The State of Russian Agrobusiness in the Past and the Present in Terms of State Food Security

1. Введение. Социальное благополучие села — гарантия продовольственной безопасности

Обращаясь к проблемам продовольственной безопасности, исследователи, как правило, касаются социальных противоречий, которые оказывали и продолжают оказывать в настоящее время влияние на развитие аграрного комплекса, на различные его сферы. Серьезность данной проблемы уже давно была осознана учеными-обществоведами, социологами, экономистами и политическими деятелями ^{[1, с. 6]}. Именно в нашей стране переход от традиционного аграрного общества к индустриальному происходил довольно болезненно, и порождал серьезные противоречия в обществе, в его экономическом базисе и в политической надстройке. В XX в. Россия не избежала тех бурь и потрясений, которые обычно имели место в обществах догоняющей модернизации. Подвергая анализу историю вопроса, авторы настоящей статьи дают определение продовольственной безопасности. Кроме этого они стремятся показать несостоятельность отдельных мифов, ставших общим местом главным образом в современной публицистике, а равно и в некоторых научных и научно-популярных работах, посвященных современному состоянию отечественного села.

Авторы ставят задачу определить компоненты как комплексной, так и продовольственной безопасности в нашей стране в XX — XXI вв. Данная задача определила предмет исследования и его источники. Предметом исследования является динамика развития отечественного сельского хозяйства. Приведены факты аграрной истории России. Учитываются выводы политиков, публицистов и экономистов XIX – XX вв. В частности, авторы опираются на анализ динамики сельского хозяйства, предложенный публицистом-народником нач. XX в. А. Н. Энгельгардтом, историком В. О. Ключевским, революционером и ученым П. А. Кропоткиным, советскими руководителями от В. М. Молотова до А. Н. Яковлева и др. Используются методы ретроспективного анализа источников, учитываются общенаучные методы операций над классами (объемами) понятий: в свете развития отечественного АПК анализируется понятие комплексная национальная безопасность. Применяется также сравнительно-исторический метод.

2. Продовольственная безопасность как компонент комплексной безопасности страны

Уже российскими политическими деятелями XIX века деревня рассматривалась как альфа и омега русской жизни, именно этот взгляд определял состояние всей отечественной общественной мысли, посвященной селу, в целом. Не претендуя на глобальный подход, и будучи ограничены форматом статьи, в настоящей работе проблемы отечественного и мирового аграрного комплекса авторы связали с продовольственной безопасностью. Последняя выступает в качестве ключевого понятия для данного исследования.

Поэтому в настоящем параграфе статьи авторами дается определение основных терминов, относящихся к данной теме. Будет предложена их операционализация.

Начнем с тезиса, что сельское хозяйство (его состояние) определяет комплексную безопасность государства. В чем она состоит? Продовольственная безопасность рассматривается специалистами как одна из важнейших компонент комплексной безопасности государства. Она определяется как способность страны гарантировать удовлетворение потребностей ее населения в продовольствии в объеме, способствующем нормальной жизнедеятельности населения. Продовольственная безопасность в первую очередь предполагает физическую и экономическую доступность для населения необходимых продуктов питания в требуемом ассортименте, в должном, удовлетворяющем людей качестве и количестве. Последнее означает, что на рынке цена продовольственных товаров, производимых АПК, должна быть доступна большинству населения. Ergo продовольственная безопасность находится в прямой зависимости от платежеспособности покупателей, их финансовой состоятельности.

Исходя из сказанного, наполнение полок магазинов сельскохозяйственными товарами при отсутствии платежеспособности у населения — показатель социального и экономического неблагополучия. В этом плане продовольственная безопасность находится в пересечении (т.е. объемы этих понятий пересекаются) с финансовой безопасностью, об отдельных аспектах которой авторами сказано ниже.

