Interaction of criminal and civil law in the context of their conceptual nature

Batyutina Tatiana PhD in Law   350063, Russia, Krasnodarskii krai, g. Krasnodar, ul. Oktyabr'skaya, 25, kab. 302 tatjanka_92@mail.ru

В научной литературе все чаще встречается и обосновывается мнение о том, что в современных реалиях происходит смешение частного и публичного права; частные начала проникают в публичные отрасли, а публичные начала – в частные; уже нет необходимости в такого рода дуалистическом делении права; провести границу между частным и публичным интересом всё сложнее и т.п. Остановимся на некоторых аспектах данной проблемы.

Д. Е. Петров считает взаимопроникновение и взаимодействие частных и публичных начал проявлением интеграции в праве, представляющую собой закономерность в развитии и функционировании системы права ^{[7, с. 245-246]}. По словам ученого, возврат исключительно к дуалистическому делению не отражает современного состояния системы права и не влечет за собой открытия каких-либо новых закономерностей правового развития. В связи с этим он предлагает вектор сближения взаимоисключающих теоретических моделей строения права, основанный на признании его полиструктурности ^{[7, с. 14]}. Сомневается в необходимости по-прежнему строго отграничивать две указанные противоположности и Г. Э. Адыгезалова, приводя аргументы представителей социологической школы права. Она полагает, что в условиях формирования новых отраслей (информационного, медицинского, образовательного и др.), деление права на частное и публичное становится еще более уязвимым, причем развитие новых отраслей права тормозит стремление отнести их к частному или публичному праву ^{[1, с. 14-15]}.

Вероятно, такого рода рассуждения основаны на сложившемся представлении о строении правовой системы России, включающей систему права и систему законодательства: отрасли, институты и нормы права. К такой иерархии следует добавить также такие системные объекты, коими являются публичное и частное право. То есть деление права на частное и публичное осуществляется по другому принципу и потому «не вписывается» в традиционное представление о структурных компонентах системы права.

Действительно, система законодательства (здесь и далее курсив выделен мною – Т. Ж.) меняется с течением времени, обрастает новыми элементами и приемами законодательной техники, связующими нормы различных отраслей для обеспечения полноты и внутренней согласованности правового регулирования. Если же говорить об идее деления права, то усомниться в ее существовании не представляется возможным по крайней мере до тех пор, пока не появится обоснованная научная концепция строения права, кардинально отличающаяся от существующей, стоящей еще на фундаменте древнеримской правовой доктрины.

«Римская идея», по мнению Н. П. Асланян, не является просто классификацией, а отражает правопонимание римских юристов, констатировавших, что в праве в процессе его естественного развития сложились две сферы, два правопорядка, которые существенно отличаются друг от друга по своему «духу», обусловленному существованием в совместном человеческом общежитии двух сфер – общественной и частной жизни ^{[2, с. 30-31]}.

Принципиальный, доктринальный, концептуальный смысл данной идеи таков: главное, что отличает частное право от публичного – это «дух» правового регулирования, его начала: публичное право проникнуто началом иерархии, субординации, власти и подчинения, не применяемом в сфере частного права; частноправовые отношения государство не регулирует принудительно, а предоставляет их регулирование частной воле и частным соглашениям ^{[3, с. 125]}.

В этой связи следует обратить особое внимание на использование различными учеными-юристами самого термина «начала права». Так, Д. В. Лопашенко говорит о стирании границ между частными и публичными отраслями права за счет расширения частных начал в публичных отраслях и, напротив, их сужения в частных отраслях ^{[6, с. 146]}.

На наш взгляд, стоит согласиться с Н. П. Асланян в том, что «смешения частных и публичных начал не может быть в принципе, поскольку это начала взаимоисключающие, полярные: либо равенство сторон, либо власть и подчинение. Быть одновременно равным и подчиненным – нонсенс, а поскольку всегда побеждает тот, на чьей стороне сила, любое «смешение начал» с неизбежностью приведет к господству публичного начала и страна вновь может вернуться в тоталитарное, кратократическое государство, в котором личные права не имеют статуса неотъемлемых, а их попрание считается обыденным делом» ^{[3, с. 140]}.

Поэтому речь нужно вести о взаимодействии различных отраслей, взаимном использовании «чужих» инструментов и методов правового регулирования, но никак не о проникновении частных начал в публичное право (и наоборот), не о появление некоего нового «публично-частного» правового образования.

Примечательно, что даже имеющийся в России правовой институт, именуемый «публично-частное партнерство», по сути является публичным и имеет публичные цели, что подтверждается его как легальной, так и доктринальной дефиницией. В п. 1 ст. 3 Федерального закона от 13 июля 2015 № 224-ФЗ «О государственно-частном партнерстве, муниципально-частном партнерстве в Российской Федерации и внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации» определено, что государственно-частное партнерство, муниципально-частное партнерство представляет собой юридически оформленное на определенный срок соглашение …в целях привлечения в экономику частных инвестиций, обеспечения органами государственной власти и органами местного самоуправления доступности товаров, работ, услуг и повышения их качества ^[10]. В. Ф. Попондопуло в своем определении указывает на цель создания данного института: решение государственных, муниципальных и иных общественно значимых задач, а также на то, что объекты инвестирования находятся в сфере публичного интереса и контроля ^[12].

