Earning Capacity of Russian Empire Homecrafts in the Late 19th - Early 20th Centuries

На рубеже XIX-XX вв. кустарными промыслами в Российской империи занимались сотни тысяч крестьян и мещан. Низшие сословия изготавливали разнообразные изделия: от ложек и лаптей до высоко художественных произведений (резной мебели, кружев, ювелирных изделий, резьбы по кости и т.п.). Скупщики – важнейшее звено в системе товарно-денежных отношений России – обеспечивали кустарей материалом и сбытом. Земские деятели, статистики, проводившие обследования крестьянских хозяйств, с большим трудом, часто прибегая к различным уловкам, пытались выяснить объемы изготавливаемого товара, места сбыта и другие сведения о кустарных промыслах крестьян. Последние, в свою очередь, опасаясь, что они будут за свою деятельность обложены дополнительными налогами, пытались свои промыслы скрыть или хотя бы уменьшить объемы производства. Существовала и такая проблема, кустари, зачастую, и сами не знали свою выручку от промысла. Показателен рассказ, приведенный при исследовании состояния кружевного промысла в Московской губернии: «Самым трудным делом, при исследованиях, оказалось выяснение – на какую сумму может женщина выплести кружева за зиму… Это затруднение вовсе не вытекало из желания женщины скрыть это, а просто из того, что они сами никогда не задавали себе подобного вопроса, никогда не думали об этом» ^{[1, с. 28]}. Все имеющиеся в распоряжении современных исследователей сведения, особенно статистические, касающиеся развития кустарных промыслов, пожалуй, самые не точные. При изучении всегда следует иметь в виду, что показатели всегда занижены, следовательно, плюс возможен, а минус – нет.

Важнейшей вопросом при изучении развития кустарных промыслов в Российской империи, безусловно, является вопрос: почему же крестьянство занималось кустарными промыслами, несмотря на всеобщее заключение об их вымирании, угасании, низкой доходности, дороговизне сырья и отсутствии рынков сбыта? В 1909 г. г. земские деятели писали, что «в общем затрата сил и материалов не возмещается доходностью кустарных промыслов, за исключением немногих прибыльных из них, и такие недоборы кустарей, принявшие затяжную форму, обусловливаются общим состоянием местной кустарной промышленности…» ^{[2, с. 33]}.

Проблема доходности крестьянского хозяйства, особенно, главной его составляющей, сельского хозяйства стояла на повестке дня как дореволюционных, так и советских исследователей. С другой стороны, во второй половине XIX – начале XX в. доход большинства крестьянских дворов не состоял исключительно из продукции сельского хозяйства. Совокупный доход включал животноводство, промыслы (кустарные, отхожие) и другие доходы. Причем, по мнению большинства исследователей, по мере продвижения на север прослеживалась тенденция сокращения доли сельскохозяйственной продукции ^{[3, с. 317]}, но и в других регионах империи, доля доходов от кустарных промыслов занимала не последнее место. В начале XX в. губерниях центра России коло 80% крестьянских хозяйств было связано с промысловой деятельностью. Эти данные позволили исследователям сделать вывод о том, что «наиболее ценные для аграрной модернизации крестьянские качества (прежде всего, инициатива и предприимчивость) проявлялись, все же, отнюдь не области аграрного производства, а, прежде всего, в торговле, крестьянской кустарной промышленности и отхожих промыслах» ^{[4, с. 17]}.

Историография. Проблема доходности крестьянских хозяйств с кустарными промыслами поднималась еще дореволюционными исследователями, прежде всего, земскими статистиками и экономистами: А.В. Пошехоновым, А.А. Рыбниковым, С.А. Харизоменовым, В.С. Пругавиным и другими. В советский период этот вопрос не особо интересовал историков. Заработки кустарей в отдельных видах промыслов рассматриваются в современных региональных исследованиях: по Московской ^[5], Тверской ^{[6, с. 40-41]}, Пермской ^[7] и другим губерниям. Анализ бюджетных обследований крестьянских хозяйств, в том числе промысловых, проводился в работах современных исследователей: В.Н. Мамяченкова ^{[8, с. 107-116]}, С.А. Фукленкова ^{[9, с. 84-85]}. По мнению исследователя кустарных промыслов Воронежской губернии О.Ю. Антонова, в Московской, Владимирской, Нижегородской губерниях наиболее состоятельные сельские хозяева, как правило, составляли слой наиболее капитализированных промышленников, обладавших прибыльными предприятиями, а в Воронежской губернии (как и в Орловской, Курской, Тамбовской), доходность кустарных занятий находилась в обратной зависимости от эффективности земледельческой отрасли ^{[10, с. 36]}.

