Translate this page:
Please select your language to translate the article


You can just close the window to don't translate
Library
Your profile

Back to contents

Psychologist
Reference:

Generation Z' Gender-Based Representations of Family: Cross-Cultural Analysis

Voroncova Yuliya

Master of the Department of Labour Psychology and Psychological Counseling at Moscow State Pedagogical University

127051, Russia, g. Moscow, per. Malyi Sukharevskii, 6

jl.voroncova@gmail.com
Other publications by this author
 

 
Ermolaev Victor Vladimirovich

PhD in Psychology

associate professor of the Department of General, Developmental and Pedagogical Psychology at Sholokhov Moscow State University for Humanities

109444, Russia, Moscow, str. Tashkentskaya, 18 ap. 4

evv21@mail.ru
Other publications by this author
 

 

DOI:

10.7256/2409-8701.2016.3.19518

Received:

19-06-2016


Published:

25-06-2016


Abstract: Object of research is gender ideas of the future family at the Russian and Lithuanian seniors as representatives of generation of Z. Authors in detail consider such aspects of a subject as polorolevy aspect of family life, continuously growing tendency to increase in number of incomplete families, as a result of numerous rastorzheniye of marriages, proving by that relevance of studying of a problem of transformation of institute of a family. The special attention is paid by authors to representations of the Russian and Lithuanian seniors as representatives of digital generation about the future family, to ethical standards and the level of subjective control, their balance in system of social representations.And the level of subjective control at digital generation were applied to research of content of ideas of future family and expressiveness of ethical standards: technique of stereometric testing (Garber E. I., V. V. Kozacha); express technique of an assessment of the relation to observance of ethical standards (Kupreychenko A. B.); test questionnaire level of subjective control (E. F. Bazhin, E. A. Golykina, A. M. Etkind). It is carried out cross-country - cultural research of ideas of the future family of the Russian and Lithuanian seniors as representatives of generation of Z. The following conclusions have been formulated: distinctions are found in representatives of generation of Z between ideas of future family, ethical standards and level of subjective control of the Russian and Lithuanian school students.


Keywords:

external locus control level, divorce, marriage, family relations, gender, Generation Z, digital generation, family, moral standards, representations


Введение

Видоизменение представлений у современной молодежи о традиционной семье, свидетельствует о всемирной тенденции кардинальной трансформации института семьи. Говорить об изменении общей картины построения и сохранения семьи в лучшую сторону становится практически невозможным. Как правило, исследователи особенно акцентируют внимание на процессах обнищания духовного уровня семьи; стремительного развития феминистского движения и радикального изменения гендерных ролей в семье, в основе которых лежат разделение деятельности, прав, обязанностей и принятия ответственности в зависимости от половой принадлежности; увеличения численности расторгнутых браков, в результате увеличения числа неполных семей, одиноких мужчин и женщин; нивелирование ценности института семьи в целом, что выступает проблемой общества и его социальной стабилизации. Статистические данные по Европе и России свидетельствуют об устойчивой характерности разводов среди молодых семей, недавно вступивших в официальный брак, где семейные ценности отличны от традиционно устоявшихся. Очевидно, что на подобный кризис современной семьи оказывает непосредственное влияние культура и социально-экономический строй общества, которые диктуют свои правила и каноны, разрушая традиционный уклад семьи; семейные ценности и нормы, а также общепринятый ролевой аспект семейной жизни.

Несомненно, что новое поколение формирует своё представление о семье в условиях тотального воздействия сети Интернет. Наличие компьютера и постоянного доступа в сеть Интернет выступает одним из главнейших требований к развитию на сегодняшний день. Практически с рождения современное цифровое поколение постоянно находилось и продолжает находиться под влиянием информационного воздействия относительно важности ценности семьи. Конечно же, это оказывает системное влияние на их представления о семье и семейной жизни. Результаты исследований гласят о том, что брак и семья не выступают главной и первоначальной целью современной молодежи. На первый план молодежью выдвигаются материальные блага, профессиональное развитие и личностные достижения. Так, к примеру, девушки убеждены в том, что возможность карьерного роста может компенсировать неблагополучное супружество [20]. Традиционные распределения ролей в молодых семьях, по данным исследований, претерпевают существенные изменения, заключающиеся в том, что мужчина, на сегодняшний день, лидирующую позицию занимает лишь формально, что является ничем иным как проявлением ранее сформированных гендерных представлений о семье у поколения Z [17]. Примечательно, что размывание гендерных представлений на западе, относительно России началось раньше, поскольку и всемирная паутина там начала развиваться немного ранее. Тем не менее, семьи продолжают создаваться, более того, молодежь не отказывается от возможности ее построения. Так, с одной стороны гендерные роли и приоритеты в современном мире непрерывно видоизменяются, но с другой, семьи строятся и надежда каждого поколения на благополучие семейной жизни пока остается неизменной.

Проблема представлений и их влияние на реализацию жизни в различных ее проявлениях ранее уже изучалась психологической наукой. Тем не менее, мы задались вопросом: «Связана ли четкость и полнота содержания представлений о семейной жизни с жизнеспособностью семьи?». Мы позволили себе предположить, что в основе этого явления лежит системное изменений представлений о семье и, в частности, изменение гендерных представлений.

«Теория поколений» впервые была предложена американским ученым В. Штраусом и Н. Хоувом в 1991 году, согласно которой в мире, на смену предшествующим поколениям, начиная примерно с 2001 года стартует новое поколение, именуемое поколением Z (Generation Z). Адаптацию предложенной теории для России, в рамках программы Rugeneration в 2003–2004 гг. была создана Е. Шамис и ее командой [21]. Опираясь на мнение сторонников и представителей теории поколений, поколение можно описать как группу людей, рожденных в определенный хронологический период, оказавшихся под влиянием одних событий и особенностей воспитания, с подобными ценностными ориентациями [32]. Описывая современное молодое поколение можно кратко сказать, что рождение современных детей происходит с «гаджетом в руках» и первичной игрушкой для них является не традиционная погремушка, а ни что иное как, компьютер. Поколение, родившееся в информационной общности, «объединено» сетью Интернета, вполне может претендовать на присвоение английского термина Digital Nation, означающего «Цифровой человек». То, что для предшествующих поколений представлялось технологиями будущего, поколение Z принимает в своём настоящем. Их можно охарактеризовать переходным поколением из одной эпохи в другую, из XX века XXI век, из второго тысячелетия в третье - детьми представителей поколения Х и/или иногда У. Начиная с первых дней жизни, они оказываются вовлеченными в условия интернет среды и интернет–коммуникации, поэтому постижение информации, посредством этих же цифровых технологий, происходит значительно быстрее, чем овладение чтением и письмом. Наличие компьютера и виртуальной жизни являются неотъемлемыми требованиями современного общества, которому поколение Z с удовольствием соответствует. Г.М. Андреева подчеркивает, что чувствительность молодых ребят, в сравнении с группами иных возрастных категорий, является максимальной, а информация, получаемая посредством цифровых коммуникаций «давно уже успешно конкурирует с информацией, предлагаемой в семье и школе» [4].

