Trends and prospect of the modern cultural dynamics

Культурная динамика – сложный, много- и разнонаправленный процесс, подверженный влиянию множества факторов. Эта сложность возрастает в условиях, когда культурные процессы приобретают планетарный масштаб. Тем не менее, в этом множестве есть тенденции, которые на определенный временной период становятся трендами, определяющими ближние и дальние перспективы культурного бытия, направленность изменений культурной системы.

Таким ярким и уже общепризнанным трендом современной культурной динамики является глобализация. Питер Бергер пятнадцать лет назад констатировал: «Безусловно, есть зарождающаяся глобальная культура, и она по своему происхождению и содержанию, безусловно, американская» ^{[8, с. 9]}. Показательно, что этот факт стал уже достоянием попкультуры. В клипе группы Рамштайн «Америка» звучит: «We're all living in Amerika. Amerika ist wunderbar. We're all living in Amerika. Amerika, Amerika / Весь наш мир уже Америка. Америка наш Божий дар. Весь наш мир уже Америка, Америка, Америка» ^[16].

П. Бергер допускал, что это «не единственное направление изменений в современном мире», но оценивал его как преобладающую тенденцию, которая «проявляется и будет проявляться в обозримом будущем» ^{[8,с. 9]}.

В современном социогуманитарном знании не сложилось единого мнения относительно генерального фактора, детерминирующего глобализационные процессы. Но в любом случае, является ли глобализация результатом целенаправленных усилий США по проведению политики «культурного империализма», как считает Герберт Шиллер ^[12], или же реализацией «исторического императива», по выражению Кивы Майданика ^[7], и объективного хода истории, она свидетельствует о значительном снижении роли национальных культурных систем в качестве субъектов культурно-исторического процесса. То, что Н.Я. Данилевский назвал культурно-историческими типами, А. Тойнби – локальными цивилизациями, М. Вебер – религиозно-хозяйственными типами, евразийцы – культурами-индивидуальностями, не выступают более ведущими субъектами культурно-исторического планетарного процесса.

Культуры под натиском модернизации и глобализации утрачивают органический характер своего развития и функционирования. Они – «живые существа высшего порядка», вырастающие «со своей возвышенной бесцельностью, подобно цветам в поле» и создающие «картину вечного образования и изменения, чудесного становления и умирания органических форм» ^[4]. Подобно организмам эти культуры имеют свои жизненные силы – то, чем определяются их существенные свойства, а именно: субстратная, телесная целостность, генетическая программа (заданность), самовоспроизводимость, саморегуляции и эффективное функционирование, саморазвитие, реализация заложенного или предустановленного смысла и цели ^[11]. Такие культуры легко вплетают в свою органическую ткань инородные заимствования, оставаясь идентичными себе и в то же время обогащаясь и развиваясь. Они были способны породить новое, оригинальное и стать «излучателями» (П. Бергер) культурных новаций, «открытий» (Н. Трубецкой).

В конце 20 – начале 21 века под влиянием глобализации ситуация кардинально изменилась: культурная органика сменилась культурной механикой. Теперь культурное взаимодействие преимущественно – не обучение и взаимное обогащение, а замена одного другим, своего – чужим, инородным. Новые элементы в культуре не вырастают из собственной почвы, и не трансформируются под внешним влиянием, а просто заменяются на чужеродные агрегаты (подобно кубикам из игры Лего) без учета национально-культурных традиций, менталитета, без органической связи с другими элементами системы.

Современные процессы культурной динамики ведут к тому, что живые организмы, способные к саморазвитию, сочетающие традиции и новации, устойчивость и изменчивость, перерастают в конгломераты разнородных и разнокачественных элементов. У них разрываются связи с прошлым (устарелым и ненужным), у них утрачивается определенность целей и идеалов как проекций будущего, у их представителей формируются скользящие, размытые культурные идентичности.

Еще в начале 21 века по результатам трехлетнего изучения глобализации П. Бергер и С. Хантингтон писали о «локализации», когда «глобальная культура принимается, но с существенными местными видоизменениями», «гибридизации», когда предпринимаются попытки «синтеза иностранных и местных культурных особенностей», «творческом приспособлении культур», «альтернативных глобализациях», «субглобализациях» как результате соединения нескольких обществ в противостоянии глобализации ^[8]. Сегодня же, как показывает практика, эти тенденции стремятся к затуханию под воздействием унификации всех сфер жизнедеятельности социума.

