Concept of the rational in ideological discourse

Zhukova Evgeniya Alekseevna Post-graduate student, the department of History of Political Philosophy, Institute of Philosophy of the Russian Academy of Sciences 109240, Russia, Moscow, Goncharnaya Street 12, office #1 politolog.rf@gmail.com Other publications by this author

Актуальность статьи обусловлена практической и теоретической значимостью вопросов, связанных с определением ценностных ориентиров политических идеологий. В настоящее время идеологии не утратили интереса политиков всего мира. Однако в связи с насыщенным неоднозначными событиями XX веком их постулаты сегодня заново осмысляются и переоцениваются.

Необходимость современного переосмысления проблем идеологий напрямую связана с комплексом духовных, социально-политических, экономических процессов, происходящих как в западноевропейском, так и в российском обществах в последнее время. Нестабильность идеологической ситуации в современном обществе, наличие множества порою диаметрально противоположных идеологических конструкций, конкурирующих между собой, создает актуальную общественную потребность в исследованиях, направленных на разработку критического взгляда на то, как реально протекает идеологический процесс и, в частности, на понимание рационального в политических идеологиях.

Современные отечественные политологи и философы в настоящее время в большей степени заняты решением актуальных политико-идеологических проблем, зачастую выполняют конкретные социальные заказы. В то время как проблема рациональности является одним из важнейших и одновременно наименее исследованных аспектов изучения политических идеологий.

В настоящее время существует явное несоответствие целей и результатов социальной деятельности как в масштабах общественной системы в целом, так и его отдельных элементов, конструктивный подход к проблеме рационального в политических идеологиях предполагает, прежде всего, выход на новые уровни социального знания.

Одной из функций существования идеологии в политическом пространстве является легитимизация власти, иными словами, рациональное оправдание деятельности правящей элиты. Поль Рикер отмечал, что идеология должна преодолевать напряжение, которое характеризует процесс легитимации ^[4]. Означает ли это, что всякая идеология рациональна, или же она только тогда обладает рациональностью, когда является главенствующей в государстве? Второй вариант можно смело отнести к разряду суждений, не заслуживающих рассмотрения. Конечно, любая признанная на государственном уровне идеология является своеобразной защитой статус-кво существующего строя, и в этот период она признается рациональной. Однако может ли система ценностей «потерять» свою рациональность после ее политического краха? В таком случае мы получим утверждение, что идеология находится в двух взаимоисключающих позициях, а это парадокс, который невозможно изучать с философско-мировоззренческой точки зрения и здравого смысла. Таким образом, в поле рассмотрения остается первое утверждение, что всякая идеология рациональна. Чтобы доказать правдивость данного предположения, необходимо разобраться в самих понятиях рационального и политической идеологии.

Переоценить важность рационального в идеологическом дискурсе невозможно, поскольку речь идет об оценке и осмыслении происходящих действий в важнейшей социально-политической сфере человеческой жизнедеятельности. «Рациональность выступает как определенная культурная ценность, реализуемая в определенных нормах человеческого поведения» ^{[8, с. 4]}.

Вначале следует обратиться к проблеме рационального вообще и дать философское определение данного понятия, чтобы потом разъяснить его употребление в связи с изучением политических идеологий.

Проблема рационального (рациональности, рационального действия, решения и пр.) — краеугольная проблема философии. Зачастую интенсивные дискуссии между гуманитариями на различные темы упираются в нее и заходят в тупик, потому как рациональное разными исследователями понимается с высоты той или иной парадигмы, что в итоге не позволяет оппонентам прийти к обоюдному, согласованному решению. Возможно, дело все в том, что не существует абсолютного, принятого всеми, определения понятия рационального.