В научном мире всё чаще указывается на непосредственное влияние цифровых коммуникаций на построении образа и представления мира подростков. Однако, однозначно подтверждающих факторов о положительности либо отрицательности влияния интернет среды на взрослеющее поколение на сегодняшний день, к сожалению, нет. Несмотря на все вышеперечисленные очевидные изменения, подходы ученых всё чаще выступают в виде абсолютно противоположных точек зрения, что и обуславливает актуальность проблемы поколений. Зарубежные исследования с целью изучения психологических особенностей цифрового поколения [28, 36] ориентированы на изучения психических процессов поколения Z. Некоторые работы доказывают факт значительного уменьшения устойчивости внимания цифрового поколения. Также изучались и процессы восприятия. Доказано, что большое количество времяпрепровождения в сети Интернет образует некую сенсорную депривацию, что способствует меньшему восприятию запахов, прикосновений и т.п., опираясь в большей степени на визуальные образы [26, 34]. Результаты исследований [36] свидетельствуют о том, что сеть Интернет, занимая ведущую роль социокультурного развития, становится механизмом, влияющим на развитие высших психических процессов. Результаты свидетельствуют, что молодое поколение, постоянно использующее различные поисковые системы типа «Google» или «Яндекс» отличаются изменением функциональности мнемических процессов. Они отлично запоминают местоположение и способ прохождения пути до интересующей их информации, но никак не содержание. Данные позволяют говорить о формировании у цифрового поколения абсолютно другой формы запоминания информации, других механизмах и способах её удержания [26, 34]. Также позволяют говорить о некой склонности цифрового поколения к неспособности структурно воспринимать информацию, мыслить и, как следствие, излагать свои мысли. Получается, что современная молодежь не в силах воспринимать то, что требует сосредоточения и умения приходить к логическим умозаключениям, а мыслит абсолютно другими категориями.

Исследования [2] свидетельствуют и о том, что больше трети представителей поколения Z демонстрируют негативное отношение к семье и семейной жизни. Отмечая тенденции смены установок и представлений о семейной жизни, всё более исследователей [32], в качестве своих предположений относительно поколения Z, говорят о вероятности исчезновения традиционной формы семьи в течение уже его жизни. По крайней мере, для цифрового поколения, по достижению соответствующего возраста, проблемы создания семьи примут более острое обличие. Ввиду того, что дети поколения Z, в большинстве случаев являются единственными детьми в родительской семье, автоматически становясь в своем представлении о себе центром всего возможного внимания. Быть главной персоной на протяжении жизни в родительском доме, становится нормой для ребенка, соответственно происходит вполне объяснимое привыкание к такому положению дел. Так, уже выросший ребенок, с инфантильным эгоцентричным убеждением, отправляясь в свободное самостоятельное жизненное плавание, полагает, что и другие люди должны относиться к нему подобным же образом. Таким образом, существует предположение о том, что новыми моделями семейных отношений поколения Z будут выступать суррогатные формы семьи, типа семьи выходного дня, либо серийного брака, в рамках которого оба члена семьи заведомо осведомлены, что это ненадолго. Это вызывает особенно пристальное внимание к изучаемому феномену. Ведь семья является древнейшим социальным институтом и изменяется по мере развития общества, в результате возникновения новых ценностей, норм, образцов поведения в рамках семейных отношений, требований, предъявляемых семье, как к социальному институту, так и к малой социальной группе.

Проблемы семьи рассматривались такими исследователями как В. Н. Дружинин, А. Г. Харчев, Л. Б. Шнейдер, А. Я. Варга и другими. Значимость влияния семьи на личность, ее сложность и многогранность обусловливают большое количество различных подходов к ее изучению, а также определений, встречающихся в научных концепциях. Так, одни исследователи признают наличие кризиса института семьи, отмечая, что подобные тенденции можно наблюдать фактически во всех европейских, североамериканских странах и странах СНГ и отличия обнаруживаются только лишь в своей исторической длительности и социокультурных особенностях [5]. Другие, подобное положение дел рассматривают как неизбежную трансформацию этого института в процессе эволюции [10]. Однако, несмотря на наличие противоречий в данной проблеме, мы вынуждены выделить некоторые общие причины деструкции семейных отношений, к которым относятся: снижение процента рождаемости; возрастающее количество незарегистрированных браков; стремительно развивающаяся тенденция рождения и последующего воспитания детей в «гражданских браках»; искажение нравственной основы семьи; усиление противоречий между личностью и семьей; видоизменение экономической функции, а именно, деформация роли мужчины в семье; снижение эффективности взаимодействия поколений в семье.

В самом общем понимании отношения в семье между мужчиной и женщиной задает экономический строй общества. Доминирование одного пола над другим пропитывало всю семейную жизнь. Однако наряду с этим, нельзя игнорировать наличие семей двухуровнего руководства – материнского и отцовского, где решение вопросов происходит сообща. Ролевые отношения в семье объясняются отношениями между членами, входящими в ее состав, которые можно определить характером и содержанием семейных ролей или типом взаимодействия при исполнении семейных ролей. Так, ролевые взаимоотношения, образующиеся при осуществлении определенных функций, характеризуются ролевым согласием или же, напротив, конфликтом. Трансформация ролевых отношений в современной семье выступает одним из важнейших критериев перестройки брачно-семейных взаимоотношений. Отсутствие определенности норм, организующие как брачно-семейные, так и ролевые отношения задает немалый пласт социально-психологических проблем в семейной жизни. Наиболее значимой, на наш взгляд, проблемой является проблемы выбора способа ролевого взаимодействия и поведения в семье. Современные исследования свидетельствуют о том, что роль гендера выступает важным фактором, который определяет значимость ценности семьи современной молодежи [16].

