Formation of myths about security in the political consciousness of student youth

Безопасность на сегодняшний день образует приоритетное поле национальных интересов. Признание данного факта сопровождается разработкой и реализацией комплекса мер, направленных на обеспечение безопасности государства, различных социальных объединений, конкретных граждан. Соответствующие задачи приобрели статус первостепенных в деятельности ряда государственных структур и общественных организаций ^[1-4]. Однако очевидно, что их эффективное решение возможно тогда, когда поддерживается пониманием и принятием со стороны каждого члена общества, обеспечивающими его консолидацию в противостоянии различным современным угрозам безопасности. Достижение данной сверх-цели становится реальностью только при оформлении на уровне индивидуального сознания устойчивой и не противоречащей с государственной политикой системы представлений о безопасности, её содержании и подходах к обеспечению.

Существенным ресурсом такого рода обладает мифологический пласт психики человека. Реализуя конструирование непротиворечивой картины мира человека, индивидуальные мифы созидают психологическую целостность личности и её органичную интегрированность в социальные процессы ^[5]. При этом в силу своей природы, мифы содержат во многом схематическое понимание мира, не способствующее построению адекватного реагирования на события, требующие в силу своей уникальности максимально полного учёта текущих обстоятельств. В полной мере высказанное утверждение относится к ситуациям, осмысливаемым с точки зрения субъектной безопасности ^[6]. Однако мифологическое начало в сознании каждого цивилизованного человека, создавая некоторый фон познавательным и эмоционально-волевым процессам, неизбежно в той или иной мере детерминирует построение его социальной и поведенческой активности ^[7]. Выявление особенностей мифов безопасности в структуре политического сознания представляется в этой связи обоснованным, т.к. данная связующая индивидуального и социального опыта увеличивает интерпретируемость и предсказуемость субъектных решений по социально значимым вопросам.

Миф образует предметное пространство, достаточно интенсивно разрабатываемое в философии, филологии, антропологии, социологии, менеджменте, педагогике и психологии ^{[8, 9, 10, 11]}. При этом классическое его понимание как нарратива о легендарных героях прошлого, незыблемых устоях мироустройства и истоках всего сущего (животных, социума, человека) уступило место трактовке в качестве особого способа восприятия и интерпретации окружающего мира. Предпосылки этому создали Э. Кассирер, К. Леви-Строс, А.Ф. Лосев, М.Ю. Лотман, Б. Малиновский, Е.М. Мелетинский, А.М. Пятигорский Б.А. Успенский, К. Хюбнер, М. Элиаде и другие исследователи, обеспечившие теоретическое осмысление мифа в качестве специфического уровня отражения реальности и мифологического сознания. Значительное внимание мифам уделили классики психологии З. Фрейд и К.Г. Юнг, пытающиеся установить мифологическое содержание психики, его организационные и функциональные особенности.

На текущий период развития психологии мифологический пласт сознания человека признаётся многими исследователями, что открыло новые ракурсы выявления связи знака и символа, общественного и индивидуального, сознательного и бессознательного. Для разработки проблемы средствами психологии значимым явилась констатация перехода дискретно оформленных практических знаний и непосредственных впечатлений об окружающем мире в континуальное пространство дознакового образного отражения реальности исходным для образования мифа. Близость структурной организации мифа к структурам бессознательного выступила предпосылкой его помещения в глубинные слои индивидуального (З. Фрейд) и коллективного (К.Г. Юнг) психического. Обнаруживающаяся при этом неявность содержания мифа, способствуя установлению связи прошлого и настоящего, общего и частного, реального и иллюзорного, позволяет найти в нём субъективно значимые смыслы, открывает возможность адаптации мифологического материала к частным приоритетам. Признание доязыкового характера мифа обусловило вывод об одноуровневости позиции его означающих, не позволяющей им отделиться от содержания мифического, разделить складывающийся в нём синтез общего и частного (Улыбина Е.В.). Таким образом, миф может интерпретироваться как особая форма априорно присущего человеку отражения окружающего мира, обеспечивающая синтез имплицитно представленного цивилизационного опыта со смысловыми приоритетами субъекта его означивания. Субъективные и ситуационные условия определяют акценты содержания и способы объективизации мифа в различных продуктах, начиная от произведения искусства и заканчивая вербальными конструкциями. Вне зависимости от своего оформления мифологический текст характеризуется концентрацией универсальных ценностей, ресурсов аккультурации и социализации, средств интерпретации и организации бытийного пространства. С учётом того, что безопасность выступает базовой, а, следовательно, непреходящей для человека ценностью, мифологический пласт его сознания неизбежно включает соответствующий ей материал.

