Problem of classification of the professional philosophers: elitological model

Проблематике классификации профессиональных философов в самой философии уже неоднократно уделялось определенное внимание, поскольку философия никогда не являлась каким-то сплоченным, более-менее однородным блоком знаний, а напротив, представала перед всеми ее «потребителями» как бесконечно разветвленное, пестрое, многообразное и сложное сочетание учений, направлений, школ и множества отдельных мыслителей. Невозможность свести это многообразие учений к общему знаменателю порождает стремление к классификации философского знания, а также к классификации самих философов. Широко известны такие классификационные системы, как материализм и идеализм, номинализм и реализм, эмпиризм и рационализм, существуют классификации по историческим, религиозным, морально-этическим и другим возможным основаниям. Гораздо реже встречаются более общие классификации по профессиональным интересам и результатам деятельности философов, среди которых, на наш взгляд, стоит отметить концепцию максималистского и минималистского типов философии по Вл. Татаркевичу ^[1], классификацию В.Н. Сагатовского ^[2] по методологической направленности философского познания, социологию философий Р. Коллинза ^[3], а также модель классификации К. Ясперса ^[4], в которой разрабатываются критерии ранжирования философов по степени их «величия» и значимости для человечества и истории, и обосновываются нижние профессиональные границы философской деятельности (т.е., кого считать философом, а кого нет).

На наш взгляд, именно модель К. Ясперса заслуживает пристального изучения и дальнейшей разработки, поскольку затрагивает важнейшую для философии проблему идентификации философов, объективной (или, по крайней мере, обоснованной, справедливой) оценки их вклада в культуру. Кроме этого, модель ранжирования профессиональных философов аппелирует и к общественным потребностям, обеспечивая заинтересованным лицам возможность «отделить зерна от плевел» в продуктах и представителях духовной культуры. За скобками пока остаются этические нюансы подобных классификаций, которые еще предстоит обсуждать, но раз уж философия стала профессией, и стала уже давно, то определенный, официальный или неофициальный, «табель о рангах» объективно необходим. Еще одной возможной причиной необходимости классификации философов является элитный характер философского творчества, требующего определенной подготовки и высокого личностного соответствия, включения в традицию, поэтому в такой сложной профессионально-социальной системе ее субъекты не могут находиться в демократически равном статусе, а оценка этого статуса не может передаваться толпе.

Среди историков философии, особенно в позднеантичную эпоху, были попытки ^{[5, 6]} создания беспристрастных описаний-компиляций существовавших философских систем, стремившихся передавать цитатами и фрагментами речей все богатство философской мысли, без реализации процедуры выбора автором такой истории, кого упоминать, а кого нет, и без оценок их значимости. Однако затем в истории философии и культуры такие попытки в силу разных культурно-исторических причин фактически сводятся на нет, и уже любая дальнейшая антология философии представляет собой некую явную или неявную иерархию философов, предполагающую как входные фильтры, так и субъективную (или институционально-корпоративную, например, церковную или научную) оценку их значимости и ценности. Среди них можно вспомнить античный список «7 великих мудрецов», своеобразную иерархию великих философов в первом круге ада в «Божественной комедии» Данте ^[7] (у которого и рай тоже иерархичен!), интерпретации изображений философов на фресках и хостах знаменитых художников и т.д. Даже оглавление любого учебника по истории философии или философской энциклопедии является такой иерархический моделью, создаваемой авторами книги.

Все это позволяет говорить об «элитологических» основаниях классификаций философов, в понимании элитологии как науке, в широком смысле, занимающейся изучением проблемы социокультурной избранности, то есть в антропологическом, в противовес социально-политическому, аспекте. Как отмечает ведущий российский элитолог П.Л. Карабущенко, антропологическую элитологию интересует один единственный вопрос: «почему одних людей считают великими, а других нет; почему одни люди достигают в жизни успеха и признания, в то время как другие (быть может, не менее одаренные) терпят фиаско?» ^{[8, с. 8]}. Можно утверждать, что в основе элитологического подхода лежит признание справедливости и объективности принципа неравенства в обществе и профессиональной среде. Этот вопрос в той же мере применим и к истории философии. В связи с этим, рассмотрение проблемы ранжирования философов, на наш взгляд, носит характер элитологического и персонологического исследования. При этом в свою очередь и элитология, как показывает один из основателей этой науки Г.К. Ашин ^[9], рождается в рамках философии: не в последнюю очередь самих философов всегда интересовала проблема социального неравенства, иерархичности социального и духовного бытия, а представители философского сообщества всегда, так или иначе, относились к элите практически любого общества. Поэтому закономерен вопрос о внутренней иерархии и ее критериях среди самих профессиональных философах.