Современная культура и общество всегда задают некую нормативную модель семьи. Её структура включает в себя элементы нормативности членов семьи, т.е. каждый ее член характеризуется определенным статусом, позицией с определенными правами, обязанностями, которым соответствует ожидаемое поведение. Нормативная модель, принимаемая обществом, находит отражение в представлениях общества, его нравственных ценностях и культуре. Но, нормативная модель практически всегда скрыта за конкретными формами ее разнообразных и вариативных пояснений [37]. Тем не менее, несомненно то, что нормативные психологические модели семьи, можно определить вопросом о доминировании в семейных отношениях. Так, В. Н. Дружинин указывал на то, что семья крепится на отношениях власти–подчинения, взаимоответственности и психологической близости. Доминирующим звеном в патриархальной семье выступает отец, в матриархальной – мать. Современному обществу присущ тип эгалитарной семьи, где власть распределена, но наличие данного распределения является запускным механизмом для конфликтов. В связи с этим современную семью можно назвать заданно конфликтной.

Представители социальной психологии связывают понятие доминирования с принятием ответственности за действия группы и доминирование одного из супругов является необходимым условием устойчивой семьи. Принятие ответственности выступает одним из необходимых механизмов для эффективного регулирования жизни. Так, М. Мид отмечает возможность существования «нормальной» семьи тогда, когда ответственность за нее как целое несет никто иной как отец. Все другие виды семей, где данное правило нарушается, попадают в разряд аномальных семей [9]. К. Муздыбаев, говоря об ответственности, подразумевает склонность личности придерживаться общепринятых социальных норм и исполнения ролевых обязанностей, а также о готовности отвечать за свои поступки. Иными словами, суть ее заключается том, чтобы проследить соответствие поведения с ролевыми обязанностями и социальными нормами, принятыми обществом [24] Н.А. Минкина отмечает, что отправной точкой для анализа ответственности выступает общественная природа человека [21]. Человек, как существо социальное, должен учитывать не только свои интересы, но и социальные нормы, присущие данному обществу. Внешние, относительно человека нормы, со временем внедряются в нравственную систему социальных норм, формируя особые человеческие качества, без которых в дальнейшем человек не может существовать. К числу таких качеств можно отнести следующие: индивидуальная ответственность перед собой, которая далее находит выражение в совести, и социальная ответственность перед обществом, далее выступающая плацдармом для образования чувства справедливости [39].

Р. Зидер акцентирует своё внимание на том, что фазы молодости, половой и социально-культурной зрелости наступают гораздо раньше экономической независимости [15]. Поэтому, идеи создания нормативной семьи с проблемами доминирования, близости, разграничения ответственности представляется молодому поколению в виде неподъемной ноши. Современная модель семьи характеризуется разделением дома и работы. В рамках подобного социокультурного распределения семейных обязанностей, женщины, принимают непосредственное участие в процессе заработка денег, продолжая при этом заниматься домашними делами, чем создают себе двойную нагрузку. Тем самым отмечается усиление процесса трансформации мужских и женских ролей в семейной жизни. Традиционный уклад семьи на западе видоизменился в результате феминизма, заключающийся в равноправии семейных функций между супругами и рационализации и индустриализации ведения семейного быта. Для российской женщины выравнивание функций в области семейного быта выступает достаточно специфичным решением вопроса, потому как в предшествующей модели обязанностей было в избытке как у мужчины, так и у женщины. В современном же обществе, а тем более в условиях мегаполиса на мужчину возлагается значительно меньшая нагрузка, в отличии от женского труда, который по-прежнему остается довольно объемным [5].

Анализ научной литературы, посвященной вопросам гендера, свидетельствует о дихотомичности рассмотрения понятий маскулинности и фемининности. На протяжении длительного периода эти понятия взаимоисключали друг друга (А. Адлер, К. Юнг, Ж. Пиаде, З. Фрейд, А. Барнетт и др.). В настоящее время мы наблюдаем изменения приоритетов, ломку эталонов, а точнее согласованности, взаимодополняющего развития мужского и женских начал в личности, что подтверждают многиге современные ученые, такие как Е.П. Ильин, И.Г. Малкина-Пых, Ш. Берн, И.С. Кон и др.

В зарубежной психологической науке вопрос распределения семейных ролей рассматривается в контексте половых ролей, полоролевой дифференциации. Большинство западных представителей половые роли понимают как систему культурных норм, определяющих допустимые способы на основе половой принадлежности, иногда эту систему называя полоролевой системой. Полоролевая система рассматривается как совокупность ожиданий относительно социальных ролей и деятельности предписанных мужчинами женщинам. Основополагающая линия дифференциации ролей отражается в дихотомии «работа – дом». Таким образом, главной задачей мужчины выступает материальное обеспечение семьи, а задача женщины – ответственность за жилье, семью и воспитание детей. Профессиональная деятельность женщины допустима только лишь второстепенно относительно семьи. Однако в настоящее время, главным предметом исследований выступают принятие женщиной роли добытчика и непосредственного участия мужчины в ведении семейного быта и воспитании детей. В современных исследованиях описывается ряд факторов, оказывающих влияние на выбор семьей способа ролевого взаимодействия. К числу таких относятся принадлежность к социальному классу, стадия семейного цикла, факт наличия работы у женщины и т.д. (Л.В. Хоффман, Ф.И. Най, А. Торнтон и др.). Социально–психологический анализ роли гендера в семье свидетельствует об отсутствии определенности норм, которые регулируют брачно-семейные и ролевые отношения. В связи с чем, перед каждым членом семьи становится выбор образца ролевого поведения. Следовательно, мы можем говорить о том, что регулирование внутрисемейных отношений связано не только с внешними изменениями членов семьи, но и с образованием новых, неспецифичных личностных качеств, регулирующих взаимодействие в семье, а именно, особенностями представлений о семье.

