Reasons of the rift in U. S. feminist movement at the end of the XX century

Gurnak Aleksandra Vladislavovna Laboratory Technician, M. V. Lomonosov Moscow State University 119992, Russia, Moscow, Lomonosovsky Prospekt 27, building #4 gurnakav@mail.ru

Феминистическое движение в 21 веке многолико и многогранно. Сейчас возможно встретить сотни направлений и столько же определений понятия феминизм, каждое из которых трактует его исходя из целей и задач того или иного течения.

Так, для анархо-феминизма свойственно считать, что феминизм является политической философией, противопоставляющей себя всем проявлениям властных отношений, сущность которой направлена на искоренение патриархата как идейной составляющей капитализма (С. Браун) ^[4]. Психоаналитический феминизм в первую очередь определяет феминизм как элемент психологической теории, сосредоточенной на скрытой психодинамике и динамике бессознательного, что формирует характер, мышление и в дальнейшем определяет степень личностной, межличностной и социальной коммуникации индивида (Д. Митчелл) ^[14].

Несмотря на тот или иной идеологический окрас, в широком смысле феминизм – это стремление женщин к равноправию во всех сферах общества; в узком – это общественно-политическое движение, направленное на устранение всех форм дискриминации в отношении женщин ^[1].

Как организованное общественное движение феминизм неразрывно связывают с западной культурой. Именно в странах Западной Европы и США были провозглашены первые тезисы освободительного движения.

Говоря об историческом развитии движения, принято выделять три «волны» или этапа.

«Первая волна» датируется концом 19-ого века – серединой 20-ого века, на этот этап приходится развитие суфражистского движения, целью которого было получение женщинами права голоса. Результатом «первой волны» стало не только предоставление женщинам избирательного права, но и наглядное указание на явную дискриминацию во всех сферах политической и экономической жизни общества.

«Вторую волну» считают плавным продолжением «первой». Под «второй волной» понимают развитие идеи и действия освободительного движения с конца 60-х до начала 90-х годов 20-ого века, направленных на достижение как юридического, так и социального равенства между мужчинами и женщинами. Особенностью этого исторического этапа является переосмысление культурного восприятия женщины. Феминистки нового движения считали, что именно культурное восприятие, заложенное в обществе мужчинами, становится причиной дискриминации женщин в различных областях. Любые аспекты личной жизни глубоко политизированы. Лозунгом «второй волны» стало высказывание феминистки и публициста Кэрол Ханиш, воплотившее в себе весь дух нового движения: «Личное есть политическое».

Толчком к переосмыслению роли женщины стал выход в свет книги Бетти Фридан «Загадка женственности» ^[9]. В ней автор отмечает, что «истинная женственность», подразумевающая образ домохозяйки, воспитательницы детей, которая для достижения «истинного счастья» не нуждается ни в образовании, ни в карьере, ни в политических правах, является абсолютно искусственно созданным идеалом мужского мира. Этот идеал навязывается женщинам повседневной теорией, индустрией рекламы и таким же искусственно созданным образом «идеальной американской семьи».

Временные рамки перехода от «второй волны» к «третьей» еще более размыты, чем между первыми двумя. «Третьей волной» называют продолжение предшествующего этапа, однако по большей части она является реакцией на социальные и политические провалы «второй волны». Ученые, равно как и сами феминистки, определяют этот период с момента раскола феминистического движения – в середине 70-х – до компромиссного объединения в конце 90-х и появления новой, симбиотической формы движения – «творческий феминизм».

Как нам удалось определить выше, в начале своего зарождения феминизм имел сугубо социальную ориентацию, затем, с постепенной реализацией поставленных целей, он стал приобретать яркие черты индивидуализма. Так, в 20-е годы негласно были сформулированы основополагающие проблемы, решение которых считалось приоритетным:

- равное трудовое законодательство;

- право на свободную любовь;

- переоценка женской сексуальности.

