Trumponomics: a new politico-economic order

Kharlanov Aleksei Sergeevich Doctor of Economics Associate Professor at the Diplomatic Academy of the Ministry of Foreign Affairs of the Russian Federation  119021, Russia, Moscow, ul. Ostozhenka, 53/2, of. 220 kharlanov2009@mail.ru

Surma Ivan Viktorovich PhD in Economics Professor, the department of State Administration and National Security, Diplomatoc Academy of the Ministry of Foreign Affairs of Russia 119992, Russia, Moscow, Ostozhenka Street 53/2, office #220 vsurma@gmail.com Other publications by this author

Сегодня мировая политика и экономика, как впрочем, и экономика и политика отдельных стран, включая США, проходят так называемую точку бифуркации. Прежняя неолиберальная глобализационная модель потерпела фиаско и оказалась несостоятельной, а формирующиеся новые международные отношения, которые предполагают возврат к жесткому протекционизму и возможным новым экономическим и валютным противостояниям, могут означать движение в сторону полной геополитической и геоэкономической неопределенности и неизвестности. Рассматривая политико-экономический нарратив этого процесса, следует вспомнить седьмого президента США Эндрю Джексона, которому в свое время удалось сочетать протекционизм, национализм и приоритеты внутреннего развития, и при этом апеллировать к народным массам против аристократии и образованной элиты. Такой мировозренческий подход, опирающийся на целенаправленный популизм, часто противопоставляют вильсонианскому. Вудро Вильсон - двадцать восьмой президент США - являлся основоположником либеральной модели мироустройства. Ему, правда, не удалось в тот период преодолеть сопротивление американского истеблишмента, но его основные идеи существенно определяли внешнюю политику США после Второй мировой войны и в большей степени после холодной войны.

Нужно отдать должное смелости Дональда Трампа, который является, с одной стороны, продуктом современной американской политико-экономической системы, а с другой, скорее всего, приверженцем Джексона. Опираясь на национальные интересы и неприятие глобального лидерства, ему удается успешно резонировать с настроениями традиционно присутствующими в американском обществе. Эти настроения в Америке сегодня активизировались в связи собственно с издержками процесса глобализации, частично реальными, а частично виртуальными, но Дональд Трамп точно и четко уловил этот настрой, поэтому и выиграл.

Противостояние идей Вильсона и Джексона всегда было частью общей внешнеполитической полемики в США. Один из таких активных всплесков этой борьбы выпал на первый президентский срок Джорджа Буша-младшего, но последнее десятилетие администрация президента США стала воспринимать либерально-демократическую интервенцию по сценарию Вильсона как аксиому. Поэтому обращение Дональда Трампа к противоположному подходу, который также исторически глубоко закреплен в сознании американцев, подтверждает, с одной стороны, исчерпание своих возможностей либеральной модели, а с другой, цикличность политических процессов. Не весь американский истеблишмент готов смериться с победой Дональда Трампа, но как справедливо заметил известный американский политолог, экономист, историк и специалист по военным стратегиям Эдвард Люттвак, появление такого политика в американском политическом процессе, было обусловлено всеми предшествующими политическими событиями и практически было неизбежно с вероятностью до 90%.

Однако выбор Дональда Трампа 8 декабря 2016 года президентом США оказался неожиданным для всего мира, показав несостоятельность работавших до этого моделей и методов оценки общественного мнения и прогнозирования политических событий, и поэтому перед мировым сообществом встали вопросы, ответы на которые до этого казались в той или иной степени определёнными, и проблемы, которые было понятно, как будет решать демократическая партия, приход к власти которой прогнозировало большинство аналитиков. Например, имитационное моделирование президентских выборов в США с 20 000 экспериментов накануне 8 ноября показывало, что шансы Хиллари Клинтон на победу составляют 71,4%, в то время как шансы Дональда Трампа – только 28,6% ^[1]. Одним из примечательных факторов победы Трампа стало приобретённое им большинство независимых выборщиков (не принадлежащих ни к республиканцам, ни к демократам): 47% у Трампа против 42% у Клинтон ^[2]. Как минимум, это может означать, что эти выборщики в большей степени голосовали не из соображений многолетней лояльности партии, а ориентируясь на базовые направления озвученной Трампом в ходе предвыборной кампании политики.

Тем не менее, неожиданность победы Трампа стала очевидной, если посмотреть на то, как на информацию о лидировании Трампа отреагировали мировые рынки. Например, индекс Доу-Джонса упал почти на 800 пунктов, падением характеризовались индексы фондовых бирж в Азии, однако скорость восстановления рынков после шоковых новостей постоянно возрастает, и уже на следующий после президентских выборов в США день азиатские биржи полностью восстановились: например, индекс Nikkei вырос на 6% всего за час с начала торгов, также вернулись к прежнему уровню биржи Шанхая и Гонконга ^[3].

