Criminal offences in practice of the Vyatka provincial revolutionary tribunal during the Civil War

Pozdnyakova Anastasiya Sergeevna PhD in History   Educator, the department of Humanitarian and Social Sciences, Kirov State Medical University  of the Healthcare Ministry of the Russian Federation   610027, Russia, Kirov, Karla Marksa Street 112 chai89@bk.ru Other publications by this author

Революция 1917 года и последующая Гражданская война привели к росту преступности и бандитизма во всех регионах страны. Так в Москве за 1914-1918 гг. преступность выросла в 3,3 раза, в том числе убийства – в 11 раз, вооруженные грабежи – в 307 раз, простые грабежи – в 9 раз, кражи – в 3,4 раза, мошенничество – в 3,9 раза ^{[21, с. 55]}. В Вятке, по материалам И. В. Нарского, в январе-феврале 1917 г. было зарегистрировано всего три преступления, а с января по август 1922 г. милиция Вятской губернии зафиксировала 28 вооруженных ограблений, 177 убийств, 879 крупных и 3050 мелких краж, обнаружила 707 трупов ^{[20, с. 162, 164]}. Одной из причин этого явления была ликвидация старой правоохранительной и судебной систем. Для борьбы с контрреволюцией, саботажем и другими преступлениями во всех регионах были созданы чрезвычайные органы - губернские революционные трибуналы.

Современные исследователи часто уподобляют революционные трибуналы Чрезвычайным комиссиям (ЧК), как органам красного террора ^{[14, 17, 18]}. Вместе с тем региональные исследования, посвященные ревтрибуналам, констатируют, что дело обстояло несколько иначе ^{[16, 24, 25]}. Это касается и набора дел, которыми в реальности занимались трибуналы, и применяемых мер наказаний. К примеру, в практике революционного трибунала Вятки на протяжении всего его существования первое место по численности рассмотренных дел занимали должностные правонарушения, второе – преступления, связанные с дезертирством, третье – контрреволюционные дела. Ревтрибуналом Вятки приговорено к расстрелу за 1918-1922 гг. – 74 осужденных, а Вятским отделением ЧК на Чехословацком фронте за сентябрь-октябрь 1918 г. – 124 человека.

Четвертое место в Вятском губернском ревтрибунале по числу дел занимали уголовные преступления. В отсутствии народного суда в первые полгода своего создания в трибунал поступали исключительно дела общеуголовного характера, что являлось общероссийской тенденцией ^{[19, с. 44; 22, с. 202; 23, с. 29]}. На основании заявлений граждан в период с конца декабря 1917 г. по январь 1918 г. таковых было заведено около 130. Большинство из них были либо переданы в комиссию при губернском комиссаре юстиции (вариант – в народный окружной суд после его появления), либо прекращены. Из 113 дел, по которым был вынесен приговор ревтрибунала в 1918 г., более 40 составили общеуголовные дела. Состав данных правонарушений содержит специфические преступления того времени: продажа казенного обмундирования, вооружения, мешочничество, пользование подложными документами. По двум последним категориям преступлений лиц, подозреваемых в использовании подложных документов с целью перевозки хлеба, задерживали в поездах, доставляли для проведения первичного допроса в отделение ЧК при железнодорожных станциях, где их, как правило, изобличали, затем передавали дело в губернскую ЧК и далее - на рассмотрение в ревтрибунал. Значительное число данных дел объяснялось тем фактом, что губерния являлась одним из центров для скупки хлеба у крестьян и дальнейшей перепродажи в голодные районы страны ^{[15, с. 44]}.

