Hybrid warfare as a possible catalyst of a global conflict

bartosh alexander alexandrovich PhD in Military Science N/A 119034, Russia, Moscow, Ostozhenka Street 36, office #103 aerointel@mail.ru Other publications by this author

Введение

Саммит НАТО в Варшаве констатировал дальнейшее обострение конфронтации между Россией и альянсом. Нагнетание обстановки военно-политической элитой Организации Североатлантического договора в решающей степени обусловлено внутренними причинами, а не внешними реальными угрозами. Одним из главных факторов является углубление системных разногласий между союзниками, что при отсутствии серьёзного внешнего противника ставит под сомнение целесообразность самого существования альянса. Поэтому через четверть века вновь было решено инициировать новую холодную войну теперь уже с Россией, что должно послужить задаче консолидации расползающегося военно-политического блока.

Однако только имитацией холодной войны дело не ограничивается. Предпринимаются реальные шаги по наращиванию военного давления на Россию, реализуется стратегия сдерживания на основе сочетания ракетно-ядерных, противоракетных и обычных видов вооружений США и альянса. Важнейшей составляющей стратегии сдерживания является информационная война, направленная на ослабление и развал России. Кумулятивный эффект военных приготовлений и подрывных информационных технологий формирует реальную угрозу национальной безопасности российского государства.

Зыбкая граница между современными конфликтами

В противостоянии с Россией США и НАТО делают ставку на использование базовых стратегий любого вида войн - стратегий сокрушения и измора, о которых говорил выдающийся русский военный теоретик Александр Свечин. Он отмечал, что «понятия о сокрушении и изморе распространяются не только на стратегию, но и на политику, и на экономику, и на бокс, на любое проявление борьбы, и должны быть объяснены самой динамикой последней».^[10]

В этом контексте стратегии сокрушения и измора реализуются или могут быть реализованы в ходе полного спектра конфликтов современности, которые связаны между собой и образуют своеобразный многокомпонентный разрушительный тандем. Составные части тандема: цветная революция- гибридная война-конвенциональная война- война с использованием всего спектра ОМУ, включая ядерное оружие.

Цветная революция представляет собой начальный этап дестабилизации обстановки и строится на стратегии сокрушения правительства государства-жертвы: «цветные» революции всё больше обретают форму вооружённой борьбы, разрабатываются по правилам военного искусства, при этом задействуются все имеющиеся инструменты. В первую очередь — средства информационной войны и силы специального назначения. Если сменить власть в стране не удаётся, то создаются условия для вооружённого противостояния с целью дальнейшего «расшатывания» неугодного правительства» ^[14]. Отметим, что переход к масштабному использованию военной силы представляет собой важный критерий развития военно-политической ситуации от этапа цветной революции к гибридной войне.

В целом цветные революции построены на невоенных способах достижения политических и стратегических целей, которые в ряде случаев по своей эффективности значительно превосходят средства военные. В рамках адаптивного применения силы они дополняются мероприятиями информационного противоборства, использованием протестного потенциала населения, системой обучения боевиков и пополнения их формирований из-за рубежа, скрытым снабжением их оружием, использованием сил специальных операций и частных военных компаний. Российский политолог С.М. Небренчин поддерживает точку зрения на цветную революцию как составную часть гибридной войны и предупреждает о реальной опасности этой «связки» для России.^[6]/

В случае, если в сжатые сроки достичь цель цветной революции не удаётся, на определённом этапе может быть осуществлён переход к военным мерам открытого характера, что представляет собой очередную ступень эскалации и выводит конфликт на новый опасный уровень – гибридную войну.

Примером служит развитие событий на Украине, где после цветной революции и свержения законного правительства для подавления протеста при поддержке США и НАТО создана группировка войск, имеющая на вооружении боевую технику, артиллерийские системы, реактивные системы залпового огня и боевую авиацию. Была продолжена мощная информационно-пропагандистская кампания, осуществлялись меры экономического воздействия на непокорные регионы.

Таким образом получила практическое развитие стратегия формирования двух начальных компонентов разрушительного тандема, в котором роль связующего переходного звена от не силовых технологий, преимущественно построенных на использовании «мягкой силы» в ходе цветной революции, к технологиям «жесткой силы» отводится гибридной войне. Это подтверждает наметившуюся устойчивую тенденцию использования адаптивного подхода к применению военной силы.

Адаптивный подход базируется на особенностях системных характеристик цветной революции и гибридной войны, которым свойственна непрерывность, взаимосвязь и взаимозависимость, способность оставаться неизменными при трансформации самих конфликтов.

