Language situation and law in Ancient Rus during the period of feudal fragmentation and foreign yoke

Akishin Mikhail Olegovich Leading Scientific Associate, Laboratory of the humanitarian researches, Scientific Research Center of the Novosibirsk State University 630090, Russia, Novosibirskaya oblast', g. Novosibirsk, ul. Pirogova, 2 Akishin-MO@yandex.ru Other publications by this author

Постановка проблемы

Феодальная раздробленность и татаро-монгольское нашествие создали чрезвычайно сложную языковую ситуацию на Руси. Прежде всего, возникает вопрос об официальном языке Золотой Орды, который уже долгое время вызывает оживленную дискуссию среди тюркологов ^{[1, 10, 13, 14, 38]}. Затем, вопрос о роли латинского, польского, литовского и русского языков на Юго-Западе Руси. Наконец, необходимо исследование правового режима и развития юридического языка русских княжеств и вечевых республик на Северо-Востоке и Северо-Западе Руси. В историко-правовой науке эти вопросы не только не получили разрешения, но и не поставлены. В настоящей статье предпринята попытка восполнить эту лакуну на основе достижений филологической и исторической науки.

Языковая ситуация на Руси в условиях удельной раздробленности и ордынского ига

Распад государственного единства привел к усложнению языковой ситуации в Древней Руси. Во второй половине XII в. новое правописание и литературная манера сформировалась в Галицко-Волынском княжестве. По мнению В.В. Виноградова, это было частью осознанной политики обособления «от киевского центра даже в таких вещах, как правописание» [5. С. 26 – 27]. В языке Новгорода и Пскова со второй половины XII в. нарастают фонетические и морфологические особенности. На Северо-Востоке Руси формируются ростово-суздальские, тверские, рязанские и прочие говоры. Думается, появление новых по сравнению с догосударственной и киевской эпохами диалектных различий было проявлением процесса формирования государственных языков удельных княжеств и вечевых республик.

В 1237 – 1241 гг. русские земли подверглись жестокому монгольскому нашествию. Одним из его результатов стал разгром городов, являвшихся центрами культуры. По утверждению летописцев, погром в ходе нашествия церквей, поругание икон сопровождалось уничтожением хранилищ книг [28. С. 463]. По мнению Б.В. Сапунова, в ходе нашествия уцелело ничтожное число книг [30. С. 16 – 29, 82, 162, 201 – 202]. Кроме того, в XIII в. пришли в упадок византийско-русские связи. Во-первых, это было обусловлено монгольским нашествием. Во-вторых, завоеванием в 1204 – 1261 гг. Константинополя крестоносцами.

Покорив русские земли, монголы попытались установить прямое управление ими. Ханы посылали своих наместников с военными отрядами в отдельные княжества. По замечанию Р.Ю. Почекаева, «если бы система назначения таких чиновников сохранилась несколько дольше, то вполне возможно, что ордынское право пришло бы на Русь в качестве основной системы юридических норм, заменив местное законодательство» [26. С. 185 – 186]. Но русские князья осознали эту опасность и добились от ханов Золотой Орды выдачи ярлыков, подтверждавших их права на княжение. Видимо, первый ярлык в 1243 г. на «стареишиньство в всем руском языце» от хана Бату получил Ярослав Всеволодович, великий князь Владимирский [20. С. 187].

Для Орды выдача ярлыков была важна тем, что подтверждала верховную власть хана и определяла финансовые обязательства князей. Если в Орду поступали сведения о неисполнении князем предписаний ярлыка, хан силой принуждал вассала к исполнению обязанностей. С середины XIV в. ярлыки получают уже не все владетели уделов, а лишь те князья, которые именовались «великими». Остальные князья уступали «великим» князьям свое право контактов с Ордой [26. С. 177 – 178].

Ослабление власти золотоордынских ханов над русскими землями началось в связи с междоусобной борьбой в Орде в 1359 – 1381 гг. К 1340-м гг. Киев и другие города Юго-Западной Руси были захвачены Литвой. Во второй половине XIV в. великий князь литовский Ольгерд сумел присоединить к своим владениям ордынские территории между Днепром и Днестром. Однако с 1380-х гг. золотоордынские, а с середины XV в. крымские ханы требовали дани с этих земель. Великие князья литовские шли на уступки, т.к. понимали, что ханы могут подкрепить претензии на спорные земли опустошительными набегами [26. С. 198].

