Political Populism in the History of Sweden in the Second Half of the 20th – Beginning of the 21st Centuries

Derkach Mikhail Aleksandrovich Post-graduate student, the department of World Culture and Democracy, Russian State University for the Humanities 105122, Russia, Moscow, Nikitinskaya Street 27-3, unit #51 suomimd@mail.ru Other publications by this author

В современной исторической науке остро стоит вопрос о глубинных причинах роста популярности популизма в Европе в начале XXI века. Действительно, политики-популисты, равно как и поддерживающие их партии, многие годы считавшиеся маргинальными, сейчас не просто стали неотъемлемой частью политического ландшафта, но и, как демонстрирует победа на референдуме в Великобритании в июне 2016 года сторонников выхода страны из ЕС, могут претворять свои лозунги в жизнь. Еще более наглядным примером можно считать победу на недавних президентских выборах в США Дональда Трампа, предвыборная кампания которого изобиловала откровенно популистской риторикой. Успех британского референдума и победа Трампа породили разговоры о том, что следующий 2017 год, в течение которого избирательные кампании национального уровня пройдут, в том числе, в Нидерландах, Болгарии, Франции, Германии, Венгрии и других странах – членах ЕС, станет ключевым для будущего Европейского союза. Ведь каждый новый успех популистов будет фактически означать очередной удар по целостности Евросоюза, и без того переживающего то экономический, то миграционный кризис.

Говоря о популистских партиях, следует подчеркнуть, что в настоящем исследовании под ними понимаются политические силы, в отношении которых в настоящее время в экспертной среде отсутствует единое мнение о том, каким словосочетанием их можно наиболее точно описать. Основная сложность, связанная с поиском наиболее точного определения, заключается в том, что в отличие от абсолютного большинства политических сил в развитых демократических системах эти партии не принадлежат к традиционным партийным семьям. С точки зрения идеологии они сочетают в себе дискурс, свойственный как правым, так и левым партиям. Как следствие, их повестка дня может иметь различное наполнение, однако, как правило, она сводится к актуализации вопросов, “замалчиваемых” политическим истеблишментом: защита национальной идентичности коренного населения, защита традиционных семейных ценностей, максимальное ограничение иммиграции, принятие решительных мер, направленных на борьбу с преступностью, крайне негативное отношение к Евросоюзу и резкая критика его институтов. Выступая в своем большинстве за более широкое применение инструментов прямой демократии, такие партии прямо выступают против одного из основополагающих принципов современной либеральной демократии – учета мнения меньшинства.

Всовременнойнаукесуществуетмножествовариантов “зонтичныхнаименований” дляэтихпартий, вихчисле: radical right parties”, extreme right parties, right-wing extremist parties, extreme right-wing parties, populist radical right parties, right-wing populist parties, radical right-wing populist parties, anti-immigrant parties. Вместе с тем ни один из вышеперечисленных вариантов не является подходящим. Так, использование таких определений, как “крайне правый”, “праворадикальный” и т.п., предполагает, что с точки зрения идеологии соответствующие партии должны apriori размещаться на крайнем правом фланге некой условной шкалы. Вместе с тем по экономическим вопросам эти силы зачастую придерживаются центристских или даже левоцентристских позиций, в связи с чем говорить о них как о “правых” некорректно. Эти партии справедливо называть радикально правыми, только когда речь идет об их позиции по неэкономическим вопросам, таким как ограничение иммиграции, негативное отношение к абортам и правам сексуальных меньшинств, защита традиционной семьи и национальной идентичности, критика Евросоюза, борьба с преступностью путем ужесточения наказаний. Использование более нейтрального “зонтичного наименования” “антииммигрантские партии” также представляется не вполне обоснованным, поскольку повестка дня таких партий на практике не ограничивается вопросами борьбы с иммиграцией, но включает множество других тем.