Современная социокультурная динамика демонстрирует размывание границ локальных культур, утрату ими внутреннего системного единства, о котором К. Н. Леонтьев писал: «высшая точка развитияне только в органических телах, но и вообще в органических явлениях, есть высшая степень сложности, объединенная <…> внутренним деспотическим единством» ^[6].

В целом относительно современности можно констатировать гомогенизацию культурного ландшафта, возникновение обобщенного культурного поля как результат глобализации – планетарного тренда культурной динамики.

Позитивный аспект этих процессов усматривается с позиций философии жизни Г. Зиммеля, согласно которой поток жизни сметает созданные им, но ставшие тесными культурные формы и стремится к новым, еще небывалым. Он писал: «… самая жизнь стремится неустанно вперед, ее беспокойная ритмика в каждом новом содержании созданных ею форм вступает в контраст с постоянством ее бытия или вневременностью ее значения. Жизненные силы то в более медленном, то в ускоренном темпе разрушают каждое осуществленное культурное явление. Как только оно достигает полного развития, начинает формироваться следующее, предназначенное в короткой или длительной борьбе заменить первое…» ^[4].

Признаки формирования этого нового обнаруживает другое важное, заметное направление в трансформации современной культуры – виртуализация и сопутствующая ей симуляция всей социокультурной реальности.

Процессы виртуализации и симуляции происходят в экономике, которая, как например, показали Джозеф Б. Пайн и Джеймс Х. Гилмор, превращается в экономикувпечатлений ^[3]. Экономический процесс, производство стоимости перемещается в рекламные студии и на экраны телевизоров, когда производится и продается не вещь, а ее образ. Симуляция вещи в рекламном послании явно превалирует над самой реальной вещью. «Цена все меньше и меньше зависит от свойств товара и услуги. В нее все чаще включаются нематериальные составляющие: бренд, престиж потребления именно этого продукта, послепродажное обслуживание, сопутствующие услуги, и т.д. Становится гораздо важнее создать «атмосферу» потребления, сказку или мифологию, в которую поверил бы потребитель ^[3].

Возникают виртуальные промышленные альянсы, симулирующие крупные корпорации. Все большее распространение получают виртуальные валюты, не связанные с национально-государственными образованиями и их золотыми запасами. Виртуализируется организация труда в компаниях, во многих из них даже офисы существуют только в виртуальном пространстве. Обыденностью стали виртуальные банки и виртуальные супермаркеты.

Политика превращается в состязание имиджей политиков, их образов, симулируется политическая деятельность; политические партии превращаются из выразителей интересов определенных социальных слоев в бренды, под которыми декларируются программы с локальными и глобальными проблемами, а реальной основой объединения граждан выступает образ того или иного политика. Специалисты констатируют главенство виртуальной реальности для осуществления политики: «В современном информационном обществе произошла трансформация системы представительства гражданских интересов, результатом которой стало превращение коммуникации в системообразующий элемент демократии, в инструмент ее формирования и самопрезентации. Это, в свою очередь, влечет за собой дальнейшую виртуализацию политического пространства, перенос политики и осуществляемых ею функций из сферы реальной жизни в область «сетевого мира» Интернета» ^[5].

Реальные войны практически перерастают в войны информационные. Протестные выступления и движения граждан переходят в форму «цифровых протестов» и виртуальных объединений.

Происходит активная виртуализация социальной сферы, о чем свидетельствуют расширение сферы дистанционного образования, виртуальная диагностика, рецептура и консалтинг в медицине.

Виртуальными становятся музеи, выставки, экскурсии, туризм.

Средства массовой коммуникации все в большей степени перемещаются в интернет-пространство.

Виртуализируются дружба, знакомства, ухаживания и многое другое.

Виртуальная реальность постепенно приобретает статус первичности по отношению к реальной, а манипуляции со знаками вещей заменяют действия с самими вещами.

Третья мощно заявившая о себе тенденция в культурной динамике – формирование и бурное развитие «галактики социально-сетевой коммуникации», порождающей квазисоциум.

Со времен публикации работы Г. Маклюэна «Галактика Гутенберга» многими исследователями принимается постулат о том, что определенная коммуникативная технология создает особый социокультурный мир – «галактику», которая имеет свой ареал и, несмотря на возможности расширения или изменения конфигураций, наложения галактик друг на друга или «взаимного прохождения сквозь», обладает определенной целостностью, выраженными идентификационными качествами, границами.