Вопрос о роли представлений в процессе создания и развития семьи всегда находился в фокусе научной мысли. В отечественной психологической науке, представление объясняется как качество, имеющее отношение к волевым механизмам личности, проявляемое в реализации контроля деятельности человека [19].Феномен представлений изучался такими учеными как П. П. Блонский, Л.С. Выготский, С.Л. Рубинштейн, И. М. Сеченов и др. В классическом понимании представления это воспроизведенные образы предметов, формирующиеся на прошлом опыте и выступающие «ступенькой» от единичного образа восприятия к понятию и обобщенному знанию [25, 29]. Г. Г. Андреева считает представления неотъемлемой частью абсолютно любого социально-психологического феномена, соотнося с ними понятия нравственных норм, понятий, ценностей и эталонов [3].

Фундаментальным изучением представлений, в рамках социально–психологического направления, впервые занимался С. Московичи, предложивший концепцию социально–психологических взглядов, базирующихся на теоретических и эмпирических разработках относительно закономерностей функционирования структур обыденности общественного сознания. Исследование механизмов и закономерностей формирования системы значений и личностных смыслов индивида в ходе социального взаимодействия по настоящее время выступает предметной областью теории социальных представлений. Основополагающим понятием концепции выдвигается понятие социального представления, рассматриваемое в социологической доктрине Э. Дюркгейма [12], по мнению которого люди обладают двумя типами сознания: индивидуальным (характеризует субъекта как индивидуальность) и коллективным (является общим для какой–либо социальной группы, а также выражается в коллективных представлениях) [12]. В результате развития идей Э. Дюркгейма С. Московичи сделал вывод об отсутствии тождественности представлений социальных и коллективных[22]. Социальные представления С. Московичи определяет как единственную ведущую характеристику, как общественного, так и индивидуального сознания, включающую в себя информацию, убеждения, мнения, понятия, образы, убеждения, объяснения и установки относительно объекта представления. Также представления являются основополагающей человеческого взаимодействия, способностью делать выводы, понимать, вспоминать, осмысливанию и объяснению личностных ситуаций [39].

Важной, по нашему мнению является идея С. Московичи о том, что именно социальные представления, подчиняя психический аппарат внешним воздействиям, стимулируют людей вырабатывать привычки, а также не воспринимать внешние события. Что является объяснением человеческой способности видеть окружающий мир «сквозь призму собственных желаний, интересов и представлений» [23]. Так, социальные представления описывают окружающую действительность в рамках определенной когнитивной структуры, основной чертой которой выступает трансформация когнитивных элементов в «репрезентативно–образные». Таким образом, реальность не только деформируется и избирательно воспринимается человеком в соответствии с представлениями, но и сама структурируется на основе представлений, выступающих определенным критерием в ответ на вопрос о реальности происходящего [23].

С точки зрения структурного подхода, разработанного Ж.К. Абриком, социальные представления рассматриваются как функциональное видение мира, которое позволяет индивидам или группам придавать значение их поведению, понимать реальность через собственную систему отношений, таким образом адаптироваться к ней и определять свое место в ней. [38].Это способ видения того или иного аспекта мира, которое преобразуется в суждение и в действие.В своей концепции Ж.К. Абрик выделяет несколько компонентов: ядро, или центральное представление, которое наиболее сильно коррелирует с другими, и периферическую систему. Выделение ядра, как отдельного компонента, основывается на идеях С. Московичи о наличии стабильных, архаичных в представлениях элементах. Это устойчивое центральное ядро, определяющее смысл социальных представлений. Оно выполняет несколько функций: организующую и генерирующую. Содержание ядра обуславливается исторически и состоит из знаний основанных на ценностях, в связи с чем не может видоизменяться, за исключением событий, несущих угрозу существованию социальных представлений. Выделение центрального ядра предполагает наличие некоторых критериев: а) уровень согласованности мнений членов группы о важности конкретной характеристики объекта представления; б) оценка необходимости характеристик для определения объекта. Элементы центрального ядра активизируются на различном уровне в зависимости от ситуации [1, 11]. Периферическая система конкретизирует значения ядра, связывая его с ситуацией, где вырабатывается и действует социальное представление. В отличие от ядра периферическая система характеризуется изменчивостью и вариативностью [38],что способствует приспособлению социальных представлений к изменяющемуся контексту, защищая не только ядро представлений, но и все социальные представления от изменений.

История отечественной психологии по проблеме социального мышления базируется на подходах С.Л. Рубинштейна, А.Н. Леонтьева, Л.С. Выготского. Так, Л.С. Выготский говорил о «житейских понятиях», которые выступают противоположными научным. В своей работе «Мышление и речь» он писал, что «житейские понятия» образуются, основываясь на собственном опыте, и формируются раньше научных, которые возникают лишь благодаря связям другими понятиями [8]. Под житейскими понятиями он понимает понятия, которые приобретаются и используются в быту, повседневном общении. В качестве научных понятий описываются слова, которые ребенок узнает в школе. Это различная терминология, включенная в систему знаний, связанная с иными терминами. Л.С. Выготский допускает, что «житейские понятия», именуемые им так же как спонтанные, развиваются в противоположных направлениях с научными понятиями, т.е. спонтанные двигаются к постепенному осознанию значения, а научные в противоположном движении. «Анализ спонтанного понятия ребенка убеждает нас, что ребенок в гораздо большей степени осознал предмет, чем самое понятие. Анализ научного понятия убеждает нас, что ребенок в самом начале гораздо лучше осознает самое понятие, чем представленный в нем предмет» [8]. Спонтанное понятие связывается с предметом, на который указывает. Научное же, зрелое понятие, включено в иерархично выстроенную систему, в которой логические отношения связывают его (как носитель значения) с массой других разных понятий, относительно данного.

Значительный вклад в развитие идей по вопросу социальных представлений внес С.Л. Рубинштейн. Социальные представления он рассматривал как составляющие индивидуального сознания личности, где отражаются представления о себе и о других. Представление, объясняя как «представление образно–наглядно, … связано более или менее непосредственно с наглядной единичностью, отражает явление в его более или менее непосредственной данности…» [31]. Категорию «представление» он связывает, но не отождествляет с категорией «понятие»: «в понятии преодолевается ограниченность явления и раскрывается его существенные стороны в их взаимосвязи» [31].