Изучение феноменологии безопасности в структуре субъектного сознания не является опытом, принципиально новым для научной практики. Не углубляясь в исторический экскурс проблемы, уже достаточно хорошо освещённый в научных источниках ^{[12, 13]}, отметим длительность её контекстной и прицельной разработки в зарубежных (Боулби Дж., Маслоу А., Московиси С., Эриксон Э. и др.) и отечественных (Абульханова К.А., Баева И.А., Брушлинский А.В., Грачёв Г.В., Ермаков П.Н., Журавлёв А.П., Котик М.А. и др.) исследованиях. Наиболее близким для нас ракурсом исследований представляется выявление особенностей представлений о безопасности жизнедеятельности, сформированных у разных типов субъектов. В проведённых по данной проблематике исследованиях внимание сосредотачивалось, преимущественно, на определении содержания соответствующих представлений и их обусловленности личностными характеристиками обладателей. Установление внешней детерминированности до сих пор ограничивается, в своём большинстве, учётом таких мезофакторов как сфера профессиональной деятельности и социальная ситуация возрастного развития. Между тем, согласно исследовательским выводам, субъектная проекция безопасности является сложным психологическим феноменом, обусловленным действием комплекса макро-, мезо- и микрофакторов ^{[14, 15, 16]}. Игнорирование макрофактора политической сферы исключает из поля рефлексии существенный аспект жизнедеятельности человека, представленный его политическим сознанием. Это значимо, т.к. оно устанавливает связь индивидуального опыта с глобальными влияниями социума на разные сферы персональной активности.

Вместе с тем, данная связь носит нелинейный характер. Сосредоточение в политическом дискурсе противоречивых ценностей и устремлений, неоднородность их популяризации, склонность его субъектов к манипулятивному влиянию на свою аудиторию, а также значительная вариативность жизненных реалий создают предпосылки для искажения процессов формирования субъектных проекций безопасности. Происходящая при этом интеграция реального и иллюзорного придаёт им форму мифа.

Мифы безопасности в силу своей принадлежности к общественно значимому аспекту жизнедеятельности могут быть отнесены к предметной разновидности социальных мифов. Исследования социальных мифов показали (П. Гуревич, Г. Дилигенский и др.), что они образуют наиболее привлекательную для восприятия и использования смысловую действительность, непротиворечиво и доступно раскрывающую аспекты мироустройства, важные для субъекта любого уровня развития. Безопасность как жизненный параметр, мало поддающийся глубинной рефлексии в обыденной повседневности, но помещённый в базис потребностной сферы человека, относится нами к категории, облегчённо осмысливаемой на уровне мифа.

Под мифами безопасности нами понимается предметно специализированная разновидность социальных мифов, раскрывающая ключевые ценности в сфере безопасности и содержащая модели её обеспечения (достижения, восстановления, сохранения). Выступая составляющей мифологического слоя психики человека, они образуют психическую реальность, интегрирующую массив индивидуально порождённых и социально приобретённых потребностей, влечений, устремлений, установок, представлений, интересов и ценностей субъекта в сфере безопасности ^[17]. Основным условием их интеграции рассматривается обеспечение итоговым продуктом непротиворечивого субъектного понимания безопасности, облегчающего связанные с ней когнитивные и поведенческие процессы.

Мы исходим из того, что мифы безопасности задают тот каркас, на котором выстраивается уникальная система индивидуальных воззрений по широкому кругу вопросов, прямо или опосредованно связанных с их предметом. Сформированные на субъектном уровне мифы безопасности, создавая зону психического комфорта человека, определяют текущую тактику и базовые стратегии его поведения в разных сферах жизнедеятельности, влияют на перспективное проектирование им жизненного пути в целом.

Полифункциональность мифов безопасности, как и любых мифов ^{[18, 19]}, делает недопустимым сохранение одномерности сущностного понимания их предмета. Накопленные по проблематике эмпирические материалы обнаружили ограниченность использования в исследовательских целях трактовки безопасности как защищённости человека от различного рода угроз, привлекаемой в правотворческой сфере. Обращение к политическому сознанию субъекта позволяет ввести новое измерение феномена, детерминированного факторами, ранее не вовлекаемыми в его рефлексию.

При всей многоликости мифов безопасности, стереотипизированное отнесение их предмета к целевым приоритетам государственного управления обеспечивает помещение соответствующей феноменологии в сферу политического сознания социальных групп и отдельных индивидов. Мифы безопасности в качестве элемента политического сознания подпитываются восприятием соответствующей реальности, оказывая при этом влияние не только на политическое поведение, но и на всю жизненную активность своего субъекта.