Такой новоционной коммуникативной технологией стали социальные сети. Российский исследователь А.В. Бузгалин отмечает такие черты современной сетевой коммуникации: неиерархичность, децентрализация, преимущественно горизонтальное и (или) функциональное взаимодействие участников; гибкость, подвижность, сменяемость форм и конфигураций; легкость и скорость создания и распада структур; открытость сети для «входа» и «выхода»; общая доступность ресурсов сети (прежде всего – информационных); равноправие участников сети независимо от их роли, масштаба, ресурсов; уникальность создаваемых сетей ^[1].

Рассматривая массовые коммуникации в виртуальном пространстве сети Интернет с позиции лумановской концепции аутопойезиса, можно констатировать формирование нового типа социальности, возникающего в процессе сетевого взаимодействия. Самовоспроизводящийся характер этого процесса, не обремененного традициями, нормами, ценностями и даже сформировавшимся языком, детерминирует создание специфических «правил игры», по которым живут виртуальные личности (аватары) в социальных сетях.

Согласно позиции известного медиаисследователя, представителя системного подхода Н. Лумана, саморефернтная система, хотя и зависит от окружающего мира и не обходится без него, но детерминирована отнюдь не им, поэтому «может сама себя организовать и выстроить свой собственный порядок», осуществив тем самым «построение структур системы собственными системными процессами» ^[9].

Система интернет-коммуникации порождает квазисоциум. У него своеобразные основания стратификации – популярность выставленного поста, рисунка, фото или видео среди других участников коммуникации. У него свои стратификационные лифты, способы достижения вершины пирамиды престижей – прежде всего экзотика как, например, купание в ванной с чипсами Саши Спилберг, или нечаянное попадание в кадр, как в случае с уличным музыкантом Джеймсом Боуэном и его котом Бобом, которые сначала стали звездами Ютуба, а затем героями книги и полнометражного фильма. У этого квазисоциума свои стимулы к восходящей мобильности – возможность творческой самореализации, потребность быть замеченным, получить одобрение своей креативности. Так, для большинства пользователей сети лайки и количество подписчиков превращаются в самоцель, значимость которой нельзя объяснить только возможностью монетизации в случае достижения популярности. Кинематограф чутко отреагировал на современную «погоню за лайками» в отечественном фильме-слэшере «Дизлайк» или британском сериале «Черное зеркало». Эти картины предсказывают распространение влияния лайков на зону офлайн и их воздействие на традиционные сферы существования социума: политику, экономику, культуру.

Квазисоциум сетевого сообщества порождает свой язык, который постоянно трансформируется: если несколько лет назад в сети был популярен олбанский язык (жаргон падонков) – «Аффтар жжот нипадецки», «Аццкий Сотона», который представляет собой намеренное искажение разговорного языка, то сегодня формируется специфический блогерский жаргон, требующий словарной расшифровки для рядового пользователя: «хайп» (успех), «донаты» (пожертвования), «запилить» (создать), «бомбит» (злит), «Яша» (Яндекс), «варез» (пиратский контент), «батлы» (поэтические соревнования) и др. Отличительной характеристикой сетевого языка является и то, что процесс массовой коммуникации, включающий миллионы субъектов, допускает и латентно одобряет свободное использование обсценной лексики. Это касается даже журналистского контента, например, YouTube-канал «вДудь» ^[2].

Особенностью межличностного взаимодействия, даже можно сказать его нормой, является демонстративная конфликтность и агрессия, которые сопровождают даже дружеские соревнования, беседы или любовные отношения подростков. Субъекты коммуникации легко переходят на личности и оскорбления родственников своих визави, что в офлайновой публичной коммуникации категорически недопустимо. Примеры этого: 1) рэп-батл Oxxxymiron VS Слава КПСС/Гнойный; 2) интервью Ю. Дудя с Гнойным, где рэпер оскорбляет журналиста, распивая с ним пиво; 3) отношения блогеров Ивангая и Марьяны Ро, которые были предметом внимания миллионов российских подростков. Однако эта конфликтность носит ритуальный характер, она пронизана прагматикой PR-технологий и не содержит живых эмоций, а в случае возникновения угрозы для всего блогерского сообщества, даже бывшие «враги» демонстрируют способность к самоорганизации и консолидированному выражению своего протеста.