В современной отечественной психологии проблема социальных представлений подробнее всего изучается в контексте социальной психологии, в рамках которого исследователи выделяют закономерности восприятия человеком самого себя и других людей. Данный подход отражается в работах Г.М. Андреевой, B. C. Агеева, и др. Зарождение школы социальных представлений началось на рубеже XX–XXI вв., с выходом коллективной монографии «Российский менталитет: вопросы психологической теории и практики». В основу исследований легли идеи основоположника теории социальных представлений, ранее упомянутого С. Московичи [30]. Г.М. Андреева, уделяя внимание концепции социальных представлений, предложила специфическую модель социального познания, объясняющую новые способы рассмотрения данного процесса. Благодаря чему увеличивается не просто ряд социальных явлений, выстраивание лучше осознаваемых образов отдельными индивидами, но и перерастание индивидуального сознания к массовому [3].

Немаловажное значение в структуре представлений занимают нравственные нормы, представляющие собой продукт социально–психологического взаимодействия.

Современная эпоха крупномасштабных перемен способствует изменению идеологических основ социальной жизни, смешению различных культур, экономической нестабильности, что в результате приводит к преобразованию и видоизменению ранее традиционно устоявшихся ценностей и норм в индивидуальном и групповом сознании, определяя шаткость и противоречия в их системе. Значительное влияние такого вида изменений оказывается на тех, чьи нормы, жизненные цели и идеалы находятся в процессе формирования и переоценки, а именно дети, подростки, молодежь [14, 18]. Б. Г. Ананьев, И. С. Кон, Л. И. Божович и др. считают, что наиболее чувствительным возрастом к формированию нравственной основы личности является период юности и молодости. Процессы стабилизации характера и освоение социальных функций взрослого человека более эффективны тогда, когда «сензитивность» психики и «пластичность» психических процессов высоки. Т.е. можно предположить, что нравственная основа закладывается и формируется в молодости, после чего переносит лишь несущественные изменения. Однако необходимо подчеркнуть, что вопрос о возрастных аспектах формирования нравственной структуры личности, на сегодняшний день, не нашел еще достаточно глубокого освещения, поэтому нуждается в дальнейшем изучении. Нравственность понимается как духовная характеристика личности, отражающая культурно-исторический период времени в виде ценностно-нормативной системы личности. Нравственная основа личности оказывает значительное влияние на все сферы жизни человека и задает поведение в обществе [33]. В качестве критерия оценивания мыслей, намерений, поступков выступает норма, также являющаяся проводником нравственных ценностей и идеалов. Посредством соотнесения поступков с признаками нормы человек получает возможность оценивать свое поведение как «хорошо–плохо», «приемлемо–неприемлемо», «достойно–недостойно». Иными словами норма выступает неким плацдармом общепринятого смысла, относительно которого формируется нравственная культура человека [27]. Формирование нравственных норм и ценностей человека происходит посредством уже устоявшейся системы нравственных норм в обществе и потребностями личности в духовном развитии, как неизбежном условии его жизнедеятельности. Нравственные нормы, присущие конкретному обществу, воспринимаются личностью на уровне сознания. Это означает, что прежде чем какая-либо нравственная норма или ценность определит поступки человека, она должна осознаться и приняться самим человеком [27]. Так, В.Б. Швырков неразрывно связывает формирование ценностей личности с процессами её мозговой деятельности, поскольку именно процессы мозговой деятельности определяют познавательные способности человека, детерминируя его ценностное поведение [6].

Подводя итоги, можно говорить о том, что трансформацию ролевых отношений в современной семье по праву можно считать основополагающим критерием перестройки брачно-семейных взаимоотношений. Семья, выступающая первой социальной группой в жизни человека, строится на общей системе нравственных норм, которые в свою очередь задаются социально-психологическим взаимодействием. Одним из неотъемлемых условий социально-психологического взаимодействия выступают представления, как способ видения того или иного аспекта мира, в последствии преобразующихся в суждения или действия, а также выступающих ведущей характеристикой сознания. Видоизменению традиционного уклада семьи положило начало активно развивающееся феминистское движение, в основе которого лежит равноправное распределение семейных функций между супругами и индустриализации ведения семейного быта. Изменения такого рода приводят общество к размыванию гендерных ролей, представлений и нравственных начал. Однако проблема отсутствия определенности нравственных норм, формирующих не только брачно-семейные, но и ролевые отношения, выступают одним из важнейших факторов, определяющих значимость и ценность семьи у цифрового поколения, порождает немалый ряд социально-психологических проблем. Так, принимаемые внешние относительно человека новые нормы, внедряются в нравственную систему социальных норм и представлений, в дальнейшем формируют определенный уровень ответственности относительно себя в частности и общества в целом. Ответственность в свою очередь выступает неким катализатором выбора человеческих возможностей, а также возможности их реализации. Наличие подобной проблемы провело нас к пониманию того, что эволюция семьи как социального института связана с динамикой изменений представлений о ней и может подвергаться целевому воздействию путем управления и преобразования представлений у цифрового поколения.

Цели, задачи и методы эмпирического исследования

С целью изучения проблемы, мы решили выяснить гендерные представления о семье у поколения Z. В качестве гипотезы выступило предположение о том, что существуют гендерные различия в представлениях о своей будущей семье у литовских и российских старшеклассников поколения Z.

В процессе исследования решались следующие задачи:

  1. Исследовать представления о своей будущей семье у российских и литовских старшеклассников.
  2. Выявить уровень выраженности нравственных норм у российских и литовских старшеклассников.
  3. Выявить уровень субъективного контроля у российских и литовских старшеклассников.
  4. Выявить различия в гендерных представлениях у российских и литовских старшеклассников.

Объектом исследования выступают российские и литовские старшеклассники. Предмет ­– гендерные представления о семье у российских и литовских старшеклассников. Выборку исследования составило 106 человек, 15–16 лет, из которых:

- 45 российских старшеклассников (29 мальчиков и 16 девочек), обучающихся в школах №2079, №1285 города Москвы, Россия.

- 61 литовских старшеклассников (25 мальчиков и 36 девочек), обучающихся в гимназии «Ювента» №32 города Вильнюс, Литва.

Исследование проводилось анонимно, посредством метода стандартизированного самоотчета, который реализовывался в следующих конкретных методиках.