Границы между конфликтами достаточно расплывчатые. С одной стороны это обеспечивает непрерывность процесса «перетекания» конфликта одного вида к другому и способствует гибкой адаптации используемых политических и военных стратегий к реалиям политических ситуаций. С другой стороны, пока не достаточно разработана система критериев, позволяющих четко определять базовые характеристики отдельных видов конфликтов (прежде всего, «связки» цветной революции - гибридной и конвенциональной войны) в процессе трансформации.

Кроме того, если вопросы цветной революции и конвенциональной войны достаточно подробно разработаны теоретически, то в научных кругах существует разноголосица по поводу гибридной войны. Нет согласия в определении самого феномена. Свои определения дают российские политологи П.А.Цыганков, И.В.Радиков, А.В. Соловьев, А.В.Манойло, А.И. Владимиров, А.А.Бартош и другие. [см.например:13] Более ранние попытки определить феномен гибридной были сделаны Ф.Хоффманом.^[15]

Подобное различие мнений обусловлено тем, что «не существует научных критериев, которые позволили бы идентифицировать войну как гибридную или утверждать, что речь идет о революции в военном деле».^[1] В результате термин широко используется в научных дискуссиях, однако в открытых российских официальных документах и в выступлениях военных руководителей практически не встречается.

Так, например, О.А. Бельков утверждает, что термин «гибридная война» «не является операциональным понятием. Это образная характеристика войны, она не содержит четких, однозначных показателей, раскрывающих ее конкретику».^{[2, C.139]} Делается вывод, что в военно-профессиональном дискурсе на сегодня этот термин контродуктивен, а «сосредоточение внимания и усилий на подготовке к гибридной войне чревато забвением инвариантных основ и принципов военной стратегии и тактики и, следовательно, не полной, односторонней подготовкой страны и армии к возможной войне»^{[2, C.145]}. Вывод, безусловно, верный, поскольку нельзя строить подготовку страны и Вооружённых сил только к гибридной войне. Именно поэтому, по мнению автора, план такой подготовки должен носить комплексный характер и учитывать всю гамму возможных конфликтов от цветной революции до всеобщей ядерной войны.

Сторонник другой точки зрения П.А.Цыганков со своей стороны отмечает, что «преобладающей стала точка зрения авторы которой считают, что гибридные войны-это совершенно новое явление», которое требует глубокого изучения и разработки стратегий противодействия для отстаивания национальных интересов России.^{[13, C.17]}

По мнению автора, сегодня нужно уделять гораздо больше внимания этому явлению, чем это делалось до сих пор. Причем подготовка страны и Вооруженных сил к такому конфликту должна охватывать широкий спектр направлений и учитывать возможность трансформации гибридной войны в конвенциональную, а в дальнейшем и в войну с использованием многих видов ОМУ.

Именно в таком контексте в последние годы о феномене гибридной войны начинают всерьёз говорить союзники России по ОДКБ. Так, реальную опасность гибридной войны отметил министр обороны Республики Беларусь генерал Андрей Равков на 4-ой Московской конференции по международной безопасности в апреле 2015 года. Он подчеркнул, что « именно «гибридная война» интегрирует в своей сущности весь диапазон средств противоборства – от наиболее современных и технологичных («кибервойна» и информационное противоборство) до использования примитивных по своей природе террористических способов и тактических приемов в ведении вооруженной борьбы, увязанных по единому замыслу и целям и направленных на разрушение государства, подрыв его экономики, дестабилизацию внутренней социально-политической обстановки».^{[9, C.40]}

Развивая эту мысль можно утверждать, что гибридная война многомерна, поскольку включает в свое пространство множество других подпространств (военное, информационное, экономическое, политическое, социокультурное и др.). У каждого из подпространств своя структура, свои законы, терминология, сценарий развития. Многомерный характер гибридной войны обусловлен сочетанием комплекса мер военного и невоенного воздействия на противника в реальном масштабе времени, что придаёт свойство своеобразной «расплывчатости» её границ и существенно усложняет задачи прогнозирования.

Гибридная война в стратегиях Запада

С учётом шагов США, НАТО и ЕС по использованию против России широкого спектра подрывных гибридных технологий вполне реальной является перспектива превращения современной гибридной войны в особый вид конфликта, который рискует трансформироваться в перманентное, крайне жестокое и нарушающее все нормы международного права разрушительное противостояние.

