Legislative technique components used in constructing the regulations on commercial crimes

Bukalerova Lyudmila Aleksandrovna Doctor of Law Professor, Department of Criminal Law and Criminal Process of the Peoples' Friendship University of Russia 117198, Russia, g. Moscow, ul. Miklukho-Maklaya, 6, kab. 346 l_a_buka@mail.ru Other publications by this author

Polukarov Aleksandr Viktorovich PhD in Law Judge at Moscow Arbitrage 109542, Russia, Moscow, ul. Miklukho-Maklaya, 6, of. 305 l_a_buka@mail.ru Other publications by this author

За последние пять-семь лет действующий уголовный закон пополнился значительным количеством норм, которыми установлена ответственность за отдельные виды экономических преступлений. Данная ситуация, по меньшей мере, вызывает настороженность. Уголовное законодательство традиционно рассматривается в качестве одной из консервативных отраслей российской системы права^[1], а потому частые изменения и дополнения российского уголовного закона могут свидетельствовать об отсутствии чётких представлений о целях современной уголовной политики и (или) средствах их достижения^[2]. Официальное объяснение данному явлению, как правило, не даётся. В пояснительных записках к соответствующим законопроектам используются достаточно общие формулировки о существовании пробелов в уголовном законе и необходимости предупреждения положительного тренда экономической преступности уголовно-правовыми средствами. Между тем анализ уголовно-правовых новелл: ст. 159.1-159.6, 170.1, 171.2, 173.1, 173.2, 185.2-185.6, 193.1, 200.1 и др., далеко не всегда подтверждает истинность официальных разъяснений, а само содержание вводимых уголовно-правовых норм небезосновательно критикуется в современной научной литературе. Вопросы обоснования криминализации того или иного общественно опасного деяния являются достаточно сложными, а потому разрешить их в пределах одной научной статьи невозможно. Поэтому в рамках данной работы будет представлен анализ особенностей технико-юридического оформления норм-новелл российского уголовного закона об экономических преступлениях. Общеизвестно, что законодательная техника как совокупность средств приёмов и правил формулирования нормативных предписаний призвана обеспечить надлежащий перевод социальных потребностей в упорядочении общественных отношений в официальную юридическую форму с последующей выработкой текста официального нормативного акта^{[3; 4]}. Поэтому надлежащее качество уголовно-правовых предписаний исключает двусмысленность их толкования и обеспечивает социальную правильность применения в процессе противодействия преступности. В юридической науке определяется достаточно широкий круг технико-юридических средств, применение которых осуществляется в процессе правотворчества. Точное количество всех средств, относящихся к форме и содержанию нормативного акта, в современной литературе не называется по объективным причинам, так как по мере развития теории права вычленяются новые средства, которые или уже фактически используются, или могут быть использованы в процессе правотворчества. В настоящее же время в теории технического построения уголовно-правовых норм и, в частности, норм Особенной части УК РФ, наиболее популярными средствами признаются юридические конструкции составов преступлений и терминология, используемая при описании общественно опасного деяния^[5]. Все эти средства в той или иной мере были применены при формулировании положений перечисленных выше норм-новелл раздела восьмого УК. В тоже время правовой анализ последних свидетельствует о неэффективном использовании перечисленных средств законодательной техники. В частности, было бы справедливым использование законодательной конструкции материального состава: деяние – причинно-следственная связь – последствия, при описании любого преступления, входящего в группу экономических уголовно-наказуемых посягательств (исключение: ст. 184, 186, 187, 200.1 УК). Это вызвано тем, что базовым криминообразующим признаком должен выступать реально причинённый ущерб от совершения противоправных ненасильственных действий в области экономической деятельности, поскольку нарушение правил осуществления того или иного вида экономической деятельности вряд ли обладает общественной опасностью, характерной для преступления. Но, несмотря на это, в ряде анализируемых норм используется конструкция формального состава преступления: ч. 1, 2, 3 ст. 170.1; ч. 1, 2 ст. 173.1; ч. 1, 2 ст. 173.2; ч. 1 ст. 185.5, ч. 1, 2, 3 ст. 193.1 УК РФ, что, по меньшей мере, странно. Суть общественно опасных (преступных) действий, сводится к созданию благоприятных условий и (или) устранению препятствий для совершения более тяжких преступлений или против собственности: ст. 170.1, 185.5 и др., или в сфере экономической деятельности: ст. 173.1, 173.2 и др. По этим причинам дискуссионность выбора юридической конструкции формального состава преступления является очевидной. Определённые сомнения в правильности применения вызывает и избранная законодательная терминология. Бланкетность данных уголовно-правовых норм предопределяет использование правовых категорий иных отраслей российской системы права. Однако многие термины, включённые в диспозиции уголовно-правовых