Изначально создаваемым для борьбы с контрреволюцией ревтрибуналам в условиях Гражданской войны приходилось вести борьбу с совершенно разными преступлениями: с июня 1919 г. трибунал Вятки стал расследовать дезертирские дела, с декабря 1919 г. – дела по борьбе с пьянством должностных лиц. Несмотря на серьезную нагрузку в 1919 г., дела общеуголовного характера поступали на суд ревтрибунала: из 771 дел, решенных трибуналом в 1919 г., они составили 10%. Зачастую это было связано с тем, что обвиняемые являлись должностными лицами. Однако сам состав преступления не был связан с исполнением ими должностных обязанностей, а с элементарной уголовщиной. Состоя на службе в советских учреждениях, должностные лица получали доступ к алкоголю в неограниченных количествах – кумышке, которую вятские крестьяне готовили ведрами. Приезжая в деревню в гости, работники советских органов порой напивались до потери памяти. Масса следственных дел начинается именно с этого обстоятельства. Далее следуют поездки на лошадях со стрельбой, которая заканчивалась трагично для случайных прохожих, походы в гости к «неблагонадежным кулацким элементам» с угрозами и требованиями накормить гостя, нанесение побоев и прочие неблаговидные поступки. К примеру, Я. Ф. Коровкин – начальник 2 района Вятской уездной милиции и П. Н. Бакин – бухгалтер отдела управления Вятского уезда в январе 1919 г. после вечерней пьянки в деревне обокрали крестьян, а одного из них застрелили. Правда, сами они не помнят ничего из случившегося, дело строилось на показаниях выжившего крестьянина. По приговору ревтрибунала от 28 июля 1919 г. П. Н. Бакин и Я. Ф. Коровкин получили 15 и 10 лет исправительных работ соответственно. Но в большинстве случаев должностные лица долго в тюрьме не задерживались: в ноябре 1919 г. к ним полностью была применена амнистия ^[1].

Агенты Вятского уголовного розыска М. А. Царев и А. С. Германов были командированы в июле 1919 г. в Слободской уезд для поимки бандита по кличке «Колька Монах». Упустив преступника, М. А. Царев и А. С. Германов решили выместить злобу на соседе бандита – красноармейце Воробьеве, избив последнего. Все лето агенты просидели в Вятском исправительном рабочем доме, 30 ноября 1919 г. получили 5 лет условно ^[3].

Вятский губернский революционный трибунал проводил суд по уголовным делам не только если обвиняемые являлись должностными лицами, но и наоборот, если они стали жертвой преступления. Следствие в данных случаях проводила Вятская ГубЧК. В Яранском уезде в мае 1920 г. при схожих обстоятельствах, а именно во время пожара в деревнях Танаково и Ендур были зверски убиты два волостных инструктора по продовольствию. Мотивом к преступлениям являлась служебная деятельность последних, а именно участие в изъятиях хлеба у крестьян. Зачинщиков убийства и в том, и в другом случаях приговорили к пожизненному лишению свободы при Вятском исправительном рабочем доме: «Имея в виду опасность для республики подобных указанным террористических актов деревенского кулачества и несознательность населения по отношению к отдельным представителям советской власти, работающих на трудовом поприще продовольственных заданий, в амнистии отказать» ^[5]. Правда, в конце 1922 г. их отпустили, применив амнистию ^{[6, 9]}.

Еще один вариант уголовного преступления, который нередко подлежал рассмотрению в революционном трибунале Вятки, связан с халатностью красноармейцев. К примеру, в августе 1919 г. красноармеец Внутренней Охраны Республики (ВОХР) при Вятской ГубЧК С. В. Никитин был командирован в Пермь, по прибытии он произвел разрядку винтовки, в результате чего погиб рядом стоявший красноармеец. Как он объяснял в показаниях, это произошло от того, что он обучался на другой винтовке, по приговору трибунала ему был вынесен выговор ^[2].

В трибунал в 1919-1920 гг. продолжали поступать дела о кражах. Из следственных материалов можно сделать вывод, что преступники хорошо знали реалии того времени, проявляли изобретательность. В деревне Шишинер Уржумского уезда в доме Филипповых под видом обыска и обвинения в содействии белогвардейцам бывшие красноармейцы караульной роты Уржума под руководством И. И. Масленникова, опытного рецидивиста, судившегося за кражу 6 раз, ограбили дом, вынесли деньги, ценные вещи, семью закрыли в подполье. По приговору ревтрибунала от 21 июня 1920 г. И. И.Масленников получил 3 года строгого режима при Вятском исправительном рабочем доме без выхода на внешние работы ^[7].