Именно к такому противостоянию с Россией готовит Запад украинские вооруженные силы. С этой целью на юго-востоке Украины создаются условия для дальнейшей эскалации насилия от гибридной к полномасштабной конвенциональной войне с применением всех современных систем оружия и военной техники. Авторы такой стратегии, похоже, недооценивают угрозу перерастания провоцируемого ими локального конфликта в широкомасштабное военное столкновение в Европе с перспективой его расширения до глобальных масштабов.

Возможность такого развития событий признают авторы объемного научного исследования «Ответ НАТО на гибридные угрозы», в котором гибридная война рассматривается как «комбинация и смесь различных средств конфликта, регулярных и иррегулярных, доминирующих на физическом и психологическом поле боя под информационным и медиа контролем с целью уменьшения риска. Возможно развертывание тяжелого вооружения для подавления воли противника и предотвращения поддержки населением законных властей».^[8].

Таким образом, в НАТО продолжается разработка стратегий так называемого «переходного периода» от относительно расплывчатой военно-политической ситуации, свойственной гибридной войне, к классической конвенциональной войне с применением всего спектра обычных вооружений. При этом пока остаётся «за скобками» возможность выхода событий из-под контроля из-за ошибочной оценки, случайного инцидента или преднамеренной эскалации, что может привести к использованию сторонами тактического ядерного оружия. Анализ дальнейшего развития событий относится к категории «немыслимого» и служил предметом многих мрачных прогнозов периода прошлой холодной войны.

Нет пока единого мнения по вопросу о гибридной войне и в военных кругах США. Американские военные для описания современных многомерных операций, в которых участвуют регулярные и иррегулярные формирования, применяются информационные технологии, ведется кибервойна и используются прочие характерные для гибридной войны средства и методы, предпочитают использовать термин «операции полного спектра». В связи с этим понятие «гибридная война» практически не встречается в документах стратегического планирования ВС США ^[18,19].

Иной подход к проблеме гибридной войны демонстрирует НАТО. С одной стороны, руководители альянса соглашаются , что гибридная война сама по себе не несет ничего нового и с различными гибридными вариантами военных действий человечество встречается уже многие тысячелетия. По словам генерального секретаря альянса Й.Столтенберга «первая известная нам гибридная война была связана с Троянским конем, таким образом, это мы уже видели» ^[17].

Вместе с тем, признавая, что в концепции гибридной войны мало нового, западные аналитики рассматривают её как удобное средство для анализа прошедших, настоящих и будущих войн и выработки предметных планов.

Именно такой подход обусловил решение НАТО перейти от теоретических дискуссий по теме гибридных угроз и войн к практическому использованию концепции. На почве надуманных обвинений России в ведении гибридной войны против Украины, НАТО стала первой военно-политической организацией в которой об этом феномене заговорили на официальном уровне на саммите в Уэльсе в 2014 году. Уже тогда Верховный главнокомандующий ОВС НАТО в Европе генерал Ф.Бридлав поднял вопрос о необходимости готовить НАТО к участию в войнах нового типа, так называемых «гибридных» войнах, которые включают в себя проведение широкого спектра прямых боевых действий и тайных операций, осуществляемых по единому плану вооруженными силами, партизанскими (невоенными) формированиями и включающих также действия различных гражданских компонентов ^[3].

В интересах совершенствования способности союзников противостоять новой угрозе было предложено наладить координацию между министерствами внутренних дел, привлекать силы полиции и жандармерии для пресечения нетрадиционных угроз, связанных с пропагандистскими кампаниями, кибератаками и действиями местных сепаратистов ^[20].

В дальнейшем альянс сделал проблему гибридных угроз и гибридной войны одной из центральных в своей повестке. На саммите НАТО в Варшаве в 2016 году были предприняты конкретные «шаги для обеспечения своей способности к эффективному преодолению вызовов в связи с гибридной войной, при ведении которой для достижения своих целей государственные и негосударственные субъекты применяют широкий, комплексный диапазон, сочетающий в различной конфигурации тесно взаимосвязанные обычные и нетрадиционные средства, открытые и скрытные военные, военизированные и гражданские меры. В ответ на этот вызов мы приняли стратегию и предметные планы по осуществлению, касающиеся роли НАТО в противодействии гибридной войне» ^[21]. Такая стратегия принята, однако в открытом доступе ее текст не появлялся.