К. Ясперс в своем сочинении «Великие философы» ^[4] предлагает первую, по нашему мнению, критериально разработанную элитологическую модель классификации представителей философской профессии. Начиная свой труд с пространных рассуждений о понятии «величия», а также уточняя, что любой историк философии находится в самой истории, а не вне нее, и поэтому любые оценки «величия» тех или иных философов носят весьма условный характер и часто меняются со сменой эпох, он, тем не менее, озвучивает свои критерии величия в философии. Это, прежде всего, наличие трудов (хотя тут, как уточняет автор, есть всем известные исключения в лице Сократа и Будды, которые сами не написали ни строчки, или Конфуция, чьи сохранившиеся тексты не могут достоверно считаться аутентичными), вторым критерием выступает доказуемое влияние на мышление более поздних великих, на мышление широких кругов общественности, вследствие чего эти авторы становятся авторитетными. Здесь Ясперс также отмечает, что этому способствует сохранение актуальности и современности содержания их идей, даже по причине непонимания или несогласия со взглядами этих философов со стороны новых поколений. Третьим критерием величия является внутренняя независимость философа, способность идти своим путем и быть творчески и социально одиноким. Четвертой группой критериев у Ясперса проявляются «определенные реальные свойства мыслительной деятельности» претендентов на величие в истории, такие как «логичность» и даже «научность» мышления; универсальность мировоззрения; нормативный подход к внешнему и внутреннему миру.

Без применения подобных критериев история философии, как отмечает Ясперс, превращается в случайную, загроможденную именами и всякий раз субъективно составленную хронологию. «Возникающая таким образом картина изобилия философов, очевидно, должна приводить в замешательство. Или всё нивелируется в бесконечном накоплении имён. Или – выбор великих и их субординация и притом вне всякого единодушия» ^{[4, c. 31]}. Именно поэтому, как весьма конкретно отмечает Ясперс, требуется более-менее взвешенная классификация, субъектом, или инстанцией которой являются «отдельные личности (одиночки), которых более или менее обоснованно выбирают» ^{[4, c. 32]}, то есть просто «мнение слоя образованных», экспертов.

Далее на основе высказанных идей Ясперс предлагает свою ранжированную классификацию философов, состоящую из трех основных групп. К первой группе автор относит наиболее исторически известных мыслителей, чье влияние бесспорно, широко и длится уже не одно тысячелетие. Их всего четверо: Сократ, Будда, Конфуций, Иисус. Пятого среди них нет. «Можно не решаться вообще называть их философами. Однако именно они имели чрезвычайное значение для всей философии. Они ничего не написали (кроме Конфуция). Они стали основой мощных философских движений мысли» ^{[4, c. 35]}. Однако стоит отметить, что это выбор Ясперс сделал сам, не опираясь на озвученную им инстанцию «слоя образованных», мнение которых, скорее всего, могло разойтись с мнением Ясперса.

Вторую основную группу у Ясперса составляют собственно великие мыслители, которые единодушно называются философами. Их автор разделяет на четыре подгруппы на основе своей концепции содержания философии. Ну и, наконец, «Третья основная группа охватывает философское мышление в пространстве поэзии, научного исследования, литературы, практической жизни и обучения философии. Великие поэты не только владеют доступной им философией, но и говорят и действуют как философы, хотя они не доставляют оригинальные мысли, которыми человечество обязано собственным мыслителям. Однако они действуют в мысли благодаря чему-то, что есть больше, чем философия. Философами являются также ученые и исследователи в той мере, насколько они в своей науке мыслят собственно философски и благодаря науке действуют философски» ^{[4, c. 36]}.

За пределами этих трех групп, как полагает Ясперс, уже нет не только великих философов, но и просто философов как таковых. «Вокруг области общепризнанного в качестве философа мыслителя далее простирается пространство с неясными границами, в котором вещают люди, которые либо не ценятся как философы, либо в качестве подобных считаются неважными, либо также в качестве подобных оказываются сильно преувеличенными. Это – мудрец, создавший некий идеал жизни и воплощающий его, это – писатель в духе философии, и это – великие критики и гуманисты. Далее это – властители, государственные мужи и святые, которые засвидетельствовали свои поступки на письме, затем – теологи, которые философствовали из церковных общественно значимых интересов. Наконец, это – профессора философии, которые из великого дела создают некую учёную, необходимую для передачи и воспитания профессию» ^{[4, c. 36]}.

