Fairness as a Mandatory Requirement for Judicial Decision

Rundkvist Anton Nikolaevich Lecturer of the Department of the Theory and Methodology of Law at Liberal Arts University 620041, Russia, Sverdlovskaya Oblast' oblast', g. Ekaterinburg, ul. Zheleznodorozhnikov, 3 anton-upol@mail.ru Other publications by this author

К судебным решениям в законе предъявляются различные требования, в том числе в зависимости от той или иной процессуальной отрасли. Так, согласно части 1 статьи 195 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации ^[1] решение суда должно быть законным и обоснованным. Ровно такие же положения содержатся в части 1 статьи 176 Кодекса административного судопроизводства ^[2]. Несколько иначе сформулированы требования в части 4 статьи 15 Арбитражного процессуального кодекса ^[3], в соответствии с которыми принимаемые арбитражным судом судебные приказы, решения, постановления, определения должны быть не только законными и обоснованными, но также еще и мотивированными. В данной связи примечательно то обстоятельство, что прямое указание на требование справедливости судебного решения можно обнаружить лишь в части 1 статьи 297 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации ^[4], согласно которой приговор суда должен быть законным, обоснованным и справедливым. Закономерно возникает вопрос относительно обязательности соответствия судебного решения критерию справедливости, если подобный критерий указан только в одном процессуальном кодексе из четырех.

На самом деле ответ здесь можно дать вполне однозначный, исходя, во-первых, из чисто логических умозаключений, а, во-вторых, применив сугубо формальный подход и обратившись к практике Конституционно Суда Российской Федерации.

Начнем с первого обоснования. С одной стороны, российское процессуальное законодательство не ставит перед собой цели установления объективной истины, причем это касается и уголовно-процессуальной сферы, хотя там провозглашение указанной цели смотрелось бы уместно, ввиду общественной значимости раскрытия преступления и привлечения виновного лица к ответственности. Следовательно, при рассмотрении тех или иных дел судом справедливость в юридическом смысле также в значительной степени имеет формализованный характер. Данный тезис очевидно обнаруживает свое подтверждение в практике Европейского Суда по правам человека в части толкования статьи 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод ^[5]. Данная статья закрепляет право на справедливое судебное разбирательство, которое, как отмечает Глазкова М.Е. предполагает справедливость именно судебного процесса, а не его результата ^[6]. Решение вопроса справедливости итогового судебного акта, принятого национальным судом по конкретному делу, исследование предполагаемых судебных ошибок правового и фактического характера выходит за рамки компетенции Европейского Суда ^[7]. Иными словами, право на справедливое судебное разбирательство касается только процедурных моментов. Указанные обстоятельства (отсутствие цели установления истины и выявленное содержание права на справедливое судебное разбирательство) дают основания предполагать, что справедливость в судебном процессе полностью отождествляется с соблюдением процедуры и не затрагивает вопрос о справедливости судебного решения. И здесь как раз обнаруживается противоречие, ведь с точки зрения здравого смысла ситуация, когда по итогам справедливого судебного разбирательства выносилось бы несправедливое судебное решение, разрешающее при этом дело по существу, представлялась бы едва ли не абсурдной. И Конституционный Суд РФ в своих решениях придерживается той же позиции. Таким образом, обращаемся теперь уже к формальной стороне проблемы и в качестве примера приведем несколько выдержек из постановлений Конституционного Суда: «Ошибочное судебное решение не может рассматриваться как справедливый акт правосудия и должно быть исправлено» ^[8]; «Судебная защита должна быть полной, что предполагает не только возможность для каждого обратиться в суд, но и обязанность суда вынести справедливое и обоснованное решение» ^[9]; «Суд как орган правосудия призван обеспечивать в судебном разбирательстве соблюдение требований, необходимых для вынесения правосудного, т.е. законного, обоснованного и справедливого, решения по делу» ^[10]; «Правосудие как важнейший элемент правопорядка по самой своей сути является таковым, если обеспечивает справедливое разрешение дела и эффективное восстановление в правах» ^[11]. Более того, в одном из постановлений Конституционный Суд прямо говорит о принципе справедливости судебных актов как о как необходимом условии судебной защиты прав и свобод человека и гражданина ^[12]. Суммировав изложенное выше, приходим к заключению, что применение данного принцип подразумевается само по себе безотносительно того, закреплен он непосредственно в тексте нормативных правовых актов или нет.