Обеспечение продовольственной безопасности и в XXI в. продолжает оставаться одной из главных задач современности. Данную цель преследуют международные организации. Эту цель перед АПК ставят представители гражданского общества. Отношение к исполнительной власти также в основном предопределено способностью правительств обеспечивать продовольственную безопасность страны. Даже кратковременные перебои с продовольствием могут иметь роковые последствия для государств. Скажем, падение 300-летней монархии Романовых в феврале-марте 1917 г. в основном было спровоцировано антиправительственными выступлениями, начавшимися из-за недостачи хлеба в столице. И уже конечно в глобальном масштабе возникает вопрос о недопущении такого серьезного ЧС, как голод, причины которого различны. История дает впечатляющие примеры массового голода, вызванного неурожаем монокультур. Это ирландский картофельный голод 1845 – 1849 гг., вызванный эпифитотией (о природе эпифитотий см.: ^{[2, с.1]}). В ряде случаев наступление голода связывается с политической конъюнктурой. Известность получили «великий китайский голод» 1958 – 1962 гг., унесший жизни, только по официальным данным, 15 млн. человек, ставший предметом политических манипуляций голод на Украине, Кубани и Казахстане в 1932 – 1933 гг. ^{[3, c.140]}.

Финансовая же безопасность (см. выше) составляет базовый компонент экономической безопасности, расцениваемый как способность экономического субъекта (в нашем случае – АПК) обеспечивать финансовое равновесие и эффективность в условиях трансформирующейся внешней среды (напр., при переходе от одного экономического уклада к другому, в условиях развития фермерского движения в нашей стране в период реформ 1990-х гг., переориентации на новые сельскохозяйственные культуры в условиях меняющегося климата и др.) и наличия множества финансовых рисков (эти риски увеличились в связи с вхождением Российской Федерации в ВТО). В пересечении с продовольственной находится климатическая, а также технологическая безопасность. И не секрет, что природные риски порождают риски финансовые.

Климатическая безопасность выступает еще одной стороной комплексной безопасности.Последнюю принято связывать с защищенностью от глобальных и локальных климатических факторов экосистем и связанных с ними форм совместной жизни людей. Считается, что российское сельское хозяйство развивается в зоне рискованного земледелия. Далеко не самый плодородный слой почв (в наличии главным образом подзолистые или, в лучшем случае, дерново-подзолистые почвы, часто суглинок с высоким содержанием воды, до 6% площади РФ составляют болота), ограниченный срок сельскохозяйственных работ, причем каждый вид культур обладает своим вегетационным периодом, имеет разные ареалы распространения, большая континентальность климата, с чем связан длительный зимний период, — вот условия, в которых в течение веков развивалось отечественное крестьянское производство. Такой географический детерминист, как В. О. Ключевский, выводил особенности русской жизни из климатических условий России, ее географии ^{[4, с.21]}.

Технологическая безопасность предполагает обеспечение условий для использования техники, информации и исследований в целях развития аграрной сферы, приспособления ее к условиям окружающей среды. Необходимо повышение национального научного потенциала и интеллектуальной конкурентоспособности тех, кто работает в сфере АПК. Показательно в данной связи, что один из бывших вице-премьеров Б. Е. Немцов в свое время предлагал предоставлять кредиты выпускникам сельскохозяйственных вузов, остающимся работать в селе ^{[5, c.2]}. «Государство, ‑ писал отечественный политик либерального направления, ‑ должно оказать финансовую поддержку тем, кто, получив сельскохозяйственное, аграрное экономическое образование, отправляется на село и там работает, причем работает и в частном секторе, и для создания и совершенствования инфраструктуры сельского хозяйства» ^{[5, c.2]}. Подобная мера, по мысли создателя аграрной программы современных либералов, должна служить повышению интеллектуального уровня работников сельскохозяйственной сферы. Для сельскохозяйственной отрасли технологическая безопасность связывается с технологической оснащенностью и независимостью от зарубежных поставщиков техники.

Рассмотрим внешние факторы, которые могут неблагоприятно воздействовать на обеспечение технологической безопасности в сфере АПК:

1. Техническая зависимость от какой-либо страны в отрасли экономики, имеющей стратегическую важность для развития хозяйства в целом. В данной связи зададим вопрос: обеспечена ли техническая безопасность современного российского сельского хозяйства? Зависимость от импорта техники отечественного АПК приходится признать довольно высокой. В то время, как доля отечественных тракторов продолжает заметно сокращаться, правительство закупает технику за границей. По данным СМИ, в 1990 г. на территории РСФСР было выпущено 214 тыс. тракторов, в 2010 г. – всего 7,6 тыс., за восемь месяцев 2016 г. – 5,5 тыс. И это при определенном оживлении производства сельхозтехники в 2016 г. в условиях режима санкций и контрсанкций. Журналисты в 2016 г. с гордостью называли такое количество произведенных тракторов, хотя на фоне указанных выше цифр роста никакого нет, а наблюдается сокращение выпуска ^{[6, с.1]}. В последнее десятилетие в общем объеме проданных российским крестьянам тракторов доля зарубежных составила 75 – 80 %, что говорит о высокой степени зависимости российских производителей сельхозпродукции от западных импортеров техники. (См. ^{[7, с.1]}).

