The answer to the Fermi paradox

Borzykh Stanislav Vladimirovich PhD in Philosophy independent researcher 634050, Russia, g. Tomsk, prospekt Lenina, 68, kv. 313 c_tac@ngs.ru Other publications by this author

Как известно, великий физик Э. Ферми однажды спросил, где инопланетяне, учитывая, что Вселенная бесконечна и имеет колоссальное число звёзд и планет, на которых чуть ли не с неизбежностью должна быть разумная жизнь, а, потому мы просто обязаны были встретиться ^[1]. На самом деле ответ на его вопрос относительно прост, но прежде чем приступить к изложению выдвигаемой здесь гипотезы, необходимо сделать несколько замечаний.

Во-первых, и это самое важное. Во всех предыдущих попытках ответить на данный парадокс исследователи были излишне антропоцентричны. Нет никаких оснований полагать, будто разумная жизнь всегда и всюду пытается найти что-то похожее на себя, пользуется теми же средствами коммуникации, что и мы, наконец, просто хочет постигать окружающий её мир. Тем не менее, почему-то эти постулаты принимались как нечто, не требующее никакого доказательства или хотя бы оправдания, но исключительно как акт веры, хотя, по большому счёту, в подобных предположениях не слишком много смысла.

Во-вторых, мы должны учитывать то, что жизнь в широком её понимании не должна основываться исключительно на углероде. Существует огромное количество других химических элементов и было бы несколько странно полагать, что наш мир единственно возможный. Так, например, известны именно углеродные, а не водородные звёзды, так почему бы тогда не быть, как это предлагалось, силиконовой жизни или любой другой ^[2]?

В-третьих, как уже указывалось в первом пункте, довольно удивительно то, что тот же проект СЕТИ ^[3] использует радиоволны, а не что-то иное. Замечание вроде того, что это самый дешёвый – в смысле энергетических затрат – способ общения, не выдерживает никакой критики хотя бы потому, что КПД человечества настолько низок, что это в принципе снимает подобные вопросы. Скажем, двигатель внутреннего сгорания настолько неэффективен, что говорить о какой-то экономии попросту бесполезно.

В-четвёртых, нет никаких оснований считать, что инопланетяне используют те же средства коммуникации, что и мы. Ни звук, ни изображения не универсальны, по крайней мере, если мы говорим о принципиальных способах общения. Можно, например, связываться телепатически, через запахи, лазером, как предполагалось некоторыми, а то и вовсе быть соединённым со всеми единой сетью, что исключает необходимость контакта, потому что он всегда уже есть, а, значит, нет нужды в изобретении каких-то специальных для этого средств. Можно, скажем, сколько угодно посылать в космос какие-нибудь ароматы – ни СЕТИ, ни другие организации их не распознают.

В-пятых, что также указывалось выше, довольно странно считать, что инопланетяне любопытны ровно также, как и мы, пусть и будучи разумными. Почему бы не предположить, что им интересны только они сами, либо же исключительно их планета – Ж.И. Кусто, в конце концов, открыл для нас новую Вселенную, да и вообще наше знание собственной планеты крайне далеко от полного. Может, им всё равно, что происходит за пределами их солнечной системы, а потому они и не испытывают потребность связаться с кем бы то ни было, и, кстати, сами мы тоже пока дальше околоземной орбиты мало где были.

В-шестых, и это дополняет предыдущий пункт, мы сами тоже не слишком любопытны в исследовании космоса. Если сопоставить, скажем, затраты на вооружение и на научные изыскания, связанные с изучением нашей Вселенной, то они окажутся несоизмеримы, с огромным преобладанием первого комплекса над вторым. Что же мы хотим больше – уничтожать друг друга или же узнать, что находится за земной атмосферой?

В-седьмых, посланная в 1977 году золотая пластинка ^[4] может вообще ничего не сказать тем, кто её обнаружит, хотя бы потому, что у них, вполне вероятно, нет слуха и зрения, но при этом они всё-таки разумны. Условия жизни на других планетах не обязательно таковы, что благодаря им развиваются указанные чувства, но, напротив, могут способствовать возникновению каких-то иных, и не удивительно таких, которых мы лишены – например, у летучих мышей есть эхолокация, а у некоторых птиц суперзрение.

