Reputation as an intangible benefit and a legal phenomenon in the Old Russian law

Telnov Aleksey N/A 125222, Russia, g. Moscow, ul. Dubravnaya, 35 at82@mail.ru Other publications by this author

Автор настоящей статьи ранее уже исследовал репутацию, как нематериальное благо, и как реально существующее правовое явление в общественных отношениях, требующих от законодателя правового регулирования ^[1]. В юридической литературе репутацию рассматривают как «сложившееся общественное мнение о достоинствах и недостатках человека» ^[2], либо как «складывающуюся на основе имеющегося объема информации о лице пропорцию положительных и отрицательных сведений о его качествах, достоинствах и недостатках, известную окружающим и в силу этого отраженную в общественном сознании как мнение о нем с точки зрения морали данного общества» ^[3].

Несмотря на то, что такое нематериальное благо, как репутация, прямо не закреплено в действующем гражданском законодательстве Российской Федерации, оно, тем не менее, как правовое явление, существовало и существует в общественных отношениях достаточно давно.

Хотя именно в настоящее время все чаще поднимается вопрос о защите репутации отдельных граждан (физических лиц), их объединений, общественных организаций, юридических лиц, публично-правовых образований, тем не менее, большой интерес представляет исследование истоков возникновения указанного правового явления в российском законодательстве на примере соответствующих норм Русской Правды, разных ее редакций, и Устава Князя Ярослава о церковных судах (XII-XIII вв).

В силу этого, в настоящей статье автор исследует нижеперечисленные нормы источников древнерусского права, которые можно отнести к регулированию общественных отношений, связанных с защитой именно репутации граждан.

Идеи социальной ответственности за посягательства на нематериальные блага личности разрабатывались и имели правовое применение уже на первых этапах развития человеческого общества – с формированием в обществе представлений о таких понятиях, как честь, достоинство, репутация, доброе имя. «В те далекие времена люди не выделяли себя из племени, рода. В связи с этим оскорбление человека, принадлежавшего к какому-либо роду, воспринималось как оскорбление всего рода. Обычай кровной мести возник на этой основе» ^[4].

На ранней стадии развития русского государства единственным источником права признавался обычай, а мерой ответственности за его нарушение была месть. Развитие государства и права привело к тому, что «обычаи, после их санкционирования государственной властью, приобрели статус норм обычного права» ^[5]. Начиная с IX века нашей эры, право начало складываться в определенную систему, и преобразовываться в централизованные источники права, к которым относится Русская Правда в разных ее редакциях. Именно там содержались первые нормы об ответственности за вред, причиненный посягательствами на нематериальные блага, в том числе, на такое благо, как «репутация». Но, можно предположить, что эти нормы существовали в форме обычаев еще до издания Русской Правды, поскольку она представляется в правовом сознании как сборник народных обычаев, а каждый обычай, как известно, живет еще до того времени, как выражается в письменной форме.

Русская Правда не проводила различий между уголовным и гражданским правонарушением, а само правонарушение, в целом, «определялось не как нарушение закона или княжеской воли, а как «обида», то есть причинение морального или материального ущерба лицу или группе лиц» ^[6]. Следует согласиться с утверждением С. А. Беляцкина о том, что понятие «обида» включало в себя как «нарушение личных прав», так и «грубое вторжение в чужую имущественную сферу» ^[7], ведь если проанализировать нормы Русской Правды, то становится понятно, что объектами правонарушений признавались не только имущество, но и личность, ее репутация, а все правонарушения против личности могли совершаться только посредством действия правонарушителя.

Хотя посягательства на такое нематериальное благо, как репутация, не были выражены в качестве самостоятельно выделенных правонарушений, в качестве посягательств, которые могли повлечь за собой поругание репутации лица, рассматривались, прежде всего, нарушения личной неприкосновенности, так, например: «Если кто ударит кого-либо палкой, жердью, рукой, чашей, рогом или мечом, то он платит 12 гривен; если потерпевший не настигнет его и не отомстит, то виновный платит штраф, и этим дело кончается» (ст. 3 Краткой редакции Русской Правды) и «Если ударит мечом, не вынув его из ножен, или рукоятью меча, то платит 12 гривен штрафа» (ст. 4 Краткой редакции Русской Правды) ^[8].