Очевидно, что смена администрации в Белом доме приведёт к смене политической парадигмы в США как внутри страны, так и во внешней политике, а учитывая политическую и экономическую значимость США (не следует упускать из вида тот факт, что именно Соединённые Штаты остаются крупнейшей экономикой с номинальным ВВП в 2016 году на уровне 18,6 трлн. долл., согласно прогнозам МВФ, в то время как вторая по величине китайская экономика обеспечивает номинальный ВВП только на уровне 11,4 трлн. долл. –63,2% экономики США) ^[4], можно с уверенностью утверждать, что это окажет влияние на весь мир, расстановку отраслевых, региональных акцентов и приоритетов, может привести к трансформации геоэкономического и геополитического ландшафта планеты.

Основные приоритеты в экономической и международной политике Дональд Трамп неоднократно излагал в ходе предвыборной кампании, выступая перед избирателями. Амбициозная экономическая политика, нацеленная на повышение экономического роста в США и повышение конкурентоспособности всей американской политики, - один из факторов, приведших Трампа к победе. Ключевые индикаторы выглядят более чем оптимистично:

1) экономический рост на уровне 3,5-4,0% (притом, что его текущий уровень, по данным Всемирного банка, не превышает 2,4% ^[5], а в I квартале 2016 года составил всего 1,1%, а в целом за последние 7 лет рост ВВП сохранялся на среднем уровне 2,1%, что стало наиболее низким показателем, начиная с 1940-х гг.);

2) каждый дополнительный процент роста ВВП позволяет американской экономике создать 1,2 млн. новых рабочих мест, что актуально в условиях повышенной безработицы (сейчас в США наихудшие показатели занятости, начиная с 1970-х гг., когда участие во Вьетнамской войне подорвало американскую экономику, вогнав её в рецессию 1973-1975 гг.); благодаря поддержанию динамичного роста ВВП Трамп планирует создать около 25 млн. рабочих мест на протяжении 10 лет);

3) дефицит сальдо торгового баланса в США оценивается на уровне 800 млрд. долларов США, и это означает, что американская экономика импортирует существенно больше, чем экспортирует, повышая зависимость от внешнеторговых партнёров (прежде всего, Китая) с одной стороны, и ограничивая возможности для внутреннего роста и развития, с другой ^[6]; основные предложения Трампа в этом свете – регулирование международной торговли с учетом планируемой реформы ВТО и стимулирование американского бизнеса к наращиванию экспорта.

Неоднозначны в свете его победы и будущее Транстихоокеанского, и Трансатлантического торговых и инвестиционных партнерств. Здесь Трамп очень четко разделяет зависимость мировых рынков от все более волатильной конъюнктуры не проходящей рецессии мировой экономики и реальных затрат США на формирование благоприятных торговых трендов внутри НАФТА, Европейского Союза или в регионе АТР. Будет ли это новый и модернизированный текущей глобализацией План Маршалла 2.0 и какие последствия ожидают мир при новой вестернизации нарождающейся элиты развитых стран, все более претендующих на лидерство в своих регионах и крепнущих интеграционных группировках.

Ориентация на экономический рост внутри США посредством ограничения свободной торговли с внешнеторговыми партнёрами (прежде всего, с Китаем, на долю которого приходится 7,6% американского экспорта и 19,9% американского импорта и который конкурирует с американским бизнесом наиболее жёстко) ^[7]. В структуре торгового баланса США более заметная, чем у Китая, роль принадлежит таким партнёрам, как Канада и Мексика, однако вполне оправданно основной геоэкономической угрозой Трамп считает именно Китай, в результате чего внешнеэкономические отношения с ним могут быть пересмотрены после инаугурации нового президента.

Как минимум, неоднократно в ходе своих выступлениях Дональд Трамп заявлял о том, что американо-китайские отношения в период его президентства станут более сложными ^[8]. Во-первых, потому что девальвация китайского юаня привела к некоторым серьёзным последствиям в мировой, в целом, и американской экономике, в частности:

1) девальвация юаня предотвратила поднятие ставок ФРС и привела к резкому падению стоимости 10-летних трежерис более чем на 5% в течение торгового дня после появления новости;

2) ослабление юаня создало дополнительные стимулы для китайских экспортёров, усилив и без того жёсткую конкуренцию китайских компаний на глобальных рынках;

3) принятие решения о девальвации юаня может привести к аналогичным решениям других стран, что вызовет дестабилизацию сначала финансовых рынков, а затем – в более долгосрочной перспективе, – и мировой экономики, в целом;

4) влияние девальвации юаня на экономический рост в США не огромно, однако определённое негативное влияние существует, и в этом заключается один из факторов пересмотра Трампом американо-китайских экономических отношений;

5) одной из причин девальвации юаня могло стать стремление китайских властей к повышению значимости юаня как пятой резервной валюты в составе СДР, и для этого глобальным рынкам необходимо показать свободное формирование курса национальной валюты Китая (которое отрицается в МВФ) ^[9].

