой взгляд, как нам представляется, является узким и не в состоянии полно отразить общеправовую идею конституирования экономической структуры общества.

Полагаем, что исследовательски более продуктивной будет оценка взаимосвязи национальных конституций и их экономик как органического единства правового регулирования и урегулированной (сформированной) правом экономической системы, обеспечивающего их взаимную корреляцию, где закономерности экономического развития влияют на правовое регулирование, будучи сами подвержены трансформации под влиянием правового регулирования.

В рамках исследования принципов и норм «экономических конституций» следует заметить, что экономические интересы субъектов правовых отношений имеют пространственные и временные границы. Эти границы заданы конкретно-историческими условиями, что предполагает оценку влияния исторической эпохи, политических трансформаций макроуровня на процесс конституционной эволюции экономических притязаний и закрепления экономических прав.

Очевидно, что анализ очерченной предметной области ограничен объемом журнальной статьи, поэтому в статье предлагается рассмотрение лишь отдельных, наиболее наглядных примеров «экономических конституций» в прогрессивной динамике исторического процесса.

Экономические вопросы были в центре внимания со времен возникновения самых первых свидетельств формирующегося конституционализма. Достаточно вспомнить Великий мартовский ордонанс 1357 г. (Grande ordonnance de 1357) – план реформ государственного управления Франции с его идеями ограничения финансовых прерогатив власти, контроля над налогами и за расходованием государственных средств, или британскую Великую хартию вольностей 1215 г. (Magna Carta Libertatum), которая закрепила главным образом гражданские свободы, носившие экономический характер ^{[12, р. 57, 66-68]}.

Безусловно, «экономические конституции» выступали продуктом своего времени. Уровень социального солидаризма, особенности экономического быта самым непосредственным образом сказывались на содержании регулируемых ими отношений. При этом необходимо понимать, что экономический конституционализм формировался как юридическое оформление институтов контроля над властью, как способ приобретения гражданами статуса субъекта власти, с закреплением экономической свободы индивидов. Причем в разные исторические периоды под влиянием превалирующего экономического уклада в конституционных актах закрепляли практические результаты рационализации конституционных и экономико-правовых отношений. Таковыми были, например, введение определенных (компетенционных и процессуальных) ограничений в пользовании ресурсами власти, разумное распределение функций и полномочий государственной власти между ее органами, различаемыми по функциям властной деятельности (законодательные, исполнительные, судебные), рациональное сочетание сильной исполнительной власти с контрольными полномочиями представительной власти, допущение в структуре общественно-политических отношений коллективного самоуправления, закрепление прав и свобод человека и гражданина. Впоследствии этот процесс привел к национальной идентификации народа как экономической и конституционной общностей.

«Экономическая конституция» демонстрирует не только особенности доминирующего экономического уклада и характера производственных связей, она причинно формирует правила взаимодействия общества и государства на основе принципа верховенства права, социального и экономического гарантирования прав и свобод человека и гражданина, обеспеченности этих гарантий правовым функционированием законодательной и исполнительной власти и независимым судебным контролем. Справедливо замечено, что «история прав человека показывает четкое измерение прогресса» ^{[13, р. 12]}. Поэтому наиболее зрелый конституционно-правовой контент для закрепления прав индивидов и сообществ в экономической сфере был порожден Новым временем, временем начала механизированного производства, первоначальным накоплением капитала, эксплуатации капиталом наемного труда и, как следствие, заявление о своих правах владельцев капиталов и наемных работников.

Новое время. Начальный конституционализм в Новое время символизирует решение английского короля Карла I Стюарта созвать парламент (1640), как знак политической победы нового, только зарождающегося экономического гегемона – третьего сословия. Прогрессивные буржуазные отношения были связаны с достижениями в развитии техники и технологий так называемого «первого» технологического уклада (механизацией фабричного производства, развитием мануфактур, промышленности, внутренней и внешней торговли), обеспечившего массовый переход от ручного труда к машинному, от мануфактуры к фабрике. «Первый» технологический уклад был связан с первой промышленной революцией (именуемой также промышленным переворотом): создание Ричардом Аркрайтом прядильной машины «Water frame» и строительство им текстильной фабрики в Кромфорде в 1772 г. ^{[14, р. 187]}. Именно конфликт между новыми производительными силами и стагнирующими феодальными производственными отношениями (вкупе с феодальными общественными институтами) породил в Англии революционный конституционализм.

Движение к конституционализму и ликвидации антиправовых феодальных отношений носило ярко выраженный экономический характер ^{[15, р. 14-18]}. Выработанная парламентом и принятая 22 ноября 1641 г. Великая ремонстрация – длинный перечень злоупотреблений короля, допущенных за время его единоличного правления, – демонстрирует, что «злоупотреблением» буржуазия считала все, что ограничивало свободу собственности (исходный момент конституционного регулирования) и предпринимательства.

Несомненным успехом борьбы с проявлениями королевского произвола стало принятие в 1689 г. английского Билля о правах (Bill of Rights). Данный документ стал одним из первых правовых актов, юридически утвердивших экономическую независимость буржуазии, выразившуюся в том числе в том, что было запрещено «взимание сборов в пользу и в распоряжение Короны, в силу якобы прерогативы, без согласия парламента». Кроме того, в числе первоочередных задач, требующих правового закрепления, как органическое свое право буржуазия рассматривала вотирование государственных расходов. Начальные шаги построения основ современного буржуазного конституционализма включали самые разные меры – от приобретения права собственности на основе экспроприации ^[16] до неотъемлемого права парламента на формирование бюджета («право кошелька») ^[17]; ^[18].

Декларация независимости США 1776 г., а позднее и первая в мире писаная американская Конституция 1787 г. предполагали, в первую очередь, закрепить экономическую независимость, независимость торгово-финансовую. «Нет налогов без представительства» (No taxation without representation) – лозунг, выдвигавшийся в качестве главной претензии колонистов в Северной Америке к Английской королевской власти и колониальной администрации и широко использовавшийся в ходе борьбы североамериканских колоний с Английской монархией за независимость. Отцы-основатели США стремились установить правила общежития, способствующие преобразованию конфедерации в «более совершенный союз», в рамках которого стало возможно движение к «общему благоденствию».

Особо подчеркивалась значимость экономических решений представительной власти ^{[19, р. 212-247]}. Согласно разделу 8 Конституции США Конгресс, в том числе, полномочен: вводить и взимать налоги, пошлины, сборы и акцизы для того чтобы выплачивать долги; занимать деньги под гарантию Соединенных Штатов; регулировать торговлю; устанавливать единообразные законы о банкротстве на всей территории Соединенных Штатов; чеканить монету, регулировать ценность ее и иностранной монеты и устанавливать стандарт весов и мер. Значительное внимание в Конституции (включая принятые позднее поправки к американской Конституции) отводится другим экономическим вопросам – порядку налогообложения, управлению финансами и собственностью, обороту валюты и другим ^[20].