Как любое проявление социального сознания, мифы безопасности обладают относительной динамичностью, обусловленной комплексом макро- и микропроцессов. Основываясь на осмыслении хрестоматийных исторических фактов, подверженности действию этнокультурных стереотипов и актуальных условий социокультурного пространства, они могут испытывать текущие трансформации под влиянием ярких политических событий и личностно значимых обстоятельств индивидуальной жизнедеятельности. Между тем, как и любой социальный феномен, мифы безопасности характеризуются проявлениями типичного и уникального для своих групповых носителей: первое образует устойчивую константу, второе – вариативность, обусловленную избирательной сензитивностью к соответствующим обстоятельствам представителей конкретной группы. Среди носителей политического сознания для нас наибольший интерес представляет студенческая молодёжь.

При выборе предмета исследования учитывалось, что студенческая молодёжь традиционно репрезентирует себя наиболее активной социальной группой, легко включающейся в резонансные политические события. Одной из субъектных детерминант такой позиции могут выступать мифы безопасности. Являясь квинтэссенцией социальных ценностей, непротиворечиво объясняющей историко-культурное наследие и современные реалии, они способны определять степень политической и общей жизненной активности человека, её идейную наполненность и стратегию практической реализации ^{[20, 21]}. Всё это значимо для поддержания общественной стабильности и, соответственно, национальной безопасности.

Немаловажным для определения предмета исследования является также то, что свойственное студентам стремление занять определённое место в обществе в сочетании с незавершённостью мировоззренческого формирования делает эту социовозрастную группу особо чувствительной к усвоению, в том числе, и различной мифологии ^[22]. На соответствующие процессы способны повлиять средства массовой информации, коммуникативное пространство электронных сетей, ряд дисциплин вузовской программы профессиональной подготовки, социальное окружение и пр. Влияние такого рода источников на становление индивидуальной мифологии может быть достаточно неоднозначным по степени суггестивности и неоднородным по содержательной модальности достигаемого эффекта.

Присвоенные в рассматриваемом возрасте представления о безопасности, в том числе и имеющие форму мифа, определяют поле жизненного восприятия и неизбежно влияют на поведение человека в последующие периоды его жизни. Важность своевременной профилактики и оперативной коррекции возможных в этой связи асоциальных проявлений определяет востребованность адекватной информации о выстраиваемых субъектом мифологических конструкциях. Значимость данного обстоятельства для индивида и общества в целом выступила следующим аргументом выбора нами исследовательского предмета.

Кроме того, возрастная группа, обучающаяся на текущий период в вузах, в скором времени выступит ведущим источником воспроизводства мифов безопасности в сознании собственных детей. Данный довод в пользу выбора предмета исследования приобретает особую убедительность, если в качестве эмпирической выборки взять студентов педагогического вуза, суггестивное влияние которых охватит в дальнейшем не только персональное потомство, но и значительные массивы нового поколения. Очевидно, что для общества небезразлично то, какая информация будет транслироваться этой категорией носителей мифов безопасности.

Раскрытые особенности студенческой молодёжи как носителей мифов безопасности и обладателей более или менее сформированного политического сознания стимулируют постановку целой серии вопросов, в своём комплексе определяющих значительное проблемное поле исследований. Среди них, в частности, следующие: Какие факторы наиболее значимы для оформления в политическом сознании студенческой молодёжи мифов безопасности? Что в мифах безопасности современной молодёжи является определяющим для её политической и, в целом, социальной активности? Как в них представлено соотношение массового и индивидуального, стабильного и вариативного? Какова их иерархическая структура? Как она соотносится с мифами безопасности обыденного сознания, профессионального сознания студенческой молодёжи? Каково их взаимовлияние? Есть ли и каковы возможные тенденции развития?

Сужение проблематики данного исследования реализовывалось через определение в качестве его предмета подходов и содержательных особенностей конструирования в политическом сознании студенческой молодёжи современных мифов безопасности. Предполагалось, что мифы безопасности студенческой молодёжи связаны с определёнными элементами политического сознания, детерминирующими его позицию по ключевым вопросам в данной сфере.

Выбор предмета исследования определил его теоретико-эмпирический характер.