  1. Стереометрический тест (Е. И Гарбер, В. В. Козача) с целью выявления содержания представлений о будущей семье.
  2. Экспресс методика оценки отношения к соблюдению нравственных норм (А. Б. Купрейченко) с целью изучения выраженности нравственных норм
  3. Тест опросник уровень субъективного контроля (Е. Ф. Бажин, Е. А. Голыкина, А. М. Эткинд) с целью выявления уровня ответственности у поколения Z.
Результаты

Результаты, полученные в ходе исследования, подверглись качественной и количественной обработке. Для обработки данных был использован статистический пакет анализа MS Excel. Проверка нормальности распределения проводилась при помощи критерия согласия Пирсона. Проверка значимости связей проводилась с помощью однофакторного дисперсионного анализа (ANOVA). Проверка различий проводилась при помощи t–критерия Стьюдента.

Результаты (таблица 1), полученные в ходе исследования свидетельствуют о том, что:

  1. По двум показателям между группами российских юношей и девушек имеются статистически значимые различия: по показателю Пр (принципиальность) (t=2,396 при р<0,05) показателю Ис (интернальность в области семейных отношениях) (t=2,0233 при p<0,05). Следовательно, российским юношам свойственны более высокие значения по уровню:

- Отношения к соблюдению принципиальности, что означает высокую требовательность к себе и другим, независимо от обстоятельств, а также следование принципам иногда даже во вред себе, делу или другим людям.

- Интернальности в области семейных отношений, что означает свойство брать на себя ответственность за события, которые происходят в семейной жизни.

  1. По показателю Ин (Интернальность в области неудач) (t=2,034 при р<0,05) Следовательно, литовским девушкам свойственны более высокие значения по уровню интернальности в области неудач, что означает более развитое чувство субъективного контроля по отношению к негативно окрашенным событиям, что может проявляться в склонности обвинять себя в различных ситуациях, а не окружающих, чем литовским юношам.
  2. По показателям: Тр (треугольник) (t = –2,013 при р<0,05), Ио (общая интернальность) (t = –40198 при р<0,05), Ид (интернальность в области достижений) (t = –3,326 при р<0,05), Ин (интернальность в области неудач)
    (t = –2,495 при р<0,05), Ип (интернальность в области производственных отношений) (t = –2,711 при р<0,05). Следовательно:

- Российские юноши, а отличие от литовских, в представлениях о своей будущей семейной жизни в большей степени уделяют внимание статусному положению. Счастливая семья возможна при более высоком статусном положении. Это и наличие финансовой стабильности, и постоянное стремление развиваться профессионально, и соответственно карьерный рост. Наряду с этим важным российскими юношами отмечается соблюдение определенных норм, традиций и правил внутри семьи, однако наибольшее внимание уделяется все таки карьере и материальным благам.

- По уровню общей интернальности мальчики литовской выборки относятся к экстернальному типу личности и экстернальному контролю, т.е. обладают более низким уровнем субъективного контроля. Отличаются большей тревожностью и обеспокоенностью. Они в меньшей степени способны обнаруживать связи между своими действиями и значимыми событиями их жизни, не рассматривая возможности контролировать их развитие. А большинстве случаев полагаются на то, что любые события, возникающие в их жизни являются всего лишь результатом случая или волей окружающих. Их отличают такие качества как конформность, невысокий уровень терпимость по отношению к окружающим, а также возможная повышенная агрессивность.

- Российские мальчики старшеклассники, в отличие от мальчиков литовских школ, обладают высоким уровнем субъективного контроля над эмоционально положительными событиями, считая, что всего хорошего они добились самостоятельно и веря в собственную способность успешно достигать новопоставленных целей. Мальчикам, живущим в Литве свойственно приписывать свои успехи и достижения таким внешним обстоятельствам как фортуна, судьба, помощь окружающих и т.д.

- По уровню интернальности в области неудач, ответственность за отрицательный результат каких-либо событий, литовские мальчики старшеклассники в большей степени склонны приписывать внешним воздействиям, к примеру другим людям или же обычному жизненному невезению. У мльчиков, представляющих российскую выборку испытуемых, больше развито чувство субъективного контроля в отношении негативных событий, т.е. им свойственно брать ответственность за какие бы то ни было события на себя.

- Российские мальчики старшеклассники обладают более высоким уровнем интернальности в области производственных отношений. Это свидетельствует о том, что они в большем степени считают свои собственные поступки и действия одним из основополагающих критериев организации производственной деятельности, складывающихся отношений в коллективе, своего продвижения по карьерной лестнице, развития и т.д. Литовским мальчикам приписывать более важное значения проявлению внешних обстоятельств, к примеру руководству, коллегам, везению или напротив, невезению.

  1. между группами литовских и российских девушек по показателям: Ио (общая интернальность) (t = –2,379 при p<0,05), Ип (интернальность в области производственных отношений) (t = –2,088 при p<0,05) и Им (интернальность в области межличностных отношений) (t = –3,471 при p<0,05). Далее перейдем к более подробному описанию выявленных различий:

- Так, уровень общей интернальности российских девушек превосходит общий уровень интернальности литовских девушек. Это означает, что у российских девушек доминирующим является высокий уровень субъективного контроля над значимыми для низ ситуациями, в связи с чем их можно отнести к типу интренальной личности с интернальным контролем. Т.е. большая часть важных событий для них является результатом их собственной деятельности, они всецело обладают готовностью принять ответственность за данные события и за то, каким образом складывается их жизнь, отдавая себе отчет в том, что они в силах управлять всеми аспектами своей жизни. Российские девушки отличаются большей самодостаточностью, уверенностью в себе, спокойствием и доброжелательностью.

- В отличие от российских девушек, литовских можно отнести к экстернальному типу личности и экстернальному контролю, т.е. они обладают более низким уровнем субъективного контроля. Отличаются большей тревожностью и обеспокоенностью. Они в меньшей степени способны обнаруживать связи между своими действиями и значимыми событиями их жизни, не рассматривая возможности контролировать их развитие. А большинстве случаев полагаются на то, что любые события, возникающие в их жизни являются всего лишь результатом случая или волей окружающих. Их отличают такие качества как конформность, невысокий уровень терпимости по отношению к окружающим, а также возможная повышенная агрессивность.

