Organizational agreement as a general contractual construction

Andryushchenko Angelina Valer'yevna Postgraduate at the Department of Civil law of the National Research Tomsk State University  634050, Russia, Tomsk, ul. Lenina, 36 linsy_lapochka@mail.ru Other publications by this author

Вычленение группы организационных договоров в системе гражданско-правовых договоров неминуемо породило в гражданско-правовой доктрине потребность в определении антипода указанной группы. В качестве такого антипода стали предлагать рассматривать имущественный договор ^[1-3]. Таким образом, в одну исследовательскую плоскость были заведены две общие гражданско-правовые конструкции – организационный и имущественный договор, что, естественным образом, предопределило необходимость в установлении объективного и достаточного признака их разграничения.

В литературе встречаются различные критерии разграничения имущественных и организационных договоров. О. А. Красавчиков предлагал делить договоры на организационные и имущественные по содержанию той правовой связи, которая возникает на основе соответствующего соглашения. Имущественный договор порождает имущественную правовую связь, а организационный договор направлен на формирование организационно-правовых связей ^[4].

В отечественной литературе весьма популярны подходы к восприятию признака разграничения договоров на организационные и имущественные, в основе которых лежат либо элементы правоотношения, либо элементы договора. В частности, Б. И. Пугинский в качестве критериев разграничения договоров предлагает рассматривать предмет договора и согласованную цель его участников. Исходя из таких критериев, имущественные договоры имеют целью получение имущества или иного блага, а цель организационных договоров – создание возможностей и предпосылок для более успешного осуществления взаимосвязанной деятельности лиц, повышение координированности и согласованности совершаемых в дальнейшем имущественных операций ^[5]. Б. М. Гонгало в качестве таких критериев называет объект и содержание правового отношения, порождаемого договором. По его мнению, имущественным является договор, на основе которого возникает имущественно-правовая связь (имущественное отношение): это значит, что он обеспечивает перемещение материальных благ (товарообмен). Организационный договор направлен на то, чтобы обеспечить возникновение в будущем имущественных отношений, упорядочить эти имущественные отношения ^[6].

Н. И. Клейн критерием разграничения договоров на имущественные и организационные признавала содержание договора: для имущественных договоров характерно осуществление подготовки и самого акта товарного обмена, а для организационных договоров ‒ лишь сама организационная деятельность ^[7].

Отдельные ученые разграничивают указанные договоры по критерию направленности. Так, Е. А. Суханов относит к имущественным договорам те, которые непосредственно оформляют акты товарообмена их участников и направлены на передачу или получение имущества. К организационным договорам он относит договоры, направленные на организацию товарообмена, то есть на установление взаимосвязей участников будущего товарообмена ^[8]. Е. Б. Козлова относит договор «в ту или иную группу договоров в зависимости от того, какой из элементов превалирует в предмете договора» ^[9].

Необходимо отметить некоторую размытость предлагаемых критериев разграничения. Так, исходя из предложенных критериев, не становится понятным, каким образом определять имущественный или организационный характер содержания правовой связи (правового отношения) или характер содержания договора. Это вновь отсылает к соотношению понятий «организационный» и «имущественный» и, на наш взгляд, не помогает приблизиться к уяснению сути различия организационных и имущественных договоров. То же можно сказать и о неясности способа определения превалирующих элементов в том или ином договоре. Условность рассматриваемой классификации была отмечена еще К. А. Кирсановым, поскольку, как он считает, любой гражданско-правовой договор, как имущественный, так и организационный, неизбежно вызывает к жизни гражданско-правовое организационное правоотношение ^[10], соответственно, вопрос о том, какой из договоров, его породивших, будет считаться организационным, а какой нет, должен решаться иным образом.

При решении этого вопроса отдельные современные исследователи выделяют признак, позволяющий не ограниваться лишь дихотомией. Так, С. О. Макарчуком предложена классификация договоров в зависимости от степени организационной направленности, в соответствие c которой они подразделяются на неорганизационные, относительно-организационные и абсолютно-организационные ^[11]. В рамках неорганизационных договоров, по его мнению, «собственная специальная организационная направленность отсутствует». Вместе с тем, тезис о том, что в тех или иных гражданских правоотношениях отсутствует организационная направленность, критиковался еще советскими исследователями. В частности, О. С. Иоффе подчеркивал, что организованность есть неотъемлемое свойство всех общественных отношений, и нельзя её отсекать от отношений имущественных ^[12]. Иначе говоря, и имущественные договоры несут в себе функцию организации, поскольку непосредственно организуют товарообмен.