Но ко второй половине 20-ого века, феминистическое движение достигло своего идеологического апогея. Связано это с несколькими факторами. Во-первых, с получением права голоса на выборах, ряды активисток движения резко уменьшились, так как для многих это было главной целью в достижении равенства полов. Во-вторых, в ранее крайне патриархальном американском обществе, появилось новое мировоззренческое течение – хиппи, порицавшее и отвергавшее пуританскую мораль протестантской церкви и восхвалявшее идею «свободной любви», разводящей понятия секса и брака. Таким же образом был решен и вопрос о «переоценке женской сексуальности» – она была помещена в плоскость восхваления женской сексуальности в рамках равного брака.

Однако третий пункт не удовлетворял в достаточной степени всех интересов активисток движения. Проблема равного брака продолжала быть актуальной, в связи с чем отсутствовала возможность в полной мере осуществить переоценку личной сексуальности, таким образом, ряд женщин продолжали испытывать «злоупотребление властью», а часть и вовсе выступила с ярыми нападками и идеей отвержения института брака как такового.

Последние объединились в активное «левое движение», чье политическое влияние в США в конце 20 века оказалось крайне велико.

Почвой для нарастания конфликта внутри самого феминистического движения стала остросоциальная тема сексуального насилия и домогательства. Активным феминисткам это дало возможность заявить о своей исключительно антимужской позиции.

Первым шагом на пути к «освобождению женщин от оков брака» ^{[18, с. 185]} стало проведение специальных групповых дискуссий. Такого рода дискуссии имели задачу сексуально просветить и раскрепостить женщин, но иногда это делалось с целью выявить латентных лесбиянок и дать им возможность заявить о себе. Как вспоминает одна из участниц женского освободительного движения, Розалин Баксандалл: «На группах от нас требовалось в открытой форме выражать свое сексуальное влечение к другим девушкам движения» ^{[3, с. 107]}. Однако с постепенным развитием сообществ стало ясно, что приоритет здесь – это распространение влияния движения «За официальное признание лесбиянства», тем самым однозначно давалось понять, что единственно верным путем решения женских проблем в браке является устранение института брака и семьи (в его патриархальном смысле) и замещение его лесбийско-партнерскими отношениями.

Нельзя не отметить, что сформированные внутри движения радикальные взгляды и открытое проявление своей лесбийской сексуальной ориентации оказало колоссальное влияние на целые поколения американок. Так, феминистка и представительница «левого» движения Рут Роузен в своем труде «Мир раскололся и открылся» ^[18] отмечает, что явным успехом в деятельности движения стала возможность освободить несколько поколений женщин, вынужденных прятаться по барам и клозетам. Для молодых феминисток – это сигнал о том, что они могут не бояться своих предпочтений и продолжать экспериментировать в попытке найти себя. Для старых – это возможность заявить о себе, отодвинуть былые комплексы и вместе со своими единомышленниками двинуться на защиту своих прав.

Лесбийская любовь виделась панацеей для женских движений, так как полностью оправдывала их цель – властвовать над мужчинами. По мнению феминисток-лесбиянок именно гомосексуальные отношения были способны достигнуть этой цели, ведь именно они делали сам факт мужского начала, как и института семьи, ненужным. В «Заметках о радикальном лесбиянстве» феминистка «левого» течения Марта Шелли определяет лесбийскую любовь как один из путей к обретению свободы от мужской власти. Женщины, как пишет Марта Шелли, которые смогли сбросить оковы мужского гнета и смогли найти любовь, уважение и понимание у других женщин – главная угроза мужскому доминированию. Эти женщины больше не нуждаются в них, а мужчины больше не имеют власть над ними ^[20].

В общественно-политической жизни США одним из первых весомых достижений движения за освобождение женщин стал тот факт, что в середине 70-х годов Американская психиатрическая ассоциация (APA) вычеркнула из перечня психических отклонений и расстройств гомосексуальность.