- Российские девушки старшеклассницы обладают более высоким уровнем интернальности в области производственных отношений. Что свидетельствует о большей свойственности считать свои собственные поступки и действия основополагающими критериями организации производственной деятельности, складывающегося взаимодействия в рабочем коллективе, собственного развития, карьерного роста и т.д. Литовские девушки склонны приписывать большую значимость обстоятельность внешних проявлений, таких как формат руководства, коллеги, везение или невезение.

- У российских и литовских девушек обнаружен высокий уровень интернальности в области межличностных отношений, одна у российских девушек он является более выраженным. Так, более высокая выраженность данного показателя свидетельствует о том, что российские девушки берут ответственность именно на себя за процесс построения взаимоотношений с окружающими.

___01

Выводы
  1. Существуют различия в гендерных представлениях о семье, нравственных нормах и уровнем субъективного контроля у российских и литовских старшеклассников, как представителей поколения Z.
  2. Российские представители поколения Z отличаются более высоким уровнем ответственности, более самодостаточны, уверены в себе. Литовские старшеклассники более тревожны, обеспокоены и конформны, как правило, не принимают на себя ответственность за свою жизнь, в результате ориентира в собственном выборе на догмы и правила, которые диктуются европейским обществом.
  3. Различные приоритеты нравственных норм и форм российского и европейского воспитания, по нашему мнению, могут объяснять как обнаруженные различия на уровне ответственности российских и литовских юношей относительно семейной жизни, так и различия на уровне ответственности российских и литовских девушек относительно выстраивания взаимоотношений с окружающими. Так, европейская модель воспитания, базирующаяся на законах относительно прав и свободы ребенка, порождает определенный уровень безответственности, что находит отражение в представлениях о своем будущем в целом и семейной жизни, в частности.
  4. Российские старшеклассники представляют свою будущую семью, главным образом как надежность, стабильность и опору, наряду с важностью семейных традиций, принятых норм и ценностей. При этом не представляют возможным видоизменять эти традиции. Финансовое благополучие и желание развиваться в карьерной сфере, уступают место все той же надежности и рациональности. Однако, при повышении уровня стабильности, готовность принимать ответственность за события, происходящие в жизни, снижается, но отношение к справедливости при этом возрастает, т.е. решения принимаются не от желания выставить свои интересы выше остальных членов семьи, а с точки зрения равенства и равноправия.
  5. Литовские старшеклассники представляют свою будущую семью как отсутствие постоянства, как вечный переход от одних главных ценностей к новым другим, как поиск лучшего, при пренебрежении настоящим. Семья литовскими старшеклассниками представляется как гибкость в отношении всего интересующего нового. При этом, в представлениях литовских старшеклассников обнаруживается размытость представлений о гендере - отсутствует четкость понимания разграничения семейных ролей.
  6. Обнаруженные различия в представлениях о семье у литовских и российских представителей поколения Z, на наш взгляд, могут обуславливаться культурными различиями, а именно прогрессирующим феминистским движением и толерантностью общества, способствующих большей конформности и повышенной терпимости к ранее неприемлемым представлениям о семейной жизни такими как нетрадиционные формы брака, незарегистрированные, однополые, групповые, сводные, бездетные браки.
References
1. Abul'khanova–Slavskaya K.A. Rossiiskii mentalitet: kross-kul'turnyi i tipologicheskii podkhody // Rossiiskii mentalitet: voprosy psikhologicheskoi teorii i praktiki. M.: Institut psikhologii RAN, 1997. 336 s.
2. Avdulova T.P. Tendentsii sotsializatsii podrostkov v kontekste informatsionnykh predpochtenii [Elektronnyi resurs] // Psikhologicheskie issledovaniya: elektron. nauch. zhurn. 2011. №6(20). S. 8. URL: http://psystudy.ru
3. Andreeva G. M. Sotsial'naya psikhologiya v sovremennom mire / G. M. Andreeva, A. I. Dontsov. M.: Prosveshchenie, 2012. 456 s.
4. Andreeva G.M. Psikhologiya sotsial'nogo poznaniya. M.: Aspekt Press, 2009. 303 s.
5. Antonov A. I. Mikrosotsiologiya sem'i. M.: INFRA-M, 2005. 640 s.
6. Bobneva M.I., Dorofeev E.D. Izmenenie tsennostnykh sistem lichnosti v period preobrazovaniya obshchestva // Tsennostnoe soznanie lich¬nosti v period preobrazovaniya obshchestva / Pod red. E.D. Dorofeeva, L.A Sedova. M.: Institut psikhologii RAN, 1997. S. 32–46.
7. Vorontsova Yu., Ermolaev V.V. Predstavleniya «pokoleniya Z» o svoei budushchei sem'e (na primere litovskikh starsheklassnikov) // Psikholog. 2016. № 1. S. 1-12.
8. Vygotskii L.S. Myshlenie i rech'. M.: AST, 2011. 640 s.
9. Garanina E.Yu. Sem'evedenie [Elektronnyi resurs]: uch. posobie / E.Yu. Garanina, N.A. Konopleva, S.F. Karabanova. 2-e izd., ster. M.: FLINTA, 2013. 384 s.
