Phenomenon of ideology in the context of crisis of the symbolic

Garshin Nikolai Aleksandrovich Post-graduate student, the department of History of Philosophy, Voronezh State University 394006, Russia, Voronezhskaya oblast', g. Voronezh, ul. Universitetskaya Ploshchad', 1 garshnick@mail.ru Other publications by this author

В современном мире, с его внутренней противоречивостью, ускорением процессов интеграции, увеличением скоростей коммуникации и перемещений по мировому пространству, идеологии с необходимостью претерпевают изменения в своей структуре и содержании. Это обуславливается, с одной стороны, тем, что задача идеологии, как социального феномена, мобилизовать людей, получить их поддержку, а, значит, быть угодной им в основных своих структурных компонентах, а с другой стороны, ввиду того, что идеология, в основе своей опирается на ценности и оценки, которые по природе своей изменчивы. Под ценностью мы будем понимать «ценность – это определенная позиция человека по отношению к вещи, связанная, безусловно, с наличием в ней определенных полезных (или вредных) свойств. Вне этой осмысленной позиции вещь остается вещью мира, но не является ценностью» [1.c.26]. Такое отношение всегда носит субъективный характер, а, следовательно, порой ангажированный определенными интересами. Более того, проводя оценку когнитивных смыслов, в рамках идеологии мы можем переводить их в плоскость ценностных смыслов, примером подобного рода деятельности может служить использование эмоционально нагруженных терминов, вырывания из контекстов и недобросовестной интерпретации фактов, и прочих логических уловок, свойственных политической сфере.

Актуальность исследования состоит в том, что ввиду указанных выше свойств идеологии, наряду со старыми, устоявшимися идеологиями, возникают новые, положение которых до конца не прояснено, как неясна их роль и влияние на локальные и мировые социально-политические процессы. Вместе с тем, ввиду роста значений масс-медиа и интернета, подобные явления и общественные движения заслуживают и даже требуют особого внимания, поскольку в современной напряженной политической ситуации, те или иные неосторожные действия в одной точке планеты способны спровоцировать цепную реакцию по всей Земле.

Целью данного исследования является сравнение положения классических идеологий (консерватизм, либерализм, социализм, национализм) и идеологий новых общественных движений (среди них наиболее популярны и массовый феминизм, антиглобализм и энвайронментализм).

Постановка данной цели предполагает решение следующих задач: анализ современного общества и причин, способствующих процветанию/угасанию тех или иных идеологий; оценка перспектив классических и новых идеологий; определение статуса новых идеологий.

Основным методом исследования является компаративистский анализ и функционализм. Кроме того, применяется диалектический подход и принцип историзма. Данный набор методологических принципов будет, на наш взгляд, оптимальным для решения поставленных задач.

Идеология есть столь сложный и многообразный феномен, что уже его определение само по себе являет собой проблему. Обратившись к первоисточникам, мы можем найти самые разнообразные коннотации и дефиниции идеологии, однако постаравшись выделить нечто общее, структурно определяющее идеологию, мы придем к тому, что идеология есть совокупность ценностей, норм и идеалов социальной группы, социального слоя, исторической эпохи в целом, отражающая представления данного социального субъекта о должном и пути достижения должного, как цели.

Идеология, в своей структуре имеет когнитивные смыслы, ценности и оценки тех или иных феноменов. Однако, как правило, эти элементы выражены не напрямую, а через символы. Символ, согласно философскому словарю - «СИМВОЛ (от греч. σύμβολον – знак, сигнал, признак, примета, залог, пароль, эмблема) – 1) синоним понятия «знак» (напр., в лингвистике, информатике, логике, математике); 2) знак, предметное значение которого обнаруживается только бесконечной интерпретацией самого знака. Символ – знак, который связан с обозначаемой им предметностью так, что а) предмет не может быть дан иначе, чем посредством данного знака-символа, б) знак-символ не может выражать другую предметность, оставаясь при этом самотождественным, в) знак-символ является не только средством для указания на предмет, но также и источником смысла (в предельном случае – единственным), г) интерпретация знака-символа не допускает конечных процедур и однозначной «расшифровки», но, в то же время, предполагает существование конкретного смысла и исключает произвольность толкования.

