Discharge of tortious liabilities: monetary aspect

Voronkov Nikita Sergeevich Post-graduate student, the department of Public and Private International Law, National Research University “Higher School of Economics”; Consultant at Deloitte 101000, Russia, Moscow, Myasnitskaya Street 20 nsvoronkov@gmail.com

Современный гражданский оборот характеризуется безусловным сближением экономических систем разных государств, что выражается во множестве примеров: растет взаимный товарооборот, становится более близким взаимодействие между финансовыми институтами, интенсифицируется перемещение рабочей силы и т.д. Указанные факторы, помимо сугубо позитивных аспектов, неизбежно влекут и дополнительные проблемы для национальных законодателей и правоприменителей. Одной из таких проблем является связанный с глобализацией рост числа трансграничных деликтов. Под деликтом в науке подразумеваются противоправные действия, наносящие ущерб личности или имуществу, которые влекут возникновение внедоговорного обязательства делинквента о возмещении указанного ущерба ^{[9, с. 1]}. Иностранный элемент в деликтном правоотношении возникает в том случае, когда местом совершения деликта является иностранное государство ^{[7, с. 71]}.

Вместе с тем, определение места совершения деликта в доктрине и законодательстве разных государств является неоднозначным. Так, страны романо-германской правовой семьи традиционно придерживались позиции, согласно которой место совершение деликта отождествлялось с местом проявления неблагоприятных последствий, тогда как в странах англосаксонской системы под ним подразумевалось место совершения действия, повлекшего вред ^{[7, с. 71]}. На сегодняшний день можно констатировать постепенное отступление от этих подходов как в континентальных юрисдикциях, так и в странах общего права: например, в праве Европейского Союза местом совершения деликта является государство, где причинен ущерб, вне зависимости от места совершения делинквентом противоправных действий ^{[13, с. 518]}.

Деликтное обязательство, возникающее в отсутствие договора между сторонами, обладает рядом специфических черт, ключевой из которых является его направленность: оно призвано компенсировать причиненный делинквентом вред потерпевшему, восстановить права и законные интересы последнего до состояния, имевшего место до совершения деликта. В определенных ситуациях такая компенсация может осуществляться посредством исполнения в натуре ^{[8, с. 15]}: например, при порче чужой вещи виновное лицо может заменить ее на новую или аналогичную, обладающую теми же потребительскими свойствами. Однако ряд деликтов в силу своей природы ограничивают такую возможность: так, при причинении вреда жизни или здоровью компенсация вреда в большинстве случаев осуществляется в денежной форме. Таким образом, в данного рода ситуациях возникает трансграничное денежное деликтное обязательство.

Обязательства из причинения вреда, в которых и виновное лицо, и потерпевший имеют одну государственную принадлежность, проблем ни с применимым правом, ни с механизмом компенсации вреда не порождают: национальное право соответствующей юрисдикции в полном объеме регулирует данные вопросы. Однако если делинквент и потерпевший являются лицами с различной государственной принадлежностью, указанные вопросы приобретают особую значимость. Выбор применимого к деликтным обязательствам права – вопрос, разрешенный в законодательстве подавляющего большинства государств. В Европейском Союзе генеральной коллизионной привязкой в данном случае является закон места причинения ущерба, а факультативными привязками выступают совместное обычное место пребывания сторон деликтного правоотношения и принцип наиболее тесной связи (lexcausae) ^{[12, с. 216-217]}. Российское законодательство также использует цепочку коллизионных правил, ключевым из которых является закон места совершения противоправных действий, а факультативными – право страны места наступления вреда, если делинквент мог или должен был предвидеть наступление вреда в этой стране; право страны совместного места жительства сторон; принцип наиболее тесной связи ^[1].

Определение применимого права, однако, само по себе не отвечает на вопрос о том, как именно будет реализован компенсационный механизм, так как сфера действия применимого к деликтному обязательству права в некоторых случаях законодательством не конкретизируется, а если и конкретизируется, то сохраняет правовую неопределенность для сторон. В этой связи интересным и весьма плодотворным представляется обращение к европейскому законодательству. Так, Регламент ЕС № 864/2007 «О праве, применимом к внедоговорным обязательствам» от 11 июля 2007 г. (далее – Регламент Рим II), в сферу действия которого входят и деликтные обязательства, указывает, что «применимое к внедоговорному обязательству право для целей настоящего Регламента регулирует: <… (с) существование, природу и механизм измерения ущерба и его возмещения…>» ^[4].