Методологической основой построения исследовательской работы выступил комплекс научных подходов (гуманистический, аксиологический) и принципов (детерминизма, связи сознания и деятельности, безопасности). Гуманистический подход обусловил уважение к субъективному миру каждого испытуемого, признание за ним априорного права на собственную позицию в отношении национальной внешней и внутренней политики, выборе стратегий личной безопасности в построении жизненного пространства деятельностной и поведенческой активности. Аксиологический подход подчеркнул приоритетность выявления ценностной стороны безопасностной мифологии и установления её связи с ценностно-смысловой сферой личности студентов как носителей политического сознания. Мы исходили из того, что квинтэссенцией мифологических структур политического сознания, в том числе и связанных с осмыслением безопасности, являются субъектные ценности. Общенаучный принцип детерминизма определил понимание нами не случайности содержательных особенностей мифов безопасности, оформившихся в составе политического сознания студенческой молодёжи, побудил к установлению факторов, значимых для их образования. Он также заставил задуматься о характере связи субъектных структур мифов безопасности с разными группами факторов их образования и условий обнаружения. Принцип связи сознания и деятельности способствовал рефлексии многовекторных влияний мифов безопасности как элемента политического сознания на различные сферы жизнедеятельности субъекта, а также жизненных событий – на их смысловые структуры. Кроме того, данный принцип делает интересным изучение субъектных посредников между индивидуальным политическим сознанием носителей мифов безопасности и их деятельностным выражением. Принцип безопасности ^{[23, 24]} обеспечил особое внимание не только к психическому миру испытуемых, являющемуся индивидуальным отражением соответствующего аспекта реальности, но и к технологии организации всего исследования. Ведущей стратегией исследования при этом выступало сохранение целостности их защищённости и способности к развитию в приоритетном направлении достижения личностно значимой цели жизни.

Привлечение теоретических методов (анализа научных работ, выполненных в рамках методологии философских, психологических, филологических, социологических, педагогических отраслей знания, систематизации, типологизации, классификация) способствовало формулированию базовых позиций для применения эмпирических методов исследования. При разработке его опытной части мы исходили из отсутствия в психологической науке валидных методик, позволяющих изучать особенности оформления мифов безопасности в политическом сознании субъектов. В силу этого потребовалось привлечение методов, допускающих адаптацию техники своего проведения и результативного анализа к особенностям изучаемого феномена: метод анализа текстов (эссе) и экспертная оценка.

Основу исследовательского инструментария составил метод анализа текстов эссе. Для сбора первичного эмпирического материала испытуемым было предложено написать структурированное эссе, раскрывающее понимание ими своей безопасности в контексте политических процессов социального функционирования. Использование эссе связано с тем, что данная форма выполнения задания предполагает наиболее свободное изложение человеком собственного мнения и его сопровождение индивидуально приемлемым уровнем выражения эмоциональности. Соответственно, данный продукт индивидуальной деятельности в наиболее очевидной форме даёт ёмкую информацию о содержательном и ценностно-смысловом отношении субъекта к объекту рефлексии. Предметная нацеленность эссе корректировалась постановкой перед испытуемыми серии вопросов, ответы на которые ожидались в составляемом тексте: Что такое безопасность? Что в политической сфере влияет на безопасность человека? Какая политика наиболее (наименее) благоприятна для безопасности человека? Оцените состояние своей безопасности в современном политическом пространстве. Неизбежная субъективность получаемого эмпирического материала в достаточной степени нивелировалась его анализом с использованием метода экспертной оценки.

Метод экспертной оценки реализовывался как направленная аналитическая работа специалистов, основанная на устойчивой жизненной позиции в отношении ключевой проблемы и достаточных навыках анализа определённого типа относящегося к ней материала. В качестве экспертов, компетентных в рассматриваемой сфере, была привлечена группа специалистов (три психолога, четыре педагога-лингвиста), работающих со студентами, обладающих профессиональным интересом к вопросам безопасности и имеющих опыт анализа текстов. На индивидуальном этапе работы экспертам было предложено на основе изучения эмпирического материала выделить в качестве единиц анализа эссе смысловые паттерны восприятия испытуемыми феномена безопасности. На следующем, совместном, этапе работы эксперты провели согласование единиц анализа текста и использовали их для группировки текстов по способам восприятия испытуемыми феномена безопасности.

Заключительный этап исследования предполагал построение классификации ценностей безопасности студенческой молодёжи как субъектов политического сознания и характеристику особенностей восприятия параметров безопасности их носителями.

В качестве испытуемых выступили студенты вузов, обучающиеся на очном отделении. Общая численность респондентов составила 360 человек, добровольно изъявивших желание принять участие в исследовании. Условиями отказа от включения в состав испытуемых выступили несоответствие возрастному диапазону и отрицательный ответ на вопрос «Есть ли связь политики и безопасности человека?». Состав итоговой эмпирической выборки контролировался по нескольким показателям, значимым, с нашей точки зрения, для формирования пространства политического сознания испытуемых. Контроль возраста осуществлялся на основе привлечения к участию в опытной работе студентов в возрасте от 18 до 20 лет (±19,2 года), что обусловило однородность выборки по данному параметру. Выборка характеризуется достаточной сбалансированностью по своему половому составу: 186 девушек (53,1 %) и 164 юноши (48,9 %). В неё примерно в равном соотношении вошли жители городов (171 человек, т.е. 48,9 %) и сельской местности (179 человек, т.е. 51,1 %). Обозначенные характеристики обеспечили высокую сбалансированность выборки по параметрам возраста, пола и месту проживания. Нивелирование профессиональной направленности достигалось привлечением студентов разных отраслевых вузов: педагогического (Ставропольского государственного педагогического института), технического (Донской государственный технический университет) и классических (Северо-Кавказского федерального университета, Пятигорского государственного университета). Из каждого типа вуза было взято по 120 человек, что позволило отказаться в исследовании от учёта профессиональных интересов студентов и рассматривать выборку как представляющую студенческую молодёжь в целом.