Для определения этих политических партий автору предпочтительным представляется термин популистские партии, поскольку он во многом позволяет избежать проблем, связанных с указанными выше иными определениями, а также в целом наиболее емко отражает исследуемый феномен. Данный термин, с одной стороны, указывает на отсутствие у таких сил четкого позиционирования на “право-левой” шкале, а с другой – не акцентирует внимание на каком-то отдельном аспекте их идеологии. Причем данном контексте определение “популистский” не несет в себе оценочной характеристики и не является показателем приверженности всех объединяемых под ним политических партий общей идеологии.

Проблема роста популизма актуальна даже для современной Швеции – страны, которая на протяжении всего XX века рассматривалась как государство, обладающего своего рода иммунитетом к популизму. В настоящее время популистская партия «Шведские демократы» является одной из ведущих партий страны и, согласно ряду социологических исследований, может рассчитывать на первое место по итогам следующих парламентских выборов ^{[11, 13]}. Для глубинного понимания причин роста электоральной поддержки «Шведские демократы» представляется целесообразным обратиться к вопросу об их генезисе, а также исследовать эволюцию идеологию партии.

Истоки современного шведского популизма восходят к существовавшим в началеXX века различным нацистским организациям, таким как, например, Шведская национал-социалистическая партия (швед. Svenska nationalsocialistiska partiet), Национальная лига Швеции (швед. Sveriges nationella ungdomsförbund), Национал-социалистический блок (швед. Nationalsocialistiska Blocket). Однако национал-социалистическая идеология не находила поддержки у шведов и придерживавшиеся ее политические силы представляли собой маргинальные организации сектантского типа ^[8]. Как отмечает Е. В. Корунова, «история шведских национал-социалистов показывает, что фашизм и нацизм так и не стал в Швеции массовым явлением. Стремление шведских нацистов всегда и во всем солидаризироваться с их германскими “старшими братьями” негативно воспринимались в Швеции: их рассматривали в качестве “импортного товара”, не имевшего национальных корней. Кроме того, у шведских нацистов не было ярких харизматических вождей, подобных Гитлеру или Муссолини» ^{[3, с. 70]}.

После окончания Второй мировой войны национал-социалистические организации сохранились в Швеции лишь в виде ряда небольших организаций, находившихся на обочине политических процессов. К числу таких организаций относились, частности, Новое шведское движение (швед. Nysvenska Rörelsen) и Северная имперская партия (швед. Nordiska rikspartiet).

В 1970-х гг. на фоне роста популярности популистских «партий прогресса» в Дании и Норвегии в Швеции также была предпринята попытка создать соответствующую политическую силу. Однако в отличие от идеологически близких ей партий в соседних странахПартия прогресса (швед. Framstegspartiet), в 1982 г. переименованная в Шведскую партию прогресса (швед. Svenska Framstegspartiet) поддержкой среди избирателей не пользовалась. Партия проявляла активность лишь в нескольких районах на юге страны и смогла добиться лишь незначительных успехов на муниципальном уровне ^[14].

Среди других популистских политических сил, действовавших в стране в 1970-80-е гг., выделяются Партия Скании (швед. Skånepartiet) и Партия Сьёбо (швед.Sjöbopartiet). Как и Шведская партия прогресса, все они были активны главным образом только на местном уровне, причем, что показательно, преимущественно в лёне Сконе. Таким образом, в данный период все шведские популистские партии, по большому счету, соперничали друг с другом на одном и том же электоральном поле.

Наибольшее заметных успехов смогла добиться только Партия Сьёбо, появление которой связано с деятельностью политика Свена-Олле Олссона, в 1988 г. инициировавшего в муниципалитете Сьёбо местный референдум о запрете поселения беженцев из зарубежных стран. На фоне успеха данного референдума Партия Сьёбо в 1991 г.приняла участие в выборах в Риксдаг, по итогам которых получила поддержку 0,5% избирателей ^[14].