Понятие рациональности исторически развивалось достаточно длительно и, бесспорно, претерпело серьезные изменения с момента своего терминологического появления в научной среде в эпоху Просвещения. Следует отметить, что исходные установки рационального мышления были заложены не в Новое время, а много ранее. Немецкий философ Карл Ясперс отметил, что появившиеся в культурах Древних Китая, Индии и Греции начала рациональности стали специфическим ответом на вызовы "осевого времени". «Началась борьба рациональности и рационально проверенного опыта против мифа (логоса против мифа)» ^{[13, с. 33]}. В это время человек начинает осознавать бытие в целом, самого себя и свои границы. Тогда и начался переход от общества с мифологическим мышлением к такому типу цивилизации, где главными ценностями человечества стали свобода, универсализм и рациональность.

В чем же состоит суть рационального? И что или кто является рациональным внутри социального контекста: актор или социальное действие?

В связи с тем, что предметом рассмотрения статьи являются идеологии, которые, в первую очередь, связаны с практической стороной человеческой жизнедеятельности, необходимо найти прикладное определение термину "рациональное".

Наиболее традиционное употребление понятия рационального подчинено понятию разумного, исходя из этимологии понятий. Английский идеолог Майкл Оукшотт, рассматривая такое устоявшееся понятие рационализма, утверждает, что подобный рационалист полагает свои умственные процессы максимально изолированными от окружающего мира и протекающими в некой абстрактной пустоте. Но вследствие этого интеллект перестает выполнять функцию критики политических обычаев и начинает подменять их собой, отсюда и общественная жизнь быстро утрачивает обыденную размеренность и превращается в сплошную череду кризисов и проблем. В то же время, именно это понятие рационализма, открытое веком Просвещения и господствующее вплоть до середины XX века в политической и иных сферах человеческой жизнедеятельности (образовании, науке, пр.), уже не является просто «одним из возможных стилей осуществления политики, он превратился в своего рода критерий респектабельности любой политики вообще» ^{[7, с. 25-26]}.

Таким образом, рациональное не может полностью соответствовать разумному, хотя выводится из него и обладает основными его свойствами. Автор работы склоняется к тому, что подобное вошедшее в обиход определение неточно. Как минимум, следует отметить, что оно тавтологично. Здесь имеется в виду не только этимологический контекст, но и его содержание: зачастую в текстах и речи множества людей понятия рационального и разумного являются даже не синонимами, а взаимозаменяемыми терминами.

Наиболее близкое к авторскому пониманию значение рационального определил В. Швырев. Он объясняет рациональность как «определенный тип отношения человека к миру, способ его "вписывания" в мир» ^[12]. Иначе же можно сказать что рациональность — это определенное осознание человеком своих мыслей, действий и желаний, встраивание их в общую, "правильную", принятую картину мира, это найденная человеком возможность познавать мир силами собственного разума, способ не только отразить существующий вокруг мир в голове, но и познать, что получившиеся картины реального и воображаемого миров одинаковы.

Вслед за российским философом Александром Болдачевым автор статьи поддерживает идею о сведении понимания рационального к продуцированию формальных знаковых систем. «Рациональность, — пишет Болдачев в рамках дискуссионной интернет-площадки "Философский штурм", — это прежде всего однозначность, а таковая может быть установлена только относительно строго фиксированных феноменов: предметов, знаков» [URL: http://philosophystorm.org/node/1190#comment-6176].

В поле разума не включаются чувственное и интуитивное (мистическое, иррациональное) мышление. Можно ли считать научный закон, который был найден ученым в результате озарения, продуктом разума? Во всяком случае воспроизводимое им суждение будет рациональным. Однако совершенно определенно, сам подобный интуитивный способ постижения никак нельзя назвать чисто разумным.

Тогда можно заявить, что логичность, в отличие от разумности, характеризуется тем, что производит рациональные, нерациональные (достигаемые опытным или чувственным путем) и иррациональные (интуитивные, мистические) суждения. А также стоит отметить, что человек может получить набор некоторых суждений различными способами, где рациональным или нерациональным может быть накладываемая в дальнейшем на данные суждения логическая связь.