В то же время как одно из экономических прав индивида в Конституции США получило закрепление лишь право собственности. Пятая поправка, в частности, установила, что ни одно лицо не должно лишаться собственности без должной правовой процедуры. Американская доктрина конституционного права традиционно не относит экономические права к числу фундаментальных, однако это вовсе не означает отсутствие конституционно-правового регулирования экономической сферы. (Экономические права получили более обстоятельную регламентацию в законодательстве штатов, но в ранг конституционных прав они возведены лишь фрагментарно).

При всей своей прогрессивности Конституция США, принятая в конце XVIII в. и действующая более двухсот, даже с известными двадцатью семью поправками, не могла буквально сохранять адекватность дальнейшему прогрессу производительных сил и производственных отношений. Однако принципы, изложенные в документе, по-прежнему продолжают оставаться в силе. Устойчиво развивающиеся социально-политические и экономические условия, институты эволюции общества, социальное суждение и общественные оценки требуют постоянной специальной интерпретации конституционных положений, которая допускается в судебном порядке, поэтому современная практика применения Конституции является предметом повышенной значимости для судебного толкования. Именно по этой причине Верховному суду США принадлежит огромная роль в модернизации экономических основ конституционного строя, экономических прав, а также в приведении современных экономических отношений в соответствие букве, духу и прецедентным образом развивающейся Конституции США. Например, расширительное толкование конституционного положения о допущении возможности изымать собственность для общественно полезных целей позволило судебной практике отказаться от признания абсолютного характера права частной собственности. А в 1950-1960-е гг. Верховный суд США признал возможным в рамках государственного регулирования экономики ограничение ее монополизации.

Практика Верховного суда США олицетворяет собой юридический механизм «настройки» экономики и права для эффективного развития общества ^{[21, р. 101]}.

Идеи ограничения абсолютизма, правовых гарантий прав личности и собственности легли в основу первой из писаных европейских конституций – польской Конституции 3 мая 1791 г., официально именовавшейся «Правительственный закон» (Ustawa Rządowa z dnia 3 maja). Буржуазные принципы польской Конституции носили достаточно ограниченный характер – доминирующее значение продолжали сохранять нормы, отвечающие интересам землевладельческой шляхты ^[22]. Конституция защищала основные привилегии и вольности феодалов (даже те привилегии, которые были закреплены во времена «Артикулов Генриха» в 1573 г.). Существенным моментом в расширении прав мещанства, явилось право нобилитации: Конституция закрепила право зажиточного городского населения, имевшего земельные владения, приобретать статус феодальной аристократии и переходить в дворянское сословие с приобретением соответствующих привилегий. Например, раздел второй («II. The Lander Nobility») гласил: «… признаем равными между собою всех шляхтичей … в отношении равного пользования привилегиями и прерогативами, принадлежащими шляхетскому сословию. Прежде всего пользование правом на личную неприкосновенность, на личную свободу и правом собственности земельной и движимой, так как они издревле каждому служили, так мы хотим, чтобы они сохранялись впредь свято и нерушимо, и торжественно обещаем, что не допустим никакого изменения или изъятия в законе о личной неприкосновенности и частной собственности...» ^[23]. Это нововведение служило внедрению буржуазных элементов в структуру социальных отношений. Вместе с тем оно было и свидетельством сохранения как социальной основы, так и типа собственности феодального способа производства, означавшего характерный в период перехода от феодализма к капитализму процесс слияния зарождавшейся буржуазии с частью феодалов ^{[24, р. 78, 175-202]}. Не лишенные прогрессивных потенций буржуазные принципы польской Конституции не ослабили доминирующих позиций феодальных общественных отношений и феодального экономического уклада.

Переход к индустриальному обществу. Конституция Франции 1791 г., ставшая промежуточным итогом Великой французской революции, напротив, носила радикальный модернистский характер, что не в последнюю очередь было обусловлено экономическими противоречиями.

Стагнация феодальных отношений привела к революционным событиям и принятию в период с 1789 до 1791 г. ряда законодательных актов, имевших конституционный характер. Вскоре после падения Бастилии, 4-11 августа 1789 г. революционное Учредительное собрание сформулировало принципы нового права французов ^[25], в том числе приняло Декрет об уничтожении феодальных прав и привилегий (11 августа). Центральное место в ряду принятых законодательных актов заняла Декларация прав человека и гражданина 26 августа 1789 г., которая, наряду с другими нормами, утвердила право частной собственности в качестве естественного права и провозгласила частную собственность неприкосновенной и священной, а также установила общие принципы налоговой системы.

Конституция Франции 1791 г. хотя и была отчасти компромиссной – при наличии, например, весьма значимых антифеодальных положений сохранялся монархический государственный строй и не затрагивались вопросы рабства в колониях – она внедряла новый, складывавшийся в предшествующие два революционных года, политико-правовой порядок.

Так, раздел пятый «О государственных налогах» Конституции Франции 1791 г., развивая принцип разделения властей, устанавливал правила, согласно которым «государственные налоги обсуждаются и устанавливаются ежегодно законодательным корпусом», а «власть исполнительная руководит и наблюдает за взиманием и поступлением налогов и в этих целях издает все необходимые распоряжения». Французская Конституция 1791 г. в том числе включала в свой законодательный состав Декларацию прав человека и гражданина, закреплявшую собственность как «неприкосновенное и священное» право. Тем не менее до признания, а тем более гарантирования конституционных социально-экономических прав было еще далеко: на основе принятого 14 июня 1791 г. закона Ле Шапелье о запрещении рабочих союзов и стачек сохранялось социальное бесправие рабочих и батраков.

Масштабное становление и активное конституирование буржуазных отношений по всему миру приходится на XIX в. Для одних стран XIX в. стал временем их становления как независимых государств, для других – временем прогрессивного развития конституционно-правовых институтов.

Значительная специфика отличает конституционное регулирование в латиноамериканских странах. Начало XIX в. стало временем их освобождения от колониальной зависимости от Испании и Португалии. На становлении государственно-правовых институтов и развитии конституционных норм в этих странах влияли особенности начального этапа государственно-политического строительства. Кроме того, на экономическом развитии этих стран значительно сказывалась неоднородность социальной структуры. Если в одних государствах довольно значимой социальной силой была крупная буржуазия, а также промышленные рабочие (например, в Аргентине, Бразилии, Мексике, Чили), то в других сохранялись феодальные отношения (например, в Гондурасе, Парагвае). Особенности социальных отношений отразились в первых конституционных документах латиноамериканских стран.

Первые конституции латиноамериканских государств, несмотря на то, что эти государства переживали ранний период независимого государственного становления, испытали на себе огромное влияние передовых для своего времени идей буржуазного республиканизма. Конституция Венесуэлы 1811 г., Конституция Аргентины (Конституция Объединенных провинций Южной Америки) 1819 г., Конституция Мексики 1824 г. содержали довольно большое количество статей, посвященных буржуазным правам. Впрочем, включение в тексты конституций норм о передовых экономических правах и свободах зачастую носило характер простого копирования, поскольку ни в одном из латиноамериканских государств, провозглашенных республиками, война за независимость не привела к коренным изменениям социально-экономической структуры общества.