Интересна точка зрения, высказанной Б.Н. Мироновым о трудовой этике крестьян, насколько напряженно трудились крестьяне. Советская историография придерживалась установившейся традиции о большом трудолюбии крестьянства, земледельцы работали много и напряженно. По другому мнению, крестьяне работали умеренно, настолько, чтобы удовлетворить свои скромные, самые необходимые потребности, чтобы заработать «на хлеб насущный». Ссылаясь на земскую статистику, Б.Н. Миронов приходит к выводу, что на рубеже XIX-XX вв. в крестьянских земледельческих хозяйствах «наблюдался огромный запас неиспользованного труда» ^{[11, с. 309]}. В результате Б.Н. Миронов сделал следующий вывод: «Во второй половине XIX в. расходы времени на полеводство сократилось на 28 дней – со 135 до 107, на неземледельческие промыслы почти на столько же (31 день) увеличились – с 5 до 36, а на домашнюю работу остались без изменения. В результате к началу XX в. произошло переключение части трудовых ресурсов с земледелия и животноводства на промыслы, что послужило важнейшим фактором роста уровня жизни крестьянства, ибо доходы от промыслов на работника были существенно выше, чем от земледелия и животноводства» ^{[12, с. 428]}. Следует учитывать, что исследователь под «промыслами» понимает все неземледельческие занятия крестьян, в том числе промыслы отхожие. В то же время Б.Н. Миронов отмечает, что «уйти из деревни многие воздерживались: страшились потерять право на общинную землю, не находили работы в сфере услуг и промышленности, не обладали достаточной грамотностью и квалификацией для переселения в город, не могли преодолеть серьезных бюрократических препятствий для получения права на миграцию из деревни, боялись города и т.п.». Б.Н. Миронов приводит свои подсчеты, что доходы крестьян в 1877-1901 гг. по 7 губерниям составляли у земледельцев 53,93 руб., у кустарей 61,55 руб. ^{[13, с. 101]}. Большинство исследователей констатировали, что крестьянская общинная экономика никогда на была рыночной, основная задача земледельческого труда сводилась к обеспечению семьи продовольственным минимумом ^{[14, с. 70]}, и низкая покупательная способность населения не могла способствовать росту сбыта для кустарных товаров.

Еще один итог большинства исследований сводился к тому, что доход от промыслов в крестьянских хозяйствах служил дополнением к основному доходу от сельского хозяйства и что к промыслам крестьяне обращались лишь в тех случаях, когда имели малые площади запашки ^{[15, с. 180]}. То есть малоземелье вынуждало крестьян обращаться к промыслам. А.В. Перепелицын акцентирует внимание на денежной составляющей крестьянских бюджетов кустарей. По его мнению, доходы от промыслов были необходимы для своевременной уплаты налогов. Именно доходы от кустарных промыслов являлись главной составляющей денежной части крестьянских бюджетов ^{[16, с. 30]}. Следовательно, вопрос о финансовой эффективности кустарных промыслов в крестьянских хозяйствах активно изучался, но до сих пор является актуальным.

Целью данной статьи является выявление значения доходов от кустарных промыслов в крестьянских хозяйствах. Задачи исследования: - анализ финансово-экономической эффективности кустарных промыслов; - сравнение доходности кустарного производства по территориальному признаку; - сравнение доходности в разных группах и видах промыслов.

Источники для анализа доходности кустарных хозяйств представлены следующими группами:

1. неопубликованные источники – материалы различных архивных фондов;

2. опубликованные: текстовые материалы земских обследований; статистические таблицы в общих и специализированных изданиях по кустарным промыслам; бюджетные обследования; указатели I и II всероссийских кустарных выставок, проведенных в Санкт-Петербурге в 1902 и 1913 гг.