норм-новелл, не соответствуют требованиям однозначности, устойчивости, ясности и др. Данное обстоятельство также негативно отражается на единообразном понимании и применении соответствующих положений действующего уголовного закона. Например, в названии ст. 170.1 УК обозначается установление ответственности за осуществлённую фальсификацию единого государственного реестра юридических лиц, реестра владельцев ценных бумаг или системы депозитарного учёта. Но в ч. 1 содержится перечень альтернативно совершаемых действий, которые предполагают введение в заблуждение представителей органов и учреждений, обеспечивающих надлежащее ведение данных реестров и системы депозитарного учёта. Таким образом, можно констатировать некорректное использование юридической терминологии, в результате которой фактическое содержание нормы выходит за пределы правовой охраны – непосредственного объекта, обозначенного в названии ст. 170.1 УК РФ. Как уже отмечалось, существенное значение имеют технические приёмы – те способы и методы, которые используются при изложении нормативного материала. В некоторых источниках приёмы смешиваются с правилами и наоборот^[6], что вряд ли можно признать оправданным. Единственной возможностью преобразования технического приема в правило можно признать случаи нормативного (т.е обязательного) закрепления использования того или иного приема законодательной техники при создании нормативных предписаний. Однако, на сегодняшний день отсутствует нормативный акт, устанавливающий и регламентирующий порядок работы с законодательным материалом. Поэтому при решении вопроса о соотношении приемов и правил законодательной техники на сегодняшний день представляется возможным руководствоваться только научными разработками. Правило законодательной техники вторично по отношению к приему изложения нормативного предписания, в связи с чем смешение этих юридических категорий является научно необоснованным^[7]. Приёмы законодательной техники, используемые при юридическом изложении и закреплении воли законодателя, считает С.С. Алексеев, выражают особенности юридико-словесного построения законодательного акта. Они в определённой степени касаются и внешней документальной формы закона, но, в первую очередь, «… способствуют полному, точному, экономному, «строго юридическому» изложению содержания нормативных предписаний»^[8]. На основании этого большинство авторов, относящих приёмы к элементам законодательной техники, дифференцируют все технические приемы по двум основаниям, а именно:  способ изложения элементов нормы: прямой ссылочный, бланкетный;  степень обобщения конкретных показателей нормы: абстрактный и казуистический приёмы^[9]. Нами уже указывалось на бланкетность анализируемых норм УК РФ, что предполагает обращение в процессе квалификации к соответствующим положениям иных отраслей права, регулирующих правила осуществления экономической деятельности. Не без сожаления следует подчеркнуть, что законодатель отдаёт явное предпочтение казуистическому перечислению всех видов общественно опасных деяний, запрещаемых уголовным законом. В следствие данного решения диспозиции подавляющего большинства рассматриваемых норм отличаются чрезмерной громоздкостью (ст. 170.1, 185.5, 185.6 и др.), что, в принципе, не характерно для классического уголовного законодательства^[2]. Наконец, анализируя правила законодательной техники, прежде всего следует отметить, что к настоящему времени в качестве таковых признаются: 1) сочетание лаконичности с необходимой полнотой, конкретности с требуемой абстрактностью выражения соответствующих правовых предписаний; 2) взаимосвязь, согласованность и внутреннее единство правового материала; 3) ясность и четкость, простота и доступность языка правовых актов; 4) отсутствие внутренних и отраслевых противоречий, пробелов, коллизий и др^[6]. Анализ рассматриваемых норм-новелл свидетельствует о том, что при описании юридически значимых признаков общественно опасных деяний многие перечисленные правила законодательной техники были нарушены. Прежде всего, это касается правила о ясности, простоте, доступности и лаконичности изложения правового материала (см.: ст. 185.4-185.6, 193.1 УК и др.). К сожалению, нерациональное использование средств и приёмов законодательной техники, а также нарушения выработанных правовой наукой её правил при построении норм уголовного законодательства стало привычным явлением. Всё это приводит или к неоправданной коллизии двух и более норм Особенной части УК: ст. 159-159.6; 170.1-327; 198-199.2; 285-285.2 УК и т.д., – или к большим трудностям, возникающим при толковании и практическом применении новелл уголовного законодательства. В последнем случае введение очередной статьи в Особенную часть УК, возможно, и ликвидирует ранее существовавший пробел, однако, при игнорировании достижений теории формулирования и построения нормативного акта, вводимые уголовно-правовые нормы следственно-судебной практикой остаются невостребованными (см. показатели применения ст. 185.1, 205.2, 215.1-215.3, 285.1-285.2 УК и др. в Сводном отчёте по России. Форма №491 «Единый отчёт о преступности за январь-декабрь 2008, 2009, 2010, 2011, 2012 года» Генеральной прокуратуры Российской Федерации.).