Красноармейцы отличились и в другом виде уголовных преступлений – изнасилованиях. Из дела ревтрибунала: из-за задержек в железнодорожном сообщении молодая женщина в мае 1920 г. на станции Мантурово попросила оренбургских казаков, едущих на поезде на Западный фронт, подвезти ее до станции Галич. В показаниях самих казаков Нестерова понимала, что «придется удовлетворить их половые страсти и согласилась», но отказала им, и в итоге была изнасилована. Члены суда трибунала, применив революционное правосознание, постановили: «Преступление совершено по вине Нестеровой, изъявившей в начале удовлетворить их страсть». В итоге трибунал осудил их на 5 лет условно и отправил на фронт ^[4].

С 1921 года в сравнении с 1919-1920 гг. число общеуголовных дел, подлежащих рассмотрению в трибунале, увеличивается с 10 до 15% от общей массы дел. Помимо преступлений, где фигурировали должностные лица или красноармейцы, в ревтрибунал поступали резонансные дела того времени. Таковым являлось дело об 19-летнем Андрее Гавриловиче Суслове, убившего топором в феврале 1921 г. отца, мать, брата и двоих сестер. До революции А. Г. Суслов был отдан в Орловскую ремесленную школу, там познакомился с картежной игрой, начал воровать деньги из семьи. После Октября был призван в ряды Красной армии, служил в карательном отряде, как утверждал на суде его защитник «пребывание в нем оставляет ненормальный след: к факту убийства на войне Андрей начинает относиться легко». Мотивом к убийству послужили денежные средства, которые хранились у отца. Ревтрибунал 29 марта 1921 г. приговорил Суслова к 25 годам лишения свободы без права свиданий в Вятском исправительном рабочем доме. Об этом жестоком преступлении в орловской местной газете была напечатана статья «История души человеческой», где действия Суслова были расценены как «результат темного крестьянского воспитания, наследие прежнего времени» - формулировка, довольно часто используемая в самих приговорах трибунала, по-видимому, с идеологической целью. Суслов был освобожден уже 29 декабря 1922 г.^[11].

Похожее убийство поступило на суд ревтрибунала и годом ранее. В деревне Хохряки Вожгальской волости Вятского уезда топором были зверски убиты мать семейства Хохряковых, трое дочерей и сын. Следствие по этому делу велось Уголовно-следственной комиссией по Вятскому уезду, через месяц после убийства стало понятно, что главный подозреваемый отпущен, веских улик нет. Дело было бы закрыто, однако, старший сын семейства коммунист, в 1918-1919 гг. служивший в ГубЧК помощником заведующего секретно-оперативным отделом, попросил бывших сослуживцев разобраться в убийстве его семьи. По одной из версий мотивом к убийству могло быть именно служебное прошлое Степана Хохрякова. Когда за дело взялись чекисты, в деревне допросили каждого, подозреваемый А. И. Верещагин, у которого ранее были найдены два топора, а в ночь убийства у него ночевали двое родственников дезертиров, был взят под арест, однако сам он вину не признавал. Следователи ГубЧК пытались всяческим образом политизировать дело, противореча сами себе: во время убийства было украдено вещей на 260 тысяч рублей, несмотря на это в обвинительном акте указано, что «семейство Хохряковых относится к разряду беднейших». Из-за отсутствия улик и свидетельских показаний уполномоченным секретно-оперативным отделом ГубЧК Коровкиным было решено послать в деревню агентов, которые бы вошли в доверие к местному населению. Именно таким образом были получены сведения, что А. И. Верещагин все-таки участвовал в убийстве семьи, но был не один, а организатором был некто Г. М. Малых, который также отрицал свою причастность к делу. Прямых улик, доказывающих участие обвиняемых в убийстве, не было. Несмотря на это по приговору ревтрибунала от 15 августа 1921 г. Г. М. Малых была назначена высшая мера наказания, остальным – 5 лет лишения свободы при Вятском исправительном рабочем доме. Осужденные обжаловали приговор в Кассационной коллегии Верховного трибунала ВЦИК, которая постановила, что «дело совершенно не выяснено», приговор был отменен. Дело вернулось на стадию расследования, в 1923 г. было вовсе закрыто ^[8].