Важнейшим рубежом в борьбе за независимость Северо-Восточной Руси стала Куликовская битва 1380 г. Из-за ослабления, а затем и распада Золотой Орды во второй половине XV в. русские князья перестали нуждаться в подтверждении своих прав на власть от ослабевших ханов и перестали добиваться ярлыков на княжение. Окончательно Северо-Восточная и Северо-Западная Русь обрели независимость от Золотой Орды в результате «стояния» на р. Угре в 1480 г.

Итак, на протяжении XIII – XV вв. русские земли находились под ордынским игом, что ставит проблему государственного языка Золотой Орды. По мнению Л.Ф. Абзалова, уже в эпоху Чингис-хана делопроизводство в его империи велось и на монгольском, и на тюркском языке. При этом использовалась практика переводов на китайский, арабский, персидский и другие языки. В период становления Золотой Орды сохранялся монголо-тюрский билингвизм, но затем монгольский язык был вытеснен из законодательства и официального делопроизводства тюркско-татарским языком. При этом продолжалась практика переводов на другие языки в дипломатической переписке [1. С. 26, 72, 78 – 80, 84, 91 – 117, 132 – 134].

В русских землях государственные языки Золотой Орды использовались в ордынских документах, адресованных князьям, митрополитам и др. Но ярлыками князьям регулировались только их отношения с ханами, признание статуса великого князя другими князьями, вопросы выплаты «выхода» (дани) в Орду. Во внутреннем управлении русскими землями и богослужении использовались русский и церковнославянский языки. Сохранили силу древнерусские княжеские узаконения и создавались новые. Таким образом, в период ордынского игра различные говоры русского разговорного языка и церковнославянский язык можно рассматривать как официальные региональные языки.

Однако некоторые заимствования из тюркского в русский юридический язык можно отметить. До монгольского нашествия русским языком были заимствованы: «салтан», «сан», «болярин», «капище», «товар», «чекан» и др. В XIII – XIV вв. – «баскак», «казначей», «орда», «сеунч» (весть, гонец), «ясак», «хоруговь», «тамга», «ямщик». В XV в. – «базар», «шертъ» (присяга) и др. ^[6]

В московском делопроизводстве появились тарханные и шертные грамоты. До конца XIV в. освобождение отдельных лиц от уплаты налогов или от суда оформлялось «льготными грамотами», но со времен Дмитрия Донского – «тарханными» [33. С. 148 и др.]. «Шертные грамоты» является калькой с «шерт-наме» («шертны ярлык»). М.А. Усманов переводит этот термин как «договор», отмечая, что название вида документа «ярлык» указывало на неравноправность участников соглашения [37. С. 279 – 280; 38. С. 127]. В XVI – XVII вв. шертные грамоты использовались московскими государями в отношениях с наследниками ханов Золотой Орды – правителями Крымского, Казанского и Астраханского ханств, Ногайской Орды, сибирскими «царями» и князьками [2. С. 233 – 241].

Языковая ситуация и право в Юго-Западной Руси

Во второй половине XIV в. южнорусские и западнорусские княжества стали частью Великого княжества Литовского. Исключение составили Галичина и часть Волыни, вошедшие в состав Польши. Буковина оказалась под властью молдавского господаря. Карпатская Русь вошла в состав Венгрии. Великое княжество Литовское было многоязычным государством. При этом до XIV в. большое число литовцев были язычниками, в то время как русские исповедовали православие, почему русская культура играла в Литовском государстве доминирующую роль.

Функции государственного языка в Великом княжестве Литовском выполнял «руський язык». Следует отметить, что на Юго-Западе Руси продолжали достаточно долго действовать княжеские узаконения Древней Руси. По наблюдению Б.Д. Грекова, «Русская Правда» была «кодексом действующего права не только во время самостоятельности Галицкой земли, но и некоторое время в заметных пережитках и после потери этой самостоятельности» [9. С. 281]. А.А. Зимин отмечал влияние «Русской Правды» на Судебник Казимира 1468 г. и Литовский статут 1529 г. – первые законодательные своды Великого княжества Литовского [15. С. 308].