В 1986 г. Шведская партия прогресса, идеология которой до того времени сочетала в себе откровенно ксенофобские, антииммигрантские и антифеминистские элементы, предприняла попытку модернизировать имидж. В частности, из партии были исключены наиболее радикально настроенные члены, которые в том же году, объединившись с небольшим расистским движением «Сохраним Швецию шведской» (швед. Bevara Sverige Svenskt),создали Шведскую партию (швед. Sverigepartiet). В июне 1990 г. Шведская партия прогресса пережила новый раскол, когда из ее рядов за экстремистские лозунги был исключен лидер партии Тони Викландер, который, в свою очередь, практически тут же создал новую политическую силу под старым названием – Партию прогресса.

Шведская партия же в 1988 г. изменила название на «Шведские демократы».Примечательно, что лидером новой партии был избран бывший активист Северной имперской партии Андерс Кларстрём, а первым аудитором стал ветеран Ваффен-СС Густав Экстрём ^[21]. Более того, на первом этапе существования партии многие из ее рядовых членов были тесно связаны с неонацистами и скинхедами либо имели криминальное прошлое ^{[1, с. 176]}. В данном контексте весьма показательны первая программа партии ^[17], носившая едва ли не расистский характер и содержавшая призывы к депортации из страны всех иммигрантов, а также первые публичные выступления А. Кларстрёма в качестве лидера «Шведских демократов» ^[4]. Подчеркивая несоответствие названия партии ее идеологии, П. Норрис едко отметила, что использование слова «демократический» является в данном случае не более чем «оруэлловской демагогией» ^{[12, с. 44]}.

Изобилие идеологически близких партий на узком электоральном поле не могло не отразиться негативно на их популярности. Все перечисленные политические силы не то, что не обладали сколько-нибудь заметным политическим влияниям, но и вообще были по большому счету известны лишь ограниченному кругу лиц, представляя собой своего рода «диванные партии». Таким образом, вплоть до начала 1990-х гг. ни одной популистской партии в Швеции не удавалось ни заявить о себе как о сколько-нибудь значимой политической силе, ни провести своих депутатов в Риксдаг. Такое положение привело ряд исследователейк выводу о «чуждости» шведам антииммигрантских, расистских и ксенофобских настроений ^[5].

С учетом вышеизложенных обстоятельств выборы в Риксдаг 1991 г. во многом можно рассматривать как переломный момент в политической истории Швеции. По их итогам в парламент, получив поддержку 368 тысяч, или 6,7% избирателей, попала партия «Новая демократия» (швед. Ny Demokrati), созданная лишь за несколько недель до даты голосования. Хотя «Новая демократия» и использовала в своей программе отдельные элементы популистского дискурса, и в частности выступала за ограничение иммиграции, вопрос о ее идеологическом позиционировании носит дискуссионный характер. Так, в отличие от ведущих популистских партий в других западноевропейских странах своего времени «Новая демократия», поддерживала евроинтеграционные процессы и вступление Швеции в Европейский союз. Партийному лозунгу «политика должна быть веселой» в полной мере соответстввал логотип (см. Рисунок 1).

Рисунок 1 – Логотип партии «Новая демократия»

Вместе с тем «Новая демократия» не смогла закрепить достигнутый на выборах успех. Не будучи организованной как традиционная политическая партия, «Новая демократия» столкнулась с непреодолимыми трудностями в плане внутренней организации и дисциплины. Так, на выборах 1994 г. она смогла заручиться поддержкой лишь 1,2% голосов избирателей. В дальнейшем, пережив целую серию расколов, «Новая демократия» сошла с политической сцены, официально прекратив свое существование в 2000 г. Обращает на себя внимание тот факт, что даже после 2000 г. количество сторонников официально не существующей партии оказалось весьма значительным настолько, что на следующих выборах в Риксдаг более двух тысяч избирателей проголосовали за «Новую демократию», самостоятельно вписав ее название в избирательный бюллетень (см. Таблица 1).