Подобная граница между рациональным и нерациональным выглядит достаточно прочно, в следствие опоры на способ фиксации результатов мышления, результатов познания. Таким образом, если познавательное суждение преподносится как некая данность, полученная в результате эмпирического наблюдения, чувственного или интуитивного восприятия, то можно заключить, что данный вывод является нерациональным способом познания. С обратной стороны, если выявленному суждению предшествует логическая цепочка других суждений, то имеет смысл утверждать о рациональном познании.

Однако следует учесть — и это исключительно важно в переходе размышления к следующей части содержания статьи о существовании рационального в идеологиях – что если в начале логической цепочки рассуждения стоит нерационально (или иррационально) принятое суждение, то однозначную границу между разными способами познания в таком случае провести сложно. И все же в этом случае можно говорить о рациональном (т.е. логичном) выводе.

Также, как и с понятием рационального, понятию идеологии исключительно непросто дать точное и ясное определение. Идеология быстро утратила первоначальную свою трактовку, предложенную Дестютом де Траси, как науку об идеях, точнее даже как науку о законах возникновения человеческих идей путем чувственного опыта, главные принципы которой должны использоваться в политике, этике и пр. Вслед за Карлом Марксом и Карлом Мангеймом многие ученые предпочитают рассматривать идеологию как противостоящее научному знанию мышление, как некий социальный феномен или даже политический миф.

В широком смысле автор понимает идеологию как некое течение политической мысли, оформленное его представителями в стройное учение. В настоящее время вслед за Брайаном Капланом проще всего понять политические идеологии как «религии современности» ^[2]. Однако именно подобное определение ставит невозможным, в принципе, ведение разговора о проблеме рационального в идеологиях. Ведь религия представляет собой изначально иррациональную систему, так как в основании ее лежат зыбкие ненаучные понятия, а также чудеса и мистификации.

Политическая идеология совершает попытки привить принявшему ее обществу некие высшие цели, создать возможные пути их достижения, построить смыслы и базовые ценности и, главное — и вот здесь кроется основное отличие идеологии от религии, создать убедительное обоснование своих принципов. Именно последнее и является рациональным в идеологическом дискурсе.

Ранее было утверждено, что рациональность являет собой способ встраивания себя в мир, совмещение картин воображаемого и действительного, в идеале — полное соотнесение своих мысленных установок с реальной жизнью. Можно ли в таком случае заявить, что рациональность всегда субъективна? Технически да, ведь каждый человек мыслит по-своему, своеобразно. Для того чтобы жить в обществе, необходимы некие взятые за основу общие моральные установки: будь то негласные своды правил шаманов, религиозные догмы или законодательные акты. Однако мораль не дает человеку общего видения истинности картины мира.

Политическая же идеология, в первую очередь, отражает ценностный аппарат той или иной группы ее создателей. Создается политическая идеология с целью вовлечения в нее как можно большего количества людей, для претворения ее принципов в жизнь. И если люди убеждены, что принципы политической идеологии убедительно обоснованы, и верят в правильность идеологических постулатов, то можно утверждать, что для этих людей идеология и рациональное сливаются воедино. В таком случае появившиеся в XVIII-ом столетии политические идеологии можно, грубо говоря, охарактеризовать как понятие надсубъективной рациональности.

Идеология может быть признана людьми рациональной, если она логична и коррелируется с идеей создания лучшего будущего для общества (политическая идеология целенаправленно предлагает двигаться к лучшему будущему, и она же ради этого «склеивает» атомизированных членов в единое общество). Тогда политические действия, проводимые представителями этой политической идеологии, будут благосклонно приниматься обществом, гармонично встраиваясь в их собственную картину миропонимания.

Если не рассматривать отдельно каждый постулат той или иной политической идеологии с целью препарирования его на соответствие некоей объективной рациональности, можно утверждать, что при соблюдении принятия верных политических решений любая идеология для ее последователей рациональна. Отсюда следует, что принципиальной разницы между следованием заповедям, призывом вернуться в Золотой век и принятием Конституции нет — все эти действия рациональны для каждого конкретного электората.