Вместе с тем, организационный договор нельзя назвать неимущественным. Отдельные авторы придерживаются иной точки зрения. Так, Л. Я. Данилова, используя в качестве критерия разгранчиения содержание правовой связи, выделяет имущественные и неимущественные договоры (к которым относит и организационные договоры) ^[13]. Организационный договор нельзя называть неимущественным, даже с учетом природы организационных отношений. Хоть отдельные авторы обосновывают неимущественный характер организационных отношений ^{[10, 14]}, это вовсе не означает, что их реализация имеет такую же неимущественную оценку.

Любой договор имеет имущественные последствия, поскольку основой вступления участников гражданского оборота в договор всегда является имущественный интерес. С учетом имущественного интереса каждого из участников договора формируется его общая цель, достижение которой всегда должно иметь последствие в форме имущественной выгоды (нельзя путать с прибылью; имущественная выгода предполагает любой результат, подлежащий стоимостной оценке).

В группе организационных договоров эта имущественная выгода может объективироваться как на стадии договора, не связанной с его прекращением (например, в договоре об организации перевозок грузов основная цель связана с обеспечением бесперебойного принятия перевозчиком груза к перевозке, которая в конечном счете будет осуществляться по договору перевозки груза; имущественная выгода выражается в объемах груза, представленного к перевозке), так и на стадии прекращения договора (например, договор об учреждении юридического лица имеет своей основной целью создание нового субъекта гражданского права; имущественная выгода выражается в появлении правосубъектного лица, оценка которого в гражданском обороте осуществляется, в том числе, через размер обособленного имущества).

Исходя из этих рассуждений, мы считаем ошибкой отнесение организационных договоров к неимущественным и их противопоставление имущественным договорам. Очевидно, что весьма размытый подход к разграничению организационных и имущественных договоров должен поставить под сомнение достоверность такой классификации, поскольку трудно найти организационный договор, который не содержал бы в себе какого-либо имущественного элемента: если организационный договор направлен на упорядочение имущественного отношения, наличие в нем некоторых имущественных элементов неизбежно. И наоборот, как отмечают, «организационный элемент присутствует в любом имущественном договоре, поскольку имущественный договор направлен на организацию коммерческих связей и согласование условий взаимодействия сторон в определенных отношениях» ^[15].

Тем не менее, такое смешение организационных и имущественных элементов не помешало отдельным исследователям вести речь о «комплексных» имущественно-организационных договорах. Например, С. В. Потапенко, Е. В. Артамкина характеризуют корпоративный договор как «смешанный организационно-имущественный договор» ^[16].

На наш взгляд, неверно говорить о смешанных имущественно-организационных либо организационно-имущественных договорах: всегда есть возможность определить на достижение какой цели гражданско-правовой договор, в основном, направлен, что не исключает возможности вести речь об имущественных договорах с организационными элементами и об организационных договорах с имущественными элементами.

Кроме того, цель разграничения гражданско-правовых договоров, выделения классификационных групп состоит в том, чтобы упростить «доступ» к таким договорам правоприменителю (при квалификации договоров), ученому-правоведу (при исследовании договорных конструкций), законодателю (при совершенствовании норм позитивного права). Подобное же смешение столь разных признаков (признака имущественного договора и признака организационного договора) в одном понятии никак не способствует достижению этих целей. Следовательно, мы предлагаем отказаться от договорной конструкции, которая бы занимала пограничное состояние между указанными классификационными группами.

В настоящее время подход к изчению организационных договоров основан на их понимании как договорного типа ^[17] или вида гражданско-правовых договоров. Например, Е. Б. Подузова выводит организационный договор за рамки классификационных групп и пытается его рассмотреть в качестве одного из договорных типов, в частности, определет существенные условия организационного договора, права и обязанности его сторон, специфику обеспечения исполнения организационного договора, а также особенности его прекращения, недействительности и ответственности сторон по этому договору ^[18]. В подобном ключе рассматривает организационный договор С. А. Тюрина, определяя его как самостоятельный вид в системе гражданско-правовых договоров и понимая под ним «соглашение двух и более лиц, определяющее условия их участия в конкретных обязательствах в будущем и (или) направленное на упорядочение и обеспечение их взаимосвязанной деятельности» ^[19]. Приведенная точка зрения основана на подходе, при котором исключается необходимость теоретического осмысления какого-либо классификационного признака.