В стратегии НАТО важное место отводится вопросу как убедить правительства в необходимости использовать все организационные возможности для парирования гибридных угроз и не пытаться действовать только с опорой на высокие технологии. В этом контексте подчеркивается особая роль наземных сил в гибридной войне. Одновременно считается необходимым развивать потенциал сотрудничества с невоенными акторами, оперативно выстраивать военно-гражданские отношения, предоставлять гуманитарную помощь. Таким образом, планируется использовать формат гибридной войны для своеобразной игры на повышение и понижение, применения технологий «мягкой и жесткой силы» на размытой границе между миром и войной. Такой набор средств и методов предоставляет в распоряжение государства-агрессора новые уникальные инструменты для давления на противника.

Основная задача гибридной войны – удерживать уровень насилия в государстве-объекте агрессии ниже планки вмешательства существующих организаций обеспечения международной безопасности, таких как ООН, НАТО или ОДКБ на постсоветском пространстве. Это в свою очередь требует разработки новых адаптивных концепций и организационных структур для защиты и реакции на гибридные угрозы. Одним из практических шагов альянса в этом контексте было создание в 2012 году при штабе ВГК ОВС НАТО в Европе Центра по всеобъемлющему урегулированию кризисов и управлению операциями.

Адаптация НАТО к гибридным угрозам с востока и юга осуществляется по нескольким направлениям, включающим инструменты, ресурсы и подходы. Важнейшими инструментами, позволяющими трансформировать операции с учетом действий противника, являются Силы быстрого и сверхбыстрого реагирования НАТО, предназначенные для использования по всем направлениям, откуда исходят гибридные угрозы. На южном направлении предполагается дополнительно привлекать партнеров после их соответствующего оснащения и подготовки.

Признавая усиление угрозы с юга, НАТО тем не менее стремится не ассоциировать себя с антитеррористической коалицией, действующей против ИГИЛ. Такая позиция альянса была отражена в итоговых документах саммитов в Великобритании и Польше. По-видимому, это связано с отсутствием заметного прогресса в действиях коалиции во главе с США в Сирии и Ираке.

Вместе с тем в альянсе всерьёз воспринимают угрозы ИГИЛ использовать баллистические ракеты малой дальности для нанесения ударов химическим оружием по объектам США и НАТО в регионе, в той же Турции, например. Это заставило альянс пересмотреть стратегию взаимодействия с антитеррористической коалицией. Расширенное вмешательство альянса предполагает в качестве первого шага предоставить коалиции некоторые объекты инфраструктуры, а осенью направить в регион самолёты дальнего радиолокационного обнаружения и управления авиацией АВАКС-НАТО.

Стратегическое партнерство между НАТО и ЕС в сфере гибридных войн и угроз

Современные конфликты предполагают дозированное использование арсеналов жёсткой и мягкой силы. В этом контексте НАТО как военно-политическая организация осознаёт ограниченность собственных возможностей в сфере «мягкой силы», экономических санкций и гуманитарных операций. Для компенсации такого системного недостатка альянс активно привлекает ЕС в качестве союзника по противостоянию гибридным угрозам. В подписанной 7 июля с.г. на саммите ЕС-НАТО Совместной декларации Председатели Европейского Совета и Европейской Комиссии и Генеральный секретарь НАТО заявили, что : " более сильный Европейский Союз означает более сильное НАТО, а более сильное НАТО означает более сильный Европейский Союз. Наши действия и наши ресурсы дополняют друг друга» ^[12].

В документе в числе приоритетных стратегических задач сотрудничества декларируется повышение способности сопротивляться гибридным угрозам и отрабатывать практические действия на учениях, осуществлять обмен разведывательной информацией. Планируется совершенствовать взаимодействие в операциях на море, совместно отражать угрозы в киберпространстве, укреплять военно-технические связи.

Соответствующие решения о развитии потенциала противостояния гибридным угрозам приняты и Евросоюзом, который высказывает обеспокоенность « наращиванием применения гибридных стратегий и операций государствами и негосударственными акторами в соседних с ЕС регионах» и заявляет о принятии немедленных решительных мер по противодействию в тесном контакте с НАТО. ^[5].

Таким образом, впервые в рамках диалога НАТО и ЕС на официальном уровне отводится существенное внимание вопросам координации усилий в вопросах совместного противостояния гибридным угрозам, источниками которых могут быть как государства, так и другие субъекты. Нарабатывается нормативно-правовая основа сотрудничества между НАТО и ЕС в гибридных конфликтах современности, которая включает принятую на саммите в Варшаве « Стратегию о роли НАТО в противостоянии гибридным войнам», которая должна претворяться в жизнь при координации с ЕС.