Конституция Мексики (Constitución Federal de los Estados Unidos Mexicanos) провозглашала формальное равенство всех граждан, в том числе метисов и индейцев, и даже предписывала в общей форме провинциальным властям принимать меры по улучшению положения «прирожденных граждан» (то есть индейцев) и сближению их с «остальными гражданами». В Конституции указывалось, что земли, которыми владели индейцы, будут закреплены за ними на праве собственности. Конституция предусматривала отмену дворянских, военных и церковных привилегий ^[26].

Рабство, хотя это не нашло прямого конституционного закрепления, было запрещено в Мексике. Письменный декрет об отмене рабства, который был издан спустя несколько лет после Конституции, 15 сентября 1829 г., гласил: «Рабство отменено в республике. Поэтому свободны те, кого до этого дня рассматривали как рабов. Когда обстоятельства казначейства разрешат, будет предоставлена компенсация рабовладельцам в соответствии с условиями, определенными законом» ^{[27, р. 39-54]}.

Попытка разрешить сложные противоречия латиноамериканского общества с помощью политических средств была сделана в Боливии. Выгодное географическое положение страны, легендарные богатства, вопреки надеждам победивших борцов на независимость, не вывели ее из начавшейся экономической депрессии, несмотря на то, что в конце XVIII в., в колониальный период, Боливия (тогда – Горное Перу) занимала положение экономически передовой, преимущественно экспортирующей промышленную и сельскохозяйственную продукцию страной в Латинской Америке.

Закрепление в Конституции демократических принципов (собственная компетенция и взаимоконтроль палат трехпалатного парламента, особое значение, признаваемое за выборами и др.), по мнению ее составителей, позволят правительству использовать сильную (президентскую, пожизненную) власть для прогрессивных социально-экономических преобразований, для обуздания произвола владельцев латифундий без риска образования тирании или анархии. Однако реальная власть в Боливии, как и в других латиноамериканских республиках, находилась в руках крупных собственников, помещиков и клерикалов, и Конституция Боливии 1826 г., которую называют «романтическим образцом идеального порядка», реального влияния на состояние общества не оказала. Путем простой централизации власти достичь социального спокойствия не удалось; а после широкого восстания в армии Конституция Боливии 1826 г. была отменена в 1829 г.

Закрепление достижений индустриализации. Временем прогрессивного развития конституционно-правовых институтов XIX в. стал для государств европейского континента. Этот период был ознаменован промышленной и аграрной революциями в европейских государствах. Железные дороги, пароходы, телеграф, а к концу века и телефон произвели переворот в средствах сообщения и связи. Следствием промышленной модернизации и экономических успехов явились соответствующие изменения в социальной стратификации: вместо прежних сословий возникли новые классы. Грандиозные перемены на рубеже XVIII и XIX в. и в начале XIX в. произошли в Северной Европе.

Конституция Швеции 1809 г. предусматривала «древнейшее право шведского народа устанавливать налоги». Если законодательная власть не была полномочием только представительства, а делилась поровну между королем и представительством, то установление налогов целиком возлагалось на общий риксдаг (однопалатный четырёхсословный (от дворянства, духовенства, горожан и крестьянства) представительный и законодательный орган). Однако многие экономические вопросы в Конституции остались неразрешенными, как и связанные с ними социально-сословные, и главные из них – уравнивание в привилегиях и форма представительства. Хотя, нужно заметить, процесс уравнения сословий и привилегий, начавшийся еще в XVIII в., довольно продвинулся. Все сословия формально получили право занимать любые, включая государственно важные, должности. Дворянство утратило исключительное право владеть особо выгодными в экономическом отношении дворянскими землями («особо фрельзовыми», освобожденными от некоторых налогов); совместно с духовенством и бюргерами дворянство было вынуждено согласиться на некоторые уступки в вопросах налогообложения. Несмотря на закрепление социальных нововведений, Конституция не изжила значимые черты сословного строя: обрабатываемые земли облагались разными налогами, весьма важные не только в экономическом отношении, но также приобретающие политический вес социальные группы (например, землевладельцы, не относящиеся к крестьянству, крупные фабриканты, владельцы заводов, рабочие, бывшие довольно многочисленными) не были представлены в законодательном органе.

Конституция Норвегии 1814 г., в отличие от шведской Конституции, не ограничивала законодательные права парламента. Единственным законодательным органом страны признавался стортинг – национальный представительный орган, которому, в соответствии со статьей 75 Конституции, принадлежала законодательная, «разрешительная» и контролирующая власть. Согласно статье 19 Конституции Норвегии король «гарантирует, что собственность… государства используется и управляется в порядке, определяемом Стортингом и с наибольшей пользой для общественности». Принимаемые королем в соответствии со статьей 17 Конституции постановления по вопросам торговли, таможни, ремесел, промышленности и других секторов экономики, а также полиции не должны были противоречить Конституции и законам, утвержденным стортингом, носили временный характер и нуждались в последующем утверждении стортинга. Парламент был наделен значительными финансовыми правами: вводить налоги, другие повинности, определять кредиты на государственные нужды, цивильный лист короля и членов королевской семьи, устанавливать оклады государственных служащих, заключать займы, контролировать расходы государственных средств. Запрещалось устанавливать ограничения свободы торговли и промышленности. Устанавливалось право собственника получать полное возмещение из государственной казны за изъятую по соображениям государственной необходимости собственность (статьи 101, 105, 108 Конституции Норвегии) ^[28].

Пример специфической конституционно-правовой фиксации новых экономических отношений дает политическая история одной из провинций Нидерландов – Голландии. После достижения в начале 18 века пика международного и морского могущества Голландия постепенно утрачивает позиции крупнейшего торгового и финансового центра в Северной Европе. К концу века обострилась борьба между теми, кто поддерживал и ратовал за увеличение центральной власти, и сторонниками изменения формы правления на более демократических основах. Сторонниками демократии были преимущественно промышленная буржуазия и оппозиционное дворянство, для легализации своих намерений нуждавшаяся в поддержке бюргерства, крестьянства, католического священства. Их идеи сформировались под воздействием французских и английских просветителей: они выступали за провозглашение и гарантирование суверенных прав народа, за ограничение полномочий центра, за установление власти народного представительного собрания, за свободу печати, за проведение демократических реформ в системе управления, в частности, за допуск граждан к руководству государством, за создание системы контроля над управляющими, за создание отрядов гражданской милиции, за стимулирование отечественной экономики, отмену монополии и реорганизацию Ост-Индской компании и др. Острый политический кризис привел к столкновению двух политических сил, которое было не только бескровным; вмешательство европейских стран помогло прервать развитие в стране широкомасштабной революции. Однако революционные события в провинциях Нидерландов историки считают прологом Великой французской революции. В ходе прошедшего под лозунгом «свободы» вооруженного восстания в Голландии была свергнута власть штатгальтера, и в 1795 г. провинция была провозглашена независимой «Батавской республикой». Тогда впервые в истории Голландии была предложена Конституция сначала в более консервативном варианте (ее подготовкой занимались представители преимущественно крупной буржуазии и она не решала важных социально-экономических задач). В 1798 г. был разработан более радикальный вариант Конституции: отменялись дворянские звания и привилегии, вводилось гражданское равенство, закреплялись реформы в интересах средних слоев населения (введение централизованного правления, закрепление законодательной власти за двухпалатным Национальным собранием, а исполнительной – за Директорией, состоящей из 5 избираемых членов, перераспределение власти в интересах провинций, общинное самоуправление, свобода выступлений и прессы и др.), ликвидировались остатки феодализма. Повести в жизнь буржуазно-демократические реформы, провозглашенные Конституцией, помешал очередной реакционный переворот.