Подобное смешение понятий допускают и другие ученые. Например, Б. М. Гонгало, кроме учредительного и корпоративного договоров, в качестве примера организационного договора называет предварительный договор, рамочный договор, соглашение о предоставлении опциона ^[6]. Таким образом, в группу организационных договоров одновременно попадают и договорные типы (учредительный договор, корпоративный договор), и общие договорные конструкции (конструкция предварительного, рамочного и опционного договора). О. Ю. Скворцов к организационным договорам относит, помимо договоров генерального подряда и договоров на организацию перевозок, также предварительный договор. Он также подходит к восприятию организационного договора как к особой разновидности гражданско-правовых договоров ^[20]. Судебная практика также нередко допускает такое смешение, характеризуя предварительный договор (договорную конструкцию) как организационный ^[21], в то время как организационным договором можно назвать лишь конкретный договор, заключенный по модели предварительного договора (например, договор купли-продажи, предварительный договор мены и т.д.).

Организационный договор следует воспринимать как общую договорную конструкцию ^[22] (наряду с такими общими договорными конструкциями как публичный договор, договор присоединения, предварительный договор, рамочный договор, договор в пользу третьего лица и т.д.), выделенную по какому-либо одному признаку, проявление которого можно обнаружить при исследовании конкретного договорного типа (или вида в рамках договорного типа).

Ясно то, что общие договорные конструкции не играют роли самостоятельного договорного вида, а соответственно, им не придается значение элемента системы гражданско-правовых договоров, являющейся результатом такого вида систематизации договоров как типизация. О «недоговорной» природе договорных конструкций уже писали ряд авторов. Так, Ю. В. Шанаурина, исследуя предварительные договоры, отмечает, что сами по себе в отрыве от основных договоров они обязательствами не становятся, и не являются видом какого-либо типа гражданско-правовых договоров ^[23]. И. В. Елисеев и М. В. Кротов полагают, что предварительные договоры выпадают из общепринятой классификации договоров, поскольку эта классификация традиционно строится на содержании обязательств из соответствующих договоров ^[24].

Напротив, тому или иному договору, входящему в систему гражданско-правовых договоров, присущ определенный набор конститутивных или сущностных признаков. Набор таких признаков позволяет отграничить один договорный тип от другого, выделить особенности вида договора в рамках одного договорного типа либо установить некоторые особенности вида.

Организационный договор не сводим к такому типу или виду договоров, поэтому не может идти речи об определении общего предмета всех организационных договоров, их существенных признаков и определении иных элементов договора, что довольно часто встречается в юридической литературе. Отдельные авторы, тем не менее, также указывают на условность подобных исследований. Так, А. А. Ананьева отмечает, что термин «предмет» по отношению к организационным договоров можно использовать лишь в условном значении, т.к. «представляя собой искусственную категорию, объединяющую однотипные договоры, направленные на упорядочивание иных общественных отношений, организационные договоры не могут иметь предмет в том смысле, который мы вкладываем в предмет договора в традиционном смысле» ^[14].

У организационного договора, так же, как и у возмездных договоров, рамочных договоров, договоров присоединения, опционного договора, публичного договора и всех других общих договорных конструкций нет и не может быть договорной правовой природы, поскольку в чистом виде они не являются тем, что мы с точки зрения п. 1 ст. 420 ГК РФ называем договором. За общими договорными конструкциями скрывается лишь один какой-либо признак, который будет учитываться при квалификации договора (в сфере реализации права). Восприятие организационного договора как одной из возможных классификационных групп позволяет утверждать, что сам организационный договор не может выступать некой родовой конструкцией по отношению к определенному набору других общих договорных конструкций, включающему рамочный договор, предварительный договор и опционный договор. Как в основе выделения рамочного, так и предварительного договора лежит конкретный признак, который находит свое проявление при характеристике того или иного договора.

Говоря о соотношении организационного договора с иными договорными конструкциями, которые нередко называют видами организационных договоров, необходимо отметить, что признак предварительного договора, нашедшего отражение в том или ином конкретном договоре, обусловливает его организационный характер (поскольку придает договору соответствующий организующий эффект, который заключается в организации будущих договорных взаимоотношений сторон). Поэтому любой договор, заключенный по модели предварительного (но не саму конструкцию предварительного договора), следует относить к организационным. Надо отметить, что такой подход также находит отражение в отдельных судебных актах: в них организационными называют лишь конкретные организационные соглашения ^[25].