Девальвация юаня способствовала перемещению ряда рабочих мест, которые могли быть созданы на территории США американскими компаниями, в Китай, что усугубляло, по мнению Трампа, и без того острую проблему безработицы, особенно это коснулось сферы «утечки мозгов». Для исправления ситуации Трамп предлагал установить импортную пошлину для китайских товаров на уровне 45%. Данная мера в реалиях современной глобальной экономики, безусловно, является радикальной и неизбежно спровоцирует торговую войну между США и Китаем.

Однако, говоря об усложнении международных отношений между США и Китаем в связи с приходом в США к власти Трампа, необходимо подчеркнуть, что речь идёт не только о чисто экономических взаимоотношениях и подходах к регулированию внешнеэкономических связей между США и Китаем, но и о политической позиции, первым признаком изменения которой стал телефонный разговор Дональда Трампа с президентом Тайваня Цай Инг-вень (TsaiIng-wen). Поскольку, согласно официальной позиции Пекина, Тайвань до сих пор остаётся частью единого Китая, любые попытки зарубежных лидеров установить какие бы то ни было контакты с тайванскими властями воспринимаются как действия, направленные против Китая. Аналогичным образом был воспринят и состоявшийся 2 декабря разговор Трампа с лидером непризнанного Китаем Тайваня. С одной стороны, такой шаг до вступления Трампа в должность свидетельствует о намерении резко и недвусмысленно демонстрировать жёсткую позицию США по отношению к Китаю. Однако, с другой стороны, сама лидер Тайваня заявила, что произошедшее событие не следует рассматривать как признак значительного изменения внешней политики США в регионе (которое неизбежно приведёт к эскалации напряжённости и крайне нежелательно для всего Азиатско-Тихоокеанского региона). Такую же довольно сдержанную для Китая реакцию событие вызвало и в официальном Пекине, о чём свидетельствовало более чем мягкое освещение произошедшего в официальных китайских СМИ ^[10].

Возможно, не в последнюю очередь столь сдержанное и скупое реагирование на поведение Трампа, которое в другое время и при другом президенте США могло бы вызвать в Пекине агрессивную волну недовольства, связано с тем, что лидеры стран Азиатско-Тихоокеанского региона пока не в полной мере понимают приоритеты и направления политики Трампа, воспринимают подобные шаги как в некотором смысле случайные, недостаточно взвешенные, импульсивные. Однако не следует забывать при этом, что Трамп, способный на подобные плохо прогнозируемые поступки, уже скоро станет во главе наиболее влиятельного и могущественного государства на планете, и поэтому, чтобы он ни делал и ни говорил, это будет приниматься в расчёт и должно учитываться остальным миром, включая Китай ^[11]. А наличие в его кабинете трех генералов-ястребов, - говорит о том, что США готовится дать отпор терроризму, развитием которого косвенно или по умолчанию «грешили» и Б.Обама и Х.Клинтон. Именно их не продуманные действия в Ираке, Ливии и в Сирии, подтолкнули Ближний Восток и Северную Африку не только к всплеску исламистских настроений, а так же к образованию ИГИЛ (запрещена в России), но и создали предпосылки для массового исхода жителей этих стран в Европу. Последствия данной дестабилизации социумов и государств, ставших неполноценными с точки зрения международного суверенитета, только начинают свою историю переформатирования окружающего мира и принесут еще больший хаос в международной политике. Это сегодня уже и просчитывает Трамп, делая ставку на армию, планируя реформу спецслужб в высших эшелонах американского истэблишмента.

Вместе с тем, не следует забывать о том, что самостоятельное значение регионов, межгосударственных объединений, международных организаций, в которые США не входят или не играют определяющей роли, постоянно возрастает: политические процессы регионализации представляют очевидную угрозу гегемонии США в глобальной экономике и глобальной политике. Это значит, что, сколь бы непредсказуемо и экспрессивно не вёл себя Трамп, он вынужден это учитывать и считаться с политическими и экономическими партнёрами, выстраивая долгосрочную стратегию, обеспечивающую устойчивость американских позиций в мире. Фактором, помогающим США сохранять сильные позиции в Азиатско-Тихоокеанском регионе, является обеспокоенность других стран региона ростом влияния Китая и опасение того, что мощь Китая может быть в определённый момент времени поддержана военными угрозами, от него исходящими. Это заставляет других участников налаживать отношения с США, понимая, что это единственный игрок, способный эффективно противостоять нарастанию китайской угрозы ^[12].