Величие великих философов в концепции Ясперса схватывается их общей сутью, определенной элитарностью и клубностью, тем, что они «принадлежат некоей общей сфере, в которой они встречаются друг с другом» ^{[4, c. 37]}, и эта сфера вневременная: «каждый великий философ выламывается из истории как сверхисторическое» ^{[4, c. 38]}. Подытоживая свою систему классификации, Ясперс напрямую говорит о ранжировании философов: «Мы видим философов в системе рангов и вновь сами группы согласно их рангу, но обе системы рангов – не однолинейны, не фиксированы однозначно. Мы невольно думаем в категориях формирования рангов, но всё же не можем их окончательно определить» ^{[4, c. 40]}.

Поставив перед наукой и философией столь сложную и неоднозначную проблему, Ясперс не смог ее окончательно разрешить, о чем он сам неоднократно напоминает в своем сочинении. Однако, как и все в философии, проблема ранжирования, элитологической классификации «работников» философской профессии остается вечной проблемой, актуальной не только для самих философов, но и в большей мере – для общества, поскольку выбор идей определяет жизненный путь каждого отдельного человека и целых (со)обществ, и этот стратегический выбор напрямую связан с предварительной оценкой значимости этих идей и авторитетности их авторов. Так или иначе, проблема не решена и скорее всего, окончательно решена быть не может, но это не мешает, и даже подталкивает нас к подобным размышлениям и разработке собственных моделей классификации профессиональных философов.

При этом, и в концепциях Вл. Татаркевича и В.Н. Сагатовского, и у Р. Коллинза, прослеживаются элитологические нотки, но эти концепции обладают незавершенностью и целым рядом существенных недостатков. Рассмотрим суть этих концепций в контексте нашей темы. Для польского историка Вл. Татаркевича в истории философии видится два типа философствования – максималистский и минималистский ^{[1, c. 10]}; именно первый, максималистский тип философа занимает лидерскую роль в истории и культуре, поскольку создает новые универсальные, фундаментальные теоретические системы понимания мира, в то время как представители минималистского типа, который бесспорно необходим, все же стремятся к осторожности, уточнению и критике предшествующих взглядов и идей. У В.Н. Сагатовского из четырех типов методологических философского творчества также именно первый тип, философ с общей гуманитарной направленностью, будет разрабатывать центральные вопросы своей науки, хорошо видеть ее целиком, при этом автор уточняет, что «все великие философы принадлежали именно к этому типу» ^{[2, c. 214]}.

В фундаментальном исследовании американского социолога Р.Коллинза ^[3] предпринимается масштабный анализ значения социальных связей на дальнейший творческий путь, репутацию и славу философов и интеллектуалов на протяжении истории, при этом автор самостоятельно и a priori вводит ранжирование философов на первостепенных, второстепенных и третьестепенных (для Древней Греции и Древнего Китая он добавляет категорию «доминирующих» философов, стоящих перед первостепенными), обосновывая свою градацию критерием внимания, уделяемом им последующими поклонениями в лице историков философии. Исследователь утверждает, что ранжировал философов Китая и Греции на основе объективного количественного метода, а именно, сколько страниц им посвящено в различных изложениях истории философии, что можно считать определенными рейтингами. Однако даже сам автор в примечаниях отмечает, что все рейтинги относительны, в том числе те, которые были положены в основу его исследования. При этом, при всей колоссальности проведенного Р.Коллинзом исследования выбор сочинений по истории философии для ранжирования философов все равно носил субъективный и ограниченный характер – автор в принципе не мог охватить и сосчитать страницы во ВСЕХ сочинениях по истории философии даже на английском языке, не говоря уже про тома на других языках, к которым он, скорее всего, не обращался вообще, а также содержания уже утраченных текстов. Кроме того, выглядит странным применение самого количественного метода подсчета страниц.

