Rural territories in modern Russia: approaches towards the research

Zhalsanova Valentina Gurozhapovna PhD in Sociology Senior Scientific Associate, Institute for Mongolian, Buddhist and Tibetan Studies of Siberian Branch of the Russian Academy of Sciences 670047, Russia, respublika Buryatiya, g. Ulan-Ude, ul. Sakh'yanovoi, 6, kab. 209 valyazhal@list.ru Other publications by this author

Сельские территории занимают значительное место на географической карте современной России, занимая 2/3 площади страны. Как же можно определить состояние данных территорий, каковы их основные проблемы, какими видятся перспективы их развития? Однозначного ответа на эти вопросы не может быть в силу сложного клубка экономических, политических, социальных, демографических, культурных факторов определяющих основные характеристики современного сельского сообщества. Не стоит забывать, что огромное влияние на состояние села оказывает урбанизация, как бурно развивающийся процесс в современном мире, влекущий за собой рост и развитие городских поселений, и соответственно рост и увеличение численности городского населения вследствие возрастания роли города в жизни общества и преимущества городского образа жизни вкупе с городской культурой.

В отечественном обществознании большинство исследований села часто строятся вокруг понятий «патриархальное», «традиционное», «консервативное», «отсталое», «зона деградации». Насколько верны и допустимы такие характеристики современного села? На первый взгляд, если учитывать социально-экономическое положение сельского населения в условиях развала сельскохозяйственного производства, то эти характеристики являются абсолютно верными. Несомненно, что современное российское село находится в кризисном положении. С другой стороны, села не исчезли, там продолжают функционировать разного рода предприятия и хозяйства. Также нельзя отнести всех сельских жителей только к одной категории бедствующего населения. Социальное и имущественное расслоение среди сельчан позволяет рассуждать о разных социальных группах в их среде, разных экономических моделях поведения, об отличающихся культурных установках. Поэтому нельзя абсолютизировать село как территорию отсталости и отчуждения.

И еще одним из подходов к исследованию сельских территорий становится противопоставление села городу. Увлечение данным подходом имеет свои опасности или ловушки в виде клишированных дихотомий или оппозиций – «одна из них – оппозиция города и деревни. Деревня так или иначе связывается и сравнивается с городом. Порою складывается впечатление, что деревня – это Другой города, столь необходимый для конститутирования самости, конструирования феномена. Как и всякий Другой, деревня не просто отличается, она оказывается чуждой городу – наделяется опасными для города характеристиками или же экзотизируется. Вторая дихотомия, участвующая в формировании дискурса о деревне, напрямую связана с первой. Это оппозиция традиционности/модернизированности деревни. Зачастую речь о деревне ведется именно в этих концептуальных рамках, которые позволяют говорить о ее консерватизме или о запаздывающей модернизации и пр.» ^{[1, с. 5]}.

На наш взгляд, анализируя состояние сельских территорий, надо исходить от понимания их как части всего общественного механизма, или социальной системы. Село, будучи частью системы, не может существовать автономно и соответственно является полноправным субъектом всех социальных преобразований, и процессов социальной трансформации в том числе. Просто особенность села заключается в первую очередь в недостаточности экономических, социальных, инфраструктурных ресурсов, которые позволили бы ему соответствовать требованиям современности. И именно этим объясняется дисфункциональность и дезорганизованность социальных процессов в селе. В результате траектория его развития как социально-территориальной системы никак не желает идти по постоянной восходящей линии.

Российская социология села нуждается в новых исследовательских подходах, которые позволили бы расширить рамки изучаемой проблемы, отойти от узкого понимания сельского сообщества как отсталого, архаизированного. А. А. Хагуров, обосновывая необходимость новых методологических ориентиров, пишет, что «с одной стороны, российское село оказалось перед новыми вызовами, порожденными агрессивными рыночными отношениями: переделом собственности (на землю, средства производства, основные и оборотные средства и капиталы), ликвидацией прежних организаций и форм сельскохозяйственного производства. В том виде, в каком оно существовало в советское время, современной рыночной экономике село фактически не подходит… С другой стороны, новая реальная ситуация потребовала пересмотра методологических подходов и интерпретаций в ее изучении, предполагающего рассмотрение села не только с социально-экономических позиций («сближение города и деревни», «сближения двух форм собственности», как это было прежде), а с позиций позволяющих видеть предназначение села во многих других ракурсах – социокультурном, геополитическом, экономическом, экзистенциально-этнологическом и т.д.» ^{[2, с. 95]}. Поэтому становится актуальным междисциплинарный подход, который позволяет обеспечить всесторонность в изучении широкого круга социальных проблем в сельском сообществе.