10. Golod S.I., Sem'ya i brak: istoriko-sotsiologicheskii analiz. SPb.: TOO TK «Petropolis», 1998. 117 s.
11. Dontsov A.I., Emel'yanova T.P. Kontseptsiya sotsial'nykh predstavlenii v sovremennoi frantsuzskoi psikhologii // Voprosy psikhologii. 1984. № 1. S. 147-152.
12. Dyurkgeim E. Sotsiologiya. Ee predmet, metod, prednaznachenie / per. s frants., sostavl., vstup. st. i primech. A. B. Gofmana. M.: Kanon, 1995. 3-e izdanie, dop. i ispr. M.: TERRA – Knizhnyi klub, 2008. 400 s. (S. 23–58)
13. Ermolaev V.V., Vorontsova Yu. Sem'ya v predstavleniyakh litovskikh starsheklassnikov pokoleniya Z // Materialy Chetvertoi Mezhdunarodnoi nauchno-prakticheskoi konferentsii «Sotsial'nyi komp'yuting: osnovy, tekhnologii razvitiya, sotsial'no-gumanitarnye effekty»: (ISC-15): Sbornik statei i tezisov [Elektronnoe izdanie] / Otv. red. Brodovskaya E. V. M.: MPGU, 2015. S. 193–196.
14. Ermolaev V.V., Ferapontova M.V. Otnoshenie pokoleniya Z k nravstvennym normam // Materialy Chetvertoi Mezhdunarodnoi nauchno-prakticheskoi konferentsii «Sotsial'nyi komp'yuting: osnovy, tekhnologii razvitiya, sotsial'no-gumanitarnye effekty»: (ISC-15): Sbornik statei i tezisov [Elektronnoe izdanie] / Otv. red. Brodovskaya E. V. M.: MPGU, 2015. S. 202–207.
15. Zider R. Sotsial'naya istoriya v Zapadnoi i Tsentral'noi Evrope (konets XVIII-KhKh v.). M.: .VLADOS, 1997. 301 s.
16. Karneev R.K., Merzlyakova S.V. Maskulinnost'-femininnost' lichnosti kak faktor razvitiya tsennosti sem'i sovremennoi molodezhi // Vestnik Bryanskogo gosudarstvennogo universiteta. 2011. № 1. S. 216–221.
17. Kuz'mina L.M. Raspredelenie rolei v molodoi sem'e // Sotsial'naya politika i sotsiologiya. 2011. № 3(69). C. 77–89.
18. Kupreichenko A. B., Vorob'eva A. E. Nravstvennoe samoopredelenie molodezhi. M.: Institut psikhologii RAN, 2013. S. 8.
19. Leont'ev D.A. Otvetsvennost' // Psikhologicheskii slovar': v 6 t. / red.–sost. L.A. Karpenko; pod obshch. red. A.V. Petrovskogo. M.: PER SE, 2006. 176 s.
20. Malenova A. Yu., Samoilenkova A. V. Predstavleniya o brachno-semeinykh otnosheniyakh studencheskoi molodezhi: sotsial'no–psikhologicheskie riski i resursy // Vestnik Omskogo universiteta. Seriya: Psikhologiya. 2014. № 1. S. 43–51.
21. Minkina N.A. Vospitanie otvetstvennost'yu. M.: Vysshaya shkola, 1990. 143 s.
22. Moskovichi S. Ot kollektivnykh predstavlenii k sotsial'nym (k istorii odnogo ponyatiya) // Voprosy sotsiologii. 1992. № 2. S. 83–95.
23. Moskovichi S. Sotsial'nye predstavleniya: istoricheskii vzglyad // Psikhologicheskii zhurnal. 1995. T. 16. № 1. S. 3–18.
24. Muzdybaev K. Psikhologiya otvetstvennosti. L.: Nauka, 1983. 325 s.
25. Myasishchev V. N. Psikhologiya otnoshenii: Izbrvnnye psikhologicheskie trudy. M.: In-t prakt. Psikh.; Voronezh–Modek, 1995. S. 68—72
26. Nikolaeva E. S. K voprosu o psikhologicheskikh osobennostyakh pokoleniya Z // Problemnoe pole sovremennoi sem'i: materialy I mezhdunar. Nauchno–prakt. konf., MGGU im. M.A. Sholokhova, 18—19 iyunya 2015 g. / Otv. red. M. I. Rozenova, V.V. Ermolaev, E.V. Likhacheva. M.: Diona, 2015. S. 151—155.
27. Orlova V. V. Nravstvennyi Vybor Sovremennoi Molodezhi: Idealy i Real'nost' // Izvestiya Tomskogo politekhnicheskogo universiteta. 2010. T. 316. № 6. S. 166–172.
28. Palfri Dzh., Gasser U. Deti tsifrovoi ery. M.: Eksmo, 2011. 368 s.
29. Psikhologicheskie problemy sotsial'noi regulyatsii povedeniya / Pod red. E. V. Shorokhovoi, M. I. Bobnevoi. M.: Nauka, 1976. 365 s.
30. Rossiiskii mentalitet: voprosy psikhologicheskoi teorii i praktiki / Pod red. Abul'khanovoi K.A., A.V. Brushlinskogo, M.I. Volikovoi. M.: Institut psikhologii RAN, 1997. 336 s.
31. Rubinshtein S.L. Osnovy obshchei psikhologii. SPb.: Piter, 2015. 718 s.
32. Sapa A. V. Pokolenie Z — pokolenie epokhi FGOS // Innovatsionnye proekty i programmy v obrazovanii. 2014. № 2. S. 24–30.
33. Safronova Zh.S. Faktory, opredelyayushchie formirovanie nravstvennoi osnovy lichnosti // Psikhologiya i pedagogika: metodika i problemy prakticheskogo primeneniya. 2009. № 5(2). S. 84–86.
34. Sorokoumova E.A., Nikolaeva E.S. Pokolenie Z v protsesse samopoznaniya // Materialy Chetvertoi Mezhdunarodnoi nauchno-prakticheskoi konferentsii «Sotsial'nyi komp'yuting: osnovy, tekhnologii razvitiya, sotsial'no-gumanitarnye effekty»: (ISC-15): Sbornik statei i tezisov [Elektronnoe izdanie] / Otv. red. Brodovskaya E.V. M.: MPGU, 2015. S. 193–196.
35. Kharchev A. G. Brak i sem'ya v SSSR / A. G. Kharchev. 2–e izd., pererab. i dop. M.: Mysl', 1979. 365 s.
36. Tsifrovaya gramotnost' i bezopasnost' v Internete: metodicheskoe posobie dlya spetsialistov osnovnogo obshchego obrazovaniya / G. Soldatova, E. Zotova, M. Lebesheva, V. Shlyapnikov. M.: Google, 2013. 311 s.
37. Shneider L.B. Sem'ya. Oglyadyvayas' vpered. SPb.: Piter, 2013. 368 s.
38. Abric J-C. A structural approach to social representations // Representations of the social: bridging theoretical traditions/ Eds. by K.Deaux, G.Philogene. L.: Oxford, 2001. P. 42–43.
39. Moscovici S. On Social representations // Social cognition: Perspectives on everyday understanding / Ed. by H.J. Forgas. L. 1981, P. 181-209.