Анализ проводился в двух направлениях. Первое направление – рассмотрение эффективности (доходности) всех кустарных (местных) промыслов, и их связь с земледелием. Второе направление – исследование доходности по группам и видам промыслов и территориям империи.

Первое направление – доходность кустарных промыслов без разделения на группы. Для анализа используются бюджетные обследования.

Обратимся к одному из самых ценных бюджетных обследований, проведенных в Российской империи, работе Ф.А. Щербины по Воронежской губернии. Следует оговориться, что Воронежская губерния стояла на 5-м месте среди губерний Европейской России по количеству человек, занятых в кустарном производстве (по данным на 1885-1891 гг. – 245,6 тыс. человек) ^[17]. По подсчетам Ф.А. Щербины по Воронежским хозяйствам доходы распределяются следующим образом: от земледелия – 64,79% всего дохода, от скотоводства – 16,6%, от личных промыслов – 12,78%, от торгово-промышленных предприятий – 3,93%, от разных статей 1,9% ^{[18, с. 182]}. С учетом того, что Воронежская губерния расположена в черноземной зоне с высокой урожайностью, превалирование земледелия в крестьянском хозяйстве не может вызывать сомнений, но и доход от промыслов занимал важное место. Из 230 крестьянских хозяйств в 65 доход от промыслов составлял 20 и более процентов от всего дохода. Анализ, проведенный по всем хозяйствам, позволяет говорить об отсутствии прямой зависимости между доходами от промыслов и размерами удобной земли (R2=0) (рис. 1).

Рис. 1. Зависимость доходов от промыслов в крестьянских хозяйствах Воронежской губернии от размеров удобной земли (по данным Ф.А. Щербины, 1900 г.)

Рассматривая другие бюджетные обследования, следует прийти к выводу, что для нашего исследования одно из лучших дореволюционных обследований, проведенное А.В. Чаяновым по Старобельскому уезду, не представляет большого интереса, так как при составлении таблицы не регистрировались кустарные (местные) промыслы, а только промыслы "на стороне» ^{[19, с. 91]}. Домашние (кустарные) промыслы) при бюджетных обследованиях начала XX в. регистрировались только по Вологодской губернии и Волоколамскому уезду Московской губернии.

Проследить зависимости в крестьянских хозяйствах доходности от кустарных промыслов от других доходов, от размеров посевных площадей возможно на примере бюджетных обследований, проведенных в трех уездах Вологодского уезда: Кадниковском, Вельском и Вологодском. Всего бюджетным обследованием в трех уездах (Вологодском, Вельском, Кадниковском) Вологодской губернии в 1905-1907 гг. было охвачено 481 хозяйство. Рассмотрим зависимость доходности кустарных промыслов от размеров крестьянской семьи. Московские статистики еще в 1880 г. привели такой пример, как «одно из самых заурядных явлений крестьянского села: «В деревне такой-то крестьянин слывет между своими односельчанами за здорового, сильного трезвого, работящего человека; у него большая семья, все больше сыновья, отличающиеся таким же крепким сложением, и хорошим направлением; живут они все вместе, не делятся; получают надел на 4, 5 душ. Понятно, что для обработки его все-таки не требуется всего наличного числа рук. Вот два, три сына занимаются отхожим или местным промыслом постоянно, и только во время сенокоса, на короткое время, бросают промысел и помогают семье в полевых работах. Заработок отдельных членов семьи не дробиться, а составляет общее достояние; при прочих благоприятных условиях он значительно превышает расход на удовлетворение потребностей семьи. Является сбережение, вследствие которого семья в состоянии заниматься промыслом при лучших условиях: может покупать сырой материал на чистые деньги из первых рук, произведенный товар продавать тогда, когда он в цене, может обойтись без посредства разных «датчиков» торговцев и торговок и т.п.» ^{[20, с. 12-13]}. И, действительно, по Вологодскому уезду прослеживается прямая зависимость между процентом доходов от местных промыслов ко всей денежной доходности хозяйства и числа членов семьи (рис. 2). Следовательно, чем больше была семья с работниками, тем больше крестьян занималось кустарными промыслами.