Однако в XIV – XVI вв. относительная автономия Юго-Западной Руси была ограничена. Кревская уния, подписанная 14 августа 1385 г., оформила слияние Польши и Литвы. По ее условиям литовский великий князь Ягайло взял на себя ряд обязательств, включая требования перевести Литву на латинский алфавит, перейти в католицизм, присоединить к Польскому Королевству русские земли. Люблинская уния 1569 г. завершила создание федерации, получившей название Речи Посполитой.

В 1438 – 1439 гг. в Ферраре, а затем во Флоренции на соборе с участием византийской духовенства было подписано соглашение об объединении католической и православной церкви. В 1596 г. состоялась Брестская уния, когда епископы Киевской митрополии согласились с принятием католического вероучения и переходом в подчинение римскому папе при условии сохранения православного обряда и богослужения на церковнославянском языке.

Православное население вступает в борьбу с католиками, протестантами и униатами. Православные магнаты и братства (городские корпорации мещан) стремились сохранить и защитить православную веру. В братствах осуществляются многочисленные переводы патристики с греческого и латинского языка, создавалась полемическая литература. При них существовали типографии и школы. В школах поддерживалось знание церковнославянского языка и создаются первые его грамматики ^[11].

Несмотря на то противостояние, которое православные оказывали католицизму, западное культурное влияние в Юго-Западной Руси было исключительно сильным. Оно привело, в частности, к распространению билингвизма. Культурные деятели Юго-Западной Руси обычно владели польским языком как родным. Следствием этого стали так называемы «макаронические тексты», составленные из фраз на церковнославянском, польском и латинском языках.

В XVI в. в юго-восточных землях Речи Посполитой появилась новый литературный язык – «проста руська мова». Московские книжники называли этот язык «польским» или «литовским», т.к. он не совпадал с живым старобелорусским языком. В грамматике Иоанна Ужевича, изданной в 1643 г., lingua sclavonica («проста мова») противопоставляется, с одной стороны, lingua sacra sclavonica (церковнославянскому языку); с другой, lingua popularis (старобелорусскому разговорному языку). Современные исследования «простой мовы» связывают ее генезис с полонизацией Юго-Западной Руси и называют искусственным языком, включавшим элементы малорусского наречия и значительный объем польских слов [32. С. 75 – 79].

«Проста руська мова», наряду с польским и латинским языком, являлась в XVI в. государственным языком Польско-Литовского государства. В арт. 3 разд. 3 Литовского статута 1588 г. сказано: «...Которая конъфедерацыя с польское конъстытуцыи водлугъ права, кождому народу належачого, на руский езыкъ преложона и руским же писмомъ в сес[ь] статутъ уписана». В арт. 1 разд. 4 Статута 1588 г. земским писарям при ведении судопроизводства предписывалось: «…по-руску литерами и словы рускими вси листы, выписы и позвы писати, а не иншимъ езыкомъ и словы» ^[21].

Юридический язык Северо-Западной Руси

Новгородская земля избежала монголо-татарского нашествия и продолжила развитие своей специфичной формы государства – вечевой республики. Известно, что еще в начале XI в. князь Ярослав Мудрый пытался прекратить выплаты Новгородом дани Киеву. В XII в. Новгород становится республикой, Господином Новгородом Великим. Псков в XII – XIV вв. считался пригородом Новгорода, но уже в XIII в. имел отдельный княжеский стол. В XIV в. Новгород признал самостоятельность Господина Пскова.

Господин Великий Новгород после монголо-татарского нашествия превратился в хранителя древнерусских традиций. Новгородская письменность XIII – XV вв. богаче письменности любой другой русской земли. Это отразилось и на формах права Северо-Запада Руси. А.А. Зимин отмечал, что «Русская Правда» стала «основой развития русского права в Новгороде и Пскове» [15. С. 279]. В XV в. появляются местные своды права – Новгородская и Псковская судные грамоты. С одной стороны, их создание определялось необходимостью учеста новых социальных реальностей вечевых республик. С другой, продолжило традицию княжеских узаконений ^{[4, 22]}. Языком судных грамот являлся разговорный русский язык. Незначительное влияние права стран Европы, с которыми Новгород вел широкие торговые отношения, отразилось только в международных договорах.