Для рассмотрения проблемы рационального в различных политических идеологиях далее в статье используется период конца XVIII — начала XIX веков. Именно в это время происходит становление основных идеологических пластов: либерализма, консерватизма и социализма. Здесь еще нет устоявшихся идеологических смыслов и политического опыта в данном направлении, именно потому интересно рассмотреть в это время вопрос трансформации рационального в формирующихся политических течениях.

В европейской истории XVIII век занимает особое место и известен как эпоха царствования идей рационализма — эпоха Просвещения. С просвещенческим культом разума связано стремление деятелей той эпохи подчинить разумному, идеальному началу как общественный строй и государственные учреждения (обязанностью которых становилась забота об "общем благе"), так и жизнь людей (общественные нравы, мораль и обычаи). Универсальная рациональность, вложенная в основание эпохи Просвещения, царствовала в умах первых мыслителей зарождающегося либерализма. Довольно смелые либеральные идеи впервые появились еще в антиабсолюстских движениях XVII века, а в XVIII веке развились. Основными рациональными звеньями либерализма стали теория естественного права, исходящая из представления о равенстве людей с их рождения и идеологически обосновывающая требования индивидуальных свобод, и теория общественного договора, согласно которой государство — это уже не привычное для Средневековья божественное установление, а гражданский институт, возникающий посредством заключения договора между населяющими одну территорию людьми.

Первые ростки иного, нежели классического, типа рациональности появляются уже в самом Просвещении. Одним из самых ярких ответвлений от классического либерального течения здесь стоит упомянуть шотландскую школу мысли с их скепсисом в отношении абсолютной истинности Разума. Также рациональность либерализма сменилась в связи с ярчайшим политическим актом XVIII века. Великая Французская революция стала апофеозом либеральных идей XVII-XVIII веков и одновременно их разочарованием. Идеи демократического общества, общей воли, прав человека и другие стали критически пересматриваться. Либерализм после революции не отошел от принципа индивидуализма, однако всерьез стали прорабатываться вопросы действительного, практического существования в одной плоскости индивида и социально-политической сферы его жизнедеятельности. Если ранние либералы были, по большей части, рационалистами-теоретиками с присущими им более утопическими идеями, то после Великой Французской революции либералы стали разрабатывать идеи с уклоном в эмпирику. Постреволюционные либералы стали более осторожны и приспосабливали рациональность либеральной концепции под современные политические реалии.

Также в постреволюционный период времени понимание рационального начинает меняться не только в умах самих либералов, но и в умах появлявшихся оппонентов данного идеологического течения.

Рожденный в это время консерватизм строился на ином типе восприятия реальной политической ситуации. Отказавшись от идеи всемогущества Разума, основатель консерватизма Эдмунд Берк делает упор на историю, традицию и опыт. Не отвергая основные принципы эпохи Просвещения, Берк расширяет сферу рассмотрения: к разуму он добавляет эмоции и чувства, к прогрессу — историю и опыт, к политике — традицию. Также отец консерватизма формулирует основной рациональный принцип: все люди имеют равные права, но не одни и те же блага. Если для просветителей рациональным было не опираться на опыт предшествующих поколений, а исключительно постигать жизнь на своих ошибках, то для первых консерваторов (Э. Берк, Л. де Бональд, Ж. де Местр) главным становится постижение накопленного опыта. Критик классической рациональности Берк начал доказывать возможность сосуществования традиции и разума в одном политическом поле. Таким образом, зародившаяся консервативная идея строилась на абсолютно ином типе рациональности, нежели просветительские тексты.