Из приведенного можно предположить, что законодатель при регламентации данных правонарушений уделял внимание не самому факту телесных повреждений личности, а фактически характеру совершенного действия, в результате которого нанесена «обида» потерпевшему, нанесен ущерб его репутации. Такой вывод сделан в связи с тем, что в указанных нормах ничего не говорится про последствия совершенных действий, а сказано только про само противоправное деяние. И, представляется, что если совершенное действие причиняло вред здоровью, но, вместе с тем, унижало честь и достоинство человека или могло повлечь за собой снижение уровня его репутации в глазах окружающих, то оно рассматривалось, прежде всего, как ущемление его личных неимущественных прав на нематериальные блага, а не как побои (причинение вреда здоровью). Кроме того, важен был не столько сам удар, сколько обида им нанесенная, поэтому и совершение ответного удара (месть потерпевшего), должно было следовать сразу за действием, нарушающим личное неимущественное право. В случае, если пострадавший по той или иной причине не мог или не хотел сразу же отомстить, то обидчик должен был уплатить 12 гривен штрафа за нанесенную обиду. Как отмечал Н. Н. Розин «Удар необнаженным мечом, тыловой стороной меча, чашей, рогом (орудие пира) и т.п. считался, по понятиям того времени, особо позорным: получить такое оскорбление обозначало не только получить обиду, но и быть опозоренным, рисковать своим доброй славой, общественным мнением о себе» ^[9]. Опозоренное лицо от несправедливо нанесенной ему обиды, безусловно, как следствие, получало значительный ущерб своей репутации, и это требовало совершения действий по восстановлению поруганной репутации, в том числе, по компенсации морального вреда от правонарушителя. Исходя из этого, на обидчика и налагалось такое существенное наказание, как уплата 12 гривен штрафа.

В продолжение вышеизложенного можно обратить внимание на почти аналогичное правонарушение, закрепленное в статье 10 Краткой редакции Русской Правды, которая говорит о толкании человека к себе или от себя: «Если пихнет муж мужа от себя или к себе, то должен платить 3 гривны, если на суд приведет двух свидетелей. При этом варяг или колбяг не приводит свидетелей, но сам идет к присяге» ^[10]. В данной норме также ничего не говорится о последствиях, к которым может привести толкание другого человека и представляется, что ответственность за подобное правонарушение возлагалась на нарушителя в связи с тем, что совершенными действиями нарушитель посягал на репутацию обиженного в глазах окружающих, ведь, как правило, данные действия могли быть совершены прилюдно, что, в свою очередь, могло повлечь неблагоприятные последствия для его репутации в виде потери высокой оценки его общественно – значимых качеств со стороны окружающих людей.

Также в качестве значимого правонарушения, способного повлиять на уровень репутации, можно признать закрепленное в ст. 8 Краткой редакции Русской Правды вырывание усов или бороды. При этом понятие и содержание правонарушения не раскрываются, а сама норма указывает лишь на юридический факт, выраженный в виде противоправного действия, за которое установлено соответствующее наказание – уплата достаточно внушительного штрафа в размере 12 гривен. М. Ф. Владимирский – Буданов полагал, что «повреждение усов и бороды считалось преступлением вчетверо более тяжким, чем отсечение пальца, потому что в первом случае нападение на здоровье осложняется еще психическим оскорблением: усы и борода, принадлежность физического мужества, были высшим символом чести» ^[11]. М. В. Духовский полагал, что при вырывании бороды наносилась обида нравственному достоинству личности… Борода служила своеобразным символом чести во всей русской истории» ^[12].

Исходя из этого, становится очевидным причинение вреда репутации в глазах окружающих, который возникал вследствие вырывания усов или бороды потерпевшего. Ответственность за данные действия, предусмотренная указанной статьей, выполняла роль, как карательной функции за причиненный репутации пострадавшего вред, так и воспитательной, а также превентивной функций, для того, чтобы причинитель вреда и другие лица могли понимать недопустимость данных действий и последствия за их совершение в виде соответствующего наказания.

В нормах Пространной редакции Русской Правды (XIII – XIV вв.) наказания за поругание репутации (как свободных людей, так и закупов, рабов) были изложены уже более подробно, а некоторые из них были ужесточены. Интерес вызывает ст. 18, которая предусматривала наказание за ложное обвинение в убийстве, и ст. 22, посвященная ложному обвинению в воровстве, - последствием данных правонарушений мог стать подрыв репутации обвиненного лица. По мнению В. О. Ключевского, установление ответственности за ложное обвинение «было первым опытом пробуждения в крещенном язычнике чувства уважения к нравственному достоинству личности человека» ^[13]. Указанные нормы в изложенной редакции были своеобразными родоначальниками современной нормы ст. 128.1 Уголовного кодекса РФ об ответственности за клевету.