В отличие от образа, символ несамодостаточен и «служит» своему денотату (предмету), требуя не только переживания, но также проникновения и толкования» ^{[2, c.495]}. Идеология оперирует смыслами в виде символов, и привлекает своих сторонников также через смыслы, заключенные в символы. Следовательно, мы можем сделать вывод, что процессы, происходящие в пространстве символического, с той или иной скоростью проникают и отражаются в поле идеологий. По-видимому, для ответа на вопрос о причинах кризиса идеологий нам нужно обратиться к проблеме изменения роли и сути символа в условиях постмодернистского дискурса.

Как отмечает Ж. Бодрийяр в своем труде «Символический обмен и смерть», происходит переход от подлинной реальности к реальности симулякров. «Симулякр – это истина, скрывающая, что ее нет. Более чем «миф», «видимость», «подобие», это не просто вырожденная копия, в нем кроется позитивная сила, которая отрицает и оригинал, и копию, и модель, и репродукцию» ^{[3, c.37]}. Можно сказать, что культура и символ отчуждены от человека, что они отрицают его, отсюда и мотивы антропологии 20-21вв: заброшенность, неуместность, бессмысленность существования. Идеология, как феномен культуры, основанный на символах и существующий в рамках символического пространства, также становится отчужден от человека. Отчуждение, по Марксу (он говорит о труде, но мы можем перенести это и на иные феномены человеческого бытия) – «труд является для рабочего чем-то внешним, не принадлежащим к его сущности; в том, что он в своем труде не утверждает себя, а отрицает, чувствует себя не счастливым, а несчастным, не развивает свободно свою физическую и духовную энергию, а изнуряет свою физическую природу и разрушает свои духовные силы» ^{[4, c.98]}. Идеология, будучи, как мы уже отмечали выше, ценностью вдвойне, крайне подвержена влиянию изменений в символическом пространстве. Являясь, с одной стороны, отражателем реальности, этаким зеркалом (в зависимости от деятельности идеолога обычным или кривым, искажающим реальность), а с другой - инструментом, который конструирует реальность в умах масс, идеология с необходимостью вынуждена работать со смыслами и ценностями, трансформируя, реконструируя и генерируя их в ходе своей «жизнедеятельности». Однако в настоящее время, в эпоху постмодерна, некая подлинность все больше отдаляется, все меньше мы иерархизируем происходящее вокруг нас, приписываем ему ценности итп, поскольку сами понятия нормы, верха и низа, сущего и должного, размываются и растворяются постмодерном. Это, в свою очередь, лишает идеологию одной из основных ее функций – оценивания реальности, с целью формирования у масс той или иной, нужной идеологу оценки феноменов и смыслов, сокрытых за символами и явлениями мира.

Бодрийяр в своей работе «Символический обмен и смерть» говорит о том, что мы живем в стадии «универсального распространения симулякров, выделяя стадии развития общества»:

«Схема стадий общественного развития:

1. «Первобытное», докапиталистическое общество,

2. Стадия «политической экономики» (марксизм), буржуазно-капиталистическое

3. «Нынешнее» состояние вещей, ценности второй стадии растворяются в новой общественной организации. Это стадия универсального распространения «симулякров» ^{[3, c.48]}.

В первой стадии символ действует на основе ценности, во второй – стоимости, в третьей на основе структурного рынка ценности и обращается в копию копии, то есть в симулякр, теряя всякую связь с исходным предметом. В мире, где нет различия верха и низа, нет выделенной области символического и знакового, как отмечает Бодрийяр, «сам труд превращен в знак», идеология не может существовать нормальным образом, ибо разрушена ее социокультурная ниша, идеология утратила свою уникальность. На первый взгляд парадоксально, но получив возможность быть везде, идеология ушла в никуда. На наш взгляд, это связанно с тем, что эпоха постмодерна, разрушив границы социокультурной ниши идеологии, превратив все в знак, разрушила и веру людей в ценность идей, нарративов, поскольку они стали находится везде. Появляется феноменов кодификации социальной реальности: «Код становится алгоритмом всех отношений. А с открытием генетического кода и его силы определения всех и прочих форм живого, можно назвать социально-генетическим кодом» ^{[3, c.137]}. В мире, где все есть лишь код, и нет ничего по-настоящему подлинного, человек теряется, перестает надеяться на нечто внешнее, на некое знание, которое раньше, если было пусть и не сакральным, но чем-то важным, нужным. Меняется сама роль идеолога, политика, эксперта. С 1976 года, даты написания труда «Символический обмен и смерть», прошло немало времени, и мы можем отметить изменения в области масс-медиа, политики итд. Люди перестали доверять экспертам, исчез их подлинный образ, некое социальное ожидание каким должен быть облик эксперта, какими данными он должен обладать, то же самое касается и политика, и идеолога. Включая телевизор, просматривая страницы в интернете, мы можем наблюдать самые разнообразные образы, стили, уровни экспертов: от уважаемых профессоров и академиков РАН до сомнительных господ из передач, например об НЛО, экстрасенсов итп.