В-восьмых, человеческая логика тоже не универсальна и не всеобща. Описывать мир можно по-разному, и наш способ – это всего лишь один из многих принципиально вообразимых. И даже если мы и правы, всё равно, тот механизм, который мы для этого используем, является специфическим для нашего вида, а, значит, и не понятным для всех остальных. Зачем говорить об инопланетянах, когда другие виды на нашей собственной планете думают не так, как мы.

В-девятых, использование экстраполяции иногда полезно, но в отношении рассматриваемой проблемы малопригодно, хотя и имеет некоторый смысл. Достаточно вспомнить о прогнозах на будущее середины прошлого века или любого другого, как станет ясно, что мы принципиально не способны сказать, куда нас выведет кривая нашего развития. Грядущие межпланетные перелёты – само слово о многом говорит – заселение других галактик и тому подобное впечатляет, но большинство из нас ныне смотрят по преимуществу в свои смартфоны, а не на звёздное небо.

Наконец, в-десятых. Почему-то так получилось, что ответить на парадокс Ферми пытались почти исключительно физики. Как представляется, куда более резонно было бы поручить эту задачу биологам, потому что именно они являются специалистами по эволюции живого, а, значит, более компетентны в подобных вопросах. Последующий текст и призван сделать именно это, хотя автор и не принадлежит к данному кругу учёных. Как бы то ни было, но надо понимать, что смена перспективы не только полезна, но и позволяет по-новому взглянуть на старые проблемы.

И ещё одно, в качестве предупреждения. В силу того, что автор этих строк человек, то слова и термины, которые будут здесь использоваться, с необходимостью обнаружат в себе принадлежность к определённому виду, а, следовательно, и все предубеждённости, предвзятости и пристрастия, которые всем нам характерны. Это нужно принимать, но также осознавать то, что крайне желательно рассматривать их в качестве максимально – насколько это возможно, разумеется – нейтральных и лишённых каких бы то ни было людских коннотаций категорий.

Начать следует с того, что нужно для реализации всякой формы разумной жизни. Чтобы не перегружать читателя излишне долгими доказательствами и рассуждениями просто назовём их. Это орган или их совокупность, которые, условно выражаясь, порождают сам интеллект, далее это некое подобие пищеварительного тракта, более точно – система извлечения энергии из окружающей среды, затем это какие-то манипулирующие структуры – не обязательно руки, вообще конечности, даже наросты излишни, это может быть и ультразвук – и, конечно, что-то, что бы позволяло получать информацию извне. Это весь набор, добавить стоит только то, что всё это вполне реально вместить в один аппарат. Размножение возможно и делением, перемещаться в пространстве не обязательно, а вспомогательные функции довольно легко редуцировать вовсе.

Наличие этих органов с неизбежностью означает, что перед нами существо многоклеточное. Несмотря на то, что у простейших может быть некое подобие разума, определённый уровень сложности последнего требует комплексного строения животного. Кроме того, это говорит о том, что всегда есть компромисс между данными органами, а потому быть исключительно разумным – т.е. выполнять только данную функцию – ни у кого в принципе не получится. Это объясняет и наше использование интеллекта, которое не всегда в полном смысле этого слова рационально и логично.

Такие организмы не обязаны быть очень умными – чтобы облегчить нашу задачу достаточно вообразить себе, например, какую-нибудь сферу вроде медузы, которую носит течениями в соответствующем океане. Если они будут хотя бы слегка сообразительнее всех прочих этого окажется достаточным для того, чтобы преобладать над всем остальным миром. Увы, но на данном этапе говорить именно об интеллекте преждевременно, но зато, по крайней мере, становится понятно, что столь ещё относительно примитивные животные, вполне вероятно, населяют многие планеты, однако никуда за их границы не стремятся и вряд ли даже задумываются о чём-то подобном. Впрочем, именно из-за этого они нам и не интересны.

Теперь нам необходимо задаться вопросом о том, какой конкретно уровень разумности нужен для того, чтобы с её помощью начать мыслить. Как во многих других подобных ситуациях ответить на него крайне сложно. Проблема состоит в том, что в природе нет чётко очерченных границ, но только континуум возможностей, а потому нет никакой грани, отделяющих, в том числе, интеллект от того, что им однозначно не является. Чтобы приблизиться к пониманию искомого вполне оправданно посмотреть на нашу собственную историю как вида.