Как бы там ни было, трансформация американо-китайских отношений в свете того, что Трамп декларировал в своей предвыборной программе и неоднократно заявлял в ходе предвыборной кампании, представляется неизбежной. Это означает, что усилия США во внешнеэкономических отношениях будут направлены на компенсацию ослабления экономических и финансовых связей с Китаем посредством установления более тесных взаимоотношений с другими внешнеэкономическими партнёрами. Одним из них может стать Россия, ведь приход к власти Трампа многие связывают не только с охлаждением американо-китайских отношений, но и с возможностью улучшения отношений с Россией. Такая точка зрения поддерживается и тем, что в современном поведении США на мировой арене, а также в том, как развивается система международных отношений в целом, чётко прослеживается тенденция преобладания геополитических решений над геоэкономическими. Это же выражается в том, что при принятии международных решений геополитические интересы перевешивают геоэкономические ^[13], а цели улучшения отношений США с Россией у Трампа вполне могут носить преимущественно политический характер.

Однако, говоря о том, что ждёт глобальную экономику и мировую политику, после того как в январе 2017 года Дональд Трамп вступил в должность, необходимо осознавать, что Трамп-кандидат и Трамп-президент – это два разных политика (как и всегда в случае выборов). Это, в свою очередь, означает, что, скорее всего, далеко не все методы, инструменты и шаги, анонсированные Трампом на предвыборных выступлениях, будут реализованы. Те из них, которые будут проведены, могут поменять содержание и иметь долгоиграющие последствия. В случае, если озвученная Трампом в ходе предвыборной кампании экономическая доктрина будет реализована, экономику США ждут следующие изменения:

1) планируемое сокращение налогов с целью стимулирования деловой активности и в конечном счёте экономического роста в США приведёт к росту дефицита бюджета и наращиванию государственного долга;

2) более высокие процентные ставки, рост которых будет спровоцирован увеличением ВВП, вызовут обратную сокращению налогов реакцию, препятствуя дальнейшему росту, поскольку приведут к сокращению расходов;

3) отмеченные тенденции приведут к укреплению доллара и сделают американский экспорт менее конкурентоспособным в мировой экономике.

Противоречивость результатов предлагаемых Дональдом Трампом экономических шагов говорит о том, что и геоэкономическая картина мира после Трампа может, как претерпеть существенные изменения, так и остаться относительно стабильной (поскольку пока не реализованы конкретные практические меры по изменению экономических взаимоотношений США с зарубежными партнёрами, говорить о том, какие последствия будут превалировать, довольно трудно). Это обусловлено тем, что предлагаемые меры могут привести к повышению конкурентоспособности США и перераспределению ролей США и Китая в международной торговле в краткосрочном периоде, но в средне- и долгосрочном периоде развернуть новые тренды, наиболее адекватно отражающие динамику развития международных отношений и способствовать движению к текущему (по всей видимости, более устойчивому) состоянию.

Следует не забывать о силе и роли факторов длинных экономических циклов и смены технологических укладов, так как в мире, который существует в нынешней финансово-экономической системе, лидирующая страна определяет основные правила игры и контролирует их выполнение остальными участниками. Но, как справедливо заметил Иммануил Валлерстайн в своей теории мир-системного анализа, «государство теряет гегемонию не потому, что слабеет, а потому, что другие набирают силу» ^[14].

В преддверии нового кондратьевского цикла уже началось перераспределение основных потоков капитала и факторов производства, а на смену идеям глобализации, скорее всего, начнется эпоха национального эгоизма, и будет происходить переформирование всей системы международных отношений и глобальной безопасности. Борьба за доминирование в геополитическом пространстве уже начала активизироваться, но происходит она пока вдали от основных территорий лидирующих стран и чужими руками, в том числе и при помощи радикальных террористических объединений.

Также обратим внимание на тот факт, что идеи Эндрю Джексона не отрицают применение жесткого давления и силы. Пока что на роль основного оппонента США Дональд Трамп явно рассматривает Китай, поскольку основная задача – пересмотреть экономический симбиоз «Кимерики» (союза США и Китая). Дональд Трамп не исключает ситуации, что взаимоотношения с Россией могут принять и не очень приятный оборот, особенно в условиях, когда общая международная атмосфера, хоть и отдаленно, но напоминающая времена сенатора Маккарти, в отношении России уже сформировалась.

Роль Америки, как ведущей державы мира, исходя из предыдущего анализа, может состоять в корректировке парадигмы по дальнейшей экспансии новых рынков, и направлена на внутреннюю реструктуризацию национальной экономики, включая реформы в области ВПК и нефтегазовом секторе. А Россия в этом изменяющемся мире может сосредоточиться, прежде всего, на собственных национальных интересах в наступающую эпоху нового меркантилизма и, что не менее существенно, должна сохранить за собой важнейшее место в системе международной безопасности ^[15].