С приходом к власти Наполеона Бонапарта в стране были восстановлены полуфеодальные отношения; в 1806 г. вместо республики было создано «Королевство Голландия» во главе с Людовиком Бонапартом. Крушение империи Наполеона повлекло за собой возвращение Голландии статуса независимой страны в виде королевства с самодержавным монархом во главе ^[29].

Буржуазно-демократический характер имела и Конституция Бельгии 1831 г., принятая после объявления о независимости от Нидерландов. Ее модернизирующее экономическое содержание также выражалось в отмене феодальных сословий и привилегий, тормозящих экономику страны. Была установлена соответствующая защита прав собственности: собственность неприкосновенна, никто не может быть лишен своей собственности иначе как для общественной пользы в случаях и в порядке, установленных законом, и при условии справедливого и предварительного возмещения (статья 16). Было запрещено наказание в виде конфискаций имущества (статья 17). Однако, как и большинство конституций периода закрепления победы буржуазно-демократической борьбы за права укреплявших свои позиции новых социальных акторов – буржуазии, духовенства, бельгийская Конституция не была в должной мере последовательной. Провозгласив, что «все власти исходят от народа» (статья 25), Конституция Бельгии предусматривала высокий имущественный ценз, лишивший, по существу, пролетариат и мелкую буржуазию возможности участия в выборах в представительные органы.

В условиях национально-освободительного движения. В 1848-1849 гг. политические потрясения переживала Центральная и Восточная Европа: в Париже, Вене, Берлине, Риме и других европейских столицах произошли революционные выступления, которые были вызваны не в последнюю очередь утверждением капитализма как господствующей мировой системы хозяйства вслед за стремительным ростом производительных сил. Период всеобщего обострения социальной борьбы совпал также с бурным подъемом национально-освободительных движений, что существенно отразилось и на становлении и закреплении принципов и норм «экономических конституций».

Национально-освободительные движения логическим следствием имели порождение процесса конституирования новых независимых государств, в которых достаточно современно определялись конституционно-правовые основы социально-экономического порядка. Так, в Румынии, вскоре после объединения двух румынских княжеств (Молдавии и Валахии), завершением процесса государственного строительства стало утверждение Конституции Румынии 1866 г. Конституция провозгласила неприкосновенность частной собственности, буржуазно-демократические свободы (свобода личности, свобода религии, совести, свобода печати, собраний, неприкосновенность жилища и др.). Одновременно она обеспечивала господство крупных помещиков и буржуазии: палата депутатов и сенат избирались на куриальных выборах, для участия в которых устанавливался ценз (социальный, образовательный и имущественный). Либерализация политического режима не сделала его демократичным в отношении всего экономически активного населения: гражданами не могли быть, несмотря на имеющийся ценз, лица нехристианских исповеданий ^{[30, р. 88-89]}.

Пьемонтский Статут 1848 г. стал конституцией объединенной Италии, отвоевавшей независимость от Австрии. Законодательная власть, согласно Статуту, осуществлялась совместно королем и двумя палатами – палатой депутатов (для избрания депутатом устанавливался высокий имущественный ценз) и Сенатом (его члены назначались королем из числа представителей высшей бюрократии). Большинство населения избирательного права было лишено. Статут закреплял форму правления как конституционную монархию (статья 2: «Государство управляется монархическим представительным правительством»), король объявлялся верховным главой государственной власти. На практике эти правила были истолкованы как полномочие представительного собрания контролировать действия правительства; известную роль в такой трактовке полномочий депутатов сыграло ограничение прав короля в области финансовой: необходимость иметь согласие палат на установление и взимание налогов.

Тырновская Конституция 1879 г. закрепляла освобождение Болгарии от гнета феодальной Турции и создавала условия для буржуазного развития страны, поскольку при ее обсуждении на Учредительном собрании представительство либералов с их мелкобуржуазными интересами оказалось более сплоченным, в отличие от своих оппонентов – крупной буржуазии, настаивавших на закреплении своего привилегированного положения в новых условиях. В утвержденном тексте Конституции устанавливалось равенство граждан перед законом, упразднялось деление на сословия, запрещались титулы и иные отличия; Конституция запрещала цензуру (кроме как в отношении духовной литературы), гарантировала неприкосновенность личности и имущества, закрепляла свободу печати, собраний, содружеств. Однопалатный парламент, депутаты которого были неприкосновенны, был полномочен разрабатывать законы, ежегодно утверждать бюджет, контролировать правительство.

«Экономические конституции» бурно формировались в начале XX в. Объясняется такая активность в изменении государственно-правовой институализации политико-социальной жизни, с одной стороны, глубокими качественными сдвигами в промышленной сфере, совершенствованием производства, технологическим перевооружением, ростом капиталов и значительным количественным увеличением наемной рабочей силы, а с другой – продолжающимся теперь уже на прочной индустриальной основе развитием капиталистических отношений. Трансформация социальных взаимодействий не могла не сказаться на вовлечении все более широких слоев населения в экономические отношения формирования доходов государства и их распределения между участниками общественного производства. Соответственно, новые экономические реалии требовали установления нового правопорядка. В этот процесс были вовлечены страны, в том числе значительно различающиеся географически.

Так, основной закон Австралии (состоящий из нескольких документов), одобренный жителями австралийских колоний на референдумах, прошедших в стране в течение двух лет – в 1898-1900 гг., и утвержденный Конституционным Актом Австралийского Союза 1900 г., содержит основы налоговых правил, процедур, распределения ассигнований и т.п. (статьи 53-55 о разных видах налогов), финансов и торговли (раздел IV «Финансы и торговля»). При этом нормами Конституции практически не затрагиваются вопросы закрепления экономических прав.

Монархическая Конституция Сербии (Устав Краљевине Србије), принятая в 1901 г., закрепляла: «Каждый сербский подданный платит государству налоги. Никто не может освободиться от налогов, кроме случаев, предусмотренных законом. Король и члены Королевского Дома не платят никаких налогов» (раздел VIII «Государственные финансы», статья 88). Конституция вводила народное представительство (двухпалатный парламент), полномочный предварительно рассматривать и одобрять акты, могущие ограничить – прямо или косвенно – права сербских граждан, изменять государственные законы либо влекли финансовые издержки для государства вследствие заключения торговых договоров; в Конституции была закреплена свобода слова, совести, равенство всех перед законом.