Учёные сегодня сходятся в том, что анатомически современные люди появились в Африке около двухсот тысяч лет назад. Подавляющую часть времени своего пребывания на Земле мы вели образ жизни охотников-собирателей – или практиковали вдобавок к этому спорадическое земледелие – и задумывались о звёздах в лучшем случае изредка. Всё это изменилось с приходом цивилизации. Мы пока оставим последнюю в стороне и сосредоточимся на том, что ей предшествовало.

Можно ли сказать о том, что в те времена мы хотели найти другую разумную жизнь или вообще думали о себе в таком ключе? Сомнительно. Так, например, конкистадоры воспринимались нередко как боги, да и многочисленные суеверия и религии, которые до сих пор с нами, описывали наш мир в категориях уникальности и исключительности, по сути, объявляя Землю единственной реальностью. И большинство в принципе живёт так, будто остального космоса нет, вообще нет ничего за границами его быта.

Это можно назвать принципом энтомолога, точнее арахнолога. Сколько таких специалистов в мире? По сравнению с теми, кто паукообразными не интересуется, очень мало. Если теперь мы представим себе, что есть такие инопланетяне, которые изучают конкретно гоминид, т.е. в том числе и нас, то и их число окажется пренебрежительно малым, а контакты между нами будут носить крайне зауженный и односторонний характер.

Важно понимать, что подавляющую часть истории мы дальше своего непосредственного окружения не глядели, а столь высоко превозносимый уровень нашего интеллекта, судя по всему, явно недостаточен для того, чтобы гарантировать поиск, который мы ныне ведём. Всё это означает, что либо сегодня мы ведём себя странно, либо же произошло что-то такое, что высвободило наш потенциал.

Справедливо и то, и другое. С точки зрения биологии нам действительно нет никакой нужды в тех же телескопах – вручите что-то подобное охотнику-собирателю и посмотрите на его или её реакцию. С позиции же истории мы действительно имеем такое событие, которое стало катализатором чуть ли не всех наблюдаемых ныне изменений в нашем поведении, мышлении, чувствах. Это, как уже указывалось, возникновение цивилизации. Поэтому для нас крайне важен вопрос о том, насколько естественным и логичным было её появление.

Разумеется, никто ничего не планировал и не предвидел. Можно, конечно, говорить о том, что некоторые условия благоприятствовали ей больше, чем другие, и в какой-то степени так оно и есть, стоит посмотреть на карту, как станет ясно, что возникающие самостоятельно цивилизации концентрируются в определённых, но далеко не во всех локациях. Но верно также и то, что спонтанные или случайные вещи происходят постоянно, и в них нет ничего удивительного, а потому отдельные флуктуации могли послужить триггером трансформаций человеческого мира в таком кардинальном виде, какой мы актуально и имеем. Впрочем, нужно понимать следующее.

Цивилизация не является чем-то естественным, записанным в наших генах, а потому предопределённым. Тот факт, что она появлялась в разных местах нашей планеты и в некоторых из них сумела развиться до такой степени, что теперь мы с определённой надеждой смотрим в космос, не должен вводить нас в заблуждение. Несмотря на то, что это впечатляющее достижение, особенно для, как назвал нас Д. Моррис, голой обезьяны ^[5] – технически, впрочем, это не совсем корректно – в действительности искусственность нашего положения нельзя упускать из виду.

Вместе с тем это также свидетельствует о том, что на каком-то фундаментальном уровне, даже обладая интеллектуальным потенциалом – но, заметим, не данностью, а только тем, что может состояться при определённых условиях – нашего масштаба, сам по себе разум относительно бессилен и не в состоянии решать задачи глобальных, не говоря уже о вселенских, размаха и охвата. Ничего бы не случилось, если бы однажды люди не переселились в города и таким образом отгородились от всей остальной природы, создав себе искусственное окружение. Нынешние охотники-собиратели, даже принимая во внимание их долгие биологическую и культурную эволюции, не строят ни телескопов, ни ракет, но просто – разумеется, никто не отказывает им в изобретательности и смекалке – выживают, используя те предметы, к которым обращались и самые первые представители нашего вида. И этого вполне достаточно для того, чтобы передавать свои гены дальше.