2. Отсталость в научном и техническом развитии. Существуют трудности с внедрением новых технологий в сельское хозяйство. Правда, данная проблема не только российская: в начале XXI в. она приобрела всеобщий характер. Так, из-за обработки угодий по устаревшим технологиям увеличивается выброс в атмосферу CO и CO2. Распашка обширных степных земель стала причиной пылевых бурь и гибели миллионов гектаров плодородных земель. Избыточное орошение в условиях жаркого климата приводит к засолению почв и т.п. Механическое перенесение ирригационных методов из одного региона в другой без учета местной специфики приводит к отрицательным последствиям. Мы уже не говорим о таких зонах экологического бедствия, как Арал. Отмечается также медленное развитие механизации сельского хозяйства. Во многих регионах не прекращается ручная обработка земли.

Выделим внутренние факторы, которые неблагоприятно воздействуют на обеспечение технологической безопасности:

1. Утрата конкурентоспособности национальной техники (выпускаемые трактора и комбайны по своим техническим характеристикам уступают импортным) и технологии из-за неспособности внедрить современные достижения науки и техники. Результатом всего этого становится техническое отставание.

2. Неумение защитить внутренний рынок и российского сельскохозяйственного производителя.

3. Отсутствие единообразной правительственной политики по научному и техническому развитию сельхозтехники: несогласованность действий по поводу импортозамещения.

4. Неудовлетворительная правительственная защита конкретных отечественных технологий и потеря научных и технологических секретов.

5. Неспособность применить на практике мировые передовые технологии из-за отсутствия благоприятных юридических и экономических условий и гарантий.

Ниже будет показано, к каким последствиям приводила необеспеченность данных форм безопасности для сельского социума, определявшегося как традиционный русский мир — мир российской деревни. Классик марксистской мысли у нас в стране Г .В. Плеханов утверждал: «Как семья является ячейкой общества, так и деревня должна сохраняться как ячейка государства» ^{[8, с. 242]}. Это свидетельство по-своему красноречиво: правый социал-демократ, выступавший за союз рабочего класса с прогрессивной буржуазией, тем не менее, осознавал важность крестьянского вопроса для нашей страны. В условиях бескрайних российских просторов именно деревня и живущие в ней сельскохозяйственные производители должны выполнять роль скреп, которые связывают Россию.

Мы остановимся на отдельных аспектах устойчивого развития сельского хозяйства, рассматриваемого как залог безопасности страны. Исторические примеры тех продовольственных катастроф, которыми богат XX век, выступают грозным предупреждением для современных политиков. Действительно, история есть «magistra vitae» (учительница жизни), и она сурово наказывает тех, кто не усваивает ее уроков.

3. Голод как результат природных и социальных ЧС. Вечный русский вопрос: Кто виноват?

Известно, что чрезвычайные ситуации влекут за собой целый ряд последствий, характер которых также приобретает чрезвычайный и разрушительный характер. Так природные ЧС неотвратимо приводят к социальным, а последние, в свою очередь, становятся предпосылками для новых вызовов и конфликтов. Конкретный исторический пример голода в Поволжье в СССР дает представление о том, как работает подобный механизм. Этот голод стал наиболее мрачным следствием революции и гражданской войны. Современный автор соглашается с оценкой, что от засухи 1921 г. пострадал каждый пятый житель РСФСР. Едва ли этот голод был следствием осознанных усилий власть предержащих, хотя доля ответственности лежит на исполнительной власти того времени, что несомненно ^{[6, с.20]}. Особенно тяжелая ситуация сложилась в Самарской губернии, в которой крестьяне были вынуждены употреблять в пищу различные суррогаты. Как сообщали очевидцы, в пострадавших областях «съедена почти вся трава в окружности, независимо от того, съедобная она или не съедобная. Желуди теперь уже считаются предметами роскоши. Из липовых листьев пекутся пироги. Но и это все приходит к концу. Местами крестьяне употребляют вместо хлеба хрен, корни которого трутся, три раза обвариваются кипятком, сушатся и из полученной массы пекутся хлеба…Конечно, о питательности его говорить не приходится» ^{[9, c. 107]}.