Рис. 2. Зависимость процента доходов от местных промыслов ко всей денежной доходности хозяйства от числа членов семьи по Вологодскому уезду, 1905 г.

Анализ бюджетов показал, что продукция сельского хозяйства в значительной степени давала крестьянам доходы натурой, между тем, как доходы от местных промыслов приносил денежный доход. Доходность от промыслов имела обратную, но очень слабую зависимость от денежных доходов от сельского хозяйства (рис. 3).

Рис. 3. Зависимость доходов от местных промыслов от доходов от сельского хозяйства по 3-м уездам Вологодской губернии, руб., 1900-е гг.

Соотношение процентов доходов от местных промыслов и доходов от сельского хозяйства ко всему доходу в рублях свидетельствует, что из 481 хозяйства лишь 59 не имели доходов от промыслов, в то время как денежных доходов от сельского хозяйства не имели 62 хозяйства, т.е. денежные бюджеты большинства хозяйств складывались от сельскохозяйственных занятий, промыслов и скотоводства. Причем, ни одно из хозяйств не покрывало свой денежный доход только сельским хозяйством, а более 90% денежных поступлений имело 21 хозяйство за счет промыслов. Доход же от местных промыслов составлял от 1,7 до 825 руб. в год на 1 хозяйство: 45 хозяйств имели самый низкий доход – от 1,7 до 10 руб.; 129 хозяйств – от 11 до 50 руб.; 242 хозяйства – от 51 до 400 руб.; лишь 3 хозяйства – от 401 до 825 руб., т.е. половина хозяйств имела средний доход от промыслов.

Проведение трехфакторного анализа позволила выявить отсутствие прямой зависимости доходов от местных промыслов от размеров земельных наделов (групп хозяйств по посеву) и от всего денежного дохода по 3-м уездам Вологодской губернии (рис. 4, табл. 1).

Рис. 4. Зависимость доходов от местных промыслов от размеров и от всего дохода по Вологодской губернии, 1900-е гг.

Таблица 1.

Зависимость доходов от местных промыслов от размеров и от всего дохода по Вологодской губернии, 1900-е гг.

Статистики Вологодской губернии полагали, что доходы от промыслов нередко служили источником удовлетворения не только личных, но и хозяйственных нужд, то есть наличие промысловых заработков могло иметь положительное значение для земледельческого хозяйства. Бюджетные обследования показывают, что при высоком доходе от промыслов и доход от земледельческого хозяйства получался выше.

Анализ объемов доходов крестьянских хозяйств по материалам бюджетных обследований позволяет говорить о том, что кустарные промыслы приносили денежные доходы в отличие от продукции сельского хозяйства, доход от которой был, большей частью, натуральным. Исследование позволяет утверждать, что доход от промыслов не имел прямой зависимости от размеров крестьянской запашки и семьи даже с достаточным наделом в обследованных губерниях (Калужской, Воронежской, Вологодской) обращались к кустарным промыслам и имели от этого занятия пусть небольшой, но достаточно стабильный доход. Кустарные промыслы имели большее развитие в крестьянских хозяйствах с большим числом работников. В больших семьях крестьяне равномерно распределяли трудовую силу, используя все доступные возможности для получения дохода, занимаясь и сельским хозяйством, и скотоводством, и кустарными промыслами, что позволяло семье в случае неурожая или падежа скота поддерживать доходность хозяйства. Это был оптимальный вариант хозяйствования. Именно на такие крепкие многофункциональные хозяйства делал ставку П.А. Столыпин при проведении аграрной реформы.

Второй этап исследования: изучение объемов доходов от кустарных промыслов. Известный исследователь кустарных промыслов А.А. Рыбников полагал, что средний доход сельского кустаря в начале XX в., при учете его занятости 8 месяцев в год, составлял около 300 руб., а городского, как минимум в 2 раза больше ^{[21, с. 4]}. Статистики Курской губернии определяли средний заработок в 1909 г. в 51,55 руб., делая вывод, что «затрата сил и материалов не возмещается доходностью кустарных промыслов, за исключением немногих прибыльных из них» ^{[22, с. 33]}. Возникает логичный вопрос: почему же крестьяне занимались кустарными промыслами, несмотря на низкую их доходность или даже на полное отсутствие таковой?