Однако с позиции соблюдения правил юридической техники и последовательного изложения норм прямое отображение требования к справедливости судебного решения в процессуальном законодательстве является обязательным. В этом плане приходится согласиться с мнением Добровольского В.И., изучавшего проблемы арбитражного судопроизводства, о том, что перечисленных в АПК РФ норм с указанием на принцип справедливости недостаточно ^[13]. Поэтому подход, примененный в уголовно-процессуальном законодательстве, представляется более правильным. Согласно части 2 статьи 297 УПК РФ приговор признается законным, обоснованным и справедливым, если он постановлен в соответствии с требованиями УПК РФ и основан на правильном применении уголовного закона. На примере данной нормы мы видим, что в УПК законодатель посчитал нужным не только закрепить требование о справедливости приговора, но и раскрыть это требование хотя бы в общих чертах, в связи с чем еще больше вопросов вызывает отсутствие аналогичного требования к справедливости судебного решения в АПК, ГПК и КАС. И хотя по сути в статье 297 УПК РФ справедливость приравнивается к законности, и все же в данной норме, по крайней мере, отображено как минимум притязание приговора на справедливость.

Стоит также упомянуть о еще одном интересном аспекте принципа справедливости, на этот раз в отношение исполнения судебного решения. Проведенное западными специалистами Мэйманом и МакЭваном исследование демонстрирует, что существует зависимость между осознанием справедливости результата разрешения спора и уровнем исполнения ^[14]. Иными словами, справедливое судебное разбирательство в сочетании со справедливым судебным решением повышают вероятность своевременного и полного исполнения такого решения. Следовательно, можно выделить столь немаловажное значение принципа справедливости судебного решения, как стимулирование исполнения подобного решения.

Придя к выводу о значимости вынесения судом именно справедливого судебного решения, далее сталкиваемся с проблемой поддержания равновесия между справедливостью и законностью при вынесении акта правосудия. Перед нами бесспорно возникает пример одной из самых сложных и противоречивых теоретических правовых коллизий. Рассмотрим две возможные ситуации.

Первая — когда осуществляется выбор между двумя или более законными вариантами решения, но отличающимися с точки зрения оценки их справедливости. Возникает вопрос, какими соображениями в таком случае должен руководствоваться правоприменитель. На наш взгляд, ответ становится очевидным при построении следующей умозрительной конструкции. Допустим, у судьи есть два варианта решения или приговора (модель несколько упрощена, так как в действительности таких вариантов может быть намного больше). С точки зрения закона оба варианта допустимы (например, в УК РФ закреплена альтернативная санкция, или в ГК РФ детально не урегулированы соответствующие отношения, тем самым предоставляя суду значительные свободу выбора при принятии решения). При этом какая-то единообразная практика по данному вопросу ввиду тех или иных причин до сих пор не сложилась. Плюс, к соблюдению судом процедуры, предположим, никаких вопросов у сторон не возникает. Вот и получается, что оба варианта полностью соответствуют требованию законности. Но один из них большинство назовет справедливым, а другой – нет. И в этой связи сочетание законности и справедливости должно работать таким образом, чтобы судья (суд, арбитражный суд), имея возможность выбирать между двумя равнозначными с точки зрения законности вариантами решения, отдавал предпочтение тому, которой мог бы наиболее вероятно быть воспринят общественностью как справедливый. Хотя, разумеется, произвести такую вероятностную оценку бывает крайне сложно. Кроме того, на практике представляется сомнительной отмена вышестоящей инстанцией судебного решения, не отвечающего полностью требованию справедливости, но зато соответствующего требованию законности. Поэтому данную конструкцию стоит рассматривать исключительно в качестве рекомендации, и руководствоваться при принятии решения следующими положениями:

1) принцип справедливости в отношении судебных решений может носить как формальный, так и содержательный характер;

2) формальный характер принципа справедливости находит отражение в тексте нормативных правовых актов различных отраслей законодательства; в данном случае суду достаточно лишь сослаться при вынесении решения на конкретную норму закона;