Переходя к анализу лексико-семантического поля юридического языка Северо-Западной Руси, следует заметить, что Новгородская и Псковская судные грамоты дошли до нас не полностью. От Новгородской судной грамоты сохранился лишь отрывок, содержащий 42 статьи. Псковская судная грамота сохранилась целиком и даже в двух списках, но оба списка имеют большие дефекты в тексте. Лексико-семантическое поле юридического языка Господина Великого Новгорода и Господина Пскова отражает специфичные особенности этих вечевых республик ^{[16, 19]}.

Ядро лексико-семантического поля составляли термины, определявшие специфику этих феодальных республик: «вече», «князь», «архиепископ», «посадник», «тысяцкий», «канчанские старосты», «соцкие». Терминами, имевшими местное происхождение, были «Оспода» или «Совет господ» (в Новгороде) и «Господа» (в Пскове), «старосты губские» (выборные должностные лица в губе).

В социальную лексику наряду с известными в Древней Руси терминами духовной иерархии (архиепископ, епископ, поп и т.д.) и иерархии светских феодалов-землевладельцев (бояре) были включены местные. К их числу относятся «житьи люди», «своеземцы» («земцы» в Пскове). К социальным верхам в Новгороде и Пскове принадлежали купцы, термин известный со времен Древней Руси. Свободное городское население определялось терминами «черные люди» или «молодшие люди». Свободное и зависимое сельское население – «смерд», «сирота», «половник», «изорник», «кречетник», «холоп». Здесь также можно отметить местные особенности: во-первых, термины «половник» и «изорник» – являются северо-западными по происхождению; во-вторых, древнерусский термин «смерд» сохранился в Новгороде и Пскове, но в лексиконе Московской Руси уже утратил свое изначальное значение.

Лексика брачно-семейных отношений на Северо-Западе Руси включала помимо терминов церковного брака, некоторые местные термины, сохранившиеся, видимо, с языческих времен. В частности, в Новгороде и Пскове известны такие виды вступления в брак, как «умыкание у воды», «въ вечере привелъ» (брак, совершенный на «вечернице»). К местной лексике относятся термины «жене и детям откличи нет» (отказа нет); «скрута» (приданое невесты). Равноправие частно-правовых отношений между мужем и женой в браке отражалось, например, в термине «кормля».

Развитие товаро-денежных отношений в Новгороде и Пскове обусловили значительные новации в вещном, обязательственном и наследственном праве, а также появление специфичных терминов. Например, термин «корчма» (питейное заведение) возник на Северо-Западе Руси, но потом вошел в общерусский обиход. В Псковской судной грамоте впервые в истории русского права появляются термины, обозначающие недвижимое («отчина») и движимое («живот») имущество. Права на чужие вещи определялись термином «кормля». Важной новацией договорного права стала письменное оформление договоров, что, в частности, привело к появлению ряда местных терминов – «записи» (грамоты), «рядницы» (договор) и «доски». Известны местные термины и в договорном праве – «стулиться» (скрыться должнику, не выплатив долга), «суплетка» (торговый договор). Завещание в Псковской судной грамоте обозначается устойчивым термином «рукоприкладство», известным в Древней Руси и являющимся калькой из византийского права.

Уголовно-правовые отношения на Северо-Западе Руси регулировались, «Русской Правдой». О архаизме уголовно-правовой терминологии вечевых республик свидетельствует в частности то, что в Новгородской и Псковской судных грамотах использовался термин «головникъ» и «годовщина». Хотя Новгородская судная грамота уже знала термин «душегубецъ».

Однако, следует отметить, что Псковская судная грамота вводит в сферу уголовного права ряд важных новаций. Прежде всего, появляется понятие государственной измены, которая обозначается термином «перевет». К преступлениям относится также впервые «зажога» (поджог), этот термин известен только в Новгороде и Пскове. Среди известных с Древней Руси видов «татьбы» появляется новый – «кримская татьба» (кража из Кремля или из церкви). Термин «кромский тать» является специфичным для Пскова.

В процессуальном праве Северо-Западной Руси также есть термины, характерные только для этого региона. Например, «сочити» (внести судебный иск), «судница» (грамота о несудимости); «позовник» (чиновник, который вызывает в суд), «доличати» (уличать), «поможет» (победит в судебном поединке). Наличие такого большого объема местной лексики свидетельствует о значительном влиянии народных представителей в отправлении правосудия.