Итак, существует некая совокупность договоров, которая может быть объединена в группу организационных договоров. А значит, восприятие самого организационного договора как правового явления происходит за счет признака, который должен позволить разграничить всю систему гражданско-правовых договоров на две укрупненные группы (два элемента системы) либо должен позволить выделить специфическую группу договоров отличную от всех остальных договорных конструкций, представленных в нормах позитивного права. Поиск такого признака, который характеризовал бы общую договорную конструкцию организационного договора, является нашей задачей.

Что послужило предпосылкой постановки вопроса о возможности (или необходимости) вычленения группы организационных договоров? Модель организационного договора обязана своему формированию организационным правоотношениям, а значит, и смысла нет искать какую-либо иную предпосылку для решения задачи – какой признак должен иметь место для цели выделения специфической группы организационных договоров?

Организационные правоотношения для цели классификации договоров могут использоваться как возможный критерий только в том случае, если исходить из того, что договор порождает такие правоотношения, а их развитие непосредственно связано с динамикой такого договора. Ряд авторов считают организационные правоотношения обязательственными ^[26], в то время как другие обосновывают противоположную точку зрения ^[10]. Мы рассматриваем организационные правоотношения отличными от обязательств как имеющие иную правовую природу.

Организационное правоотношение представляет, как правило, сложную правовую связь: присутствует множество соответствующих друг другу прав и обязанностей, а их носители одновременно выступают управомоченными и обязанными лицами. Объектом данного правоотношения выступает поведение его участников, выраженное как в пассивной, так и активной форме действия. Но если в обязательстве оценка дается действию должника с точки зрения того, на что оно направлено (на объекты гражданских прав: передачу имущества, выполнение работ, оказание услуг), то в организационном правоотношении внимание акцентируется на том, с чем связано поведение его участников. А оно может быть связано либо с охраной имущественного интереса управомоченного лица, либо с обеспечением реализации последующего имущественного интереса управомоченного лица или и с тем, и с другим одновременно. Так, в рамках динамики любого корпоративного договора происходит, в том числе, охрана имущественных интересов участников (учредителей) посредством оптимального управления деятельностью юридического лица. При заключении предварительного договора купли-продажи недвижимости обеспечивается интерес покупателя на приобретение имущества в собственность, реализация которого произойдет уже в рамках динамики основного договора купли-продажи.

С точки зрения норм позитивного права и отечественной договорной теории гражданско-правовой договор если и порождает какие-то договорные правоотношения, то основная их часть называется обязательствами. Однако не всякий договор устанавливает именно обязательство, т.е. не всякий договор есть обязательственный договор ^[27]. Учитывая правила формальной логики, можем прийти к установке о том, что договору, порождающему обязательства (обязательственному договору), противостоит договор, порождающий организационные правоотношения (организационный договор).

Как уже было изложено выше, многими исследователями уже предлагалось при выделении организационных договоров руководствоваться характером порождаемых ими правоотношений. Но за рамками подобных выводов всегда оставались ситуации, в которых договор служит основанием возникновения разнородных правоотношений. Каким образом определять, какое из них принимать во внимание для целей его квалификации? Таким правоотношением может быть только такое правоотношение, реализация которого позволяет удовлетворить интересы сторон договора с учетом его цели, достижение которой всегда приводит к соответствующей имущественной выгоде.

За квалификацию договора в качестве того или иного договорного типа отвечает то правоотношение, которое выступает отражением отношений экономического базиса, предопределившими формирование в правовой надстройке соответствующего договора (квалифицирующее, основное правоотношение). По отношению к другим правоотношениям, возникающим из одного и того же договора, квалифицирующее правоотношение выступает в качестве доминирующего. Именно оно отвечает за квалификацию договора, но наряду с ним могут существовать и другие (неквалифицирующие, зависимые, дополнительные) правоотношения, но необходимые для достижения общей цели договора ^[28]. Реализация именно квалифицирующего правоотношения позволяет добиться удовлетворения интереса сторон договора.

Таким образом, можно заключить, что критерием разграничения договоров на организационные и обязательственные выступает характер квалифицирующего (основного) правоотношения, подверженного динамике в рамках заключенного договора. Признаком организационного договора как общей договорной конструкции является наличие организационного правоотношения как квалифицирующего (основного). Предлагаемая классификация никоим образом не затрагивает устоявшуюся в доктрине гражданского права классификацию договоров по критерию порождаемых правовых последствий (эффекта), а именно - деление договоров на вещные и обязательственные ^[20]. Термин "обязательственные" в данном случае будет иметь различное смысловое наполнение.