3) с содержательной точки зрения справедливость представляет собой комплексный интегративный общеправовой принцип, так или иначе всегда взаимодействующий с иными смежными принципами (разумности, добросовестности, гуманизма, необходимости и целесообразности, дифференциации и индивидуализации наказания и др.), а также с правовыми аксиомами;

4) критерием соблюдения принципа справедливости как неотъемлемой составляющей единой системы правовых принципов выступает соответствие выносимого судебного решения иным правовым принципам как неким руководящим началам либо необходимый и обоснованный отход от них, продиктованный соображениями наиболее адекватного распределения прав и обязанностей с учетом разделяемых большинством общества представлений о должном и правильном;

5) одним из важнейших содержательных аспектов принципа справедливости выступают соразмерность и пропорциональность при итоговом распределении прав и обязанностей;

6) также критерием соблюдения принципа справедливости как неотъемлемой составляющей единой системы правовых принципов выступает соответствие судебного решения правовым аксиомам как определенным неподвергающимся сомнениям истинам, не допускающим отхода от них; данный тезис подтверждается, исходя из простого умозаключения о том, что нарушение правовой аксиомы (например, «никто не может быть судьей в своем собственном деле» или «закон, устанавливающий новую или более высокую ответственность обратной силы не имеет») автоматически влечет за собой неадекватное перераспределение прав и обязанностей, а следовательно, противоречит важному содержательному аспекту справедливости;

7) с позиции диалектического подхода представления о справедливости как о должном воздаянии не могут носить единого постоянного характера и неизбежно претерпевают изменения в зависимости от времени и места рассмотрения того или иного юридического дела, поэтому суд не должен быть максимально жестко связан своими предыдущими решениями или решениями других судов по аналогичным делам в случаях, если, к примеру, новое дело рассматривается в иных социально-экономических условиях, существенно и объективно отличающихся от имевшихся на момент вынесения прежних решений.

Далее переходим к рассмотрению второй ситуации, когда по закону решение может быть только одно, однако оно вызывает сомнения с точки зрения справедливости. И здесь уже выбор между двумя конкурирующими принципами не столь очевиден, как в первом случае. В качестве наглядной иллюстрации приведем еще два постановления Конституционного Суда РФ. Оба так или иначе касаются соотношения справедливости и законности. Причем в обоих в конечном итоге отдается предпочтение справедливости. Разница лишь в том, что в одном постановлении справедливость отражает приоритет интересов обычных граждан, а в другом – интересы прежде всего государства.

Так, в Постановлении от 27 октября 2015 года № 28-П ^[17] Конституционный Суд намеренно отошел от принципа законности при осуществлении толкования пункта 1 статьи 836 Гражданского кодекса Российской Федерации ^[18], согласно которой соблюдение письменной формы (а значит, и сам факт заключения) договора банковского вклада удостоверяется сберегательной книжкой, сберегательным или депозитным сертификатом либо иным выданным банком вкладчику документом, отвечающим требованиям, предусмотренным для таких документов законом, установленными в соответствии с ним банковскими правилами и применяемыми в банковской практике обычаями делового оборота. То есть в иных случаях (при отсутствии удостоверяющих внесение вклада документов) договор банковского вклада признается ничтожным. Именно из этих формальных соображений исходили суды, отказывая введенным при заключении договора недобросовестными сотрудниками банка в заблуждение гражданам в удовлетворении требований последних к банку о выдаче вклада. Тем не менее Конституционный Суд пришел к другому заключению, посчитав, что с точки зрения конституционных гарантий равенства, справедливости и обеспечения эффективной судебной защиты необходимо исходить из того, что гражданин-вкладчик, учитывая обстановку, в которой действовали работники банка, имел все основания считать, что полученные им в банке документы (пускай и не соответствующие требованиям, закрепленным в законе), в которых указывается на факт внесения им денежных сумм, подтверждают заключение договора банковского вклада и одновременно удостоверяют факт внесения им вклада, а иное означало бы существенное нарушение прав граждан-вкладчиков как добросовестных и разумных участников гражданского оборота. В результате образовалась ситуация, когда суды по факту принимали обоснованные, законные, но несправедливые в отношении граждан-вкладчиков решения, и поступали при этом неправильно, на что и указал Конституционный Суд.