Однако автор в защиту своих критериев градации философов приводит аргумент о неслучайности славы среди первостепенных философов и закономерном минимуме славы у второстепенных и третьестепенных: по мнению социолога, в истории философии никогда не было случаев посмертного восстановления славы по формуле «из грязи – в князи», так как все великие философы признавались великими и высокооригинальными еще при жизни, а третьестепенные и часть второстепенных фактически не оставили собственных оригинальных идей и были лишь последователями и комментаторами. Одновременно нельзя сказать, что философы низших рангов были малоизвестными при жизни или их труды и имена не сохранились – напротив, многие из них, как утверждает автор исследования, были достаточно публичными персонами, почти звездами, и в целом хорошо известны историкам даже сейчас, но история и память поколений расставили все по своим местам, они оказались не интересными даже для специалистов.

Еще одной интересной идеей Р.Коллинза является тезис о том, что великим или менее великим в веках философа делают именно те социальные интеллектуальные сети, в которые он включен или не включен. Автор видит, за редким исключением (например, в лице «одиночки» Гераклита) прямую взаимосвязь между центральным положением в выстроенной интеллектуальной сети и дальнейшей славой. Таким образом, величие и другие высокие позиции в истории философии определяются не столько творческим вкладом в философию, сколько конъюнктурно выгодной позицией основателя школы, обладателя скандальной славы или большим числом учеников и оппонентов. Здесь ученый приводит пример Сократа – по его мнению, «оригинальность Сократа преувеличена» ^{[3, c. 152]}, в то время как для «полноценного» академичного историка философии К.Ясперса Сократ выступает как один из четырех самых великих философов всех времен и народов, а с точки зрения американского социолога, Сократ – лишь один из последователей более великого Анаксагора. Однако Сократ, как отмечает американский исследователь, смог занять центральное место в пространстве общественного внимания и существующих интеллектуальных сетях, а также перегруппировать их в свою пользу, что и сделало его бессмертным в истории.

Здесь можно бесконечно спорить с данной позицией, указывать на ее противоречия и чрезмерно узкий социологический подход. Но основным научным содержанием книги является отнюдь не классификация философов, и в контексте нашей темы важен факт осуществленной научной попытки критериальной иерархизации философов, произведенный американским ученым.

Предлагаемая нами элитологическая модель, разумеется, также не лишена видимых недостатков, в частности, опирается на субъективный взгляд автора, но эта субъективность может быть отчасти преодолена введением определенной конвенциональности в ходе дальнейшего обсуждения этой проблемы философским сообществом. Мы предлагаем буквенное (латинским алфавитом) последовательное обозначение пяти категорий философов, в котором высшей категорией является «А», а низшей – «Е». Соответственно, каждая последующая за категорией «А» является менее статусной, чем вышестоящая. В качестве критериев принадлежности принимается не один, а несколько важных показателей, которые в сложной сумме определяют статус того или иного философа. Этими критериями являются степень общественного признания последующими поколениями, разработанность системы философского мировоззрения (или лишь ее фрагментов), оригинальность либо следование за конкретной традицией, авторитетность среди других мыслителей и востребованность идей как упоминание или цитирование.

Кроме того, в основе нашей классификации лежит принцип принадлежности к традиции – в современном обществе это полученное философское образование и продолжение «работы по специальности», либо достижение выдающихся результатов и философского уровня мышления и деятельности в своей профессиональной сфере и традиции в области науки, искусства, политики и управления, отчасти религии. Конкретные имена философов приводятся нами лишь условно, в качестве примеров, и могут быть переранжированы. Основной целью автора являлось все же создание самой модели классификации, в которую можно было бы отнести практически любого профессионального философа, и которую можно было использовать обществом, наукой и самой философией.