Очевидно, что в отношении трансграничных денежных деликтных обязательств под механизмом измерения ущерба и расчета компенсации подразумевается, помимо собственно алгоритма такого расчета, также и валюта, в которой обязательство будет деноминировано. Буквальное толкование приведенной нормы позволяет сделать вывод о том, что европейский законодатель предлагает сторонам использовать для расчетов валюту того государства, право которого применяется. Может ли, однако, такой подход способствовать полной и эффективной защите прав и законных интересов потерпевшей стороны и должен ли он реципироваться другими государствами, является весьма дискуссионным. Ряд исследователей справедливо отмечают, что простое автоматическое использование валюты государства, право которого применяется к деликту, может при определенных обстоятельствах причинить дополнительный ущерб потерпевшему ^{[11, с. 585]}.

Рассмотрим, например, ситуацию, при которой применимым к деликту правом оказывается право государства с нестабильной финансовой системой и волатильной валютой, либо ситуацию, при которой конвертируемость валюты ограничена. Потерпевшая сторона в таком случае не только должна нести дополнительные издержки на конвертацию валюты, но и может быть вынуждена претерпеть существенные убытки. С учетом правовостановительной направленности деликтного обязательства такую ситуацию вряд ли можно назвать приемлемой. В связи с этим, очевидно, возникает потребность в более совершенном механизме компенсации вреда, который бы нивелировал монетарные риски и способствовал бы действительно эффективной защите прав потерпевшего. Следует, однако, отметить, что право некоторых государств содержит более гибкий подход к рассматриваемой проблеме. Так, в Унифицированном акте США «О требованиях в иностранной валюте» 1989 г. особо оговаривается, что определение надлежащей денежной единицы для исполнения обязательств и применимое к такому обязательству право должны рассматриваться и разрешаться независимо друг от друга ^{[6, ст. 6]}. На наш взгляд, такой подход является более точным и корректным и в большей степени соответствует интересам потерпевшей стороны. В этой связи представляется целесообразным проанализировать возможные механизмы определения надлежащей денежной единицы в трансграничных деликтных обязательствах более подробно.

Каким же образом должна определяться валюта платежа в деликтном денежном обязательстве и каким образом сформулировать норму, универсально применимую к таким правоотношениям? С учетом уже упомянутой выше целевой направленности деликтного обязательства представляется, что в основе такой нормы должен лежать максимальный учет прав и интересов потерпевшего. Один из возможных вариантов решения этой проблемы содержится в Принципах международных коммерческих договоров УНИДРУА в ред. 2016 г.: так, согласно ст. 7.4.12. указанного акта «убытки должны быть исчислены либо в валюте, в которой было выражено денежное обязательство, либо в валюте, в которой был понесен ущерб, в зависимости от того, что более соответствует обстоятельствам» ^[5]. Такая формулировка, с одной стороны, имеет положительные черты, предоставляя сторонам и суду возможность оценивать ущерб, исходя из фактических обстоятельств дела, однако в то же время не обладает достаточной универсальностью и четкостью, необходимой для обеспечения интересов потерпевшего.

Другой подход, предложенный в праве Европейского Cоюза, подразумевает применение в денежном деликтном обязательстве валюты государства, где потерпевший имел обычное место жительства на момент причинения вреда его имуществу, жизни и здоровью. Замысел европейского законодателя в данном случае понятен: предполагается, что валюта государства домицилия потерпевшего более удобна для него, и ее использование снижает издержки на конвертацию денежных средств. В то же время, как уже было сказано, такой подход не учитывает возможные убытки, которые потерпевший может понести в связи с нестабильным валютным курсом своей национальной валюты или ограничениями на конверсионные операции. Эти обстоятельства также не позволяют считать такой механизм возмещения вреда в полной мере состоятельным.