В начале Новейшего времени. Ярким образцом конституционно-правового творчества этого периода стала Конституция Германского государства, известная как Веймарская конституция, разработанная профессором Гуго Пройссом (Hugo Preuß) и принятая Германией в 1919 г. Вообще в начале XX в. Германия представлялась быстро развивающейся и индустриально модернизированной экономикой. Объем и темп экономического развития вывели Германию на первое место в Европе и второе – в мире. Политическое объединение Германии, военные победы содействовали технологическому развитию, концентрации производства, развитию транспорта, и, что немаловажно, развитию естественных наук. Кроме того, развитие экономики стимулировалось милитаристской политикой, что требовало интенсификации движения капиталов, а события в революционной России подвигали на уступки экономическим запросам общества.

Конституционным новшеством Веймарской конституции стало закрепление некоторых социально-экономических прав, истолковываемое в том числе как реакция на большевистский переворот в России. Например, рабочие и служащие получили «для защиты своих социальных и хозяйственных интересов законное представительство в виде рабочих советов предприятий, а также окружных рабочих советов для отдельных хозяйственных отраслей и имперского рабочего совета» (статья 165). В то же время была конституирована ставшая классической формулировка соотношения прав собственности и общественных интересов: «Собственность обязывает. Пользование ею должно быть в то же время служением общему благу» (статья 153).

Веймарская конституция подчеркивала важность наиболее эффективного и инновационного средства транспортного сообщения той эпохи – железной дороги. Статья 95 прямо нацелена на стимулирование развития этой отрасли (рост протяженности железных дорог, модернизацию паровозостроения, снижение издержек их эксплуатации) и говорит о том, что «…железные дороги, подлежащие надзору империи, должны строиться и снабжаться на основании устанавливаемых империей одинаковых правил. Они должны сохраняться в состоянии, обеспечивающем безопасность движения, и должны расширяться сообразно потребностям оборота…». Статья 97 провозгласила задачей империи «сделать своею собственностью и взять в своё управление водные пути общего значения. …Всякое управление водных путей должно соглашаться на присоединение других внутренних водных путей за счёт предпринимателей. Такая же обязанность устанавливается в отношении соединения внутренних водных путей с железными дорогами». Конституция допускала рабочих к управлению предприятиями: предусматривались выборы рабочих советов на предприятиях, а также участие рабочих в региональных и центральных рабочих советах (статья 165). Конституция обязывала государство обеспечить хозяйственную свободу личности (статья 151), свободу торговли и промыслов (статья 152) ^[31].

Новая тенденция в конституционном опосредовании экономических прав была вызвана в том числе значительными успехами промышленного производства: на смену электроэнергии как двигателе промышленной революции приходит энергия углеводородов, развивается цветная металлургия, автомобилестроение, нефтепереработка и нефтехимическое производство. Эта эпоха позволила сконцентрировать значительные общественные ресурсы, способные социализировать либеральные «экономические конституции».

Основные законы многих европейских государств, утвержденные в этот период, в свои тексты включали большой объем социально-экономических прав и свобод граждан и указания на их материальную основу. В качестве таковой, в частности, предполагалась свободная экономическая деятельность: «Не может быть установлено никаких ограничений в отношении свободы предпринимательской деятельности иначе, чем в целях общего блага,» - закреплено в статье 69 Конституции Республики Ирландия 1944 г.

Вместе с тем в период между Первой и Второй мировыми войнами в ряде стран к власти были допущены (в том числе путем выборов) представители крайне реакционной части монополистического капитала вместе с защитниками их интересов и проводниками политики реваншистских военных кругов (в Германии, Италии, Испании, Португалии, Японии). Это привело к отказу в указанных странах от либерального конституционно-правового прогресса и конституционализма вообще либо к превращению конституций в фикцию. Если конституции формально и не были отменены, то фактически они не действовали, а неограниченная власть государственного правления оказывалась у руководящих органов политической партии, становившихся важнейшим звеном государственного аппарата.

«Экономические конституции» послевоенного периода представляли собой обширные документы, отразившие характеристики не только нового технологического уклада, связанного не в последнюю очередь с серийным, массовым производством, но учитывающие развитие разносторонних межгосударственных гуманитарных связей, установление устойчивых транснациональных отношений. Новые экономические отношения предполагали наряду с коллективным производством коллективные права.

С наступлением послевоенного мира. В Конституции Итальянской Республики 1947 г. был сделан акцент на социально-экономических правах и свободах и их гарантиях с отражением одновременно и индивидуалистических, и коллективистских идей. Такое содружество противоположных идеологических установок в одном документе объяснялось просто: вырабатывавшее ее текст Учредительное собрание в своем составе имело примерно равное представительство политических сил – от христианских демократов и от левых партий (коммунистов, социалистов).

Общий прогрессивный характер итальянской Конституции обеспечивали статьи программного значения, предусматривавшие широкие демократические преобразования – национализацию монопольных производств, преодоление отсталости в сельском хозяйстве, внедрение демократических социальных принципов (свобода профсоюзов, право на труд, социальное обеспечение, забастовку и др.). Значимое отличие итальянской Конституции от других, также по своей сути буржуазных конституций, – в упоминавшейся компромиссности отдельных ее положений. Данный компромисс наглядно демонстрирует статья 3: «Задача Республики – устранять препятствия экономического и социального порядка, которые, фактически ограничивая свободу и равенство граждан, мешают полному развитию человеческой личности и эффективному участию всех трудящихся в политической, экономической и социальной организации страны». На это же свойство Конституции указывает и проработка деталей в отношении права собственности. В Конституции говорится о двух формах собственности в стране – государственной или частной (статья 42), о предоставлении государству достаточно широких возможностей для экспроприации частной собственности («в целях общественной пользы») (статья 43), о регулировании отношений в области земельной собственности (в целях ее «рациональной эксплуатации»), установлении ее размеров, преобразовании крупных землевладений, поощрении мелкого и среднего землевладения (статья 44).

Принятые в период после Второй мировой войны в европейских государствах конституции закрепляли главным образом либеральную, а чаще либерально-этатистскую модель государственного правопорядка, закрепляли идеологию социально-ориентированной экономики, равенство интересов всех субъектов социального процесса, социальной роли частной собственности.

Основные законы Италии (Конституция Итальянской Республики 1947 г.), западно-германского государства (Основной закон Федеративной Республики Германии 1949 г.), Франции (Конституция Французской Республики 1958 г.), других стран закрепили традиционный европейский вариант конституционализма, вобравший универсальные ценности обновленного экономического либерализма. Объединившись в Европейское экономическое сообщество (по Римскому договору 1957 г.), а затем – в Европейский союз (по Маастрихскому договору – Договору о Европейском Союзе 7 февраля 1992 г., вступившему в силу 1 ноября 1993 г.), страны Западной Европы, побуждаемые «стремлением содействовать экономическому и социальному прогрессу своих народов…», обеспечили «своим гражданам пространство свободы без внутренних границ». Углубление и интенсификация экономических связей между государствами наглядно показало, что прежде существовавшие государственные границы стали сдерживать особенно бурно развивавшиеся экономические институты, вызванные в том числе революционным изменением объема факторов роста экономики, возникновением принципиально новых технологий в промышленном производстве. Микроэлектроника и информационные технологии, молекулярные и иные наноразмерные производства, биоинженерия, повсеместная автоматизация производственных и логистических процессов – это те сферы современной экономической деятельности человека, которые предполагают системные изменения во всех звеньях глобализирующегося мира: обществе, бизнесе, политике, правительственной и частной предпринимательской деятельности и, безусловно, в области их экономико-правового сопровождения.