Практическое значение разграничения договоров на обязательственные и организационные состоит в том, что оно помогает решить вопрос о действии норм обязательственного права по горизонтали (то есть в рамках Гражданского кодекса РФ) при урегулировании организационных договорных отношений.

Считаем, что решение этого вопроса заложено в положениях п. 3 ст. 307.1 ГК РФ, где определяется особенность применения общих положений об обязательствах к требованиям, возникающим из корпоративных отношений (рассматриваемых как вид организационных): такие общие положения подлежат применению в субсидиарном порядке, то есть по правилу – «поскольку иное не установлено настоящим Кодексом, иными законами или не вытекает из существа соответствующих отношений». Иначе говоря, общие положения об обязательствах раздела III ГК РФ должны применяться в субсидиарном порядке и к организационно-договорным отношениям.

В таком случае вопрос об объеме общих положений об обязательствах, подлежащих применению к отношениям, возникающим из любого организационного договора, можно решить посредством применения юридико-технического механизма, отсекая те нормы, которые характеризуют исключительно динамику обязательственного договора. То есть, это те нормы, которые вбирают в себя тот или иной элемент обязательства: стороны договора – должник и кредитор; право кредитора – это право на активное действие должника; активное действие должника направлено на передачу имущества, выполнение работ, оказание услуг. Но в таком случае, можно с уверенностью констатировать, что ни одна из норм подраздела 1 раздела III ГК РФ не подлежит применению к организационным договорным отношениям в силу противоречия первых существу последних.

Возникают вопросы: о каком субсидиарном применении общих норм об обязательствах к корпоративным отношениям ведет речь законодатель в подпункте первом п. 3 ст. 307.1 ГК РФ? Можно ли вообще вести речь о возможности восполнения правового регулирования организационных отношений за счет общих норм об обязательствах?

За квалификацию договора отвечает прежде всего квалифицирующее правоотношение, наряду с которым могут существовать и другие (неквалифицирующие, зависимые, дополнительные) правоотношения, но необходимые для достижения общей цели договора. Они могут носить как организационный, так и имущественный характер. Для цели определения имущественного элемента в организационном договоре это означает лишь то, что договор, входящий в группу организационных договоров, наряду с тем или иным квалифицирующим правоотношением способен порождает некоторое число обязательств.

Иначе говоря, имущественный элемент организационного договора, представленный его имущественными условиями, в конечном счете объективируется в виде обязательства, которое не отвечает за квалификацию договора в качестве договора, относящегося к группе организационных, но обслуживает квалифицирующее организационное правоотношение, лишь для того, чтобы была достигнута основная цель такого договора.

Данный подход к определению имущественного элемента в динамике организационных договоров позволяет определить особенности применения общих норм об обязательствах к данной группе договоров: эти правила применяются не к самому (квалифицирующему) организационному отношению, возникающему из того или иного организационного договора, а к опосредуемым организационным договорам обязательственным отношениям с учетом положений закона и существа договора. Что касается правовой регламентации непосредственно самих организационных договорных отношений, то она, в отсутствие какого-либо общего структурного элемента в рамках Гражданского кодекса РФ (раздела, подраздела, главы или параграфа, посвященного общим положениям об организационных отношениях) сводится исключительно к специальной регламентации, соотносимой с конкретным видом договора, входящего в группу организационных договоров.

К чему может привести сложившаяся ситуация? Любой дефект исполнения обязанности, входящей в содержание обязательства, должником вкладывает в руки кредитора целый арсенал охранительно-восстановительных инструментов, в частности: он может прибегнуть к понуждению должника исполнить обязанность в натуре; он может требовать возмещения убытков и уплаты неустойки как при неисполнении обязательства, так и ненадлежащем его исполнении.

В случае дефекта в реализации организационного правоотношения управомоченная сторона ограничена в применении охранительно-восстановительных средств, которыми обладает по общему правилу кредитор в обязательстве. Для каждого отдельного вида организационного правоотношения охранительно-восстановительные средства специально определяются законом, за исключением права на возмещение убытков, являющееся универсальным охранительным средством. Как верно отмечает, Т. Н. Уколова, «в силу недостаточной урегулированности при заключении организационных договоров неизбежно возникают вопросы о юридической силе и правовых последствия нарушения таких соглашений», и поэтому «указанные вопросы будут решаться, только если законодательно регулируется соответствующая разновидность организационного соглашения» ^[29]. В связи с этим следует вести речь не только о законодательном закреплении общей договорной конструкции организационного договора, но и в определении такого охранительно-правового средства, которое могло бы защитить организационные права, вытекающие из договоров, которым присущ признак организационного.