В то же время обращает на себя внимание то обстоятельство, что причина электорального провала «Новой демократии» была связана не с падением популярности в стране популистской риторики, а, прежде всего, с серьезными внутренними проблемами самой партии, которая не смогла создать сильной организационной структуры ^{[9, с. 268-269]}. Как отмечает Е.Г. Болотникова, «важной проблемой стал отбор кандидатов: в Швеции не было народных движений или прежде существовавших популистских партий, откуда «Новая демократия» могла бы привлекать ресурсы. Единственными националистическими организациями были неонацисты. Однако «Новая демократия» никогда не стремилась привлечь эту категорию активистов... Привлекая случайных людей, партия столкнулась с нехваткой партийной дисциплины... Еще одна важнейшая ошибка лидеров партии ‒ последовательная поддержка европейской интеграции. Партия упустила возможность связать вместе ксенофобские настроения и неприятие ЕС и потеряла избирателей-евроскептиков» ^[2].

Таблица 1 – Результаты партии «Новая демократия» на выборах в Риксдаг в 1991‒2002 гг.

Таким образом, хотя на протяжении практически всего XX века в Швеции не существовало сколько-нибудь сильной популистской партии, успех «Новой демократии» в 1991 г. продемонстрировал, что вопреки предположениям ряда экспертов шведам свойственны антииммигрантские настроения. При этом они, однако, не готовы голосовать за маргинальные партии, ассоциируемые с расизмом и неонацизмом, но поддержат популистскую политическую силу, которой удастся продемонстрировать свою респектабельность ^[15].

К середине 1990-х гг. «Новая демократия», Партия Скании и Партия Сьёбо сошли с политической сцены, так что в Швеции на национальном уровне осталась фактически лишь одна популистская партия – «Шведские демократы». Ранее в нее же влилась Партия прогресса под руководством Т. Викландера. Однако данная партия находилась на обочине политической жизни и не располагала никаким сколько-нибудь заметным влиянием на политические процессы. Показательными в данном контексте представляются крайне низкие результаты партии на выборах в Риксдаг в 1988–1998 гг. (см. Таблица 2).

Примечательно, что, как и в случае с другими популистскими партиями Швеции, наилучших результатов «Шведским демократам» удавалось добиваться на юге и западе Швеции, то есть преимущественно в районах, исторически, тяготевших к поддержке нацистов в период, предшествовавший Второй мировой войне, а также неонацистских и популистских сил в послевоенный период ^{[9, с. 268-271]}. Тем не менее в 1994 г. никаких видимых предпосылок к тому, что через несколько лет «Шведским демократам» удастся из маргинальной партии, которая тесно связана с молодежными радикальными группировками, превратиться в одну из ведущих политических сил страны, не наблюдалось. Более того, новая программа партия, утвержденная в 1994 г., никоим образом не свидетельствовала в пользу того, что уже вскоре идеологические основы партии претерпят существенные изменения ^[18].

Таблица 2 – Результаты партии «Шведские демократы» на выборах в Риксдаг в 1988‒2014 гг.

Важнейшим событием в истории «Шведских демократов» стало избрание в 1995 г. новым лидером партии Микаэля Янссона. Новый лидер сыграл решающую роль в запуске процесса коренной модернизации партии – процесса, направленного на улучшение имиджа партии посредством «обеления» ее репутации в целях придания партии респектабельного вида и завоевания массового избирателя. Среди первых, но важных шагов на данном направлении следует отметить следующие: запрет членам партии на ношение униформы (1996 г.), отход партии от связей с молодежными радикальными организациями, в том числе с движением скинхедов, активизация связей «Шведских демократов» с популистскими политическими силами в других европейских странах, присоединение к Евронету в 1997 г. Весьма показательны публичные выступления М. Янссона, антииммигрантская риторика которого не имела ничего общего с практически расистскими и антисемитскими высказываниями А. Кларстрёма ^[6]. Вместе тем, хотя риторика нового лидера «Шведских демократов» и представляла собой определенный шаг вперед в плане позиционирования партии как респектабельной политической силы, заметного сдвига в идеологии партии, по сути, не произошло. Во многом это объясняется тем, что внутри партии все еще чрезвычайно сильны были позиции тех функционеров, которые, как А. Кларстрём отдавали предпочтение приверженности традиционной для партии идеологии чем борьбе за расширение электоральной базы. Так, несмотря на некоторое обновление имиджа, программа «Шведских демократов» никаких существенных изменений не претерпела.