Социалистический тип «экономических конституций». Альтернатива капиталистическим общественным отношениям, буржуазным праву и экономике в XX в. была определена в первых советских конституциях – Конституции РСФСР 1918 г., Конституции СССР 1924 г. Обе конституции декларировали уничтожение эксплуатации человека человеком, пропагандировалось нестяжательство, выражающееся в принципе «каждому – по труду», провозглашалось единство трудящихся классов («Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»). Конституция РСФСР 1918 г. включала ранее утвержденный как первый конституционный акт Советской Республики документ под названием «Декларация прав трудящегося и эксплуатируемого народа». Декларация составила вводный раздел Конституции; в качестве основной задачи Декларация определяла «уничтожение всякой эксплуатации человека человеком, полное устранение деления общества на классы, беспощадное подавление эксплуататоров» (глава 2, статья 3). В Декларации предполагалось введение всеобщей трудовой повинности, объявлялось о национализации земли, природных ресурсов, банков и др. Следуя установлениям Декларации и Конституции, на практике утверждалась система социально-экономических отношений, подобных «азиатскому» способу производства, для которого характерна концентрация масс неквалифицированных трудящихся, выделение особой страты управленцев – государственно-партийной бюрократии. В рамках запрета на частную собственность и производственные привилегии действовала иерархическая система потребительских привилегий, а вместе с ней разделение на «лучших» и иных, не порождая при этом права собственности на средства производства, что как бы не противоречило провозглашенному принципу экономического (производственного) равенства.

Конституция СССР 1936 г. и Конституция РСФСР 1937 г., Конституция СССР 1977 г. и Конституция РСФСР 1978 г. только подтвердили преемственность принципов первых советских конституций. В качестве основы экономической системы РСФСР утверждалась государственная (общенародная) и колхозно-кооперативная собственность, закреплялось плановое ведение хозяйства. Конституция СССР 1977 г. содержала лишенные какого-либо правового обеспечения лозунги, согласно которым утверждалось, что «свободное развитие каждого есть условие свободного развития всех», что «источником роста общественного богатства, благосостояния народа и каждого советского человека является свободный от эксплуатации труд советских людей». Причем в собственных оценках положительные достоинства советских или российских конституционных норм виделись резко контрастирующими с «негативными признаками «буржуазного» права» ^{[32, р. 172]}.

В таком же стиле были выдержаны «экономические конституции» большинства сателлитов Советского Союза – европейских стран «народного» социализма, других стран, которые для своего политико-правового развития избрали «социалистическую ориентацию». В конституциях государств сформировавшегося после Второй мировой войны «социалистического лагеря» (в который вошли страны-члены Организации Варшавского договора: Албания, Болгария, Венгрия, ГДР, Польша, Румыния, Чехословакия, именовавшиеся странами народной демократии) отрицалась экономическая свобода, определяемая в либеральном духе ^{[33, р. 84-87]}. В большинстве народно-демократических стран были изданы конституционно-правовые акты о национализации промышленности и земли. Конституции стран «некапиталистической ориентации» (например, Алжир, Ангола, Ливия в Африке, Сирия, Ирак – на Ближнем Востоке, Чили (при С. Альенде) – в Латинской Америке и др.) во многом копировали социалистическую конституционную модель советского типа, часто ухудшая ее из-за своей социально-экономической отсталости и архаичных социальных отношений феодального типа.

Конституция Китайской Народной Республики, самого мощного на сегодняшний день социалистического государства, была принята в 1982 г. и отразила сущность и специфику экономики социализма «по-китайски». Не отказавшаяся от социализма страна, по разным оценкам стоящая в настоящее время на одном из первых мест в ряду глобализирующихся мировых экономик, отводит заметное место ее конституционному регулированию.

Согласно конституции КНР народ управляет государством, осуществляет управление экономическими и другими делами, используя, согласно закону, различные каналы и различные пути (статья 2). Основой социалистической экономической системы КНР является социалистическая общественная собственность на средства производства, а именно, общенародная собственность и коллективная собственность (статья 6). Движущей силой национальной экономики является государственная экономика, т.е. социалистическая экономика с общенародной собственностью. Государство обеспечивает укрепление и развитие национальной экономики (статья 7). Китайское государство направляет, оказывает помощь и контролирует личное хозяйство, используя административный контроль, хотя и позволяет частному сектору экономики существовать и развиваться в определенных законом рамках. Под этим подразумевается, что индивидуальный сектор деловой активности в экономике является частью социалистической общественной экономики, а государство защищает законные права и интересы частных предпринимателей и осуществляет руководство, наблюдение и контроль за частным сектором экономики (статья 11). До 1992 г., до XIV съезда Коммунистической партии Китая (КПК), рыночный социализм по типу югославской модели объявлялся неприемлемым для Китая. Однако начиная с XIV съезда КПК в партийных документах говорится уже о социалистической рыночной экономике. Отражение этого изменения находим и в Конституции КНР. До марта 1993 г., до внесения изменения в статью 15 Конституции КНР, в ней предусматривалась такая норма: «Государство на основе социалистической собственности ведет плановое хозяйство. С помощью всесторонне сбалансированных экономических планов … государство гарантирует пропорциональное, гармоничное развитие народного хозяйства». Сейчас статья 15 Конституции КНР действует в измененной редакции: «Государство осуществляет на практике социалистическую рыночную экономику. Оно совершенствует хозяйственное законодательство и улучшает макроконтроль в области экономики. Государство, действуя согласно закону, запрещает нарушение экономического порядка со стороны любой организации или частного лица».

Уникальной особенностью Китая является то, что в структуре его экономического развития присутствуют как феодальные, так и другие – капиталистические и социалистические элементы. Так, процессу индустриализации, стремительному уходу вчерашних земледельцев в города, способствовало расширение хозяйственной самостоятельности предприятий и либерализация правил использования прибыли предприятий, при этом внедрение нововведений в хозяйственной жизни во многом производилось феодальными методами. Однако значительные успехи в экономической сфере подвигли политическое и административное руководство Китая на более интенсивное преодоление пережитков феодализма и социализма, препятствующих развитию капиталистических отношений – на искоренение воровства, пресечение бюрократизма, изживание коррупции.