Новая реальность виртуальной коммуникации помимо новых этических критериев, побуждающих и конфликтовать, и объединяться одновременно, породила новые эстетические нормы в сфере создания медиаобразов и в сфере понимания художественных произведений. Известный видеоблогер Юрий Хованский, имеющий более трех миллионов подписчиков и обладающий донжуанской славой, намеренно создал образ конфликтного, чрезвычайно отталкивающего, трусливого алкоголика ^[14]. В кинообзорах популярные блогеры Баженов и Кшиштовский зачастую высказывают мнения, шокирующие отечественных кинорежиссеров или консервативных критиков, но получающих одобрение сетевых пользователей ^[15].

Таким образом, можно констатировать, что новая социальность виртуального пространства конструирует свои ценности, этические нормы, эстетико-аксиологические критерии, специфические стратегии межличностного взаимодействия, свой язык и нормы языкового поведения, а также свои особые стратификационные модели, каналы восходящей мобильности, цели и мотивы в достижении высокого статуса в квазисообществе.

Под влиянием сетевого коммуникативного сообщества в сфере массовой информации меняется генеральная субъектность в формировании повестки дня и воспламенении проблемных зон. Выявленная исследователями массовой коммуникации двухступенчатость в создании повестки дня, когда газеты заявляли базовую проблему, а телевидение, действуя как прожектор (М. Маккобс), «высвечивало» ее различные аспекты и ракурсы, меняет свою конфигурацию. Все чаще СМИ вынуждены комментировать и обсуждать те проблемы, которые «всплывают» в социальных сетях. В качестве примера можно привести широкое освещение в федеральных СМИ мухи, севшей на лицо Хилари Клинтон во время предвыборных дебатов, или пять выпусков программы «Пусть говорят», посвященных интимной жизни обычного подростка Дианы Шурыгиной. Любая тема, которая выходит на ведущие позиции в рейтинге сервиса mediametrics.ru, анализирующего популярность новостей в социальных сетях, становится актуальной для традиционных СМИ.

Онлайн сообщество превращается в силу, способную влиять на финансовую сферу жизнедеятельности общества. YouTube-канал «Немагия» выпустил ролик, критикующий личность банкира Олега Тинькова и вскрывающий сомнительную политику его интернет-банка, который специализируется на микрозаймах под большие проценты. Олигарх попытался привлечь блогеров к уголовной ответственности и оказать на них давление при помощи силовых структур, но консолидированное противостояние всего блогерского сообщества, вставшего на защиту «Немагии», офлайновые демонстрации возле здания суда и публичные флеш-мобы с разрезанием карт банка Тинькофф стали мощнейшей антирекламой и нанесли такой ущерб репутации этой финансовой структуры, что бизнесмен был вынужден отказаться от всех претензий.

Конфликт блогеров YouTube-канала «Немагия» и банкира Тинькова показал, что консолидированные блогеры могут нанести конкретный финансовый урон крупнейшему интернет-банку.

Испытывает влияние системы виртуальной коммуникации и политика: в офлайновой реальности президентом США становится политик, чья популярность сконструирована посредством успешного SMM (англ. Social Media Marketing).

Таково содержание новой «галактики социально-сетевой коммуникации». Возможно прав Дэвид Рашкофф ^[10], утверждающий, что единственная среда, в которой наша цивилизация еще может развиваться и которую мы можем неограниченно «колонизировать» – это инфосреда как новая территория, открытая для человеческого взаимодействия, расширения экономической, социальной, политической и духовной жизни.

Анализ современной культурной ситуации с позиций философии жизни и концепции жизненных сил культуры показывает, что процессы глобализации приобретают всеохватный характер и ведут к изменению субъектности в мировой культурной динамике, существенно снижают роль локальных культур как «излучателей» новаций, гомогенизируют планетарный культурный ландшафт.

Обобщение эмпирических данных об изменении субстрата и специфики функционирования структурных элементов социокультурной системы показывает, что ведущей тенденцией их трансформации становятся виртуализация и симуляция, приобретающие доминанту над реальными процессами.

Исследование виртуально-коммуникативной среды с позиций символического интеракционизма позволило констатировать аутопойезис новой квазисоциальности – социально-сетевой «галактики», самоорганизующейся стохастически, но приобретающей признаки социальной системы.

Унификация глобального культурного пространства, виртуализация и симуляция всех сфер социокультурного пространства, увеличение объема и влияния социально-сетевой «галактики», приобретающей признаки квазисоциальности, это те тенденции, которые на сегодняшний день являются трендами культурной динамики и обозначают перспективы в трансформации глобальной и локальных культур.