Данные для изучения содержатся в различных видах источников как описательных, так и статистических, охватывающих период около 40 лет до 1917 г. К примеру, подробные сведения о доходах крестьян-кустарей по Олонецкой губернии содержатся в документации Кустарного бюро земства. Анкеты, разосланные крестьянам и вернувшиеся в бюро, содержат сведения об экономическом состоянии отдельных хозяйств. Для примера приведем анкету крестьянского хозяйства Степана Ивановича Роскова, Григорьевского общества деревни Дураковой Шильдской волости Вытегорского уезда: С.И. Роскову – 46 лет, в семье 4 мужчин и 4 женщин. Занимается колесным промыслом, работает один из семьи. Делает колеса для телег (25 скат), для тарантасов (8 скат). Имеет свое «хлебопахотное хозяйство». Посев хлеба – 1 десятина, 4 десятины леса (береза, сосна, елка, кустарник). Всего надельной земли – 7 десятин. Скот: 1 лошадь, 2 коровы, 2 овцы. Промыслом занимается 26 лет. Материал покупает из дач удельного ведомства и частью пользуется из общинного надела. Сбывает товар местным крестьянам на торжках и ярмарках. Доход от промысла – 50 руб. в год ^{[23, л. 31-32об.]}. В другом хозяйстве крестьянина Александра Михайловича Роскова имелось 28 десятин земли: 4 пахотных и 19 леса. Семья была большая: 4 мужчины и 7 женщин. В хозяйстве имелся скот: 1 лошадь, 5 коров, 5 овец. Кустарь был один, колесник. Он получал от своего промысла 37 руб. в год ^{[23, л. 15]}. В другом хозяйстве Ивана Васильева Роскова, с таким же составом семьи и 21 десятиной земли, доход от такого же промысла составлял 50 руб. ^{[23, л. 15]}. То есть даже в пределах одной деревни заработок кустаря в одном и том же промысле варьировался от 37 до 50 руб.

Доходность от кустарных промыслов прослеживается и по данным бюджетных обследований Западной Сибири – переселенцев Тобольской, Томской, Енисейской и Иркутской губерний, проведенных в 1903-1904 гг. под руководством В.И. Юферева. Всего был составлен 51 бюджет: 12 по Акмолинской, 19 – по Тобольской, 11 – по Томской и 9 – по Енисейской губерниям. Данные свидетельствуют, что только среди переселенцев, проживших в Сибири 3-5 лет замечаются значительные поступления от промыслов. В обследованиях промыслы делятся на домашние, местные и отхожие. Из местных промыслов, которые занимают наиболее видное место по суммам поступлений, на первом месте стоит плотничная работа, среди домашних – кузнечный и промыслы по обработке дерева ^{[24, с. 44]}. Но в целом, хозяйств с промыслами в этих губерниях было очень мало.

Попытаемся свести доходы по группам и видам промыслов по губерниям и областям Российской империи (табл. 5).

Таблица 2.

Доходы крестьян-кустарей по данным разных источников (1880-1914 гг.) (выборочные сведения)

Данные свидетельствуют (таб. 2), что наибольший доход от промыслов и в обработке дерева и обработке волокна имели кустари Финляндии и Царства Польского. Деревообрабатывающие промыслы приносили значительный доход и в Туркестанском крае в силу их слабого развития. В промыслах по обработке металла хорошие доходы имели мастера, прежде всего оружейники, на Кавказе и в Якутской области. В трудозатратном кожевенном промысле на рубеже XIX-XX в., в период индустриализации, самостоятельных мастеров оставалось очень мало. Промысел, практически весь перешел в стадию фабрично-заводского производства, когда мастера-одиночки не могли конкурировать с более дешевой фабричной продукцией.