Вовлеченность КНР в международный производственный оборот и международное разделение труда привела к сложному симбиозу социалистических постулатов и рыночных реалий: «государство проводит в жизнь социалистическую рыночную экономику, обеспечивая равный юридический статус и права развития всех игроков на рынке». Кроме того, «государство защищает законное право граждан наследовать частную собственность» (статья 13). Таким образом, в Конституции КНР содержатся многие традиционные для социалистического государства нормы, и, тем не менее, конституционная модель экономики имеет модернизированный характер, демонстрирует большой потенциал трансформируемости ^{[34, р. 363-373]}.

Современные тренды и их конституционные образцы. Обрушение мировой системы социализма в 1990-х гг. привело к формированию особой группы конституций. Это были постсоциалистические конституции, принятые в европейских государствах, которые после краха коммунистической идеи поспешили покинуть «социалистический лагерь» и признали за благо для своих государств преодолеть во многом навязанное экономическое отставание и конституционно закрепить нацеленность на улучшение жизни граждан и увеличение производительности труда. Эти государства встали на путь конституирования прерванной традиции либерализма, основными чертами которой являются частная собственность, защита свобод и безопасность ^{[35, р. 95-102]}. Разумеется, экономический либерализм был скорректирован социальными конституционными мотивами, достаточно укрепившимися к концу XX в. во всех развитых европейских странах.

Так, в Конституции Польской Республики 1997 г. утверждается, что «социальное рыночное хозяйство, опирающееся на свободу хозяйственной деятельности, частную собственность, а также на солидарность, диалог и сотрудничество социальных партнеров, является основой экономического строя Польской Республики» (статья 20). Ограничение свободы хозяйственной деятельности в Польской Республике допустимо только на основании закона и только исходя из важного публичного интереса (статья 22).

Конституция Литовской Республики, принятая ее гражданами на референдуме 25 октября 1992 г., содержит главу IV «Народное хозяйство и труд» где предусмотрено, что «хозяйство Литвы основывается на праве частной собственности, на личной свободе хозяйственной деятельности и личной инициативе. Государство оказывает поддержку общественно полезным хозяйственным усилиям и инициативе. Государством регулируется хозяйственная деятельность таким образом, чтобы она служила общему благу народа. Законом запрещается монополизировать производство и рынок, охраняется свобода честной конкуренции. Государство защищает интересы потребителя» (статья 46).

Латвийская Республика – единственная из восточноевропейских стран, которая после крушения системы социализма в Восточной Европе восстановила действие своей довоенной Конституции. В 1990 г. Верховный Совет Латвийской ССР провозгласил восстановление независимости Латвийской Республики и возобновление действия статей 1, 2, 3 и 6 Конституции 1922 г. Полностью Конституция была восстановлена в силе 6 июля 1993 г.; в 1998 г. Конституция была дополнена разделом о правах человека. По этой причине в Конституции Латвийской Республики социально-экономические права зафиксированы в их более поздней редакции.

Заметным вкладом в современную практику конституционно-правовой защиты экономических прав является реституция. Вместе с либерализацией экономики в странах Восточной Европы была возвращена недвижимость, национализированная под идеологическим нажимом и при материальном содействии Советского Союза после Второй мировой войны, в 1940-1950-х гг. ^[36]. Поскольку смена социально-экономической ориентации и перестройка экономической структуры была проведена сравнительно недавно, последствия национализации оказались довольно успешно преодолеваемыми, в силу чего процесс реституции достаточно спокойно прошел в Болгарии, Чехии, Словакии и других странах, хотя в целом реституция была проведена не без ограничений. В России, где национализация проходила гораздо раньше – с 1917 г., такой процесс еще даже не начинался.

Большинство постсоциалистических стран Восточной Европы, выбравшие в конце XX в. путь правовой свободы, подтвердили в 2007 г. свой выбор, закрепленный в Лиссабонском договоре о внесении изменений в Договор о Европейском Союзе и Договор об учреждении Европейского сообщества (Treaty of Lisbon amending the Treaty on European Union and the Treaty establishing the European Community), стали участниками процесса евроинтеграции, ставящей цель содействовать сбалансированному и продолжительному экономическому прогрессу, усилению экономического и социального взаимодействия стран-участниц европейского объединения. Став членами Европейского Союза, восточно-европейские государства восприняли и его конституирующие нормы об экономических правах. В частности, Хартия Европейского Союза об основных правах, принятая еще в 2001 г., закрепила, что право на труд может реализовываться гражданами ЕС в любом из государств-членов (статья 15), что защите подлежат и имущественная, и интеллектуальная собственность (статья 17), признается свобода предпринимательства в соответствии с правом ЕС, национальным законодательством и обычаями (статья 16).

Современный отечественный опыт. Первая конституция постсоциалистической России – Конституция Российской Федерации 1993 г. – сформировала возможности для экономического либерализма: она напрямую не называет тип российской экономической системы, но указывает на ее основу – собственность независимо от ее формы. В России гарантируется свобода экономической деятельности, признаются и защищаются равным образом частная, государственная, муниципальная и иные формы собственности. Принцип экономической свободы закреплен как норма, составляющая основу конституционного строя: «в Российской Федерации гарантируются единство экономического пространства, свободное перемещение товаров, услуг и финансовых средств, поддержка конкуренции, свобода экономической деятельности» (часть 1 статьи 8). Земля и другие природные ресурсы, согласно российской Конституции, могут находиться в собственности – частной, государственной, муниципальной или в собственности иных форм (часть 2 статьи 9); защитой единства экономического пространства служит конституционная норма о недопущении на территории Российской Федерации установления таможенных границ, пошлин, сборов и каких-либо иных препятствий для свободного перемещения товаров, услуг и финансовых средств (часть 1 статьи 74).

Конституция Российской Федерации выделяет три уровня публичной власти: федеральный, субъектов Российской Федерации и муниципальный. Каждый уровень публичной власти наделяется собственностью соответствующей формы, которая является экономической основой ее самостоятельности. Отношения собственности в Конституции увязываются также с правами народов, проживающих на соответствующей территории. Такие, например, объекты собственности, как земля, иные природные ресурсы рассматриваются в качестве основы жизни и деятельности народов, населяющих эти территории (часть 1 статьи 9), и для них устанавливается особый конституционно-правовой режим использования.

Действующая Конституция Российской Федерации подвергается серьезной критике, в том числе из-за того, что она легитимировала спорные результаты приватизации всенародной социалистической собственности, проведенной в начале 1990-х гг. ^[37]. Вместе с тем, в отличие от того, как это было сделано в странах Восточной Европы, российская Конституция не стала основой денационализации и реституции в отношении объектов собственности. Высказываются мнения о недостаточности урегулированных российской Конституцией форм собственности – отсутствие понятия «народной собственности» (или «народного достояния») лишает экономической основы народовластие ^[1].

По-видимому, справедливым будет признать, что дефекты и проблемы «экономической конституции» России, обнаружившиеся за более чем 20-летний период ее действия с 1993 г., носят не столько правовой – или нормативный – характер: они обострены чрезвычайно пагубно сказывающимися на развитии российской экономической системы недостатками правоприменительной практики, неэффективностью судебной системы, неудовлетворительным администрированием, бюрократическим вмешательством и коррупцией.