На выборах в Риксдаг в 1998 г. «Шведские демократы», которые впервые в своей истории попыталась провести активную кампанию на всей территории страны, а не ограниченно в тех районах, где у них были потенциально большие шансы на успех, рассчитывали, что проведенные меры по модернизации дадут позитивный результат. Эти надежды однако, если и оправлялись, то а крайне незначительной степени. Партия потерпела поражение, лишь на несколько сотых долей процента улучшив результат, полученный в 1994 г. В то же время ей удалось провести в ряде коммун страны своих выдвиженцев в местные представительные органы власти. Одним из партийных активистов, которым в 1998 г. удалось за счет тщательно выстроенной избирательной кампании добиться на выборах успеха, стал 19-летний Йимми Окессон, избранный в представительный орган коммуны Сёльвесборг (лён Блекинге).

Несмотря на в целом крайне неудачный результат избирательной кампании 1998 г., руководство партии во главе с М. Янссоном не отказалось от курса на модернизацию, а, напротив, приняло меры к тому, чтобы форсировать данный процесс с целью кардинального улучшения имиджа партии ^{[22, с. 171-173]}. Среди заметных шагов на этом направлении выделяются: выход «Шведских демократов» выходят из Евронета в 1999 г.; официальное осуждение партией национал-социализма и фашизма; объявление о разрыве связей со своим нацистскими корнями; принятие новой партийной программы, в которой больше нет таких радикальных требований, как депортация иммигрантов и реставрация смертной казни как высшей меры наказания ^[19].

Вне всяких сомнений 1999 г. можно по праву считать переломным в плане идеологической трансформации «Шведских демократов». Вместе с тем новая партийная программа лишь обозначила тенденцию, но ни в коей мере не стала завершением модернизационных процессов внутри партии. Однако даже осторожный пересмотр идеологических принципов партии, инициированный М. Янссоном и его сторонниками вызвал крайне жесткую реакцию со стороны традиционалистов. На этом фоне внутри партии стремительно начинают нарастать противоречия между сторонниками и противниками курса на обновление, в результате чего в 2001 г. партия переживает серьезный раскол – ее добровольно покидают многие члены, не поддержавшие модернизацию. В противовес «Шведским демократам» оппортунистысоздают новую партию – «Национальные демократы» (швед. Nationaldemokraterna). Лидером новой политической силы стал Андерс Стеен. В отличие от «Шведских демократов», старательно пытавшихся отмежеватьсяот ассоциаций с нацизмом, расизмом, антисемитизмом и ксенофобией, «Национальные демократы», напротив, всячески подчеркивали свою преемственность от шведских нацистских организаций 1920-1930-х гг. «Избавление» от наиболее радикальных элементов можно справедливо рассматривать как важнейшее событие в истории «Шведских демократов», придавшее ощутимый импульс дальнейшей внутренней и внешней модернизации партии, которая, в свою очередь, как представляется, стала важным фактором в дальнейшем росте популярности партии.