После объединения революционных трибуналов в один в июне 1921 г. (Вятский губернский ревтрибунал был объединен с Вятским отделом окружного военно-революционного трибунала) чрезвычайный орган начал расследовать и выносить приговоры по делам, связанным с бандитизмом. За 1921-1922 гг. ревтрибунал Вятки рассмотрел 16 дел, связанных с данным преступлением. Несмотря на их малочисленность бандитские дела отличались от остальных внушительным объемом, включали в себя большее количество свидетельских показаний, протоколов осмотра мест преступлений, описей имущества. В отсутствие четкогоопределения, что считать бандитизмом, в Вятке по данной категории дел проходили различные варианты преступных деяний: от единичных случаев до системных разбойных краж. К примеру, возчики Нижегородской губернии, направленные в Яранский уезд для покупки хлеба, в январе 1921 г. познакомились с гражданином Щербаковым, который решил «помочь» с обменом железа на хлеб, повез их через лес, где нижегородцев поджидали дезертиры, отобрали 66000 рублей и железо. 29 декабря 1921 г. трибунал приговорил бандитов к 5 годам лишения свободы при Вятском исправительном рабочем доме ^[10].

Большинство так называемых бандитов, по которым ревтрибунал Вятки проводил суд и следствие – крестьяне, не желавшие служить в Красной Армии. Дезертировав с фронта, им ничего не оставалось, как скрываться в лесах, добывать себе продовольствие, выживать, что и наталкивало их на различного рода правонарушения. Ярким примером тому служит судебно-следственное дело о 22-летнем крестьянине-бедняке П. Е. Климове из Нолинского уезда, который дезертировал из Красной Армии и скрывался от властей с ноября 1919 г. по февраль 1921 г. Климов приобрел шрифт на 50 печатных букв, изготовил штампы и печати воинских частей, больниц, фабриковал документы на свое имя, продавал их, пытался подделать денежные знаки, трижды бежал из мест заключения, будучи в бегах, занимался грабежом, угрожал местному населению в случае его выдачи, а при последнем задержании оказал вооруженное сопротивление. По приговору ревтрибунала от 3 декабря 1921 г. Климов был осужден к расстрелу, который был утвержден Вятским губернским исполкомом ^[12].

С введением НЭПа система революционных трибуналов постепенно теряет свою чрезвычайность, их роль начинает уменьшаться. Это проявлялось практически во всех сферах его деятельности. С осени 1921 г. губернский ревтрибунал Вятки начинает активно контролироваться со стороны Верховного трибунала ВЦИК. К примеру, 21 декабря 1921 г. состоялось судебное заседание по делу о группе воров-рецидивистов: Н. П. Белякове, Г. М. Шилине, П. А. Карсакове, которые нарушали закон еще с николаевских времен. Кассационная коллегия при Верховном трибунале ВЦИК отменила расстрел, передала дело в народный суд Вятки ^[13].

Попыткой объяснить существование чрезвычайных судебно-следственных структур в период НЭПа можно считать увеличение количества газетных статей о деятельности трибунала и ЧК. Именно борьба с уголовными и должностными правонарушениями широко освещалась в прессе. Со второй половины 1921 г. в «Вятской правде» появились регулярные рубрики «В революционном трибунале» и «С кем борется ЧК».

Постепенно Вятский губернский революционный трибунал превращался в общегражданский суд, что подтверждается тем, что в 1922 г. контрреволюционные дела составили 8% от всех дел, уголовные – 12%. Доказательством этому служит и то, что после принятия в 1922 г. Уголовного кодекса РСФСР все приговоры трибунала основывались на конкретных статьях кодекса и уже не содержали пространных формулировок.

Как видно из исследования, трибунал Вятки выносил по общеуголовным делам довольно мягкие приговоры, что можно объяснить целым рядом факторов. Судьи трибунала, руководствуясь революционным правосознанием, считали, что уголовные преступления – результат царского режима и классовой несознательности, кроме того - основное место заключения, Вятский исправительный рабочий дом, было переполнено, а также важен был сам факт привлечения граждан к ответственности, что носило, в том числе, воспитательный характер.

Статья выполнена в рамках выполнения гранта РФФИ «Вятская губерния в годы Гражданской войны: чрезвычайные органы власти». Номер проекта 17-81-01003.