Возросший общественный интерес к нестандартным проявлениям любви и сексуальности привел к возникновению квир-теории, которая определяет сексуальную ориентацию не столько как биологическую характеристику, сколько как навязанную социумом. Наравне с квир-теорией и теорией гомосексуальности появились такие взгляды на сексуальную самоидентичность, как бисексуальность, пансексуальность, трансгендерность, полиамория и другие. Для доказательства гомосексуальной природы человека феминистки-лесбиянки стали апеллировать к разработанной еще в 1948 году американским психологом и сексологом Альфредом Кинси «шкале Кинси», четко отображающей, что на каждой стадии своего развития в человеке могут проявляться как гомосексуальные наклонности, так и гетеросексуальные.

Несмотря на внешнюю сплоченность и явные успехи движения, внутри организации назревал раскол на почве четкого и агрессивного доминирования со стороны «левых» феминисток, а также из-за их непринятия каких-либо отношений с противоположным полом (что само по себе перечеркивало понятие семьи и брака).

После достижения легализации гомосексуальности, та часть движения, которая не имела или не хотела иметь гомосексуальный опыт, но продолжала придерживаться идейной концепции сообщества, стала называть себя «политическими лесбиянками». Этот факт крайне возмутил «подлинных» лесбиянок. Они считали, что женщины и девушки, которые вступают в сексуальные связи с мужчинами – врагами – подрывают революционный дух всего сообщества.

Феминизм стал отождествляться с ярко выраженной гетерофобией.

Профессор Массачусетского университета, культуролог и историк феминистического движения Дафни Патаи говорит о маниакальной одержимости радикальных феминисток в их желании выпихнуть гетеросексуальность на обочину общества. Внутри феминистического движения существует четко выраженная тенденция не только отрицания, но и ненависти ко всему мужскому и гетеросексуальному ^[16].

Наоми Вайсштайн – профессор психологии и участница чикагского отделения движения, выделяла тот факт, что во многих штатах участницы движения подвергались сильнейшему давлению со стороны лесбийской части движения. Доходило до того, что, посещая собрание или вечеринку, нужно было быть готовым, что где-то посреди зала, на диване две обнаженные девушки принимают «сексуальную открытость». В такой ситуации полагалось не проявлять смущения или какого-либо недовольства, следовало вести себя как ни в чем не бывало ^{[23, с. 45]}.

Такого рода давление стало толчком к зарождению неприязни между гетеросексуальными женщинами и их подругами-лесбиянками. Представительница «политического лесбиянства» Робин Морган, побывав на собрании сообщества в Канзас-Сити, потом так описывала увиденное: «Гетеросексуальные представительницы феминистического движения чувствовали неприкрытый дискомфорт, находясь рядом с их соратниками-лесбиянками, причиной тому было не отклонение от поведения, а витающее в воздухе осуждение за нерешительность к однополой любви, пассивность действий и нежелание принять “действительно верный феминизм”» ^{[15, с. 208-209]}.

Взаимная неприязнь активисток продолжала нарастать, определяющим фактором стало мнение радикальных феминисток о том, что их «гетеросексуальные сестры» слишком медлят, чтобы окончательно порвать с патриархатом и узурпирующими их узами семьи и брака. В своем книге «Лесбийская нация: феминистическое решение», ставшей рупором для представительниц «левых» групп, Джилл Джонстон открыто заявляет о моральном превосходстве над гетеросексуальными женщинами. Она утверждает, что многие представительницы феминизма застряли между выбором личного и политического, при этом лесбиянка – женщина, феминистка, которая смогла объединить свои политические и личностные воззрения, не поддаваясь давлению и гнету, следовательно, именно лесбиянка – авангард борьбы и сопротивления ^{[13, с. 76-77]}.

Справедливо было бы отметить, что раскол по признаку гетеро- или гомо- был не единственным в движении. Существенными стали и различия между самими лесбиянками. «В Движении были и просто лесбиянки, и дайки, и лесбиянки-дайки, бар, бар-дайки и так далее. Различались даже настоящие лесбиянки, новые лесбиянки и политические лесбиянки. По-настоящему счастливой была та женщина, которая, не зная ни о каких различиях, тонкостях и нюансах, пришла на митинг лишь потому, что искренне любит всех женщин» ^{[15, с. 410-411]}.