Подготовительный этап исследования показал, что большая часть студентов обладает политическим сознанием, позволяющим устанавливать связь происходящих в ней процессов и безопасности. Из всей совокупности потенциальных респондентов отрицание такой связи было продекларировано 26 субъектами из массива в 386 человек, т.е. 6,7 % от численности лиц, выразивших желание принять участие в исследовании. Большая часть испытуемых, несмотря на расхождения в смысловой интерпретации связанных с безопасностью вопросов, отметили её связь с политикой. Данная позиция позволила нам реализовать эмпирическую часть исследования, которая предполагала последовательное выявление и осмысление особенностей конструирования мифов безопасности в политическом сознании студентов вузов.

Согласно выводам экспертов, в политическом сознании молодёжи образ безопасности выстраивается преимущественно через оценку феномена с точки зрения зависимости (или независимости) её состояния от действий человека и приоритета силы власти (или свободы человека) в решении связанных с ним задач. Каждая из двух обозначенных смысловых пар рассматривалась как вектор восприятия испытуемыми феноменологии политического пространства, связанной с безопасностью. Полюса данных векторов соответствуют четырём типам восприятия рассматриваемой реальности.

Первый вектор характеризует позицию субъекта в отношении подконтрольности ему событий жизни, возможности управления ими в пространстве безопасности.

Согласно полученным результатам, большая часть студентов (217 человек, т.е. 60,3 % – здесь и далее от численности всей эмпирической выборки испытуемых) склонна признавать фатальность всего происходящего и доминирующую роль властных структур в построении жизнедеятельности всего общества и каждого человека. Обозначение независимости безопасности от человека сопровождается приписыванием возможностям отдельного субъекта статуса ничтожности в определении экономических, правовых и прочих условий своей жизни и указанием на обусловленность его безопасности политикой государства в разных сферах социального функционирования. В данном случае наблюдается умаление значимости индивидуального вклада в процессы построения системы безопасности, наделение их статусом глобальности, регулируемой макросистемами на национальном уровне. На передний план её оценки выдвигается государственная политика в военной, этнической, экономической, правовой, образовательной и т.д. сфере общественной жизни. Атрибутирование безопасности как свойства жесткой детерминированности национальной политики позволяет отнести подобную точку зрения к экстернальному типу её восприятия.

Признание безопасности зависимой от человека реальностью (143 человека, т.е. 39,7 % выборки) сопровождалось указанием того, что именно его непосредственные действия определяют возникновение угроз в различных сферах жизнедеятельности и их развитие в риски, более или менее опасные для персонального физического и психического благополучия. Данные действия увязывались в основном с ненадлежащим соблюдением правовых и моральных норм общественного взаимодействия. Допускалась также случайность и непродуманность действий, провоцирующих возникновение каких-либо угроз личной безопасности. В качестве предпосылок возникновения рисков безопасности обозначались также подверженность субъектов политическому влиянию и обладание ими обострённой потребностью к социальному признанию, повышению своего статуса и уровня благосостояния. При таком ракурсе рассмотрения феномена человек позиционируется в качестве центральной причины его поддержания и изменения состояния, а политическое пространство – всего лишь фона, подлежащего более или менее внимательному учёту. Соответственно, на передний план рассмотрения причинного поля безопасности выходят индивидуальные особенности её субъекта, отвечающие или не отвечающие требованиям поддержания безопасности. С учётом обозначенного мы рассматриваем такой ракурс восприятия безопасности субъектами политического сознания к интернальному типу.