В Постановлении же от 14.07.2005 № 9-П ^[19] предметом рассмотрения стала проверка конституционности положений статьи 113 Налогового кодекса Российской Федерации ^[20], содержащей положения о сроке давности привлечения к ответственности за совершение налогового правонарушения, согласно которым лицо не может быть привлечено к ответственности за совершение налогового правонарушения, если со дня его совершения либо со следующего дня после окончания налогового периода, в течение которого было совершено это правонарушение, и до момента вынесения решения о привлечении к ответственности истекли три года. Конституционный Суд пришел к выводу, что принципы справедливости и юридического равенства и неразрывно связанный с ними в качестве одного из их аспектов принцип пропорциональности (пропорционального равенства), обусловливая обеспечение одинакового объема юридических гарантий всем налогоплательщикам, применительно к действию нормы о сроках давности по кругу лиц предполагают необходимость дифференцированного подхода к тем налогоплательщикам, которые, противодействуя налоговому контролю и налоговой проверке, использовали бы положение о сроках давности вопреки его предназначению, в ущерб правам других налогоплательщиков и правомерным публичным интересам. В данном случае также усматривается столкновение принципа справедливости и принципа законности, причем можно оценивать справедливость решения самого Конституционного Суда, отставившего без внимания изначальный смысл содержащейся в статье 113 НК РФ нормы, который, в свою очередь, был направлен как на гарантирование конституционных прав налогоплательщиков, так и на обеспечение стабильности правопорядка и рациональную организацию деятельности правоприменителя и полностью соответствовал требованиям соразмерности между величиной сроков привлечения к ответственности за налоговые правонарушения и обеспечением стабильности оборота, а значит – и правовой определенности.

Получается, в первом постановлении приоритет отдан частным интересам граждан-вкладчиков, а во втором – публичным (точнее – приравненным к ним государственным) интересам. Насколько адекватно подобное распределение – вопрос открытый, и касается он другого важного аспекта вынесения справедливого судебного решения – соблюдения правового баланса при отправлении правосудия.

Под правовым балансом в предельно широком смысле будем понимать результат обеспечения соразмерного, разумного и необходимого согласования интересов субъектов тех или иных правоотношений, основанного на равновесии между различными общеправовыми ценностями и принципами. Любое судебное решение должно максимально стремиться к достижению такого рода результата. Самым неоднозначным и сложным, а следовательно, нуждающимся в более подробном рассмотрении аспектом здесь является вопрос о разграничении (если его в принципе можно произвести) и согласовании различных интересов. Попытаемся разобраться с такими терминами, как частные, публичные, общественные и государственные интересы. Чтобы упростить задачу, для начала поставим знак равенства между понятиями публичного и общественного интереса и далее рассмотрим, как они соотносятся с понятием частного интереса.

По-прежнему актуальным остается вопрос о целесообразности самого разделения интересов на частные и публичные. О невозможности выделения определенного материального критерия различия между частным и публичным правом писал еще Б.Б. Черепахин ^[21]. Сложность в том, что определить, где, условно говоря, заканчиваются частные интересы, уступая место публичным, и, наоборот, зачастую очень трудно. Наглядный пример – развитие предпринимательства в России. С одной стороны, предприниматель, осуществляя свою деятельность, реализует сугубо личный (частный) интерес в виде систематического извлечения прибыли. С другой, предприниматель активно участвует в имущественном обороте, создает рабочие места, производит, как правило, общественно-полезный продукт или предоставляет общественно-полезные услуги и способствует развитию экономики в целом, тем самым реализуя уже интерес всего общества. Похожая ситуация возникает и с правами человека, потому что при защите прав отдельно взятой личности автоматически гарантируется защита аналогичных права каждого члена общества при условии соблюдения формального равенства. Следовательно, посягательство на права одного человека одновременно может считаться посягательством на права всех граждан. Таким образом, частный интерес снова смешивается с публичным. Можно предположить, что в большинстве случаев основным способом обеспечения публичных интересов является обеспечение частных, если последние не вступают в противоречие с законом или не нарушают частные же интересы других лиц.