Не будем отрицать кризисных явлений в советской сельскохозяйственной экономике в разные периоды. 1920-30-е гг. не были исключением. Однако во многом данные явления были следствием сознательной изоляции страны ведущими западными странами, а также вытекали из необходимости ускоренной индустриализации, осуществлявшейся в условиях нарастания военной тревоги, как в Европе, так и на Дальнем Востоке. Говоря языком современных СМИ, голод был инструментом гибридной войны, которую вели империалистические государства против молодой советской республики. Сказанное вовсе не оправдывает советских лидеров, внутренняя политика которых привела к разорению крепких крестьянских хозяйств. В данной связи показательны слова В. М. Молотова, который в 1929 г. дал следующую оценку тех предложений, которые делались лидерами ВКПб в отношение села. На фоне кризиса хлебозаготовок обсуждался вопрос о закупках зерна за границей. Вот как Молотов обсуждает одно из таких предложений: «Тов. Бухарин сделал несколько практических предложений. Первое из них – ввоз хлеба из-за границы. Для того чтобы ликвидировать продовольственные затруднения, нам и раньше уже предлагалось ввезти 50 млн. пудов хлеба. За счет чего мы могли бы пойти на этот импорт хлеба? Только за счет сокращения программы нашей промышленности. Если бы мы согласились импортировать десятки миллионов пудов хлеба, т.е. потратить на это сотни миллионов рублей, то нам пришлось бы пойти на сокращение программы капитального строительства индустрии и на сокращение импорта сырья для легкой промышленности. Это значило бы замедление темпа в развертывании промышленности» ^{[10, с. 74]}.

4.К вопросу о финансовой безопасности. Хлеб как статья экспорта… и импорта.

В годы политических реформ 1980-90-х гг. публицисты не уставали повторять, что дореволюционная Россия продавала хлеб, а Советский Союз эпохи 1970-80-х его ввозил. Однако при этом не учитывались свидетельства современников по аграрному вопросу. Приведем здесь оценку подлинного знатока русской деревни А. Н. Энгельгардта: «Американец продает избыток, а мы продаем необходимый насущный хлеб. Американец-земледелец сам ест отличный хлеб, жирную ветчину и баранину, пьет чай, заедает обед сладким яблочным пирогом или папушником с патокой. Наш же мужик-земледелец ест самый плохой ржаной хлеб с костером, сивцом, пушниной, хлебает пустые серые щи, считает роскошью гречневую кашу с конопляным маслом, об яблочных пирогах и понятия не имеет, да еще смеяться будет, что есть такие страны, где неженки-мужики яблочные пироги едят, да и батраков тем же кормят. У нашего мужика-земледельца не хватает пшеничного хлеба на соску ребенку, пожует баба ржаную корку, что сама ест, положит в тряпку – соси» ^{[11, с. 350]}. Воистину, красноречивый текст! А. Н. Энгельгардт указывает, что «в нашей губернии [Смоленской – И.П., А.Б.], и в урожайные годы, у редкого крестьянина хватало своего хлеба до нови; приходилось покупать хлеб, а кому купить не на что, те посылали детей, стариков, старух в “кусочки” побираться по миру» ^{[11, с. 20]}. Согласно данным Ю. А. Полякова, в XVIII в. в России было отмечено 34 случая массового голода, в XIX в. – свыше 40, за 1901 – 1912 гг. – 7 ^{[12, c. 3]}. Трудно не согласиться с современным исследователем: «Товарность хлебов для крестьян нередко обуславливалась не избыточным производством, а за счет ограничения собственного потребления в связи с необходимостью платить налоги» ^{[13, c. 3]}.