Почему это так важно для идеологии? Дело в том, что идеологи и политики имеют смысл, лишь в случае, если им верят, если они легитимны. А в ситуации постмодерна, политика, экономика, искусство - все это в большей или меньшей степени превращено в некое реалити-шоу - мелькают лица на экранах, говорят умные слова, другие их опровергают, но народ никому не верит, а просто смотрит на это как на некий бесконечный сериал. В этом всеобщем смешении заключена большая проблема и опасность, поскольку шоу всегда выдуманы, всегда неподлинны, а от деятельности политиков и экономистов, зависит благополучие страны и ее граждан. Обратив все в шоу, мы, рискуем получить серьезные проблемы и сложности, ибо подлинное бытие это не знак, не игрушка, оно может очень серьезно ударить и ответить через те, или иные вызовы и проблемы.

Подобное происходит и с ценностными ориентациями граждан. Утратив веру в нарративы, в идеологов, массы потеряли ориентацию в социальном пространстве. В новом, постмодерничном мире, как отмечает Бодрийяр: «Пропаганда и реклама сливаются в едином процессе маркетинга и мерчандайзинга вещей и идей, овладевающих массами» ^{[3, c.138]}. Не желая верить ни рекламе, ни пропаганде, люди замыкаются в себе, но, если для интеллектуальной элиты имеющей мощный культурный бэкграунд или базис, подобная ситуация менее болезненна, то малообразованные массы теряют себя среди наплыва знаков, информации, кодов. Упоение вседозволенностью, разрушение сферы должного, на первых порах увлекает массы своим гедонистическим настроем, отсутствием довлеющих норм, однако потом наступает ужас, ибо человек не знает, куда и зачем ему идти, кому и во что верить. Все не подлинно и ложно, все есть одна сплошная симуляция, и человек, не зная, куда себя деть, пускается во все тяжкие грехи или вступает в секты. В лучшем случае он или просто работает, не обращая внимания на происходящее вокруг него, стоически терпя, или идет в обычную церковь, способную дать ему некую понятную систему ценностей. Однако это тоже опасно, как мы видим на примере исламизации европейского населения, основания ИГИЛ, и так далее.

Идеология же в таких условиях становится не способной мобилизовать людей, направлять их деятельность в нужное русло. Это связанно с тем, что все символы, обратившись в симулякры и утратив связь с подлинной реальностью, по сути дела, превратив саму реальность в знак, не способны больше играть роль несущей конструкции идеологического. Идеология в таком контексте теряет еще одну свою функцию (первая, напомню, – функция оценивания и создания иерархии ценностей) а это две ее основные функции. Идеология в условиях засилья постмодерна и потери своей социокультурной ниши, утрачивает и свою уникальность, становясь в один ряд с рекламой и пропагандой, по замечанию Бодрияра. Перестав выполнять свои функции, в связи крушением символического, оставшись без своей опоры, идеология на нынешнем этапе развития культуры, стоит на краю пропасти – таков основной этап исследования связи идеологического и символического.

На сегодняшний день наиболее распространенной и могущественной является идеология неолиберализма. Однако стоит задуматься о ее реальной роли в ходе современного глобального социально-политического процесса, способности неолиберализма оперативно отвечать на вызовы современности, а также о ее соответствии собственно идеалам либерализма. Начнем с того, что ввиду процессов вестернизации и мировой унификации, по сути своей неолиберализм сегодня превратился в господствующую идеологию. Несмотря на наличие иных точек зрения, все международные правовые акты, оценка тех или иных событий происходит исходя из неолиберальных ценностей. И здесь возникает вопрос о соответствии неолиберализма своим исходным либеральным посылкам. Иными словами, способен ли современный неолиберализм принимать иные идеологии и точки зрения, прислушиваться к инакомыслящим. На наш взгляд, ввиду получения статуса господствующей идеологии, неолиберализм, в его сегодняшнем виде, отошел от базовых постулатов либерализма, и точки зрения, явно вступающие в противоречия с неолиберализмом, маркируются как экстремистские, нетолерантные, негуманные или просто устаревшие или неэффективные. Делается это при помощи указанных в начале статьи особенностей идеологии.