«А» – наиболее выдающиеся представители философии, востребованные обществом и наукой задолго после своей смерти и вошедшие в историю философии как разработчики собственной оригинальной и полноценной системы философского мировоззрения. Эта система должна состоять, как правило, из онтологии, гносеологии, этики, эстетики и социальной философии, с допущением небольших вариаций из этой комбинации (доминирования или отсутствия одного или нескольких разделов системы). При этом категория «А» делится, по меньшей мере, на две подкатегории: А1 и А2. «А1» – это безусловные классики и суперэлита философского «сообщества», к которой можно отнести Будду, Конфуция, Лао Цзы, Фалеса, Гераклита, Сократа, Платона, Аристотеля, Августина, Аквината, Н.Макиавелли, И.Канта, Гегеля, Р.Декарта, А.Шопенгауэра, К.Маркса, М.Вебера, С.Кьеркегора, З.Фрейда и другие имена из сотен выдающихся мыслителей, чьи имена слышал каждый образованный человек. К подкатегории «А2» можно причислить тех философов, которые либо остаются в тени сияния вышеперечисленных звезд философской мысли, хотя их системы не менее важны для философии (Аристипп, Хрисипп, Ф.Бабеф, С.Гроф и т.д.), либо тех, чьи системы менее универсальны или просто частично забыты, утрачены, хотя их значение как лидеров мышления своей эпохи признается и сохраняется (Авиценна, Р.Луллий, Л.Да Винчи, А.И.Герцен и др.), либо просто «новичков» истории философии, после жизни которых не прошло еще много лет, но есть основания полагать, что значение этих мыслителей будет признано и потомками (Б.Рассел, Ж.-П.Сартр, М.Фуко, М.Ганди и т.д.). Некоторые фигуры философского небосвода будут находиться на стыке этих подкатегорий, и их место в том или ином ряду может оспариваться историками философии и научной общественностью, но это проблема любой классификации.

«В» – это философы, условно говоря, второго эшелона (но, ни в коем случае не «второго сорта»). Это философы, влияние которых в философии было достаточно сильным, но чьи идеи не стали доминировать в общественном и научном сознании, а позднее были признаны как интересные, но в целом ошибочные или менее значимые. В частности, это софисты, гностики, средневековый мистицизм, нововременные и современные национальные и региональные философские традиции (в том числе – значительная часть русской философии).

Кроме того, к этой категории можно отнести наиболее известных учеников и последователей знаменитых философов и философских школ своих эпох, не создавших своей традиции (например, крупных представителей пифагорейской школы, сократических школ, за исключением Платона и наиболее оригинальных Диогена и Аристиппа, которые, на наш взгляд, попадают в категорию «А2», неоплатонизма, неотомизма, неокантианства, неомарксизма, неофрейдизма и т.д.).

«C» – это философы от искусства, науки, религии, политики, то есть не профессиональные философы изначально, а общественные, научные и творческие деятели, чьи идеи и результаты деятельности существенно повлияли на общество и историю культуры. Эти люди смогли достичь не только высшего мастерства и высших результатов в своем деле, но и достигли определенного уровня личного элитарного опыта, позволяющего и требующего трансляции приобретенных знаний и ценностей. К примеру, к данной категории можно отнести Данте А., Ч.Дарвина, И.Гете, К.Малевича, В.И.Вернадского, И.П.Павлова, Н.К.Рериха, М.Л.Кинга, Л.Н.Толстого, В.Ленина и др. Это верхний пласт мировой интеллектуальной элиты, ставящий целью существенную трансформацию науки и общества в интересах всего человечества.

«D» – философы университетской элиты, высокопрофессиональные специалисты-практики с философским образованием и учеными степенями, чья научная деятельность если и не останется в веках, то, по меньшей мере, признана современниками и повлияла на развитие философии и ее трансляции в общественную среду. К данной категории можно отнести деканов и профессоров философских факультетов, крупных ученых-экспертов из различных областей гуманитаристики (политологии, социологии, антропологии, культурологии). Данная категория также неоднородна и имеет свою вершину, в лице таких фигур как Ж.Дерррида, С.Жижек, С.С.Аверинцев, В.В.Бибихин, В.А.Подорога, Г.К.Ашин, и заканчивая рядовыми профессорами крупных университетов. Значение данной категории для истории философии на наш взгляд не стоит оценивать пренебрежительно, поскольку, как уже отмечалось, именно эти специалисты формируют сохранение и передачу философской традиции, а также своей деятельностью и критическим мышлением способны конструктивно влиять на общественные процессы.

«E» – это последняя и самая массовая на сегодняшний день категория нашей классификации, философы-эксперты. Современное философское знание все более узкоориентируется на частные, новые для науки, отчасти даже маргинальные, области исследований. С завершением классического этапа истории науки и философии, происходит естественная специализация ученых на отдельных областях знания и просто отдельных предметах и проблемах исследования. Философское сообщество не сразу приходит к специализации, стремясь сохранить в основе творчества главную универсальную цель – создание новых философских систем и картин мира, которую в идеале должен сгенерировать каждый профессиональный философ – индивидуально или в составе своей школы. Но затем мода на научную рациональность, позитивизм, усиление научной бюрократии рождает тренд специализации в философии – философы отныне занимаются не всей необъятной сферой предметного мира, а выбирают для профессионального изучения одно-два направления, и становятся в них своего рода экспертами.