Смысл выделения любой договорной конструкции состоит в том, что она выделяется на основании одного общего признака, и если любой гражданско-правовой договор отвечает ему, значит к нему будет применяться то правило (или правила), которое предусмотрено законодателем. Например, к любому договору, построенному по модели предварительного, применяются правила о сроке, о форме и о специальном способе защиты на случай его нарушения. Многие исследователи, предлагая закрепить организационный договор в ГК РФ, не поясняют практическую необходимость такого шага, но представляется сомнительной необходимость закрепления в законе организационного договора без его соответствующей правовой регламентации. Такая правовая регламентация должна выражаться в правилах, которые будут применяться к любому организационному договору, заключенному сторонами. Выработка таких правил является задачей науки гражданского права.

В этом выражается практическая значимость выделения той или иной договорной конструкции: выделив группу договоров, обозначив ее общий признак, мы имеем возможность установить для сторон таких договоров общие правила поведения, которых они будут обязаны придерживаться.

Какое общее правило необходимо для организационных договоров? Учитывая установленную невозможность применения к организационным отношениям общих положений об обязательствах и ограниченности в связи с этим сторон организационного договора в применении охранительно-восстановительных средств, отметим, что назрела необходимость определения охранительного средства, позволяющего защитить организационные права. Это подтверждается тем, что имущественная компенсация далеко не всегда способна удовлетворить интерес пострадавшей стороны в исполнении организационной обязанности в случае уклонения другой стороны от ее исполнения. Зачастую исполнение организационной обязанности имеет принципиальное значение для сторон организационного договора, а потому любая имущественная замена не будет равноценной. Так, стороны корпоративного договора имеют существенный интерес в соблюдении того порядка осуществления корпоративных прав, который был ими согласован, и исполнение организационных обязанностей по соблюдению этого порядка не может иметь некоего имущественного эквивалента. Поэтому способом защиты гражданских прав, вытекающих из организационного договора, должен быть способ защиты, суть которого заключается в принуждении уклоняющейся стороны к исполнению организационной обязанности.

Возможность применения такого способа защиты гражданских прав как присуждение к исполнению организационной обязанности должно быть правилом, которое применялось бы ко всем договорам, построенным по модели договорной конструкции организационного договора. Для каждого организационного соглашения присуждение к исполнению обязанности будет принимать свои очертания.

Итак, учитывая вышеизложенное, можно сделать следующие основные выводы.

1. Организационный договор не является договорным типом или видом договора; его следует рассматривать как общую договорную конструкцию, в основе выделения которой лежит один признак, позволяющий отграничить организационные договоры от иных гражданско-правовых договоров. Организационный договор нельзя рассматривать как родовое понятие по отношению к иным договорным конструкциям, выделенным по самостоятельным признакам (предварительный договор, рамочный договор, опционный договор и другие).

2. Критерий разграничения договоров на организационные и обязательственные позволяет определиться с признаком организационного договора. В качестве такового выступает наличие организационного правоотношения как квалифицирующего (т. е. отвечающего за квалификацию соответствующего договора), подверженного динамике в рамках заключенного договора. Под организационным понимается договор, порождающий в качестве квалифицирующего организационное правоотношение, поведение участников которого может быть связано: либо с охраной имущественного интереса управомоченного лица; либо с обеспечением реализации последующего имущественного интереса управомоченного лица; либо с тем и другим одновременно. Под обязательственным договором понимается договор, порождающий в качестве основного обязательственное правоотношение, при реализации которого действие должника оценивается с точки зрения того, на что оно направлено (передачу имущества, выполнение работ, оказание услуг).

3. Имущественные условия организационного договора, которые составляют его «имущественный элемент», обусловливают возникновение из организационного договора обязательственных правоотношений (обязательства). Это означает, что общие положения об обязательствах могут применяться к обязательственным отношениям, опосредуемым организационными договорами, но которые не являются квалифицирующими для организационного договора. В то же время общие положения об обязательствах не могут применяться к организационным договорным отношениям ввиду противоречия их существу.

4. Необходимо закрепление общей договорной конструкции организационного договора и установления общего правила, применимого к любому договору, построенному по модели организационного. В качестве такого правила предлагается закрепить правило о специальном способе защиты организационных прав.