Отметим, что векторы обозначенной проекции в имплицитной форме содержат ранее уже отмечаемые в научных источниках тенденции восприятия безопасности. Вектор рефлексии субъектной подконтрольности событий жизни, выражает заинтересованность человека как сознательного существа в сохранении произвольности (саморегулируемости, саморефлексивности) собственной поведенческой и деятельностной активности. Выделение экстернального и интернального локуса контроля в современной психологии составило значимую характеристику личности, выступающей социальным измерением человека. Вкладываемое в данные категории содержание позволяет применять их для объяснения смысловых акцентов безопасности субъектов политического сознания. Экстернальность восприятия феномена реализуется через сосредоточение на объектах и субъектах политического пространства, влияющих на безопасность человека в некотором пространственно-временном континууме. Такая позиция способствует ориентировке в поле возможных внешних рисков и ресурсов безопасности, что создаёт предпосылки для построения адекватного взаимодействия с ними в заданном контексте. Интернальность несёт смысловую нагрузку, идентичную экстернальности, но связанную с ревизией рисков и ресурсов внутреннего мира субъекта безопасности. Образуя взаимоисключающие приоритеты восприятия жизненных реалий, экстернальность и интернальность провоцируют собой тенденции к искажению носителями политического сознания образа безопасности и связанных с ним практик.

Второй вектор политического сознания испытуемых отражает их аксиологические приоритеты решения задач безопасности. Установлено, что полюсами реализуемой при этом оценки выступают категории свободы и долженствования.

Значительная часть студентов (238 человек, т.е. 66,1 % выборки) при описании практики обеспечения безопасности в соответствующей ей ценностной структуре обнаружили доминирование категории долженствования. К данной группе респондентов были отнесены случаи, при которых отмечалась решающая и превалирующая роль института власти и государственных структур в обеспечении необходимого для человека уровня безопасности в разных сферах жизни. С точки зрения респондентов эффективность безопасности определяется политикой, проводимой государством в военной, правовой, экономической сфере, образовательной, национальной и конфессиональной сферах социального функционирования. Соответствующий вектор анализа феномена связан с обозначением ведущего вклада в достижение безопасности вооруженных сил страны, подразделений МЧС и правоохранительных органов, других властных институтов, реализующих свою деятельность в определённых сферах в соответствии с политикой государства. Основным механизмом обеспечения безопасности при этом подразумевается принуждение граждан силой закона к исполнению правовых и моральных норм социального взаимодействия. Рассмотренный способ атрибутирования средств безопасности связан с переоценкой в практике её обеспечения значимости институтов силового регулирования. Исходя из содержания, он отнесён к императивному типу восприятия безопасности.

Меньшая часть респондентов (122 человека, т.е. 33,9 % выборки) увязывает вопросы безопасности с обладанием человеком достаточным для себя уровнем свободы. Для этой группы респондентов характерно приписывание безопасности обстоятельствам, условиям и ситуациям жизнедеятельности, при которых человек имеет возможность осуществлять самостоятельный выбор, принимать решения, автономные от государства и представляющих его властных структур. Политика государства в данном случае отступает на второй план как задающая общие условия функционирования человека, объём возможной для него свободы. Уровень безопасности человека зависит исключительно от того, как и для чего он использует полученную им свободу. Данный способ восприятия связанной с безопасностью феноменологии отнесён к диспозитивному типу.

Рассмотренный на данном этапе исследования вектор восприятия безопасности субъектами политического сознания обнаруживает неоднократно подчёркиваемую в научных источниках ценностную природу её феноменологии. Диспозитивность и императивность, обозначенные аксиологическими приоритетами решения студенческой молодёжью задач безопасности, соответствуют онтологической дилемме выбора свободы или отказа от неё, на протяжении веков осмысливаемых в философии в качестве полярных основ благополучия человека. Диспозитивность ориентирует на снятие всяческих ограничений личностного развития, поощряет открытость любым влияниям, позволяющим находиться в «жизненной струе», оперативно меняться согласно актуализирующимся требованиям среды и собственным потребностям. Заложенный в ней отказ от каких-либо ограничений является благоприятным для непрерывного совершенствования субъекта политического сознания, но затрудняет поддержание целостности его опыта. Императивность обозначает преимущества стабильности, позволяющей сохранить наиболее ценные достижения прошлого, сэкономить энергетические, временные и прочие ресурсы, направив их на поддержание актуального благополучия. Вместе с тем, сосредоточение на ней приводит к изоляции субъекта и, как следствие, к его отставанию в реагировании на актуализирующиеся вызовы современности. Следует признать, что диспозитивность и императивность как полюса одного из векторов политического сознания студенческой молодёжи способны создавать предпосылки для нарушения процессов построения ею образа безопасности.

Обозначенные векторы рефлексии субъектной подконтрольности событий жизни (экстернальный и интернальный) и аксиологических приоритетов решения задач безопасности (императивный и диспозитивный) позволили выделить в политическом сознании выборки студенческой молодёжи четыре типа восприятия феноменологии в сфере безопасности. Исходя из того, что их продуктом является интеграция реального и иллюзорного в сфере безопасности со всеми функциями мифа, данные типы восприятия соотносимы с основными стратегиями построения соответствующих мифов.