Особо необходимо обратить внимание на отдельно введенную норму ст. 26, в которой было указано, что пострадавший от обиды и нанесший своему обидчику удар мечом в отместку не может считаться виновным в содеянном: «Если же обиженный, не стерпев, в отместку, сам ударит мечом, то того в вину ему не ставить» ^[14], что может говорить о том, что закреплена норма, посвященная необходимой обороне потерпевшего от нанесенного ему личного неимущественного вреда. Также эта норма выполняла своего рода компенсаторную функцию для пострадавшего, который указанными действиями мог вернуть себе авторитет и уважение окружающих.

Было расширено описание нормы, касающейся вырывания или повреждения усов и бороды: «Если кто вырвет у кого бороду, и знак останется, и очевидцы подтвердят, то взыскать с обидчика 12 гривен штрафа (в пользу князя), но если очевидцев нет, а по одному подозрению, то штрафа с ответчика не взыскивать» (ст. 67 Пространной редакции Русской Правды) ^[15]. Как можно увидеть, в данной норме было указано о весьма важном факте – о том, что если нет свидетелей произошедшего, то ответчик от ответственности за совершенное действие освобождается. Это говорит, как о значимости свидетельских показаний в деле доказывания совершенного деяния, так и о том, чтобы освободить от ответственности потенциально невиновного причинителя вреда репутации.

По аналогии с последним правилом поведения была введена ответственность причинителя вреда за лишение пострадавшего зуба: «Если кто у кого выбьет зуб, так что кровь будет видна во рту, а очевидцы подтвердят, то взыскать с обидчика 12 гривен штрафа (в пользу князя) да за выбитый зуб пострадавшему гривну» (ст. 68 Пространной редакции Русской Правды) ^[16].

В целом, необходимо обратить внимание на то, что основной особенностью Пространной редакции Русской Правды стала фактическая замена такой санкции за совершенные правонарушения, как кровная месть, на другую – выплату денежного штрафа (вира). Также произошло разделение норм на группы по отраслям права. Все это было вызвано развитием общественных отношений, складывающихся на Руси, и показывало более высокий уровень развития общества и государства по сравнению с тем, когда существовала Краткая редакция Русской Правды.

Необходимо отметить, что, несмотря на отсутствие в Русской Правде такого правонарушения, как оскорбление словом, нельзя говорить о том, что оно не было известно праву того времени. Как отмечает Н. Н. Розин, «В умолчании Русской Правды о словесных оскорблениях нет ничего странного. Об этих оскорблениях говорится в уставах того времени о церковных судах» ^[17].

Действительно, если проанализировать положения, например, Устава Князя Ярослава о церковных судах (XII-XIII вв.), то можно найти норму статьи 30, которая говорит о том, что: «Если кто назовет чужую жену блудницей, то в том случае, если эта женщина будет из числа великих бояр, то за позор (он уплатит) ей 5 гривен золота, и епископу 5 гривен золота, а князь назначит ему наказание своей властью, независимо от церковного наказания. Если потерпевшая будет из числа меньших бояр, то за позор (он уплатит) ей 3 гривны золота, и митрополиту 3 гривны золота. Если она будет (из среды) городских людей, то за позор ей (он заплатит) 3 гривны серебра или рубль, и епископу также. Сельской женщине (он заплатит) 60 резан, а митрополиту 3 гривны» ^[18]. Данная норма статьи говорит о защите репутации только замужней женщины, так как ущемление репутации такой женщины, как следствие, ущемляло и репутацию его мужа. Чем выше сословие было у такой женщины, тем выше был и уровень штрафа, который должен был уплатить за допущенный позор правонарушитель, поскольку, по всей вероятности, в обществе считалось, что для человека более высокого сословия нанесенная обида имеет более значимые негативные последствия для репутации, чем для человека из более низкого сословия.