В металлообрабатывающих промыслах в этот период происходят те же процессы. Самостоятельные кустари, в большинстве случаев работали на хозяина (тип рассеянной мануфактуры) или на скупщика. Так, недельные заработки кустарей Горбатовского уезда Нижегородской губернии в сталеслесарном промысле проанализировал М.В. Савельев. В разные годы он колебался: в ножевом промысле от 1,5 до 4 руб. В 1912 г. он составлял около 2,8 руб. Замочники зарабатывали немного меньше: 3 руб. в 1909-1910 гг. и 2 руб. в 1912 г. Это заработки сельских кустарей, которые занимались еще и земледелием. В самом селе Павлово, где кустари занимались только промыслом, заработки были выше и равнялись 4 руб. в самые плохие годы, а в лучшие до 10 руб. М.В. Савельев отмечает и сезонное колебание цен: цены выше в сезон ярмарок, октябрь-ноябрь – сезон «мертвый» и, следовательно, заработки кустарей падали ^{[25, с. 26-27]}.

Доходы крестьян-кустарей-игрушечников Морозовской волости Клементьевской слободы Московской губернии (в Сергиевом посаде) в 1879 г. по данным Московского земства были следующими: если кустарь обрабатывал землю, то доход на одного работника в год составлял 50-250 руб., если не обрабатывал и промысел являлся единственным источником заработка, то доход увеличивался, но незначительно, от 300 до 350 руб. Те же московские статистики дают интересные сведения, что мальчики, занимаясь плетение кружева (самого простого), зарабатывали в год 25-30 руб. ^{[26, с. 12]}.

Доходность кустарных промыслов прослеживается и по Финляндии. Исследователи отмечали, что многими производствами (мебельным, производством деревянной посуды, лозоплетением) в различных областях страны занимались землевладельцы, а не безземельное население ^{[27, с. 115]}. И в то же время перенаселение сельских районов Финляндии создавал трудовой резерв, из-за чего заработная плата была значительно заниженной. Так, средняя зарплата рабочего в финской лесопильной промышленности в 1900-1913 гг. составляла лишь 2/3 от заработной платы шведского работника ^{[28, s. 48]}. В Финляндии значительное развитие среди сельского населения получили металлообрабатывающие промыслы, экипажное производство. Мастера работали на иностранном сырье, поэтому чистый доход их был небольшим. Например, ежегодный средний заработок кустаря в экипажном производстве даже в соседних населенных пунктах различался и составлял 728,12 ф.м. (финская марка, курс на рубеже XIX-XX вв. составлял: 1 рубль равнялся 2 финские марки 67 пенни) в Куррика и 673,60 ф.м. в Вакьъярви, что объяснялось наличием налаженного сбыта в Куррика.

Теперь сравним доход кустаря в мебельном (столярном) промысле Нижегородской губернии и Финляндии. Поденная плата в Юрве составляла 3,4 ф.м., следовательно, в переводе на рубль – 1,27 руб. В Нижегородской губернии доход кустаря за 100 дней равнялся 46 руб., т.е. 0,46 руб. в день, в результате нижегородский кустарь имел доход почти в 3 раза меньше, чем финский. Заработная плата рабочего на лесопильном заводе купца Плотникова в г.Балахна Нижегородской губернии в 1896 г. составляла 50 коп. в день, а на Сормовском судостроительном заводе – от 50 коп. до 1,1 руб. ^{[29, л. 60, 78]}. В Царстве Польском средняя поденная плата сельскохозяйственного работника в 1900 г. составляла 50 коп. летом и 23 коп. зимой ^{[30, с. 2]}.

Обратимся к данным всероссийских кустарных выставок: первой – 1902 г. ^[31] и второй – 1913 г. ^[32]. По материалам указателей выставок была создана база данных в приложении Access. Работа с таблицами, содержащими около 10 тыс. записи, позволяет провести анализ доходности кустарей.

По данным I Всероссийской кустарной выставки 1902 г. была сделана выборка по мебельному промыслу, которая составила 42 записи. Доходы кустарей-мебельщиков составляли от 80 до 1600 руб. В тех случаях, где заработок составлял более 400 руб., в заведениях имелись наемные работники.

По данным II Всероссийской кустарной выставки 1913 г. была сделана выборка по мебельному производству из 69 экспонентов. Обращает на себя внимание кустарь-экспонент Степан Семенович Орлов из Симбирской губернии. Его хозяйство было двухпромысловым. Он занимался мебельным (гнутые стулья) и смолокуренным промыслами. В хозяйстве работало 7 мужчин. Они изготавливали около 100 дюжин стульев и около 500 пудов смолы. Сырье брали на месте, видимо, в своем хозяйстве. Общий объем производства составлял 1500 руб. в год, следовательно, 214 руб. на каждого работника ^{[33, с. 196]}, т.е. 59 коп. в день.