Комбинация данных стратегий позволяет осуществить классификацию студенческой молодёжи как субъектов построения мифов безопасности.

Сочетание экстернальности и императивности восприятия безопасности обнаружено в структуре политического сознания наиболее многочисленной группы наших респондентов (128 человек, т.е. 35,6 % выборки). Анализ текстов эссе показывает, что для представителей данной группы характерно атрибутирование политике, проводимой в стране, ведущей роли в обеспечении безопасности населения и требования полного соблюдения им правовых и моральных норм как наиболее эффективной стратегии сохранения своей безопасности. Они склоняются к тому, что, передавая государству ответственность за свою безопасность, граждане принимают его политику и отказываются от своих свобод в пользу подчинения власти. Исходя из демонстрируемой позиции, считаем, что данной группе субъектов построения мифов в сфере безопасности больше присущи ценности, которые можно обозначить как тоталитарные (обозначим в качестве группы I).

Экстернальность в сочетании с диспозитивностью в рассмотрении вопросов безопасности продемонстрировала несколько меньшая часть вовлечённой в обследование выборки студенческой молодёжи (89 человек, т.е. 24,7 %). Исходя из содержания текстов эссе, наделение государства и его структур полной ответственностью за поддержание безопасности граждан в данном случае сочетается с рассмотрением их в качестве носителей различных свобод. Респонденты исходят из того, что безопасность граждан обеспечивает такая политика государства, которая даёт возможность наиболее полной реализации ими своих прав и свобод. Подлинная безопасность человека увязана с ситуацией, при которой сильная власть проводит политику развития потенциала своих граждан, защиты их стремлений к созидательному развитию. Авторами эссе допускается ограничение политических прав граждан, исключающее их участие в выработке политики государства, в том числе и в сфере безопасности, с сохранением их свобод в других сферах жизни. Обозначенная позиция в сфере безопасности позволяет ценности субъектов данной группы обозначить как авторитарные (группа II).

Синтез интернальности и императивности в описании безопасности также обнаружил достаточную распространённость (78 человек, т.е. 21,7 % выборки). Опираясь на содержание текстов эссе, отметим, что для обладателей такого восприятия жизненной реальности характерно принятие на себя ответственности за безопасность. При этом практика её обеспечения увязывается представителями группы, по большей мере, с осознанной подчинённостью субъекта правовым и моральным нормам, в значительной степени определяемым политикой государства. Им также свойственна ориентация на саморегуляцию поведения в сфере безопасности в сочетании с неукоснительным соблюдением его нормативно-правовых и нравственных аспектов. Обозначим ценности в сфере безопасности субъектов данной группы как демократические (группа III).

Соединение интернальности с диспозитивностью при конструировании образа безопасности было выявлено у 65 человек (18,0 %) изучаемой выборки. Как показал анализ текстов эссе, представители данной группы, признавая персональную ответственность за собственную безопасность, увязывают её наличие с полной свободой человека в разных сферах своей жизнедеятельности. Можно сделать вывод о явном предпочтении процессу минимизации функций государственной власти с максимизацией индивидуальных свобод. Выявленное содержание ценностей в сфере безопасности позволяет обозначить их в качестве либеральных (группа VI).

С учётом того, в оценку состояния безопасности субъектами анализируемых текстов была вовлечена рефлексия политических факторов, можно утверждать, что нами была построена классификация ценностей безопасности, проявляющихся в политическом сознании студенческой молодёжи. Уточним, что речь идёт не о личностных ценностях данной социальной группы вообще, а о предметных ценностях, обнаруживаемых в сфере безопасности и не переносимых на жизненную позицию вообще.

Дальнейший анализ субъектных ценностей безопасности в политическом сознании респондентов выявил некоторую вариативность в распределении выборов агентов её детерминации. Наиболее референтными среди них выступили: президент как лидер страны, определяющий политику государства; силовые организации как структуры, непосредственно вовлекаемые в разрешение кризисных ситуаций в стране и за её пределами (вооружённые силы, подразделения МЧС, правоохранительные органы); политические партии и их руководство, влияющие на стабильность в стране. Было установлено, что наибольшим потенциалом влияния на безопасность человека в политической сфере обладатели экстернальной стратегии восприятия безопасности наделили силовые структуры, как постоянно и наиболее очевидно демонстрирующие свои компетенции в сфере безопасности. Среди представителей I и II группы приоритетность этих субъектов в решении такого рода задач обозначило, соответственно, 76 (59,4 % от состава группы) и 51 (57,3 % состава группы) человек. Интернальность оценки подконтрольности событий жизни не привела к обнаружению по рассматриваемому вопросу явных приоритетов. Сочетание интернальности и императивности в III группе проявилось в преобладающем наделении основной силой влияния на состояние безопасности граждан президента страны (44 человека, т.е. 56,4 %). Интернальность в единстве с диспозитивностью (группа VI) не обнаружила явных предпочтений в выборах по рассматриваемому вопросу.