Как уже было отмечено выше, большинство российских исследователей подходят с позиции, характеризующих село как глубоко депрессивную социальную среду, причем начало депрессивности совпадает, по их мнению, с широкомасштабными переменами постсоветского периода. Об этом пишут Л. Д. Гудков и Б. В. Дубин. Они отмечают, что кризис и последовавший за ним упадок производства привели к отсутствию развития и снижению уровня жизни в сельских районах и малых городах, тесно связанных с агропромышленным производством. Вследствие этого самым негативным результатом становится затянувшийся период «общей деградации села и бесперспективности жизни для наиболее активных и деятельных групп, не могущих существовать за счет доходов от своего труда и не имеющих надежд на лучшее в ближайшем будущем» ^{[3, с. 200]}. Тем не менее, нельзя выводить истоки упадка сельских территорий исключительно последствиями реформ 90-х годов прошлого столетия. Несмотря на то, что урбанизация и быстрая индустриализация ХХ века были характерны для многих стран, в России они имели катастрофические последствия. По мнению Т. Г. Нефедовой подобная ситуация сложилась вследствие хозяйственной и инфраструктурной организации сельских территорий в советский период. «Насаждаемая властями в советское время монофункциональность обернулась сильной зависимостью всей жизни в деревне от одного предприятия: колхоза, совхоза или леспромхоза… Сугубо производственные приоритеты их развития в советские годы привели к инфраструктурной и социальной необустроенности, последствия которой мы сейчас и усугубляем. Наконец, современная информационная глобализация, дошедшая благодаря телевизорам, сотовым телефонам, компьютерам почти до всех деревень, вместо сглаживания различий высветила огромные контрасты между жизнью в больших городах и в сельской глубинке и только усилила ощущение отсталости деревни, особенно в депрессивных районах» ^{[4, c. 9]}.

Итогом институциональных преобразований в селе в постсоветский период должны были стать новые социальные отношения, которые привели бы к возникновению новых социальных групп и тем самым способствовали бы усилению позиций аграрной экономики и развитию сельских территорий. Реальный результат оказался совершенно иным по своему содержанию и по последствиям. З. И. Калугина, подтверждая этот факт, резюмирует, что «однако итоги проведенных в 1990-е годы преобразований были неожиданными (для реформаторов) и парадоксальными по своей сущности. Парадоксы аграрной реформы проявились в экспансии мелкотоварного производства, неэффективности «капитализации» аграрной экономики, разрушении трудовой мотивации работников, обнищании сельского населения, деградации социальной сферы села» ^{[5, c. 117]}.

Признавая кризис как естественное состояние постсоветской деревни, необходимо понимать, что кризис носит комплексный характер. Его глубина и затяжной характер обусловлены не только экономическими причинами, но и социокультурными факторами. Произошло масштабное изменение всей системы социальных связей и отношений в сельском социуме. Коллективные хозяйства, колхозы и совхозы, практически исчезли, а сохранившиеся претерпели значительные трансформации. Отсутствие работы привело к росту самозанятости. Изменилась социально-профессиональная структура, значительно сократилась численность сельскохозяйственных специалистов и рабочих. Приобрели своеобразную значимость работники бюджетной сферы и пенсионеры, которые несмотря на низкие доходы, стали на селе основными получателями стабильных денежных выплат. Социальные изменения в селе также имели еще одно негативное последствие – распространение девиантных форм поведения. Другими словами, произошло изменение сущностных характеристик сельского сообщества. Поэтому «для реформирования необходимо ясно и четко понимать, какую социальную среду предстоит реформировать, хорошо представлять устойчивые первоосновы жизни селян, нормы, стандарты их повседневной жизни» ^{[6, c. 88]}.