В случае со «Шведскими демократами» модернизация партии, как с точки зрения имиджа, так и идеологии, была, выражаясь терминологией Э. Иварсфлатен, направлена на формирование так называемого «репутационного щита», то есть респектабельного имиджа, благодаря которому партия воспринимается электоратом как “нормальная” системная неэкстремистская политическая сила, не ассоциируемая у избирателей с расизмом и экстремизмом ^[7]. В своем исследовании причин успехов и неудач популистских анти-иммигрантских партий в современной Европе Э. Иварсфлатен эмпирическим путем доказала, что на поддержку избирателей могут рассчитывать только те популистские партии, которые обладают таким “репутационным щитом”.

Таблица 3– Результаты партии «Национальные демократы» на выборах в Риксдаг в 2002‒2010 гг.

Парламентские выборы 2002 г. можно рассматривать как проверку на примере Швеции гипотезы о том, что позиционирование популистской партии как респектабельной политической силы является одним из условий, способствующих росту ее электоральной популярности. Действительно, избавившись от радикалов в своих рядах, «Шведские демократы» смогли совершить настоящий прорыв в 2002 г. ‒ с результатом 1,44% они заняли восьмое место и стали первой среди политических сил, не преодолевших 4%-нй заградительный барьер, необходимый для прохождения в Риксдаг. Более того, партии удалось провести 40 депутатов в муниципальные собрания - больше, чем какой-либо иной популистской партии в истории Швеции новейшего времени ^[16]. Очевидный успех «Шведских демократов» заметно контрастирует с результатом «Национальных демократов», которые получили лишь 0,17% голосов избирателей, и в дальнейшем практически исчезли с политической сцены, превратившись в маргинальную партию (см. Таблица 3).

Итоги выборов 2002 г. показали, что улучшение имиджа стало значимым фактором для роста электоральной поддержки «Шведских демократов». В то же время они продемонстрировали, что уже проведенных партией мероприятий по модернизации явно недостаточно. Как следствие, соответствующий курс был продолжен.

Следующим знаковым событием в модернизации «Шведских демократов» стал состоявшийся в мае 2005 г. партийный конгресс. Среди принятых на нем решений следует особо выделить избрание нового председателя – Й. Окессона, а также утверждение новой «программы принципов» партии, кардинально отличавшейся в силу своего четко антииммигрантского и антиисламского характера от всех предыдущих партийных программных документов ^[20]. В этой программе наряду с требованием о необходимости снижения иммиграции (прежде всего, из мусульманских стран) среди важнейших задач партии были обозначены усиление социальной защиты пенсионеров, активизация борьбы с преступностью и пересмотр членства Швеции в ЕС.

Важным шагом на пути модернизации партии стало изменение ею в преддверии выборов 2006 г. официального логотипа: вместо факела с пламенем в цветах шведского флага им стал желто-голубой цветок печеночница Anemone hepatica (см. Рисунок 2). Это изменение имело огромное символическое значение, поскольку «Шведские демократы» отказались от логотипа, напрямую ассоциируемого с нацизмом и фашизмом ^[10].

По итогам выборов 2006 г. популярность «Шведских демократов» вновь существенно выросла – партии удалось набрать в два раза больше голосов, чем в 2002 г. Более того, значительно расширилась поддержка партии среди избирателей во всех лёнах страны. И хотя ей вновь, как и четырьмя годами ранее, не хватило голосов для прохождения в Риксдаг, именно это голосование можно рассматривать как важнейший этап в процессе интеграции «Шведских демократов» в партийно-политическую систему Швеции. Гипотеза о том, что наличие у популистской партии «репутационного щита» содействует росту ее электоральной популярности, нашла свое подтверждение на примере партии «Шведские демократы».