Какие же элементы, проявления частного права можно увидеть в уголовном праве и каким образом публичное право «вмешивается» в гражданское? Как отмечается в литературе, введение публично-правового регулирования в отраслях частного права может происходить в очевидной (когда в этих отношениях принимает участие правительство или его органы) и скрытой (использование механизмов публичного права, введение ограничений, запретов, санкций) формах ^{[5, с. 107]}. При этом следует учесть еще и то, что далеко не всегда нормы, сформулированные, как мы думаем, диспозитивно, толкуются соответствующим образом. Так, в частности, Э. А. Евстигнеев приходит к выводу о том, что большинство норм об исполнении обязательств действующего ГК включают в себя императивные положения, а некоторые из них и вовсе в полном объеме являются императивными. В итоге практически 50 % регулирования имеет императивный уклон. Хотя суд вследствие загруженности может воспринять норму императивного характера как диспозитивную ^{[4, с. 174]}.

В свою очередь, введение частно-правового регулирования в уголовном праве связывают, прежде всего, с наличием частного интереса потерпевшего. Э. Л. Сидоренко частный интерес в уголовном праве рассматривает как социальную категорию, допустимую правом возможность физических и юридических лиц распоряжаться принадлежащими им благами и на основе метода дозволения участвовать в уголовно-правовой оценке случаев посягательства на эти блага посредством выражения своей воли ^{[9, с.17]}. К основным частным интересам в уголовном праве данный автор относит здоровье человека как личное неимущественное благо, личную свободу, честь и достоинство личности, конституционные права человека и гражданина, право собственности. Н. И. Пикуров же выделяет два типа частных интересов, попадающих в сферу действия уголовного закона. Это интересы, непосредственно охраняемые уголовным правом без опосредования нормами других отраслей (честь и достоинство человека, половая свобода женщины). Второй тип образуют частные интересы, урегулированные нормами гражданского и других отраслей права (отношения собственности, коммерческая тайна) ^{[8, с. 38]}.

Кроме того, в уголовном праве есть отдельные проявления диспозитивности, институты, в которых допускается выбор варианта поведения (Э. Л. Сидоренко именует их средствами диспозитивности): институт примирения с потерпевшим, уголовное преследование по делам частного обвинения, согласие потерпевшего. И, разумеется, в уголовном законе содержатся положения, допускающие определенный выбор суда: это статьи с альтернативными санкциями (коих большинство в УК), возможность освобождения лица от ответственности в определенных случаях и т.д.

Также в некоторых ситуациях одновременно применяется уголовное и гражданское законодательство: при компенсации потерпевшему причиненного преступлением вреда, при причинении вреда в состоянии крайней необходимости.

Таким образом, в частном праве встречаются нормы императивного характера, а в публичном допускается диспозитивность. Но «размывания» границ между ними нет и не может быть. Различные способы, методы правого регулирования в той или иной отрасли права применяются именно с целью всесторонней охраны определенных, очерченных ею, отношений. Сама же суть отношений от этого не меняется. Другой вопрос – как безошибочно определить, какой отраслью права должны регулироваться те или иные жизненные реалии. А для этого нужно понимать значимость начал и принципов права. В них сосредоточен весь смысл права вообще и определенной его отрасли, в частности. Это важно и при характеристике межотраслевых связей. Потому необходима их глубокая теоретическая проработка, на основе которой можно будет решать вопрос как об изменении действующего законодательства, так и о применении его на практике, в частности, при квалификации преступлений.

В контексте всего вышеизложенного, можно сформулировать ряд выводов, характеризующих взаимосвязь между гражданским и уголовным правом.

Во-первых, можно говорить именно о связи, взаимном «общении», но не смешении и слиянии уголовного и гражданского права. Дозированное использование диспозитивного метода правового регулирования в уголовном праве и наличие определенных императивных правил в гражданском не меняет сути указанных отраслей, их начал, «духа», целей и задач.

Во-вторых, эта связь объективно существует между двумя указанными (среди многих других) видами правовых форм общественных отношений в определенной сфере. Так, например, экономическая деятельность регулируется гражданским, уголовным, административным, финансовым и иными отраслями права. По справедливому замечанию М. Н. Марченко, если предположить, что из системы отраслей права «выпадет» или перестанет функционировать гражданское, уголовное право или любая иная отрасль современного права, это, несомненно, парализует действие не только других, в особенности близко «прилегающих» к ним отраслей права, но и правовой системы национального или любого иного уровня в целом ^{[11, с. 255]}.

В-третьих, проявления этой связи, их технико-юридическое оформление при описании состава преступления в тексте Уголовного кодекса создаются, изменяются и упраздняются законодателем. Применительно к современной редакции УК РФ можно говорить о таких проявлениях на примере бланкетных диспозиций уголовно-правовых норм, а также использования терминов иной отраслевой принадлежности. В будущем можно прогнозировать появление новых правил и приемов юридической техники, отражающих связь между нормами различных отраслей права.

В-четвертых, следует солидаризироваться с мнением о том, что, далеко не всегда то, что кажется связью между нормами уголовного и гражданского права, является таковой ^{[8, с. 183]}. На наш взгляд, данная проблема заслуживает дальнейшего изучения и научной апробации.