Таким образом, определенная релятивность философской деятельности берет свое начало с развитием неклассического этапа в развитии науки, в начале XX в. И даже с завершением неклассического и началом постнеклассического этапа истории науки, по В.С. Степину ^[10], с возвращением в науку идей универсальности, системности и междисциплинарности познания, профессиональная философская деятельность, возможно, по инерции, но, скорее всего, в силу утраченной способности современных философов полноценно и квалифицированно оперировать всеми накопленными наукой и философией фактами, проблемами, методами и т.д., продолжает сохранять черты специализации. В связи с этим, по нашему мнению, современный философ-профессионал – это эксперт, и максимум в одном из направлений философских дисциплин (например, в эстетике или теории познания), но еще чаще – в своем проблемном или предметном блоке, за который он почти не выходит. Например, философ всю свою профессиональную карьеру изучает и готовит публикации об архетипах, культуре повседневности, философии кино, политической идеологии, определенном этапе истории философии и т.д. Даже если у такого философа-исследователя появляется интерес к новому предметному полю, то это приводит либо к короткому профессиональному этапу в 1-2 публикации, либо включению нового предметного поля в старое, то есть к естественному расширению прежнего предмета исследования.

Но, тем не менее, выбранный предмет исследования уже может исследоваться философом-экспертом междисциплинарно и универсально, с использованием различных методов и использованием достижений самых разных наук, что все-таки роднит философов-экспертов с современными учеными. Поэтому нельзя утверждать, что категория «Е» – это философы второго, третьего или пятого сорта. Скорее, предлагаемая нами классификация в данной категории указывает на профессиональные достижения и социальный статус представителей философской профессии в современном обществе, обосновывая ранжирование на основе сочетания внутреннего и внешнего признания, ресурсных возможностей для деятельности, и результатов творчества.

Все описанные нами категории философов – это полноценные и «вписанные» в профессиональное сообщество творческие деятели философской сферы. За его пределами по нашему мнению остаются философы-самоучки (Д.Л.Андреев, А.Рэнд и др.), интеллектуалы неопределенной традиции, чудо-менеджеры, всевозможные гуру и проповедники, философствующие политики и лжеученые. Мы видим возможность и необходимость иерархической элитологической классификации философов как раз для уточнения и определения в общественном восприятии социального статуса профессиональных философов, обеспечения безопасности духовной сферы общества, признания философов как полноценных и нормальных участников духовного производства, критериальной оценки их деятельности.

Наконец, требуется обсудить, как и каким образом, и какой субъект может и должен принимать решения о месте конкретного (особенно ныне живущего, строящего свою творческую карьеру в текущий момент) философа в подобной системе профессиональной иерархии? Это широкое поле для дальнейших долгих и глубоких обсуждений. Нам представляется, что возможны два основных подхода к решению этой проблемы. Первым подходом может быть исключительно неофициальный и теоретический характер подобной классификации: философское сообщество может просто принять к сведению эту или другую подобную модель, а затем каждый философ в отдельности ответит себе на вопрос, какое место он должен занимать в градации профессиональной иерархии. Зато историки философии и научные рецензенты смогут проводить общественную экспертизу заслуг классиков и современников в философии, более-менее обоснованно называть одних первостепенными, других второстепенными, а третьих вообще идентифицировать как не-философов.

Другим, практическим, подходом может быть официальная, государственная или общественно-научная экспертиза «классности», проводимая, например, определенной саморегулируемой организацией, как это уже давно происходит в некоторых других профессиональных сообществах, с выдачей соответствующего документа (аттестата профессионального философа или иного квалификационного свидетельства). В этом видятся определенные недостатки, такие как возможные злоупотребления, коррупция при аттестации и забюрокрачивание профессиональной деятельности философов, но есть и преимущества, такие как официальное признание достижений и квалификации, поскольку такие статусы, как «доцент», даже «профессор» или «почетный работник высшего образования» мало о чем говорят, не имеют привязки к профессии и давно уже не впечатляют общественность.

Итак, целесообразность элитологической модели классификации профессиональных философов нам видится необходимой и обоснованной. Автор очень надеется на конструктивный отклик философской общественности, генерацию дальнейшей критики и дискуссии по данной проблеме.