Рисунок 2 – Логотипы партии «Шведские демократы»

Таким образом, в новейшей истории Швеции популистские партии на протяжении долгого времени не играли заметной роли, поскольку позиционировали себя как радикальные несистемные политические силы и зачастую ассоциировались у избирателей с нацизмом, расизмом и антисемитизмом. Это наглядно подтверждает успех на выборах в 1991 г. партии «Новая демократии», история которой ни имела ничего общего с нацизмом. В то же время партии «Шведские демократы», несмотря на ее глубокие нацистские корни, удалось, благодаря последовательному курсу на имиджевую и идеологическую модернизацию, начатому в 1995-1996 гг. партийными функционерами во главе с М. Янссоном, заложить основы для формирования у партии «репутационного щита», наличие которого в дальнейшем стало одним из факторов, предопределивших рост ее популярности. Электоральная история «Шведских демократов» в период с 1998 по 2006 г. демонстрирует, что популярность партии, истоки которой восходят к неонацистским организациям, неуклонно возрастала по мере проведения ее руководством решительных реформ, направленных на внутреннюю (идеология) и внешнюю (имидж) модернизацию партии. Данная модернизация включала в себя отказ партии от откровенно расистских и антисемитских лозунгов в пользу националистической антииммигрантской риторики, а также демонстративный отказ от ряда элементов, ассоциируемых с нацизмом (введение запрета на ношение членами партии униформы).

Говоря о популистских партиях, следует подчеркнуть, что в настоящем исследовании под ними понимаются политические силы, в отношении которых в настоящее время в экспертной среде отсутствует единое мнение о том, каким словосочетанием их можно наиболее точно описать. Основная сложность, связанная с поиском наиболее точного определения, заключается в том, что в отличие от абсолютного большинства политических сил в развитых демократических системах эти партии не принадлежат к традиционным партийным семьям. С точки зрения идеологии они сочетают в себе дискурс, свойственный как правым, так и левым партиям. Как следствие, их повестка дня может иметь различное наполнение, однако, как правило, она сводится к актуализации вопросов, “замалчиваемых” политическим истеблишментом: защита национальной идентичности коренного населения, защита традиционных семейных ценностей, максимальное ограничение иммиграции, принятие решительных мер, направленных на борьбу с преступностью, крайне негативное отношение к Евросоюзу и резкая критика его институтов. Выступая в своем большинстве за более широкое применение инструментов прямой демократии, такие партии прямо выступают против одного из основополагающих принципов современной либеральной демократии – учета мнения меньшинства.

Всовременнойнаукесуществуетмножествовариантов “зонтичныхнаименований” дляэтихпартий, вихчисле: radical right parties”, extreme right parties, right-wing extremist parties, extreme right-wing parties, populist radical right parties, right-wing populist parties, radical right-wing populist parties, anti-immigrant parties. Вместе с тем ни один из вышеперечисленных вариантов не является подходящим. Так, использование таких определений, как “крайне правый”, “праворадикальный” и т.п., предполагает, что с точки зрения идеологии соответствующие партии должны apriori размещаться на крайнем правом фланге некой условной шкалы. Вместе с тем по экономическим вопросам эти силы зачастую придерживаются центристских или даже левоцентристских позиций, в связи с чем говорить о них как о “правых” некорректно. Эти партии справедливо называть радикально правыми, только когда речь идет об их позиции по неэкономическим вопросам, таким как ограничение иммиграции, негативное отношение к абортам и правам сексуальных меньшинств, защита традиционной семьи и национальной идентичности, критика Евросоюза, борьба с преступностью путем ужесточения наказаний. Использование более нейтрального “зонтичного наименования” “антииммигрантские партии” также представляется не вполне обоснованным, поскольку повестка дня таких партий на практике не ограничивается вопросами борьбы с иммиграцией, но включает множество других тем.

Для определения этих политических партий автору предпочтительным представляется термин популистские партии, поскольку он во многом позволяет избежать проблем, связанных с указанными выше иными определениями, а также в целом наиболее емко отражает исследуемый феномен. Данный термин, с одной стороны, указывает на отсутствие у таких сил четкого позиционирования на “право-левой” шкале, а с другой – не акцентирует внимание на каком-то отдельном аспекте их идеологии. Причем данном контексте определение “популистский” не несет в себе оценочной характеристики и не является показателем приверженности всех объединяемых под ним политических партий общей идеологии.