Вместе с тем, возросший уровень напряженности в мире ставит перед мировой элитой совершенно конкретные и острые проблемы, требующие оперативного решения. Однако это не так просто сделать, поскольку, с одной стороны, требуются достаточно жесткие и непопулярные решения, но с другой - эти решения противоречат базовым ценностям неолиберализма. Таким образом, данной идеологии требуется новая трансформация, новые ответы на вызовы современности, а всякие изменения в структуре идеологии делают ее будущее сложно предсказуемым, поскольку неясно как сторонники и противники идеологии отнесутся к перемене в ней. По сути, перед неолиберализмом и его лидерами сейчас поставлен вопрос ребром: сохранение сегодняшних позиций на какое-то время (власть, экономические ресурсы) или же изменения с целью решения реальных актуальных проблем современности, однако с риском потери господствующего положения.

Идеология консерватизма, ввиду господства либеральных и неолиберальных идеологий оказалась в самом тяжелом положении. Ввиду революций и реформ в абсолютном большинстве стран произошли такие изменения в политико-экономической жизни, при которых был уничтожен или задвинут на второй план привилегированный класс, элита по крови. Именно данный класс служил опорой консерватизма как идеологии, давал ему ресурсы, обеспечивал успешность, однако с приходом либерализма, принятия идеи равенства возможностей, консерватизм в классическом его проявлении практически ушел в прошлое. Его место занял неоконсерватизм, особенно в странах с высокой ролью традиций и традиционных ценностей, а также религии. Выйдя на политическую сцену в середине 20го века, как реакция на культурную и научную революцию, он представляет собой многогранное и сложное явление. Как ни парадоксально, во многих отношениях мы можем найти точки соприкосновения с неолиберализмом (отношение к частной собственности, правам и свободам), чего в изначальном либерализме и консерватизме было нельзя и представить. Однако подобная гибкость имеет и обратную сторону: ввиду расширения круга сторонников, приверженцами неоконсерватизма становятся самые разные люди, от, если так можно выразиться, «старых консерваторов», придерживающихся классически консервативных взглядов, до практически неолибералов, по тем или иным причинам (религиозным, политическим) выбравшим неоконсерватизм. И именно из-за этого, как пишет Шварцмантель, «консерватизм, как живая идеология раскололся на множество отдельных проблем, лежащих в основе тех или иных философских течений» [5. c.132].

Социализм, столь популярный в двадцатом веке, в двадцать первом также сдает позиции, что связанно с рядом факторов. Во-первых, ушли в прошлое столь явно антагонистичные классы, сейчас мы не можем найти ни многочисленного, явного и при этом бедного пролетариата (особенно в Европе), во-вторых, социализм, зародившийся как протестная идеология, не имеет явно выраженного соперника и объекта для критики и протеста. Как ни парадоксально на первый взгляд, кризис «правых» идеологий, прямых конкурентов и противников «левых» привел к кризису и самих социалистов. Как две диалектические противоположности, они не смогли существовать друг без друга, разобщенность и многогранность консерватизма и утрата активности и отход от исходных ценностей либерализма, по сути своей, погубили и социализм, как идеологию. Кроме того, на наш взгляд, сама структура современного мира и культуры не очень подходят социализму. Опираясь в основе своей на бинарные оппозиции, на противостояние классов и понимание общества, как более или менее иерархичной системы, с четкой внутренней организацией, социализм сегодня сталкивается с неким «методологическим голодом». Иными словами, социализм ощущает себя некомфортно в современном мире, где после эпохи постмодерна, информатизации, глобализации, нет больше четкой градации на классы (их заменили страты, которые весьма многоплановы и относительны), культура также под влиянием постмодерна находится в шоковом состоянии, современное искусство также совершило кардинальные изменения по отношению даже к концу 19-началу 20в, даже пол в современном мире уже не является раз и навсегда определенным фактом, его заменил гендер, что особенно заметно в скандинавских странах. При этом либерализм и капитализм проявили гибкость, усвоив уроки революций 19-20вв, и научившись делиться прибылью с трудящимися, выбили социальную почву из-под ног социализма. Современный рабочий в Европе – представитель среднего класса, а не нищий пролетарий, которому нечего терять.