Но вернемся к выводам А. Н. Энгельгардта. Отечественный публицист обращает внимание на глубокое несовпадение принципов трудовой этики в российском и американском обществах. В частности, отмечается ключевая разница в мировоззрении средней прослойки в двух странах: «У американца труд в почете, а у нас в презрении: это, мол, черняди приличествует» ^{[11, с. 351]}. Развивая практически тот же тезис, тамбовский помещик и одновременно либеральный публицист В. М. Андреевский отмечал: «Я не раз задумывался над поражавшей меня – свежего человека – разобщенностью между двумя связанными с землей сословиями – дворянством и крестьянством, и с недоумением спрашивал не только себя, но и других: как можно благополучно вести одно и то же общее дело, живя в такой взаимной отчужденности?» ^{[13, с. 27]}. Вместе с тем, есть и объективные причины, определившие различия между сельскохозяйственным производством в России и США.

Вопреки сказанному, в 90-е гг. XX в. у нас в отношение дореволюционного опыта ведения сельского хозяйства бытовало множество мифов. Их распространение имело цель развенчания советской практики ведения сельского хозяйства. Положение с сельским хозяйством в императорской России подвергалось безудержной идеализации. Создавая такую идеализированную картину, один из лидеров мнений 1980-90-х гг. А. Н. Яковлев подчеркивал, что «в первые годы XX столетия…в России забрезжил свет надежды. Зашумела Россия машинами, тучными полями, словом свободным» ^{[14, с. 7]}. Далее этот автор переходит к отрицательным последствиям «большевистского эксперимента» для села, выражая общие места так наз. «перестроечной» критики аграрной политики советских десятилетий. Излагавшему мысли былинным слогом академику РАН была, видимо, была неизвестна работа отнюдь не апологета большевизма А. И. Шингарева. Выдающийся земский деятель, врач, последний был автором книги «Вымирающая деревня», в которой нашел отражение опыт санитарно-экономического исследования двух сел Воронежской губернии. Позволим себе привести небольшой отрывок из этого труда: «Суровая, примитивная борьба за существование иногда доходит здесь до невероятных, трагических размеров. Я не могу забыть одного потрясающего случая в жизни обедневшей семьи в Ново-Животинном. Это было в один из годов неурожая 1903 года. Отец семьи надорвался работой в каменоломне и сидел дома больной, расстроенный. Не было ни хлеба, ни каких-либо сбережений. Мать ушла в соседние села за сбором подаяния. Была зима, она сбилась в поле с дороги и чуть было не замерзла. Долго и тщетно ждали ее дети и больной муж. Есть было нечего, у соседей хлеба тоже почти не было…Голодные маленькие дети плакали и приставали к отцу, прося хлеба…Несчастный не выдержал и решил сжечь своих детей и сам сгореть с ними! Он пытался это сделать, натаскав в избу соломы и хворосту, и только случайно зашедшие соседи предотвратили ужасное несчастье. Когда полузамерзшую мать привезли из ближнего села, куда она кое-как добрела, – она нашла своего мужа уже душевнобольным!» Далее Шингарев заключает: «И все это разыгралось на почве хронической нищеты обезземеленной деревни» ^{[15, с. 219]}. Реальный исторический факт, как мы видим, противоречит рассуждениям советского академика.

Но и в революционном пути преобразования села не было уверенности даже у самих революционеров. Известный теоретик анархизма П. А. Кропоткин, размышляя в начале XX в. о путях преобразования современного ему общества, писал: «Мы утописты, – это известно. Мы, в самом деле, такие утописты, что простираем нашу утопию до крайности и думаем, что революция должна и может гарантировать всем жилище, одежду и пищу…» ^{[16, с. 49]}. Уже у Кропоткина есть предостережения против экспериментов в русском селе. Итак, сомнения посещали даже тех политических деятелей, которые выступали за радикальные преобразования в обществе.

Приведенные свидетельства выступают красноречивыми контраргументами, разрушающими тезис политических реформаторов прошлых десятилетий.