В отличие от рационального поворота в консервативной идеологии появляющиеся социалисты (Морелли, Ж. Мелье, Г. Мабли, Бабеф, Годвин и пр.) вслед за сторонниками либеральной теории считали разум основным фактором социального преобразования. Фактически не изменив метод, социалисты изменили содержание открытий разума. Главным политическим актом первых социалистов стало просвещение народных масс о естественном социальном порядке, отрицании гнета и эксплуатации. В их концепции появились социальное равенство, право человека на труд, социальная справедливость, отрицание частной собственности. Основополагающим мотивом многих коммунистических сочинений конца XVIII века была просветительская теория «одинаковости естественной природы» населения земли и вытекающего из этого положения «равенства прав» всех людей. Иными словами, социализм возник исходя из убеждений теории естественного права, в рамках той же рациональности, что и либеральная концепция.

Рациональность социализма, как и в случае с либеральной концепцией, меняет свою форму выражения после Великой Французской революции. Если в дореволюционный период утопические социалисты прокламировали социальную справедливость, обязательность всеобщего труда и трансформацию частной собственности в общедоступные земли, то ближе к 1789 году произошла политизация, а затем и радикализация социальных идей. Прошло всего несколько десятков лет для перехода от мирных проектов внедрения коммунистической идеологии во Франции до планов социалистических преобразований с помощью революции и победы коммунистической диктатуры. И в то же самое время результат Великой Французской революции явил социалистам несостоятельность революционных масс и важность волевых решений отдельных руководящих личностей. Потому, не умаляя важности воздействия на общественную и экономическую жизнь рационалистических идей, ранние социалисты предложили возрождение идей религиозных. Здесь стоит отметить «новое христианство» А. Сен-Симона, пантеистическую метафизику и магическую природу человечьих страстей Ш. Фурье и новый моральный мир, воспитывающий людей с помощью рациональной социалистической религии, Р. Оуэна.

Основные политические идеологии — либерализм, консерватизм и социализм — развивались в одно время и в связке. Каждая идеология что-то заимствовала у другой, сторонники разных теорий находились в тесном контакте, они давали интерпретации происходящим политическим действиям и предлагали свои решения, находясь в рамках собственных концептуальных систем. Следует подчеркнуть, что все то же самое происходит и в настоящее время, а потому проблема рационального в современных политических идеологиях также заслуживает внимательного изучения.

В настоящее время все чаще ученые интересуются феноменами рациональности в политике и социальной рациональности. Понятию идеологии уделяют внимания еще больше — совсем недавно подошел к концу XX век, век властвования идеологий.

Рациональное в общем смысле в статье понимается как возможность «вписывания» человека в окружающий мир, а идеология — как некое оформленное учение. Человеческий разум способен воспроизводить рациональные, нерациональные и иррациональные суждения. Все они могут использоваться в политических идеологиях, а в процессе формирования того или иного учения накладываемая позже на данные суждения логическая связь может стать рациональной.

Если говорить широко, то стоит заметить, что политическая идеология рациональна тогда, когда в ее учении существует логический порядок в обосновании основных принципов. А наиболее ясным воздействием на признание идеологии рациональной в глазах общественности являются логичные политические действия, которые приведут к пользе (лучшему будущему), совершаемые сторонниками идеологии в рамках данной концепции.

Проблема рационального в политических идеологиях консерватизма, либерализма и социализма периода их становления сложна и многогранна. Возникшие в XVIII-XIX веках идеологии явно или неявно развивались в русле антропологической модели, однако это ядро представления о человеке было по-разному в них прописано. Из краткого обзора трех возникших идеологий в период конца XVIII — начала XIX веков можно сделать вывод, что две из них были сформированы в русле классического типа рациональности, и только консерватизм изначально принял другой уклон. Если философы либерального течения опирались на понимание человека как рационального актора, то социалисты указывают носителями рациональности институты — государство, общество, класс. Рациональность для социалистических мыслителей перестает быть конкретно человеческой, она отчуждается в сторону сложных политических субъектов. Консервативные же идеологи идут еще дальше: не умаляя идеи разумности человека, они убеждены, что рациональными являются не столько человек, сколько социальные действия: традиция, история и религия.

И либерализм, и консерватизм, и социализм относятся к рациональным политическим идеологиям, однако само рациональное, заложенное в них, существенно различается.