В таких условиях социалистическим партиям и движением, как и правым, приходится видоизменяться. На сегодняшний день часть социалистов стала коммунитаристами, идеология которых смешивает левые и правые взгляды, и таким образом, становится, по сути, идеологически нейтральным. Еще часть, оставаясь на старой базе, со временем теряет актуальность и популярность, ибо от их слов мало что меняется. Наконец, еще одна часть видоизменяется, заимствуя что-то из иных идеологий, в угоду электората и современным реалиям. Таким образом, и социализм на сегодняшний день предстает достаточно фрагментированным образом, что связанно с указанными выше факторами. Можно сказать, что социализм, в классической его форме, чувствует себя неуместным, и, трансформируясь, сходится все больше с иными идеологиями.

Три перечисленных и проанализированных выше идеологии на сегодняшний день все больше отходят от своих исходных корней и все больше смешиваются друг с другом. Это вызвано и структурой современного мира, и тут хотелось бы вспомнить слова Луи Альтюссера: «Противоречие всегда сверхдетерминированно структурой того социального тела, внутри которого оно рождается»^{[6, c.25]}. Только тут противоречия скорее сглаживаются, а не возникают. Современный мир с его тотальной эклектичностью, со смешением всего во всем обусловил подобное положение дел в сфере идеологий. Постмодерн, смешав все грани человеческого бытия не пощадил и идеологию. Свой вклад в подобное положение дел несла и идеология общества потребления, которая сама не являясь политической идеологией, тем не менее, оказала гигантское влияние на политическую жизнь и политические идеологии. Главным для носителей той или иной идеологии стало больше «потребить» - то есть получить доступ к наибольшему числу разнообразных ресурсов, а не отстоять свои интересы, свою идеологию. Отход от идеалов той или иной идеологии стал нормой, что медленно, но верно расшатывало их основы. В конечном счете, на сегодняшний день мы имеем различные «нео» идеологии, однако их различия лишь в методах достижения результата, но не в сути, а либерализм, консерватизм и социализм в их классическом смысле отошли на второй план и имеют все меньше сторонников.

Особняком на сегодняшний день стоит идеология национализма. Национализм следует отличать от нацизма, шовинизма и ксенофобии. «Национализм – система взглядов, доктрина идеология, в основе которой лежат идеи совпадения политических границ государства с границами проживания этноса, образующего государство (Э. Гелнер) <…> крайний национализм находит свое выражение в теориях о расовом превосходстве, часто сопровождается идеями об избранности данного народа» ^{[7, c.350]}. Не доводя национализм до крайних пор и уж тем более, не переходя черту ксенофобии, шовинизма и нацизма, национализм как идеология и сегодня сохраняет свое лицо. Подобное его отличие от перечисленных выше трех идеологий, на наш взгляд, связанно с его основой, с объектом его интереса. Национализм, в отличие от консерватизма, либерализма и социализма, опирается не только и не столько на политическую составляющую, сколько на культурную, обращаясь к душе народа, подробно описанной Лебоном, иными словами не экономический и политический аспект общественный жизни, а культурный играет главную роль в идеологии национализма. Ввиду этого момента, а также того, что душа народа или менталитет представляет собой достаточно устойчивую структуру, достаточно сложно изменяемую, как отмечает Лебон, «Исследуя один за другим различные факторы, способные действовать на психический склад народов, мы можем всегда констатировать, что они действуют на побочные и непостоянные стороны характера, но нисколько не задевают его основных черт, или задевают их лишь путем очень медленных наследственных накоплений» ^{[7, c.48]}, национализм сохранил свои основные исходные постулаты, в меньшей степени подвергся влиянию идеологии потребления (хотя без этого и не обошлось), ибо главным был не захват ресурсов, а интересы и самоидентификация нации.