5. Оснащение сельского хозяйства орудиями труда

С. Г. Кара-Мурза в своем капитальном труде «Советская цивилизация» развенчивает один из наиболее устойчивых антисоветских «мифов» – миф об отсталости советского сельского хозяйства Этот миф стал одной из идеологем современного политического дискурса. Так, в 1990 г. М. А. Кушин в популярном издании рассуждал о состоянии отечественного сельского хозяйства в 1980-90-е гг.: «В аграрном секторе у нас глубокий, затяжной кризис. Продовольственное снабжение – самая болевая точка в жизни нашего общества» ^{[17, c.103]}. В контекст данных утверждений ложились прогнозы о предстоящем голоде. На механизм подобных манипулятивных технологий, слухов и дезинформаций пролил свет последний Председатель Верховного Совета РФ Р. И. Хасбулатов: «США и европейским странам надо было, причем втридорога, за счет кредитов, якобы выделяемых для “помощи” России, сбыть свои запасы зерна» ^{[18, с. 132]}. Разумеется, это мнение одного из участников событий 1990-х гг., то есть свидетеля довольно пристрастного.

Но вернемся к сравнительному анализу, произведенному С. Г. Кара-Мурзой. Очевидна разница в условиях земледелия, которые характерны для двух стран — СССР и США. Публицист и исследователь полагает, что «западные фермеры, поставь их в те же природные и ресурсные условия, в каких находились советские колхозы и совхозы (машины, инфраструктура, дороги и т.д.), производили бы намного меньше» ^{[19, с. 370]}. Здесь достижения по сравнению с дореволюционной Россией и дореволюционным селом налицо. В СССР не просто был обеспечен сбалансированный рацион питания, он постоянно улучшался: в 1990 г. страна занимала 7-е место в мире по уровню питания ^{[19, с. 371]}. И это при том, что труд советского колхозника был относительно легок, гораздо более механизирован, чем труд крестьянина третьего мира, а продолжительность рабочего дня меньше, чем у североамериканского фермера. Маршал С. Ф. Ахромеев, вспоминая свое посещение американской семейной фермы, расположенной южнее Чикаго, делал вывод: «Жизнь этих фермеров – это труд и труд» ^{[20, c. 245]}. По описанию маршала, рабочий день заокеанского крестьянина и его домочадцев продолжался с 6 утра до 8 вечера, выходных и отпусков фактически не было, болезнь и нетрудоспособность рассматривались как большая трагедия. А теперь вспомним идеализацию фермерства в печати 1980-90-гг. и постараемся вникнуть в причины этой идеализации. Даже в настоящее время подобного рода идеологемы сохранили свою живучесть.

Ведь раскрывая сущность таких идеологем, невозможно замалчивать и просчеты советского правительства в 1920-30-е гг., поскольку та система крупных коллективных хозяйств, которая сложилась к концу советского периода, во-первых, нуждалась в реформах, а во-вторых, имела в качестве предыстории десятилетия голода, лишений, войн и революций, борьбы с внутренними и внешними врагами.

Здесь имеет смысл возвратиться к началу наших рассуждений: советская власть в 1917 – 1918 гг. находилась в довольно трудном предложении. Меры, предпринимаемые ею, имели чрезвычайный характер. Задолго до большевиков прибегали к вооруженным реквизициям хлеба и царское, и Временное правительства. Политика реквизиций и продразверстки оттеняется свидетельствами современников, которые с разных сторон описывают быт эпохи «войн и революций». 1 января 1918 г. М.М. Пришвин с изумлением записал в своем дневнике: «Время революции, но никогда еще люди не заботились так о еде, не говорили столько о пустяках. Висим над бездной, а говорим о гусе и сахаре» ^{[21, с. 5]}. А вот свидетельство из другого политического лагеря. Выступая на беспартийной конференции крестьян и рабочих Петербургской губернии 21 апреля 1920 г. Г. Е. Зиновьев привел такой эпизод: «В одной деревушке наш товарищ остановился; у него случилась поломка; ребятишки собрались вокруг, и стал он их расспрашивать, «как насчет хлебца». Ему отвечает мальчик: «мало дяденька, есть нечего!» Другого мальчика спрашивают, а тот в ответ, – что «ничего, жить можно». Тогда первый мальчик и говорит: «ему хорошо, он из бедняков, им теперь хлебца дают, а у наших берут»…^{[22, с. 44]}. Такие социальные искажения давал период военного коммунизма и насаждения социалистических отношений в русской деревне.