Новацией в судебном процессе Северо-Запада Руси стала достаточно совершенная система доказательств. Приоритетным доказательством оставалось древнерусское «поличное». Далее, следовали свидетельские показания. Термин «видокъ» в Псковской судной грамоте не употребляется и вытеснен термином «послухъ». В ст. 56 Псковской судной грамоты используется термин «свидетелеи». Новацией было введение письменных доказательств. В качестве доказательства сохранился «Божий суд», что свидетельствует о том, что древний состязательный процесс сохранился в качестве основной формы.

Церковный суд в вечевых республиках основывался на Уставах Владимира и Ярослава Мудрого с их отсылкой к греческому Номоканону. В ст. 1 Новгородской судной грамоты предписывлось: «Нареченному на архиепикопство Великого Новагорода и Пскова священному иноку Феофилу судити суд свои, суд святительски по святых отець правилу, по манакануну».

Итак, в Господине Великом Новгороде и Господине Пскове наряду с государственным языком Золотой Орды действовали региональные официальные языки вечевых республик. В исторической науке существует давняя дискуссия о роли демократических традиций в вечевых республиках и влиянии европейской политико-правовой мысли на их развитие. В данной дискуссии хотелось бы присоединиться к позиции В.Л. Янина, указывающего на господствующее положение боярства в политической жизни Господина Великого Новгорода. Юридический язык Северо-Западной Руси свидетельствует не о доминирующем европейском влиянии, а о роли Господина Великого Новгорода и Господина Пскова в сохранении традиций Древней Руси, в т.ч. и в сфере языка.

Юридический язык Северо-Восточной Руси

Ядром консолидации русских земель на Северо-Востоке после монголо-татарского нашествия стало Московское великое княжество. В XII в. Москва была пограничным пунктом, лишенным самостоятельности, почему ее население формируется уже в условиях ордынского ига и значительных миграций населения. От нашествий наиболее страдали юго-восточные окраины Северо-Восточной Руси – северские, рязанские, нижегородские земли, что стало одной из причин возвышения Москвы, удаленных от военных действий. Московское княжество быстро заселялось беженцами.

Состав населения Московского княжества XIII – XIV вв. сказался на разговорном языке и письменности Москвы. На севере и востоке от Москвы в непосредственном соседстве с городом простирались севернорусские поселения, на юге и западе – южнорусские. В период становления Москвы господствовали, видимо, севернорусские народные говоры. Однако с конца XIV в. начался приток в Москву населения из южнорусских княжеств, что привело к возрастанию удельного веса южнорусских диалектных черт в московской речи.

А.А. Шахматов высказал предположение, что высшие классы Москвы в XIV – XV вв. пользовались преимущественно севернорусским наречием. Действительно, московское боярство и духовенство было по происхождению в основном выходцами из Ростово-Суздальского княжества. Такое господствующее положение ростово-суздальское боярство сохраняло и позже, когда московские князья объединили под своей властью уже различные княжества и в связи с этим состав боярства изменился, т.к. почти каждое завоевание нового княжества сопровождалось переходом в сан бояр бывших удельных князей.

Особенностью развития государственности в Московском великом княжестве была не только сильная княжеская власть, но и становление княжеской канцелярии. По наблюдению С.М. Каштанова, «княжеские писцы становятся одним из характерных институтов управления уже с конца XIII в.». При этом для XIV – XV вв. он отмечает также «влияние митрополичьей кафедры на светское делопроизводство» [17. С. 378]. Эти особенности, безусловно, влияли не только на совершенствование формуляра княжеских актов, но и на развитие документально-делового стиля русского языка.

После окончания монгольского нашествия перед князьями Северо-Востока Руси встала проблема восстановления правопорядка. Согласно Лаврентьевской летописи, в 1238 г. княживший во Владимире Ярослав Всеволодович стал «ряды рядить» о будущей судебной деятельности и подсудности населения, чтобы дать княжеству «суд и правду». И лишь после этих мероприятий он «утвердился в княжении» [28. С. 467]. Как отметил М.Н. Тихомиров, возрождение книжности на Северо-Востоке Руси началось вскоре после нашествия. Собор 1274 г. принял решение о восстановлении церковно-юридических сборников и Кормчих книг, которые были одновременно и сводами гражданских законов ^[35].