События 2012-2015 годов в Ливии, Сирии, Украине, теракты во Франции 2014-2015 годов нанесли мощный удар по противнику национализму – космополитизму. Идеи толерантности, мирового единства и иные основы космополитизма оказались под ударом, надежды на всеобщее единство не оправдываются, и, как следствие, растет популярность второй диалектической противоположности – национализма. Протесты против притока мигрантов, исламизации, это на наш взгляд, лишь первая волна в зарождающемся конфликте. При эскалации конфликта могут начать использоваться и более агрессивные формы противодействия, при этом и мигранты и исламисты сидеть, сложа руки, тоже не будут, что может привести к радикализации общественных отношений. Надежды на диалог культур не оправдались, идеи Шпенглера, Лебона и других философов, говорящих о невозможности понимания друг друга различными цивилизациями, вновь подтверждаются, однако цена этому подтверждению – сотни человеческих жизней.

Означает ли это, что будущее гарантированно будет за идеологией национализма? Пожалуй, что нет. Во-первых, современные нормативные акты были созданы в эпоху ценностей космополитизма и толерантности, следовательно, законным путем принудить меньшинства к тому или иному поведению будет затруднительно. Изменение же системы права в своих основах процесс не быстрый, связанный как с бюрократией, так и с поиском компромиссов между политическими партиями и движениями, так и с сохранением лица, дабы не быть обвиненными в нацизме и шовинизме. Помимо этого, рост числа детей мигрантов (а, значит граждан по праву рождения) все растет, и через некоторое время мигранты сами могут сформировать партию и отстаивать свои интересы, а с учетом демографической картины современности электорат такой партии будет только расти, тогда как у «европейских» партий сокращаться.

Кроме того, во многих странах (в том числе и в России) различные нации мирно сосуществуют, и такой порядок складывался веками, в таких странах национализм может иметь популярность лишь в кризисные моменты. Мало того, с учетом либеральных и космополитических тенденций середины-конца двадцатого века, ужаса от пережитого во Второй мировой войне, принятие идеологии национализма может быть затруднено.

Подводя итог рассуждений об идеологии национализма, хотелось бы отметить следующее. Национализм, в отличие от консерватизма, либерализма и социализма пока остается на сцене. Вместе с тем, его популярность это тревожный сигнал, свидетельствующий о явных или скрытых конфликтах, социальной напряженности. Вместе с тем, следует отметить преимущество национализма перед другими идеологиями на сегодняшний день: ему не пришлось сильно отходить от своих основ, столь сильно подстраиваясь под сложившуюся мировую ситуацию, мало того, наличие в национализме четкого различия «свой-чужой» делает его более понятным и приемлемым для масс, ибо дает ориентацию в мире. Однако мы должны помнить, сколь опасен путь выбора национализма, как идеологии, помнить, что выбор разделения общества по данному принципу носит кризисный характер. Отсюда, на наш взгляд, следует, что необходимо выбирать подлинный патриотизм, а не опасный, по указанным выше причинам, национализм. Однако, в случае эскалации конфликта, массы могут очень быстро перейти к национализму или, что еще хуже, к радикальным формам, задача элит не допустить этого, не дать начаться кровопролитию.

Проанализировав судьбу и состояние классических идеологий, мы видим всю сложность и затруднительность их положения на сегодняшний день. В оставленном ими социальном и ментальном пространстве начали развиваться новые общественные движения со своими идеями, постараемся оценить, способны ли они стать идеологиями.

Начнем с идей движения энвайронментализм (в дальнейшем для простоты будем называть их «зелеными»). Как справедливо отмечает Шварцмантель, «энвайронментализм функционирует как масштабная критика всей традиции просвещения, обвиняя все современные идеологии, за исключением разве что консерватизма, в ярко выраженной антропоцентричной природе» ^{[5, с. 263]}. Казалось бы, в защите окружающей среды заинтересованы все жители планеты, ведь она наш дом. Однако эта обобщенность идей, критика всех основных идеологий, включая господствующий неолиберализм, создание помех экономическим элитам, которые явно не заинтересованы в проведении акций протеста и иной деятельности «зеленых» и прочие причины создают трудности как для политизации их деятельности, так и для формирования полноценной мировой идеологии. По сути дела, идеи «зеленых» носят сегодня рекомендательный характер, либо представляют собой, как отмечено выше обобщенной критикой существующих порядков и идеологий. Кроме того, «зеленые» разных стран, зачастую действуя автономно друг от друга, не сходятся в своей роли в политических реалиях современности, и таким образом, идеология зеленых скорее дополняет традиционные идеологии, но не представляет собой (во всяком случае, пока) полноценной идеологии.