Зачастую публичные интересы на практике отождествляются с государственными, когда для достижения определенных целей, поставленных государственной властью, частный интерес отодвигается на второй план. Здесь необходимо уточнение. Если под государством понимать совокупность как политических, так и общественных институтов, то понятия публичного и государственного интересов действительно будут в значительной степени совпадать. Другими словами, при условии, когда государство реально обеспечивает интересы общества, проблемы подмены понятий не возникает. В этом случае получается следующая логическая цепочка: государственные интересы равны общественным, реализуемым в основном посредством обеспечения частных. Данная цепочка представляется адекватным отображением правового баланса интересов государства, общества и граждан. А вероятная подмена понятий имеет место в ситуации, при которой под государством подразумевается исключительно аппарат, то есть совокупность органов и должностных лиц, так как интересы аппарата вполне могут не совпадать с истинными общественными потребностями ^{[22; 23]}.

При согласовании различных интересов необходимо руководствоваться соображениями поддержания указанного выше правового баланса различных интересов, который напрямую связан с обеспечением баланса между теми или иными конституционными ценностями, определяемыми Конституционным Судом Российской Федерации ^[24]. Именно данный орган призван давать нормативную оценку тому, насколько справедливо и соразмерно законодатель в процессе правового регулирования перераспределил права и обязанности между различными субъектами, и не оказался ли в результате без достаточных на то оснований смещен баланс интересов в какую-либо сторону. Однако, признавая главенствующую роль Конституционного Суда в деле согласования интересов, нельзя не отметить, что функция поддержания правового баланса, в том числе путем принятия справедливых судебных решений, является одним из важнейших направлений деятельности иных судов: конституционных (уставных) судов субъектов Российской Федерации, судов общей юрисдикции, арбитражных судов.

Резюмируя сказанное выше приходим к следующим выводам. Под интересом государственного аппарата следует понимать интерес администрации и ее чиновников, под государственным (общественным, публичным) интересом – интерес населения в целом как совокупности граждан, проживающих на территории конкретного государства, а под частным – интерес отдельно взятого человека, наделенного, помимо прочего, гарантированным набором естественных неотчуждаемых прав и свобод. Данное разграничение также может служить определенным ориентиром при вынесении судами итоговых решений по делу, отвечающих критериям справедливости.

Таким образом, справедливость судебного решения – это универсальное требование к судебным решениям, связанное с соразмерностью и пропорциональностью, критерием соблюдения которого служит соответствие правовым принципам или необходимый и обоснованный отход от них, а также соответствие правовым аксиомам, и целью соблюдения которого является достижение правового баланса путем адекватного распределения прав и обязанностей с разумным учетом различных интересов и конкретных обстоятельств дела при осуществлении правосудия. В связи с чем представляется необходимым включение данного требования (отличного по своему содержанию от требований законности, обоснованности и мотивированности) в текст процессуальных нормативных правовых актов, а именно:

1) в статью 195 ГПК РФ, изложив ее в следующей редакции:

«Статья 195. Законность, обоснованность и справедливость решения суда

1. Решение суда должно быть законным, обоснованным и справедливым.

2. Суд основывает решение только на тех доказательствах, которые были исследованы в судебном заседании.

3. Решение суда признается справедливым при условии соразмерного и пропорционального распределения в нем прав и обязанностей лиц, участвующих в деле, с учетом всех установленных в ходе судебного заседания обстоятельств дела».

2) в часть 4 статьи 15 АПК РФ, изложив ее в следующей редакции:

«4. Принимаемые арбитражным судом судебные приказы, решения, постановления, определения должны быть законными, обоснованными, мотивированными и справедливыми.

Судебные акты арбитражного суда признаются справедливыми при условии соразмерного и пропорционального распределения в них прав и обязанностей лиц, участвующих в деле, с учетом всех установленных в ходе судебного заседания обстоятельств дела».

3) в статью 176 КАС РФ, изложив ее в следующей редакции:

«Статья 176. Законность, обоснованность и справедливость решения суда

1. Решение суда должно быть законным, обоснованным и справедливым.

2. Суд основывает решение только на тех доказательствах, которые были исследованы в судебном заседании.

3. Решение суда признается справедливым при условии соразмерного и пропорционального распределения в нем прав и обязанностей лиц, участвующих в деле, с учетом всех установленных в ходе судебного заседания обстоятельств дела».