По итогам проведенного в настоящей статье исследования автором отмечается следующее. Несмотря на кажущуюся архаичность правовых норм, закрепленных в древнерусских памятниках, можно сделать вывод о том, что уже в этих источниках права имелись нормы, фактически прямо касающиеся защиты репутации граждан от противоправных посягательств правонарушителей.

Защите репутации граждан уделялось внимание в древних источниках права даже в то время, когда общество и государство находились на самой ранней стадии развития. В исследуемый период времени, когда «каждый знал каждого», снижение репутации лица в результате противоправных посягательств существенно и негативным образом сказывалось на всех сферах жизни этого лица на долгие годы. Кроме того, ущемление репутации отдельного лица, в силу того, что в тот исторический период характерной чертой общества являлась строгая ярко выраженная сословность и принадлежность лица к тому или иному роду, прямо влекло за собой ущемление репутации в обществе и всего рода, сословия, к которому относилось это лицо.

В связи с этим обращает на себя внимание тот интересный факт, что в исследуемых источниках права имелись нормы, которые оценивали уровень нанесенного ущерба репутации гражданина не только в зависимости от характеристики совершенного противоправного деяния, которое наносило ущерб репутации, но и уровнем положения гражданина в обществе, его принадлежности к определенному сословию. Чем выше уровень положения в обществе гражданина, которому нанесен ущерб репутации, тем выше был уровень санкции к правонарушителю, нанесшего ущерб репутации. То есть гражданин, имеющий высокое положение в обществе, имел более высокий уровень репутации в обществе. В результате нанесенный ущерб репутации такого гражданина противоправными деяниями имел более высокий уровень, чем у гражданина с более низким положением в обществе в схожих обстоятельствах.

Следует обратить внимание на то, что в Русской Правде фактически выделяется в качестве одного из основных видов нематериальных благ такое благо, которое можно назвать, как неприкосновенность личности. Нарушение неприкосновенности личности приводит, как следствие, к нарушению других нематериальных благ – чести и достоинства личности потерпевшего лица. А последнее нарушение нематериальных благ в совокупности с первым нарушением приводит, как следствие, к нарушению нематериального блага высшего порядка – репутации потерпевшего лица.

Анализ приведенных норм древнерусского права также позволяет сделать выводы, направленные на совершенствование норм действующего законодательства, по регулированию общественных отношений в сфере нематериальных благ.

В норму п. 2 ст. 151 Гражданского кодекса РФ, в которой для определения размера компенсации морального вреда содержится положение об учете степени физических и нравственных страданий, связанных с индивидуальными особенностями гражданина, которому причинен вред, целесообразно для определения размера компенсации морального вреда ввести использование особого принципа, согласно которому будет учитываться уровень нанесенного репутации ущерба противоправными деяниями, требующими компенсации морального вреда, в зависимости от уровня репутации гражданина, иного лица, его положения и значимости, его личности в обществе (например, государственный служащий, военнослужащий, врач, учитель, ветеран, народный артист, заслуженный деятель, судья, Председатель Правительства РФ, Президент РФ, Российская Федерация и т.п.).

В исследуемых источниках древнерусского права к противоправным действиям в отношении потерпевшего, которые наносили ущерб репутации гражданам, относились и физические действия, и распространение несоответствующих действительности сведений, и неуважительное, вызывающее поведение правонарушителя. Исходя из этого, в п. 1 ст. 150 Гражданского кодекса РФ предлагается внести дополнение в перечень нематериальных благ, в число которых включить такие блага, как «репутация» и «неприкосновенность личности». В ст. 152 Гражданского кодекса РФ с названием «Защита чести, достоинства и деловой репутации», которая регулирует отношения по защите нарушенных нематериальных благ, связанных только с распространением сведений, порочащих честь, достоинство и деловую репутацию, предлагается ввести специальные положения по защите чести, достоинства и репутации:

- от противоправных физических, психологических и иных действий, нарушающих неприкосновенность личности (физическую и морально-этическую неприкосновенность), и, как следствие, нарушающими честь и достоинство личности потерпевшего, его репутацию;

- от противоправного поведения правонарушителей, когда такое поведение явно позорит потерпевшего, хотя оно и не связанно с нарушением физической неприкосновенности личности, но которое можно расценить, как крайнее неуважение к потерпевшему, как к лицу, явно не заслуживающему уважения в обществе;

- от распространения сведений, хотя, возможно, и соответствующих действительности, но которые явно унижают честь и достоинство личности, его репутацию.