На фоне внутренних разногласий революционно настроенные феминистки создали новое объединение – «Фурии». Первостепенной задачей для себя они видели необходимость разрыва со своими гетеросексуальными сестрами. Одна из активисток нового крыла Шарлотта Банч так определяла эту необходимость: «Для нас стало совершенно ясно, что лесбийское феминистическое движение не может развиваться, находясь в постоянных конфликтах с гетеросексуальным бесчувствием, страхом и онтогенезом. “Фурии” – истинная приверженность женским идеалам»^{[15, с. 410-411]}.

Новое объединение и новый виток развития феминистического движения «без гетеросексуального балласта» ^{[5, с. 55-56]} требовали идеологического сдвига и пересмотра многих ранее провозглашенных идеалов.

Основополагающее требование – о «равенстве полов» – сейчас феминисткам казалось не актуальным, оправдывалось это размыванием мужского начала в обществе и отрицанием активистками института патриархального брака.

Пойдя в обратную сторону от «равенства полов» феминистки поставили во главу своего мировоззрения принцип «биологического детерминизма». То, от чего ранее страдали женщины, теперь было повернуто против мужчин. Теперь отличия между мужчинами и женщинами стали рассматриваться не как источник личной неполноценности и угнетения, а как источник веры и гордости за себя. Даже рассматривая исторический процесс с точки зрения диалектического мировоззрения, природу и истоки женского угнетения они видели не в классах, а в различиях полов ^{[15, с. 328-329]}.

Понимание брака и семьи также подверглось переосмыслению. В классической для феминизма книге «Совокупление» французская феминистка Андреа Дворкин говорит о навязывании от природы несправедливого образа жизни. Брак, по ее мнению, – это легитимное угнетение женщины, нашедшее свое отображение в половом акте, который несет в себе социальный, политический, экономический и физический подтекст власти мужчины над женщиной ^{[7, с. 67]}. «Концепцией совокупления» пронизаны все властные отношения нашего мира.

Апеллируя к сексуальному гнету, Дворкин утверждает, что видит выход в признании свободной любви, противопоставляя ее гуманистическим идеалам семьи.

Именно критика супружеской верности и провозглашение свободы нравов, стали причинами объединения бывших участниц феминистического движения, чьи мировоззренческие взгляды были более консервативными, в новое, активное «правое» движение («Орлиный форум», «Женщины, которые хотят быть женщинами», «Вечное счастье материнства»).

В противовес «левому» «правое» крыло стало пропагандировать этику ответственной сексуальной любви.

Новая этика зиждилась на трех принципах:

1. Ответственность перед самим собой и своей совестью, что говорит о зрелости, способности быть преданным другому;
2. Сексуальная верность – средство в достижении сердечного единства и возможности самореализации в браке;
3. Ответственность перед плодом семейного союза – ребенком.^{[11, с. 67-80]}

Организованное новое движение сумело добиться отвода поправки о равных правах в Конгрессе США. Представительницы радикального течения были приведены в растерянность тем фактом, что для достижения своей цели противники использовали их тактику и стратегию – протесты, акции, лоббирование. Но больше всего их озадачило то, что самое яростное сопротивление Движению исходило от самих женщин. Кэролин Джонстон – представительница «левого» движения, с негодованием отмечала, что женщины, пожалуй, единственная из каких-либо угнетенных групп, которая противится собственной эмансипации и освобождению ^[12].

Но сокрушительный удар крайне левому феминизму и их контрсемейной политике был нанесен личностью, чье влияние на формирование движения было колоссально.

Бетти Фридан – «мать-основатель» феминистического движения, автор бестселлера «Мистика женственность», в которой она подвергла яростной критике искусственное привитие мужчинами понятия «женственности» как попытку оправдать отведенную женщине роль второго плана – домохозяйки.