По сути, можно говорить о том, что это изъятие из мира природы и позволило нам на определённом этапе вырваться из реальности необходимости и нужды в действительность разума. Но значит ли это, что последний в принципе развёртывается только тогда, когда оказывается в подходящей для данной процедуры обстановке? Чтобы ответить на этот вопрос нам необходимо присмотреться к компромиссу, который представляет собой наш и любой иной организм.

Если речь идёт о животном, мы должны понимать, что любая часть или структура его тела потребляет определённое количество поступаемой в него энергии. Если мы хотим увеличить что-то одно, но нам с необходимостью придётся пожертвовать чем-то другим, и даже больше – вообще перестроить свою плоть под новую конфигурацию.

Пока у наших предшественников рос объём головного мозга они теряли в остальном. Так, например, человек намного слабее шимпанзе вопреки тому, что выше и тяжелее. Сегодня наше серое вещество потребляет – по разным оценкам – от четверти до пятой части всей доступной нам энергии. Столько же приходится на пищеварительную систему. В каком-то смысле мы не только умные существа, но ещё и ходячие желудки.

Как говорилось выше, для разумной жизни необходимы данные структуры, но они действуют в жёстком тандеме. Ведь если мозг станет больше, то увеличиться должен и желудочно-кишечный – или какой-либо иной, выполняющий те же функции, орган – тракт. У всего есть своя цена, и её нужно платить, причём ни рассрочки, ни кредит, ни какие бы то ни было ещё уловки не приемлемы. Т.е. либо всё растёт одновременно, либо ничего не происходит вообще.

Человеческая анатомия – как, впрочем, вообще всякая – представляет собой такой компромисс. Мы являемся обладателями большого головного мозга, но он был получен благодаря жертвам, среди которых и открытый живот, и узкий родовой канал, и долгий период зависимости в детстве, и много чего ещё. Продолжать в том же направлении проблематично. Поэтому есть веские основания полагать, что мы уже достигли максимума, особенно учитывая наличие цивилизации.

Кроме того, нужно понимать, что любое изменение в физиологии вызывается, как правило, внешними, а не внутренними причинами. Т.е. должны измениться природные условия, в которых пребывает вид, для того, чтобы он начал предпринимать какие-то действия. Возможно, цивилизация как-то и стимулирует наше развитие, но на фундаментальном уровне мы всё ещё те же самые люди, которые однажды возникли в Африке, а потому у нас нет никаких стимулов к тому, чтобы хоть что-то менять в своей анатомии.

Усугубляет ситуацию сразу четыре фактора. Первый. Техногенные трансформации гораздо быстрее естественных, можно даже сказать, что они мгновенны. Эволюция, напротив, крайне медлительна, а при спешке обычно просто уничтожает вид и расчищает поле для новых игроков. Та же ядерная катастрофа покончит с человеком быстро, но, вполне вероятно, пощадит тараканов и бактерии.

Второй. Несмотря на то, что успехи в медицине были достигнуты сравнительно недавно, с самого своего начала цивилизация довольно грубо вмешивалась в натуральный процесс отбора и отсеивания. Как бы мы ни относились к страданиям людей, скажем, с генетическими отклонениями, тот факт, что сегодня мы их спасаем, говорит не только о нашей нравственности, но и о нашей недальновидности. Передавая не совсем здоровый материал своим потомкам, мы в итоге уменьшаем их шансы на выживание, а это целиком и полностью противоречит тому, что делает природа.

Третий. Мы не только спасаем кого-то, тем самым перекраивая генетический ландшафт собственного вида, но также и влияем на него выборочностью искусственной. Например, во все времена у правителей было множество детей – так, у Чингисхана их были тысячи – но это ничего не говорит именно об их сугубо природной приспособленности. С культурной точки зрения это могут быть оправданные вложения – на самом деле нет, потому что потомки не обязательно наследуют качества своих предков, и передача собственности тоже не всегда осуществима, стоит вспомнить хотя бы государственные перевороты и революции – но с позиции природы это нонсенс.

И последний. Нет никаких оснований считать, что эволюция заинтересована в том, чтобы сделать нас ещё более умными. Наоборот, есть веские причины полагать, что сегодня мы создали для себя такие условия, которые предъявляют не слишком высокие требования к интеллекту индивида. Стоя так много, разум теперь как никогда мало работает. Мы не станем здесь развивать этот аргумент далее, но достаточно будет сказать, что цивилизация упрощает многие задачи, стоящие перед каждым из нас, делает их шаблонными, создаёт рутину ^[6].