На основе приведенных выше примеров представляется возможным сформулировать критерии, которым должна соответствовать норма о выборе валюты деликтного денежного обязательства. Она должна содержать цепочку правил о выборе применимой валюты, каждое последующее из которых используется в том случае, если по каким-либо причинам не выполняется предыдущее. В основе указанной цепочки должна лежать опровержимая презумпция о применении валюты государства, в котором домицилирован потерпевший. Такая презумпция представляется верной, так как несмотря на приведенные выше не вполне удачные законодательные предписания, в большинстве случаев национальная валюта для потерпевшего действительно является наиболее удобным способом расчетов. Опровержение данной презумпции должно допускаться в судебном порядке и основываться на необходимости потерпевшего доказать, что использование его национальной валюты не способствуют эффективной защите его прав и законных интересов. С учетом наличия иностранного элемента в правоотношении расчеты между делинквентом и потерпевшим могут осуществляться в иностранной валюте.

Таким образом, целесообразным представляется следующая формулировка правила о выборе валюты расчета: «Расчеты по обязательствам из причинения вреда, одной из сторон которых является иностранное лицо, производятся в валюте государства, в котором потерпевший имел обычное место жительства на момент причинения вреда, если потерпевший не докажет, что расчеты в такой валюте нарушают его права и законные интересы либо лишают его право на эффективную защиту». Такая формулировка, на наш взгляд, в наибольшей степени отвечает интересам потерпевшего, является достаточно гибкой, чтобы, с одной стороны, быть применимой в большинстве расчетов по деликтным денежным обязательствам, а с другой стороны, дать сторонам и суду возможность при определенных обстоятельствах отступить от генеральной нормы в целях обеспечения максимально эффективной компенсации ущерба.

Примечательно, что приведенное выше правило не является коллизионной нормой и не подразумевает избрание применимого к обязательству права. Напротив, оно находится в русле концепции о разделении вопроса о применимом праве и вопроса об используемой для расчетов валюты ^{[10, с. 24]}. Некоторые исследователи справедливо, на наш взгляд, квалифицируют такую норму как правило о конфликте денежных единиц (англ. conflict-of money rule), то есть как специфическое правовое предписание, призванное разрешить валютные коллизии.

Несмотря на то обстоятельство, что принятие изложенного выше принципа национальными законодателями и его имплементация в национальную правовую систему происходит достаточно сложно и имеет на своем пути объективные преграды, например, стремление государства в максимальной степени исключить использование иностранной валюты на своей территории, суды некоторых стран проявляют к нему заметную благосклонность. В частности, Кассационный суд Франции еще в 1990 году указал, что «валютой расчетов, в которой определяется размер внедоговорного обязательства и которая не затрагивает сущности такого обязательства, объема ответственности и других его атрибутов, является валюта государства, где потерпевший имел обычное место жительства во время причинения вреда, кроме случаев когда, помимо других обстоятельств, должны быть компенсированы издержки в другой валюте» ^[3]. Суд, таким образом, отчасти принял изложенную выше позицию как правильную, а кроме того, допустил возмещение убытков в иностранной валюте при определенных обстоятельствах.

Российская судебная практика придерживается более консервативного подхода. Как указал Верховный Суд РФ в Постановлении Пленума № 54 «О некоторых вопросах применения общих положений Гражданского кодекса РФ об обязательствах и их исполнении» от 22 ноября 2016 г., как договорное, так и внедоговорное обязательство должно исполняться в рублях, даже если валютой долга является иностранная денежная единица ^[2]. Безусловно, такой подход в определенных случаях может серьезно снизить эффективность компенсации вреда, в связи с чем указанные положения должны быть дополнены или реформированы.

Таким образом, представляется возможным сформулировать ряд ключевых выводов: во-первых, классический подход, согласно которому применимое право должно определять механизм компенсации причиненного вреда, включая валюту обязательства, является устаревшим и не вполне эффективным; во-вторых, следует разделять вопрос о применимом к внедоговорному обязательству праве и вопрос об используемой для компенсации вреда валюте; в-третьих, для обеспечения наиболее эффективной защиты прав потерпевшего в деликтном обязательстве необходимо внести в законодательство оспоримую презумпцию о компенсации вреда по трансграничному деликту в валюте государства обычного места жительства потерпевшего, а также возможность доказать, что исходя из фактических обстоятельств дела, необходимо применять другую валюту.