В своем новом произведении «Вторая стадия» Фридан отмечает, что женщины больше не находятся под давлением мужских стереотипов об их месте в обществе, сейчас настала более опасная угроза – антисемейная риторика «левых». Сейчас источник женского страдания – это «феминистическая мистика», которая подавляет в женщинах и их природное начало материнства ^[10]. Бетти Фридан оправдывает появление и реакцию новых «правых»: «Главной проблемой современного феминизма стали переживания о “внешнем” обличии их теории освобождения женщин, а не том, как чувствуют себя в рамках этой теории сами женщины» ^{[10, c. 96-110]}.

Ранее публичная критика феминизма не воспринималась всерьез, ее оценивали как элемент идеологической борьбы. Так, одна из лидеров «левого» движения – Кэтти Юнг в книге «Прекращение огня» демонстрирует свое скептическое отношение к попытке женщин заявить о своем нежелании эмансипации и бессознательной склонности к домашнему очагу ^{[24, с. 115-116]}.

Однако столкнувшись с нападками былых соратников, осознанием «нежизнеспособности» радикальной антисемейной концепции, феминистическое движение пришло к необходимости переоценки института семьи и роли женщины в нем.

Так, Кэтти Юнг была вынуждена признать, что большая часть требуемых нами семейных нововведений в конечном счете оказывается направлена против самой женщины. Здесь красочным примером становится профессиональная реализация женщины, тем самым некоторые мужчины склонны интерпретировать подобного рода равноправие как женскую обязанность по вкладу в семейный бюджет, при этом не освобождая их от обязанностей жен и матерей ^{[24, с. 135]}.

Многие специалисты феминистического движения, как например Филис Чеслер, считают, что, не критика движения стала толчком к переосмыслению семьи и брака, а понимание возрастающей роли феминистического движения не только в социокультурных областях, но и непосредственно на уровне политических решений. Этот факт был связан с началом президентского срока Билла Клинтона, чья жена, первая леди страны, а ныне кандидат в президенты США – Хиллари Клинтон, негласно считалась «серым кардиналом» Белого дома, в чьих руках находилась вся «подлинная» власть ^[2]. Видя возможность в будущем легализовать однополые браки, они выдвинули новую, переформулированную под лесбийским давлением концепцию семьи. Теперь феминистки говорили не об устранении такого социального института как семья, а об условности представлений о традиционной семье, как только о союзе между мужчиной и женщиной ^{[6, с. 137]}.

Этот новый политический симбиоз был взаимовыгодным. Помимо неприкрытой возможности лоббирования необходимых законопроектов, феминистки получили информационную защиту – теперь любые нападки в их сторону оценивались как сексизм, заговор средств массовой информации или политический заговор не только против движения, но и против Белого дома. В свою очередь любая критика Хилари Клинтон или политики ее мужа освещались как традиционный враждебный настрой мужчин по отношению к успешной женщине ^[2].

К сожалению, этот союз не смог пройти проверку кризисной ситуацией. В скандале с Моникой Левински, вместо ожидаемой солидарности с жертвой насилия, феминистки оказали поддержку мужчине, продвигающему их интересы.

В попытке защитить свое решение, некоторые активистки, например Сюзан Фалуди, предложили развести понятия «власть юных девиц» и «действующий феминизм». Так, Моника Левински представлялась девушкой, занятой своими интересами и зацикленной на индивидуалистическом начале, когда как Хиллари Клинтон – подлинная феминистка, не просто женщина, а зрелый игрок политической арены, способный сделать все в борьбе с достижением равноправия женщин ^[8].

Приобретя равные права с мужчинами абсолютно во всех областях социальной, экономической и политической жизни общества, феминистическое движение продолжило отрицать принцип равного подхода к осмыслению мужского и женского. Говоря, что стандарты понимания, как и принципы разделения, создавались мужчинами, соответственно этот подход, априори, не может быть непредвзятым ни к угнетателю, но к угнетенному ^[24]. Это явление стало причиной возникновения нового пути феминистического развития, при котором, даже после получения фактического равноправия, женщины продолжили критиковать мужской социум – «гендерный феминизм» ^[22].