Кроме того, нелишне будет напомнить о том, что выживание не предъявляет слишком высокие требования к интеллекту того, кто эту проблему решает. Даже наш собственный мир полон существ, у которых нет мозга как такового, и наиболее приспособленными являются микроорганизмы, а не многоклеточные. Но вернёмся к цивилизации.

Все мы прекрасно знаем, к каким результатам приводит её функционирование. Изъяв себя из природы, человек, по сути, отменил лимиты для своей численности, а учитывая аккумулирующий эффект развития, сделал её рост экспоненциальным. Сегодня нас уже более семи миллиардов, и даже если скорость увеличения замедляется, имеющегося уже больше, чем может вынести наша планета – по крайней мере, учитывая паттерны нашего потребления.

Проблема состоит в следующем. Любой вид – разумный или нет – начинает как обитатель определённой местности, его нужды и потребности локализованы и ему нет никакого дела до общего уравнения всей жизни на данном небесном теле. Это значит, что ему неинтересно, нарушает ли он глобальный баланс или нет, но исключительно то, что составляет сейчас круг его забот.

Как уже отмечалось выше, подавляющее большинство людей смотрят, скорее, вниз, на экраны своих смартфонов, но не верх, на звёзды. Ему решительно всё равно, что творится даже за кругом его ближайшего окружения. Однако мы знаем о загрязнении всех сфер, исчезновении биоразнообразия, вымирании, природных катастрофах и о многом ещё. Тем не менее, это не мешает каждому из нас вести тот образ жизни, который нам представляется наиболее осмысленным, или же просто тот, который тут осуществим.

Сегодня уже не может быть никаких сомнений в том, что человек, точнее, его деятельность, является глобальным фактором изменения облика нашей планеты. Развитие цивилизации привело нас к тому, что мы стали планетарными игроками, но с местечковым сознанием. И примеры включают не только реалии прошлого, но и современности. Так, скажем, беженцы, оказывающиеся в Европе, продолжают вести себя также, как и дома, несмотря на то, что в ней действуют иные стандарты и требуется совсем другое, а не трайбализм и общинность.

Но мы все в какой-то степени такие беженцы. Мы включаем кран, но не думаем о том, что слитая вода, по сути, больше никогда не вернётся к нам, но загрязнённая чистящими средствами будет отравлять мировой океан. Мы пробегаем пальцами по своим смартфонам, но забываем о свалках, куда попали наши бывшие гаджеты и где жизнь подвергается грандиозной опасности. Мы садимся в машину и отравляем воздух.

По сути, это говорит о том, что мы стремительно движемся к краю пропасти, но при этом нас, всё равно, интересуют селебрити, слухи и домыслы, новые девайсы, чьи-то откровения в Интернете и т.д. Получив ядерную дубинку, мы размахиваем ею также, как и обычной, просто потому, что и не создавались как нечто глобальное.

Конечно, на это можно возразить, что наше самосознание растёт, но если подобный процесс и наблюдается, то он настолько мал и незначителен, что им легко пренебречь. Да, учёных и некоторых нынешних предпринимателей интересуют далёкие миры, но остальным те глубоко безразличны. И все призывы к тому, чтобы быть благоразумными и ответственными, даже если и воспринимаются как таковые, падают на глухие уши и ничего не меняют ни в наших привычках, ни в наших поведении, мышлении и чувствах.

Отсюда довольно резонно предположить, что разумная жизнь – если, конечно, она изобретает цивилизацию – однажды просто уничтожает либо саму себя, либо свой мир, либо делает последний непригодным для своего пребывания. Понятно, что не исключены комбинации этих вариантов. Она просто не успевает ни с кем связаться или встретиться и погибает, оставляя место для новых экспериментов или же вырождается во что-то более низкого интеллектуального качества. Но как тогда быть с тем, что это вообще может быть озвучено, а, значит, и исправлено?

На это имеется три возражения. Первое и, пожалуй, самое важное. Проблема состоит в том, что мы не представляем себе, а если и делаем это, то в крайне редуцированном виде, всей сложности и комплексности нашего мира и очень сомнительно, что однажды мы узнаем его во всех деталях. Мы – часть целого, а потому априори не способны познать его в его совокупности. Усугубляет же ситуацию то, что мы постоянно вмешиваемся в естественные процессы, тем самым только ухудшая наше положение. Яркий тому пример – безответственное использование антибиотиков, которое уже породило штаммы, не восприимчивые к имеющимся препаратам.