Московские великие князья, восстанавливая разрушенный монголо-татарским нашествием правопорядок, следовали киевскому наследию и авторитету Византии. В похвале московскому великому князю Ивану Калите, содержащемуся в записи на Евангелии 1339 г., говорится, что он имел «правый суд» «по правилам Номоканона, ревнуя правоверному цесарю Юстиниану». Комментируя эту запись, А. Павлов предположил, что Калита заслужил такую похвалу «принятием, а может быть, и рассылкою списков этого земско-полицейского и вместе уголовного устава (Земледельческого закона – М.А.) по всем волостям своего княжества, при наказных грамотах наместникам» [23. С. 37].

В XIV – XV вв. появляются собственные узаконения московских великих князей – Двинская уставная грамота 1397 г. и Белозерская уставная грамота 1488 г., регулировавшие наместнический суд и управления. Но раннее правотворчество Московской Руси характеризовалось не столько созданием новых княжеских узаконений, сколько приспособлением «Русской Правды» к социальным реалиям Северо-Восточной Руси.

Как доказал С.В. Юшков, в Московском княжестве первой половины XV вв. появляется сокращенная редакция «Русской Правды» [39. С. 56 – 92]. Эта редакция основывается на социальных реалиях Москвы. В ее тексте уже не встречаются термины «гридин» «мечник», «огнищанинъ», «изгои», «смердъ», «закупъ», «рядовичь» и др., потому что этих социальных групп в Московской Руси не было. Отмечу, что в московскую эпоху слово «смердъ» превратилось в бранное, от которого, вероятно, произошло слово «смердеть». Было исключено и понятие «вервь», т.к. ее не было в Московской Руси.

Редакции подверглись статьи об убийстве, в результате которых был исключен институт «дикой виры». В сокращенной редакции пропущены статьи о преступлениях против телесной неприкосновенности служилых землевладельцев. В Москве наказание устанавливалось «смотря по увечью» и «разсудити по мужу смотря», т.е. по характеру увечья и по социальному положению лица.

Отмирание древнего состязательного процесса выразилось в исключении статьи о суде Божием «в поле» (ордалий). С.В. Юшков писал: «С развитием товарных, денежных отношений и ростом классовых противоречий возникает следственный процесс – сыск или розыск. Ордалии начинают уступать другим видам судебных доказательств: показаниям свидетелей, письменным доказательствам, а в сыске – повальному обыску и пытке» [39. С. 83].

В настоящее время известны в 99 судебных актов Московского великого княжества, принятых в XV в. при разрешении споров. Никаких ссылок на обычаи, «Русскую Правду» и другие княжеские узаконения в них не приводится. По мнению К.В. Петрова, это свидетельствует о том, что, во-первых, княжеские узаконения создавались как сборники образцов судебных решений, имеющих для судей рекомендательный характер; во-вторых, о формировании судебного прецедента в деятельности великокняжеских судов ^{[24, 25]}. Языком судебных актов был документально-деловой стиль русского языка, который начал формироваться еще в Киевской Руси. Преемственность с документально-деловым стилем Киевской Руси наблюдается и в московских грамотах ^{[7, 8]}.

Возрождение русской культуры в Московской Руси было связано с деятельностью православной церкви. Здесь следует отметить, что в условиях моноголо-татарского нашествия и золотоордынского ига произошел перенос кафедры митрополита «всея Руси» из Киева: в 1299 г. – во Владимир на Клязьме, а в 1326 г. – в Москву. В 1448 г., отвергнув Флорентийскую унию, собор русских иерархов избрал первого автокефального митрополита Иону. После падения Константинополя в 1453 г. в Москве формируется представление о наследовании Россией византийской традиции.

По наблюдению А.И. Соболевского, общепринятому в современном языкознании, с конца XIV в. началось второе (после крещения) южнославянское влияние на богословие, книжность и иконописание Древней Руси, затронувшее и язык [34. С. 147 – 158]. Русские книжники копировали южнославянские рукописи в международных центрах православной церковной жизни – Константинополе и на Афоне. При этом южнославянская традиция использовалась как проводник византийского влияния.