В рамках этой стратегии США, НАТО и ЕС намерены объединить усилия своих правительств, армий и разведок под эгидой США в рамках «всеобъемлющей межведомственной, межправительственной и международной стратегии» и максимально эффективно использовать методы «политического, экономического, военного и психологического давления с учетом того, что что гибридная война представляет собой использование комбинации обычных, нерегулярных и асимметричных средств в сочетании с постоянными манипуляциями политическим и идеологическим конфликтом. Основополагающая роль в гибридных войнах отводится вооруженным силам, для чего НАТО и ЕС договорились в период 2017-2018 годов углубить координацию планов военных учений по отработке задачи противодействия гибридным угрозам.

В этом контексте важным направлением противодействия наращиванию давления «мягкой силы» на Россию, её союзников и партнеров должны стать скоординированные меры по созданию соответствующего «мягкого барьера» против проникновения подрывных технологий, направленных на развал и разобщение как российского общества, так и связей России с союзниками и партнерами. Эффективные пути решения этой задачи предлагаются известными российскими политологами. ^[4,7].

В соответствии с стратегией НАТО организация противодействия гибридным угрозам относится в первую очередь к компетенции руководства стран-участниц альянса. В связи с этим тема гибридных войн применительно к особенностям каждого государства в последние годы получает все большее развитие на различных форумах в отдельных странах НАТО, например, на международной конференции в Румынии. Участники отмечают, что особенностью этого вида угроз является их четкая направленность против заранее вскрытых слабых и уязвимых мест конкретной страны или отдельного региона и предлагают вырабатывать национальные стратегии противостояния с одновременным их согласованием со всеобъемлющей стратегией НАТО. ^[16]

Наряду с этим, в рамках координации и распределения задач по сдерживанию России Европейскому союзу отводится лидирующая роль в проецировании потенциала «мягкой силы» на постсоветское пространство. Для этой цели активно задействуются, например, возможности Восточного партнерства (ВП), членами которого являются ЕС и шесть стран - Азербайджан, Армения, Беларусь, Грузия, Молдова и Украина. В частности, на седьмом заседании неофициального диалога ВП в Киеве 11-12 июля с.г. с учетом решений саммита НАТО представители ЕС и министры иностранных дел государств-участников обсудили вопросы реализации обновленной политики Европейского соседства и пути повышения эффективности Восточного партнерства в рамках подготовки к следующему саммиту ВП, запланированному на 2017 год ^[11]. В современных условиях приоритетной задачей ВП является подрыв позиций России в государствах-членах Восточного партнерства.

Заключение

Реальную угрозу национальной безопасности России в военной сфере в ближайшей и среднесрочной перспективе будет представлять курс США на сохранение мирового лидерства, расширение границ экономического, политического и военного присутствия в районах традиционного влияния нашей страны. Используемая Западом стратегия сдерживания России основывается на перспективном развитии триады, включающей ракетно-ядерные, противоракетные и обычные вооружения, реализации планов по дальнейшему расширению НАТО и практике проведения военно-силовых акций в обход общепризнанных принципов и норм международного права.

Одновременно с опорой на консолидированную мощь Запада используются изощренные подрывные стратегии информационной войны, провоцируются цветные революции. Против России и её союзников ведётся гибридная война, активизируются потенциальные очаги локальных войн и вооруженных конфликтов, прежде всего в непосредственной близости от российских границ.

В целом, характерна высокая степень противоречивости в оценках гибридной войны как возможного катализатора масштабных современных конфликтов научным сообществом, военными и политиками. Это способствует созданию атмосферы неопределенности по отношению к критически важным для национальной и международной безопасности вопросам, может привести к недопониманию и ложному толкованию намерений сторон и выходу событий из-под контроля. Вполне реальной является перспектива превращения современной гибридной войны в особый вид конфликта, который рискует трансформироваться в перманентное, крайне жестокое и нарушающее все нормы международного права разрушительное противостояние.

С учетом все более угрожающего развития геополитической ситуации необходимо на постоянной основе уточнять цели стратегии обеспечения национальной безопасности России с точки зрения отражения угроз, классифицируемых как наиболее вероятные, наиболее опасные. В числе таких угроз сегодня – цветные революции, гибридные войны и опасность их трансформации в широкомасштабное военное столкновение. Современная война по многим параметрам отличается от войн прошлого и дело не в названии конфликта. Назрела необходимость разработки теоретических положений по ведению войн нового типа, включая понятийный аппарат, их классификацию, определение места и роли военных и невоенных средств и пр. Это требует концентрации усилий, возможно, за счет создания под эгидой Совета Безопасности РФ Центра во изучению конфликтов современности.