Второе. Это понимание должно быть глобальным, а не местным, локализованном в умах отдельных представителей науки и общественности. Пока все мы бездумно включаем воду, вставляем ключ в замок зажигания, смотрим что-то в своём телефоне, всё продолжит только ухудшаться. Проблема состоит в том, что изменить установки и сознания, и разума можно лишь в массовом порядке, но, с одной стороны, усилий к этому не наблюдается, а с другой, даже если нам это удастся, остаётся первый пункт.

Третье. Нельзя нарушить базовый закон природы, который гласит, что при чрезмерном размножении одного вида последний истощает – и чем его представителей больше, тем быстрее – свою среду обитания, подрывая способности системы самовосстанавливаться. Даже если мы и начнём все вместе бережно относиться к собственной планете, нас слишком много для того, чтобы она могла существовать нормально, точка невозврата уже пройдена.

И ещё одно, но касающееся логики развития всего живого, а не только человека. Люди, точнее, их предки, наращивали свой интеллект на протяжении многих миллионов, даже не сотен тысяч лет. Чтобы решить наши текущие задачи – а мы обязательно породим новые, более серьёзные, потому что наша численность всё ещё растёт, ресурсов становится всё меньше, а наша деятельность только интенсифицируется – нам нужен куда более развитый интеллект по сравнению с имеющимся. Но сегодня у нас нет на это времени. И оно не предоставляется никому, кто достигает нашего уровня развития, а, значит, и серьёзности наших проблем. Т.е., стоит это повторить, цивилизация просто не успевает вырваться за пределы родной планеты из-за того, что последняя погибает стремительнее, чем находятся решения.

Не поможет, как на это могут возразить, и наука. Во-первых, в неё уже вовлечены все, кто хоть сколько-нибудь хотел понять, как устроен наш мир, а также огромное количество вспомогательного персонала, но даже их коллективные усилия пока ни к чему не привели. Во-вторых, она сама не свободна от предвзятости, субъективности, эвристик ^[7] и т.п., а потому с неизбежностью генерирует не совсем те ответы, что нам необходимы. В-третьих, её взгляд – это сугубо человеческое, слишком, как сказал бы Ф. Ницше. У нас просто нет какой-то альтернативной позиции, и вследствие этого мы обязательно и впредь будем страдать от узости собственных воззрений. Хуже того, игры в Бога ни к чему хорошему не приведут, как из-за предыдущих пунктов, так и благодаря тому, что их последствия окажутся ещё более катастрофичными, чем нынешние результаты нашего экспериментирования и с самими собой, и с природой.

Кто-то назовёт подобные настроения алармистскими и в какой-то мере окажется прав. Проблема, однако, состоит в том, что ссылки на историю на этот раз не годятся. Если в прошлом ощущение конца было результатом локального коллапса, то сегодня мир един благодаря процессам глобализации, а это снимает с описываемого здесь подхода налёт узости.

Но есть, впрочем, ещё одно. Избежать или как-то исправить это слишком человеческое вряд ли представляется возможным. Проблема, как уже указывалось, в том, что наше тело – это компромисс, и есть веские резоны в том, чтобы полагать, что вообще всякая жизнь представляется собой нечто подобное. Т.е., грубо говоря, желудок тоже что-то хочет, а потому чистый интеллект нереализуем.

Поэтому на вопрос о том, где инопланетяне, надо отвечать следующим образом. Их много, и они там, но, во-первых, их может не интересовать существование другой разумной жизни, их способы коммуникации в корне отличны от наших, либо же их бытие основывается на иных принципах, чем наше. И, во-вторых. Они либо уже погибли, либо, как мы, движутся к закату, либо только начинают свой путь к катастрофе, либо находятся где-то между и пока ещё надеются с кем-то встретиться, но судьба их уже предопределена.

Вполне вероятно, что кто-то, как и мы, запустил свои пластинки, и, может быть, мы даже встречали их, но просто не поняли, что это чьи-то послания. Но куда более надёжно предположить, что такие сообщения отправлялись, руководствуясь принципом пальца в небо, а потому их вряд ли отыщут, как ту самую иголку в стоге сена, только последний безграничен и безмолвен.