Указатель II всероссийской кустарно-промышленной выставки 1913 г. позволяет сделать выборку кустарей, которые подали сведения о годовых объемах своего производства, затратах на материалы, количестве работников-кустарей в своей семье и количестве нанимаемых работников. Отдельно была сделана выборка по группам промыслов. Анализ деревообрабатывающих промыслов проводился по 335 кустарным хозяйствам. Были выбраны записи с объемами производства от 10 до 1 тыс. руб. включительно. Те хозяйства, в которых эти объемы превышали верхний показатель в анализ не брались, т.к. эти хозяйства уже явно не являлись кустарными, а скорее относились к фабричной промышленность. Известно, что на выставке 1913 г. участвовали и крупные мастерские, которые не является объектами данного исследования. Здесь еще следует учитывать, что кустари не всегда подавали точные сведения, возможны небольшие отклонения от реальных заработков, кустари склонны были занижать реальные доходы, но не увеличивать их, т.е. при анализе следует учитывать возможность погрешностей, которые, впрочем, подсчитать невозможно.

Анализ показывает, что между затратами на материалы в кустарных хозяйствах и объемами производства существовала прямая зависимость (R2=0,35). Невысокий показатель коэффициенты корреляции свидетельствует, видимо, о том, что многие кустари в деревообрабатывающих промыслах использовали свой надельный или общинный лес. В 77-и хозяйствах расход на материал отсутствует. В одном хозяйстве из Вятской губернии у кустаря, занимавшемся изготовлением плетеных изделий, расход составлял 900 руб., а доход 1 тыс. руб. В хозяйстве работал 1 кустарь и 1 наемный работник. Всего в 30 хозяйствах доход от промысла составлял 1 тыс. руб.

Обратимся к промыслам по обработке металла. Это кузнечный, замочный, цепной, медеплавильный, ножевой и другие промыслы. Здесь была сделана выборка 152 кустарных хозяйств с объемами производства от 15 до 1 тыс. руб. включительно. Обращает на себя внимание тот факт, что, как и в деревообрабатывающих промыслах, в обработке металла зависимость доходов от расходов на материал зависимость прямая (R2=0,39).

В промыслах по обработке волокна выборка составила 216 записей. Зависимость прямая, более высокая, чем в предыдущих промыслах (R2=0,56). Это можно объяснить, прежде всего тем фактом, что кружевницы, ткачихи, валяльщики работали на скупщиц, от которых получали материал (нитки, пряжу) и их доход был чисто за работу.

Сравнивая зависимость доходов кустарей от затрат на сырье по трем группам промыслов, отметим, что наибольшая прямая зависимость наблюдается в промыслах по обработке волокна. Если в деревообрабатывающих промыслах крестьяне могли получать сырье (лес) из своих или общинных наделов, то металл в любом случае приходилось покупать. Однако, при анализе материалов выставки, следует учитывать, что участники выставки, зачастую отбирались представителями земств и земледельческого ведомства. На выставку брали тех кустарей, которые активно сотрудничали с земскими кустарными складами и мастерскими, которые получали сырье в этих складах по льготным ценам и туда же сдавали свои изделия, что и фиксирует указатель выставки. Таким образом, эти данные не следует признавать, как типичные для кустарных промыслов в целом по стране, но, с другой стороны, правительство в лице Главного управления землеустройства и земледелия, которое и являлось организатором всероссийских кустарных выставок, тем самым пыталось популяризировать свою деятельность по развитию кустарных промыслов и привлечь больше кустарей к сотрудничеству.