Заключение. Рассмотрение условий и практики конституционного закрепления основ экономических отношений и экономических прав позволяет заметить, что ведущей тенденцией «экономических конституций» выступает их исторический прогресс, характеризующийся переходом – постепенным или революционным – от простых форм защиты права собственности к более совершенному, системному и универсальному регулированию материальных основ социума. Конечно, развитие «экономических конституций» общества характеризуется многовекторной направленностью. Регресс «экономических конституций» также возможен, для него характерен переход от сложных форм конституционного регулирования либеральной экономики к более простым и менее совершенным способам, применяемым антидемократической властью для защиты коррумпированной собственности и т.п. ^{[38, р. 271]}; ^{[39, р. 55-74]}. Антидемократические государственные режимы могут использовать передовые технологии и системы управления, т.к. закономерности соответствия производительных сил, производственных отношений и идеологической, в том числе правовой, «надстройки» прослеживаются, как правило, лишь в больших временных интервалах и на больших количествах людей. То есть устойчивые взаимосвязи между прогрессом технико-технологического развития и «экономическими конституциями» не носят характера прямой зависимости.

Развитие экономических отношений – подъемы или кризисы – закономерно усложняет механизмы конституционно-правового регулирования, увеличивает число связей между экономикой и конституционным правом, расширяет и специализирует сферу регулирования «экономических конституций».

Однако нельзя не признать, что стремительное развитие техники и технологий (все большее распространение получает информация о достижениях «шестого» технологического уклада), быстро сменяющиеся даже в пределах жизни одного поколения качественные уровни технико-технологического производства (что позволяет относить современный тренд в развитии экономики в мировом масштабе к «четвертой» промышленной революции) неизменно ведут человечество к социальному прогрессу. Это касается всех без исключения государств. Независимо от характера доминирующих общественных отношений в любом государстве развивается экономика и товарно-денежные отношения. Применительно к современному состоянию неизбежно трансформирующихся под влиянием технико-технологического прогресса государств и обществ нельзя не заметить, как изменяется инфраструктура общества, внедряются новые коммуникативные каналы, которые становятся не столько обслуживающим, сколько производящим ресурсом. Этот ресурс делает невозможным игнорировать конфликтный потенциал асинхронности экономических отношений (например, неравномерного развития производственных отраслей или несоответствия технологического уровня производства феодальным производственным отношениям); становится затруднительным не учитывать нереализованность социальных ожиданий современного социума (обеспеченность политических и гражданских свобод, свободы предпринимательства, равенства граждан перед законом, независимости суда от администрации, дееспособности парламента и парламентского контроля за исполнительной властью, взаимной ответственность государства и граждан). Если в государстве не обеспечено функционирование демократии, основанной на либеральных конституционных принципах и нормах, и прибавочный продукт не становится достоянием его граждан, а феодальным способом присваивается государством или его чиновниками, то рано или поздно такие экономические отношения потребуют кардинального изменения. Само по себе провозглашение прав вне конкретной практики их применения немного дает для понимания «экономической конституции». Как образно замечают исследователи, «обозначение в юридических терминах, без принятия государственных мер – этой кифары государства или федерального правительства – не создает конституционной проблемы» ^{[40, р. 26]}. Поэтому сущностным элементом «экономических конституций» выступает не только правовое закрепление экономических прав и условий их реализации: «экономическая конституция» в современных условиях должна выступать в качестве «самодостаточного акта» и «инструмента» для проведения глубоких социальных преобразований ^{[5; 33-54]}. Функционирование всей правовой системы современного государства должно обеспечивать реальное, а не декларативное действие конституционных норм, определяющих либеральные условия для развития экономики – свободу предпринимательства и конкуренции и их защиту всеми институтами правового государства.

В конечном счете именно уровень производственных отношений определяет прогресс «экономических конституций», хотя нередки примеры, когда конституционная реформа экономических отношений (т.н. «революция сверху») – открывает путь технологической модернизации.

«Экономические конституции» ведущих современных демократий, где правовые нормы и юридическая практика их применения поступательно согласуются, предъявляют новые запросы к «благосостоянию, устойчивому развитию, внутренней сплоченности и культурному многообразию стран», конвергируют принципы экономического либерализма и идеи социального государства.

Современные «экономические конституции» содержат инновационные императивы, учитывающие требования научно-технического и гуманитарного прогресса в рамках международно-правовых стандартов. Например, федеральная Конституция Швейцарии (Швейцарской Конфедерации) 1999 г. традиционно закрепляет экономическую свободу, но наряду с этим она также фиксирует необходимость поощрения научной деятельности (статья 64), подчеркивает необходимость создания условий, обеспечивающих процветание и экономическую безопасность населения страны (статья 94). Конституция Королевства Испании 1978 г. в статье 130 устанавливает, что «публичные власти способствуют модернизации и развитию всех секторов экономики… в целях выравнивания уровня жизни всех испанцев». Согласно § 88 Конституции Финляндии 1999 г., независимо от правил, установленных в государственном бюджете, должно быть обеспечено право каждого «получать из государственного бюджета средства, полагающиеся на законном основании», вне зависимости от имущественного состояния. В Швейцарии и Финляндии тестируется проект «безусловного базового дохода», идея которого состоит в том, чтобы разорвать зависимость между занятостью и благосостоянием ^[41], позволить людям меньше работать и больше времени использовать для собственной реализации как личности. (Так находит воплощение мысль идеолога Американской революции Томаса Пейна, которую он обосновал в известном манифесте «Аграрная справедливость», написанном в 1795 г.: перераспределение национального дохода для обеспечения достойной жизни как «стимул, производный от осознания справедливости».) Необходимо отметить, что Хартия Европейского Союза об основных правах, в отличие от традиционного в доктрине прав человека деления прав и свобод на права «первого поколения», к которым относятся, прежде всего, гражданские и политические права и права «второго поколения», к которым обычно причисляют группу социально-экономических прав, рассматривает правовой статус человека и гражданина Европейского Союза в их паритетном единстве.

Синтез достижений науки (например, изобретение квантового компьютера, глобального интернета, искусственного интеллекта) способен обеспечить выход человечества на принципиально новый уровень систем управления (и самоуправления) экономикой, обществом и государством, что неизбежно найдет отражение в последующих образцах «экономических конституций».

Таким образом, инновационная экономика формирующегося с конца 20 века принципиально нового технологического уклада, связанного с использованием NBIC-технологий (нано- и биотехнологий, в том числе генной инженерии, 3D – принтинга, информационно-коммуникационных технологий нового поколения, когнитивных технологий и др.) создает материальные условия для «международного экономического порядка, основанного на справедливости, суверенном равенстве, взаимозависимости, общности интересов и сотрудничестве между всеми государствами, независимо от их экономических и социальных систем» ^[42]. Реализовать данный потенциал возможно посредством успешной глобальной социально-экономической модернизации, основанной, в том числе на закреплении и внедрении универсальных принципов, которые уже находят отражение в передовых «экономических конституциях» современных государств.