Куда как более политизировано движение антиглобалистов. Выступая против элитарности, несправедливости процессов глобализации, указывая на несправедливость и аморальность современных ценностей, лживость неолиберализма и созданных им мировых структур (ВТО, НАТО, итп.). Однако существует немало проблем в существовании антиглобализма. Нося преимущественно протестный характер, данное движение привлекает главным образом молодежь, которая взрослея, как правило, примыкает к традиционным идеологиям, таким образом, состав антиглобалистов постоянно изменяется. Кроме того, выступая против глобальных проблем мирового сообщества, антиглобализму затруднительно оформиться в политическую партию, а даже если такое и случится, это приведет к изменениям лишь в одной стране, но не мире. Создаваемые же ими демонстрации и акции протеста зачастую создают неудобства и простым гражданам, чем умело пользуются властьимущие, которые поддерживают, как правило, глобализацию. Таким образом, антиглобализм, как и «зеленые» не представляет собой идеологии в классическом понимании этого слова, во всяком случае, не способен стать в один ряд с классическими идеологиями. Антиглобализм хорош в своей стихийности, критичности, протестности, однако эти же его черты и указанные выше причины мешают ему сформироваться в полноценную идеологию.

Таким образом, мы можем заметить, что ни одной из зарождающихся идеологий не удается на сегодняшний день в полной мере соответствовать образцам классических идеологий времен их расцвета, ни в плане монолитности, внутреннего единства, ни в плане воздействия на социальные группы.

Вместе с тем, следует заметить, что само развитие таких течений и попытка наращивания влияния их идей указывают нам на такое требование изменяющегося мира к идеологиям, как мобильность и гибкость. Как мы уже упоминали ранее, время метанарративов ушло, поэтому идеологии вынуждены утрачивать свою уникальность и аутентичность, и, в связи с ускорением коммуникаций, быть более гибкими и изменчивыми, при этом сохраняя в себе устойчивость, дабы даровать своим адептам и сторонникам неую уверенность в будущем, стабильность. Всю сложность подобного синтеза ( быть одновременно и гибким, и устойчивым) мы и можем увидеть либо в попытках конструирования новых идеологий, либо в попытках перехода идей общественных движений на новый для себя уровень влияния и значимости в общественной и мировой политической жизни.

По итогам проведенного в рамках статьи исследования мы можем прийти к следующим выводам. Современное общество находится в сложной, но крайне любопытной, с точки зрения философии, ситуации, которая уникальна в своем роде. На сегодняшний день мы можем наблюдать разрыв в культуре в идеологическом аспекте: старые идеологии уходят или уже ушли на второй план, новые еще не сформировались и не оформились, в том смысле, что не готовы стать полноценной заменой старым. Мы находимся в пространстве некоего «социального индетерминизма», в котором происходит трансформация феномена идеологии, что вызвано различными факторами: усиление роли СМИ, масс-медиа, увеличению скоростей коммуникаций, влияние культуры постмодерна. Означает ли это, что идеологий больше не будет? Возможно, что время идеологии в старом ее понимании прошло, однако в новых реалиях, на наш взгляд, будут созданы новые идеологии, отвечающие требованиям современного общества, быть может, более гибкие и мобильные, однако совсем без идеологий долгое время человечество обойтись не сможет. При этом, вероятно, будет иметь место разрыв в состоянии идеологии в разных частях мира, что еще раз укажет на относительность и противоречивость процесса глобализации, что особенно актуально в условиях кризиса европейской идентичности и европейских ценностей.

При этом мы должны учитывать тот факт, что уже с семидесятых годов 20го века ряд исследователей говорит о приближении эпохи постидеологии, и данный феномен, на наш взгляд, достоин отдельного и комплексного исследования, в рамках же данной статьи для нас важно сам факт появления дискуссий на данную тему, что само по себе уже является индикатором кризиса идеологии, как феномена культуры, который и получил осмысление в данной работе.