Рассмотрим заработки кустарей в крестьянских хозяйствах Сибири. Современники свидетельствовали о малой доходности зернового хозяйства в Сибири, во-первых, из-за «усиленной затраты энергии хозяйствующих семей на обработку сенокосных и лесных угодий», во-вторых, из-за недостатка наемных рабочих рук для сельского хозяйства ^{[34, с. 39]}. Но и кустарные промыслы в Томской и Тобольской губерниях приносили, по мнению исследователей, небольшой доход: «Средний заработок кустарей, занимающихся промыслом между делом, часто колеблется в небольших размерах 10-20 руб. в зиму и редко поднимается выше 100 руб. Только кустари, работающие при помощи наемных рабочих, зарабатывают по нескольку сот рублей» ^{[35, с. 333]}. По данным К.Воробьева, самый большой заработок в месяц на 1 работника имели бондари (14,9 руб.), а самый низкий у женщин – лапотницы (1,8 руб.) ^{[36, с. 10]}. Женский труд оплачивался гораздо ниже, но обращают на себя внимание заработки вазяльщиц варежек и шляпниц, он оплачивался очень неплохо. Житель села Тунка Тункинской волости Иркутской губернии Секержинский в 1899 г., будучи корреспондентом комиссии по обследованию кустарных промыслов в губернии сообщал: «Как ни убоги вышеприведенные промыслы и заработки в заброшенном углу, занимающимся ими существенную приносят пользу, - не обогащают, но дозволяют жить сытому и одетому. Кустари не особенно отличаются от остальных жителей, но живется им вольготнее. Никто из кустарей не сокращает хлебопашества, но, напротив, насколько силы позволяют, стараются расширить» ^{[37, с. 20]}.

Промыслами занимались и киргизы Акмолинской, Семипалатинской, Тургайской и Уральской областей. Из 129 хозяйств киргиз, обследованных Ф.А. Щербиной, в 39 имелись доходы от промыслов, несмотря на то, что главным источником даже денежного дохода являлось скотоводство ^{[38, с. 347-379]}.

Рассмотрев размеры заработков кустарей по губерниям империи из разных источников можно сделать следующие выводы. Доходы кустарей исчислялись поденно (в день), помесячно, в год. Это происходило, в первую очередь, по тому, что кустари занимались промыслом не ежедневно и не круглый год. Многие исследователи отмечают сезонность кустарных занятий, в основном зимой. С другой стороны, кустари готовили товар к крупным ярмаркам, которые проходили в разных местах по-разному, где в мае, где в сентябре, по окончанию полевых работ. С этой позиции уместно учитывать годовой объем кустарного дохода. Если рассматривать кустарные доходы по группам промыслов, то следует заметить, что наибольшие доходы получали кустари, занятые в трудозатратных промыслах, требующих особого мастерства и значительных затрат на сырье.

Доходы от кустарных промыслов по империи распределялись неравномерно. Наибольшие доходы получали кустари Финляндии и Царства Польского. Деревообрабатывающие промыслы приносили значительный доход и в Туркестанском крае, где отсутствовал лес. В промыслах по обработке металла высокие доходы имели профессиональные мастера, изготавливающие оружие, на Кавказе. В Якутской области в силу слабой заселенности края и практически полного отсутствия промышленного производства были зафиксированы достаточно высокие доходы у кустарей, число которых было весьма незначительным. В период индустриальной модернизации страны самостоятельных мастеров оставалось очень мало. Кустарные промыслы были распространены в хозяйствах с большим числом работников. Многофункциональные хозяйства, в которых занимались земледелием, кустарными и другими промыслами, были более устойчивыми и в меньшей степени были подвержены неурожаям и кризисам. Однако, следует не согласиться с мнением исследователей: А.А. Рыбникова, который определял средний заработок российского кустаря в 300 руб., и Б.Н. Миронова, по подсчетам которого он определялся в 61,55 руб. Исследование показало, что логичнее использовать среднее значение в 100 руб., что нагляднее всего демонстрируют данные указателя II Всероссийской кустарной выставки 1913 г., источника непредвзятого и достаточно объективного. Таким образом, несмотря на низкую доходность и конкуренцию со стороны фабрично-заводской промышленности, кустарные промыслы давали населению дополнительный денежный доход, способствовали поддержанию крестьянского земледельческого хозяйства, в отличие от отхожих промыслов, которые отрывали крестьян от земли и домашнего хозяйства, и служили важным звеном в стратегической задаче столыпинской реформы – формирование в империи среднего класса, «крепкого» хозяйства, который стал бы прочным фундаментом гражданского общества и правового государства.