Радикальная антисемейная риторика сместилась в сторону критики отцовства и стала преподноситься как метод совершенствования семьи, который предполагал факт отцовства и его участие в воспитании детей, но идеальным миром продолжал быть мир без отцов ^[17].

«Постоянное отсутствие и не включенность ни физическая, ни моральная отцов в процесс воспитания детей уже нанесли психологический удар не одному поколению детей. При этом включенный в процесс воспитания папа – это более страшное явление!» ^{[19, с. 258]} –психолог-феминистка Филе Честер. Социолог и феминистка Нэнси Поликофф и вовсе считала, что воспитание детей без отцов не является трагедией ни национального, ни личного масштаба, как того хотели бы приверженцы патриархального уклада ^{[17, с. 55]}.

Противники такого подхода видели двойственность политики и высказываний феминистического движения.

Так, социальный критик Кристофер Лаш, возложивший всю ответственность за потерю традиционных ценностей и развал семейных устоев на феминисток, утверждал, что женщины заимствуют мужские черты, когда им это необходимо и подчеркивают половое преимущество, также в зависимости от полученной выгоды. Феминистки крайне раздражительны, когда дело касается нарушения прав женщин и при этом равнодушны к тем же нарушениям, когда это происходит с мужчиной. Немецкий социолог Карл Зинсмейстер считал парадоксальным ассоциирование насилия только с мужчиной, при этом отрицание какой-либо возможности насилия в семье со стороны женщины. Мы можем до бесконечности рассуждать об эпидемии наркомании, проституции, кризисе в системе образования и ранней беременности, но при этом закрываем глаза на одну единственную причину формирования этих проблем – дезинтеграцию семьи ^[25].

Сейчас, возвращение общественности к гуманистическим идеалам семьи и брака и общей тенденцией ухода от индивидуализации, вынудило феминистическое движение заменить гендерный феминизм с его антисемейной риторикой на «творческий феминизм» – сочетание феминистических идеалов с преимуществами, которые имеет женщина благодаря своей социальной роли. Филис Шафли призывает «новых» феминисток защищать свое право на равное отношение при принятии на работу и равную заработную плату, но при этом добиваться социально защищенной ячейки общества, в виде семьи, в которой женщина сможет гарантированной получить все причитающиеся ей привилегии ^[21]. Появление «творческого феминизма» ознаменовало собой начало новой волны движения. Однако это течение крайне слабо развито по той причине, что до конца не принято представительницами «левого» крыла, а общественность, в свою очередь, не стремиться поддержать «новый» феминизм, из-за сложившегося гетерофобного, антимужского, контрсемейного и лесбийского стереотипа феминистического движения.

Подводя итоги данного исследования можно выделить ряд моментов, послуживших причиной раскола одного из сильнейших социально-политических движений 20-ого века.

1. Расхождение во взглядах по вопросу решения проблемы насилия в семье, а также проблемы проституции, сексуальных домогательств и порнографии;
2. Крайне агрессивная про-лесбийская риторика «левого» течения, в том числе навязывание гомосексуальных ценностей, явная гетерофобия в движении и провозглашение принципов «биологического детерминизма»;
3. Возросшее число течений и их нежелание выстроить общую концепцию дальнейшего развития;
4. Антисемейная риторика «левого» течения.

Однако именно антисемейная риторика феминистического движения была определяющей не только в выборе пути развития самого сообщества, став толчком к его идеологическому расколу, но и оказала огромное влияние на качественные изменения в общественном укладе Запада и на место женщины в нем.

В заключение хотелось бы добавить несколько слов о перспективах дальнейшего изучения данной проблемы. Проанализировав и обобщив основные причины раскола, в дальнейшем возможно предстоит/будет сконструировать «новую» политику и жизнеспособную теорию для феминистического движения, которая смогла бы примирить противоборствующие течения и сделать движение официальным представителем всех без исключения женщин на социально-политической и общественной арене, способным продвигать интересы и добиваться решений актуальных проблем современности, как например, насилие в семье и незаконная проституция.