При определении респондентами типа политики, наиболее благоприятного для безопасности человека, приоритетную роль, с нашей точки зрения, сыграли сформированные у них аксиологические приоритеты в решении задач безопасности. Носители императивных ценностей (I и III группа) при ответе на вопрос преимущественно обозначали политику, приводящую к установлению стабильности в стране, предсказуемости завтрашнего дня, снижению криминальных, террористических и экстремистских угроз (соответственно, 105 и 69 человек, т.е. 82,0 % и 88,5 % от каждой выборки). Обладатели диспозитивных ценностей (II и VI группа) в данном случае называли политику повышения справедливости, «прозрачности» в отношениях государства и граждан. Соответственно 81 и 59 человек, т.е. 91,0 % и 90,8 % от каждой из рассматриваемых выборок в этой связи выбрали политику последовательной борьбы с коррупцией, с произволом чиновников и прочими язвами общества, что, в конечном счёте, должно способствовать приросту прав и свобод каждого человека.

Обнаружились также различия в оценке рассматриваемыми группами состояния своей безопасности в современном политическом пространстве. Было установлено, что положительные оценки данной стороны своей жизни дают больше обладатели интернального (III и VI группа), чем экстернального (I и II группа) типа оценки её подконтрольности. В данных группах удовлетворённость ею обозначили, соответственно, 72 и 56 человек, т.е. 92,3 % и 86,2 % от состава обозначенных групп, в противовес 70 и 51 человек, т.е. 54,7 % и 57,3 % от состава двух других групп. Можно предполагать, что принятие ответственности за свою жизнь на себя сопровождается удовлетворённостью состоянием своей безопасности.

Теоретический и эмпирический этапы проведённого исследования дают основания для того, чтобы сделать следующие основные выводы:

1. Студенческая молодёжь обладает политическим сознанием, вовлечённым в процессы рефлексии феноменологии безопасности. Конструируемые ими мифы безопасности представлены наиболее доступными и непротиворечивыми смысловыми конструкциями, объясняющими соответствующие её предмету явления с учётом фактора политической среды.

2. Конструирование студенческой молодёжью мифов безопасности может быть рассмотрено по двум векторам, представленным рефлексией субъектной подконтрольности событий жизни (с полюсами экстернальности и интернальности) и аксиологических приоритетов решения задач безопасности (с полюсами императивности и диспозитивности). Данные векторы способствуют визуализации многообразия персональных мифов безопасности студентов как субъектов политического сознания.

3. Использование векторов рефлексии безопасности в структуре политического сознания студенческой молодёжи позволяет свести их вариативность к четырём основным типам, различающимся по приоритетности тоталитарных, авторитарных, демократических или либеральных ценностей в персональных мифах безопасности.

4. Атрибутирование принадлежности представителей студенческой молодёжи к одной из групп по ценностям безопасности создаёт предпосылки для прогнозирования уровня их удовлетворённости её параметрами, агентами детерминации и проводимой в этой сфере политикой.

Новизна исследования состоит в рассмотрении мифов безопасности как элемента политического сознания студенческой молодёжи. Полученные результаты продемонстрировали включённость политического сознания студенческой молодёжи в рефлексию широкого круга проблем, связанных с обеспечением безопасности. Тем самым, они создают теоретико-эмпирическую основу дальнейшего изучения студентов вуза как субъектов политического сознания и мифов безопасности в качестве перспективной проблематики политической психологии.

Практической реализации задач развития нового научного направления в политической психологии способствует осуществлённый нами подбор методов изучения у студенческой молодёжи содержания политического сознания и адаптация содержания этих методов к выявлению особенностей конструирования в нём мифов безопасности. Они могут быть использованы в исследованиях, развивающих обозначенную и близкую к ней проблематику. Предложенная в статье характеристика студенческой молодёжи способна найти непосредственное применение в ходе активизации её политической активности, вовлечения в мероприятия по повышению социальной безопасности.

Мы считаем, что изложенные в статье эмпирические данные и сделанные на их основе обобщения и выводы не исчерпывают проблематику, а раскрывают один из ряда возможных аспектов. Изучение особенностей мифов безопасности может быть продолжено в исследованиях на базе эмпирических выборок, выделяемых по иным основаниям (профессиональной, этнокультурной, половой или какой-либо иной принадлежности, сосредоточенности на решении задач из некоторой сферы жизнедеятельности).