Второе южнославянское влияние отразилось на языке княжеских узаконений. В московских списках пространной и сокращенной редакции «Русской Правды» прослеживаются заимствования из церковнославянского языка. Термин «должебитъ» (кредитор) заменяется на термин «должникъ». Термин «задница» (наследство) – терминами «(с)статокъ», «остатокъ», «останокъ», «наделокъ». Термин «обида» – «лихое дело», «дурно», «воровство». Термин «головникъ» – «убийца» [34. С. 131; 29. С. 71, 80, 104, 123, 148 и др.]. В Двинской уставной грамоте 1397 г. используется термин «душегубец».

Второе южнославянское влияние в церковном праве основывалось на авторитете византийского и киевского наследия. Об этом свидетельствуют подтвердительные грамоты великого князя Василия Дмитриевича и митрополита Киприана от 12 декабря 1402 г. и того же великого князя и митрополита Фотия от 26 июня 1419 г. В этих грамотах говорится, что в церковных судах предписывается дела разрешать «по старине», как они разрешались при князьях Владимире и Ярославе Мудром в соответствии с древнерусскими княжескими уставами и греческим Номоканоном [12. С. 183, 185].

В конце XIII в. появляется юридический сборник «Мерило Праведное». В его состав вошли общие основополагающие правила русского и византийского права, правила Святых Отцов и Вселенских соборов, поучения и наставления о суде, тексты Русской Правды, Закона Судного людем, философско-юридические наставления и т.д. М.Н. Тихомиров полагал, что этот сборник был «пособием для судей» [18. С. V – VI; 36. С. 88 – 99]. То, что нормы Наконона использовались в судебной практике подтверждается грамотой митрополита Киприана от 14 июня 1404 г., в которой решается дело об оставлении наследства вдовой своему приемному сыну, после того как ее муж скончался не оставив духовной грамоты (завещания). Обоснуя свое решение, митрополит сослался на статьи из XX и XXV титулов Прохирона и принял решение «по тем законным правилом» [3. С. 484].

Говоря о языковой ситуации в Северо-Восточной Руси необходимо упомянуть о подвиге подвижничества святого Стефана Пермского, продолжившего традиции византийского миссионерства в отношении неславянских народов. В 1379 г., получив благословение от митрополита Алексия и помощь от великого князя Дмитрия Донского, он начал миссию среди народов Северного Урала, создал зырянскую письменность и перевел на язык зырян Часослов, Псалтирь и другие богослужебные книги. В 1383 г. была образована Пермская епархия, а Стефана стал ее первым епископом [27. С. 2 – 47].

Подведем итоги. На Северо-Востоке Руси наряду с государственным языком Золотой Орды действовали региональные официальные языки отдельных княжеств. Центром объединения русских земель стало Московское великое княжество, что было, в частности, связано с сильной княжеской властью и достаточно совершенной для своего времени системой управления, а также союзом с православной церковью. Московский документально-деловой стиль русского языка стал не только языком княжеских узаконений, суда и официального делопроизводства, но и интегрирующим фактором в условиях образования великорусской народности и борьбы с ордынским игом.

Заключение

Феодальная раздробленность не только разрушила государственное единство Древней Руси, но и привела к становлению различных диалектов русского разговорного языка в качестве официальных языков удельных княжеств и вечевых республик. Татаро-монгольское нашествие усугубило этот процесс, т.к. привело к резкой культурной деградации русских земель. В условиях ордынского ига тюрско-татарский язык стал государственным языком русских земель, включенных в состав Золотой Орды, но при этом различные диалекты русского языка и церковнославянский язык de facto были признаны завоевателями официальными в русских землях.

Восстановление правопорядка и развитие государственности в древнерусских землях происходило в различных условиях, что отразилось на языковой ситуации. Культурная идентичность Юго-Западной Руси, оказавшейся в XIV – XV вв. в составе Великого княжества Литовского и Речи Посполитой, пострадала в наибольшей степени. Официальным языком этого региона стала искусственно созданная «проста руська мова». В вечевых республиках Северо-Запада Руси создавались собственные узаконения, чей язык отличался заметной местной спецификой. На Северо-Востоке Руси были достигнуты наибольшие успехи в восстановлении государственности, что отразилось в формировании документально-делового стиля официального языка княжеских узаконений и актового материала.