На наш взгляд, подход, разработанный Т. Г. Нефедовой позволяет лучше понять особенности сельской местности в современной России. Будучи географом, она в своих исследованиях показала, что «размеры пространства России и обусловленное ими разнообразие природных условий с преобладанием не очень благоприятных для жизни людей и их интенсивного хозяйства ограничивают «свободу маневра» в ходе реформ и модернизаций. Вдобавок ее лимитируют недостаток демографических и финансовых ресурсов, приоритеты власть- и капиталоимущих. Вот почему сама пространственная организация сельской местности становится не только результатом, но и все более важным фактором ее эволюции» ^{[4, c. 429]}.

Влияние современности на состояние села и на возможности сохранения им своих уникальных жизненных условий, традиций носит, чаще всего, противоречивый характер, усиливая риски не только в экономической, но и в духовной, социальной сферах. По мнению Ч. И. Ильдархановой усилия и установки отдельных стран и регионов, которые предпринимаются для сохранения сельских социумов, усложняются мировыми тенденциями тотальной урбанизации. И поэтому, как она считает, «актуальным выступает вопрос об установлении баланса между стремлением государства улучшить качество жизни сельского населения и предотвращением изживания сельского образа жизни, типичных сельских видов занятости, отвечающих за продовольственную безопасность, сохранением инфраструктуры села» ^{[7, c. 304]}. Подходы к урбанизации как неизбежному процессу в современной истории приводят к размыванию сущностных характеристик села.

Что же представляют собой сельские территории? Анализ критериев их выделения на карте любой страны показывает, что нет единого подхода, многое зависит от особенностей исторического развития той или иной страны, ее экономических характеристик, степени урбанизированности, демографических факторов. На первый взгляд, кажется, что достаточно противопоставить сельские территории городским или другими словами, все, что не является городом есть село. Данный подход не совсем верен в условиях современных социальных изменений. Современность, по мнению Энтони Гидденса, представляет собой «сокрушающую силу», которая привела к тому, что традиционный порядок существования многих социальных институтов исчерпал себя. В результате «современные поселения городского типа зачастую включают территории традиционных городов, и может показаться, будто бы они лишь расширяют их. Фактически же современный городской быт организован на основании совершенно иных принципов, чем те, что отделяли досовременный город от сельской местности в более ранние эпохи» ^{[8, c. 117]}. Таким образом, сокрушающая современность меняет сущностные характеристики и города, и села, вовлекая их в интенсифицированные социальные изменения, распространенные по всему миру.

В этих условиях роль малых населенных пунктов становится особо важной и значимой по своим функциональным характеристикам. В рассуждениях В. И. Ильина о роли глубинки как социализированного географического пространства есть интересные выводы, позволяющие глубже и лучше понимать значение сельских территорий в оппозиции «город – село». На первый взгляд именно столицы и крупные городские территориальные образования как места концентрации ресурсов и механизмов их распределения способны задавать вектор динамичного развития общественного механизма и включать последний в процессы глобализации. Но взгляд этот по сути своей поверхностный. Используя метафору водного бассейна, В.И. Ильин убедительно доказывает, что глубинка возможно и «болото», но именно ручейки, вытекающие из него, подпитывают огромные реки. «Такую же роль играют мелкие деревеньки и малые города в судьбе страны… Огромные города без фундамента подпитывающей их глубинки – это Волга без бесчисленных ручейков и речушек, т.е. гигант, обреченный на исчезновение. Если столицы являются двигателями прогресса, задавая его направление и динамику, то глубинка обеспечивает устойчивость и преемственность. Столицы – это очаги глобализации, глубинка – это масса мельчайших очагов локализации. И лишь баланс этих двух противоположностей порождает глокализацию, гарантирующую динамичность и преемственность цивилизационных процессов»^{[9, c. 8680]}. К сожалению, в практике государственного управления и даже в части некоторых научных рассуждений преобладает понимание села как экономического и социального бремени для нашей страны и проводятся соответствующие мероприятия, которые не позволяют сельским территориям получить развитие в долгосрочной перспективе.

Таким образом, мы отмечаем, что с одной стороны, сельские территории современной России находятся в состоянии кризиса, истоки которого коренятся как в советском прошлом, так и в последствиях масштабных социальных преобразований 90-х годов. С другой стороны, несомненно, что сельские территории несут огромную функциональную нагрузку и от их развития зависит развитие страны в целом. Поэтому покуда на карте нашей страны есть села, и люди, живущие в них, то можно говорить о наличии экономического и социокультурного потенциала государства и общества.