И на излете советской эпохи положение в сельском хозяйстве, разумеется, не было безоблачным. Упомянутый нами выше С.Ф. Ахромеев, анализируя предпосылки политического переустройства в нашей стране, писал, что «уже тогда, в 1985 году, мы [т.е. партийные лидеры — И.П., А.Б.] понимали, что в кризисном положении находились деревня и сельское хозяйство в целом. Из села продолжался отток людей в город. Утвержденная на Пленуме ЦК КПСС в мае 1982 года продовольственная программа в ходе своего осуществления стала давать сбои. Крупные средства и ресурсы, вкладываемые в сельское хозяйство, по не ясным тогда для нас причинам не давали отдачи. По-прежнему большое количество зерна и продовольствия ввозилось из-за границы. Создавалась какая-то беспросветность. Общественность не получала правдивой информации о состоянии деревни. Люди не знали, что же там в действительности происходит» ^{[23, c. 12]}. В этих условиях создавали планы по переустройству села, подъему Нечерноземья.

6. Второй русский вопрос: Что делать?

Перейдем к анализу современной ситуации в российском сельском хозяйстве. На 400-м заседании Совета Федерации член Совета Федерации О. А. Казаковцев отмечал: «В Нечерноземье у нас довольно большие площади земли сельхозназначения заросли лесом и выпахать их уже невозможно, там 10 лет лес растет. Вопрос: что делать и как можно эту землю запустить в деловой оборот?» ^{[24, с. 20]} Сегодня в условиях санкционной политики, объявленного возрождения российского АПК, вопрос о продовольственной безопасности нашей страны вновь выходит на первый план, в связи с чем внимание к проблемам российской деревни и сельского хозяйства является важнейшей стратегической задачей для страны. И здесь одной из первоочередных проблем является проблема определения компонент продовольственной безопасности, попытка которого предложена в начале настоящей работы.

Главное, по мнению авторов, не допустить тех зигзагов, которые были характерны для нашего государства в прошлом, избежать впадения в крайности, губительные для дела: сначала разрушали личные подсобные хозяйства, душили налогами (при Первом секретаре КПСС Н.С. Хрущеве), затем стали данные хозяйства поддерживать. С высоких трибун в начале 1980-х стало звучать: «В ряде областей, краев и республик не используются в полной мере местные ресурсы для улучшения снабжения населением продовольствием. Речь идет, в частности, о возможностях личных подсобных хозяйств населения. Нельзя признать оправданным, когда многие семьи, проживающие на селе, вообще не имеют в личном пользовании никакого скота». ^{[25, c. 42]}. Селу и сегодня необходима твердая, но взвешенная политика по его переустройству (ср. ^{[26, c.134-137] [27]}).

7. Заключение

Подведем итог предложенному анализу. В рамках настоящей работы, будучи ограничены ее форматом, мы анализировали проблемы АПК под углом зрения продовольственной безопасности. Попытки реформирования деревни не раз приводили к серьезным кризисам: продовольственным, экономическим, социальным. А ведь еще выдающийся российско-американский социолог П.А. Сорокин считал питание важнейшим из факторов, оказывающих влияние на наши убеждения и идеологию ^{[28, с. 413]}. В современной публицистике, посвященной отечественной деревне, довольно часто приводятся строки идейно близкого эсеру Сорокину Н. А. Некрасова — певца крестьянской доли, великого поэта и гражданина:

«Ты и убогая, ты и обильная, Матушка-Русь…»

В XX веке подобные контрасты убогости и обилия выглядят не вполне уместными и расцениваются как показатель продовольственного и экономического неблагополучия страны, потому их надлежит преодолеть.

На основе проведенного авторами анализа можно сделать следующие выводы:

1. Комплексная безопасность государства складывается из финансовой, экономической, климатической, технологической и продовольственной безопасности.

2. Продовольственная безопасность выступает в качестве определяющей для благополучия страны.

3. Голод 1920-30-х гг. в СССР является следствием широкого спектра факторов и вызван прежде всего социальными причинами.

4. Дореволюционная российская деревня жила в условиях постоянной угрозы голода, что доказывает несостоятельность «идиллических» спекуляций о процветании российского крестьянства до революции 1917 г.