Anti-religious struggle and change of the holiday traditions in the 1920-ies

Shitova Anastasiya Aleksandrovna post-graduate student of the Department of History and Philosophy at Tambov State Technical University 357600, Russia, Stavropol Region, Yessentuki, Malaya Sadovaya str. 56  anastasiya353@mail.ru Other publications by this author

Традиционная культура, хотя и опирается на нечто воспринимающееся как неизменно данное, постепенно трансформируется вместе с другими сферами жизни общества как под влиянием внутренних изменений этого общества, так и под внешним воздействием. Постепенность изменений понятие относительное: в эпохи общественных преобразований изменения могут приобретать радикальный и достаточно быстрый характер. Именно такие изменения происходили в обществе в России после революции в ходе создания и развития новой социальной системы советского общества. В связи с радикальными преобразованиями общества в первые десятилетия после революции 1917 года были предприняты широкомасштабные целенаправленные шаги по коренному изменению жизни в целом, а, следовательно, культуры и быта страны ^[23].

С точки зрения изучения изменений в культуре в советское время особое место занимает период 1920-х годов и не только потому, что именно в это время вырабатывались методы и формы, которые затем заняли господствующее место, но и потому, что сильна была еще традиционная культура, еще только формировались новые отношения между новыми людьми. Одной из значимых составляющих традиционной культуры была религиозная составляющая, которая прямо противоречила установкам новой власти, поэтому антирелигиозность стала одним из важнейших элементов новой идеологии и, шире, новой культуры. Иначе говоря, не религиозными должны были стать и становились сфера досуга и сфера праздников.

Интерес к данной проблеме привел к появлению в последние годы целого ряда исследований, характеризующих различные аспекты культурного облика страны в 1920-1930-е годы: формы досуга, круг чтения, участие в массовой культуре того времени ^{[3, 7, 6, 19, 22, 24, 28, 29, 30, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 41, 43]}.

Данная статья посвящена анализу отдельных аспектов становления новой праздничной культуры, возникновению советских праздничных традиций, в том числе направленных на борьбу с религией, в Северо-Кавказском крае.

Поиски путей организации нового общества находят свое выражение в программных документах и дискуссиях сразу же после революции еще в ходе гражданской войны. Это вполне объяснимо, потому что взять власть «оказалось куда проще и быстрее, чем поменять уклад жизни миллионов граждан такой необъятной страны, как Россия» ^{[12, с. 287]}. Так, выступая перед корреспондентами молодежной прессы один из видных деятелей партии, заявлял: «Мы только что начали создавать быт, за которым, по определению Маркса, должно последовать сознание» ^[23]. В общем русле борьбы за новый быт и новое сознание начинала разворачиваться борьба с пережитками старого и, прежде всего, с религией.

В октябре 1923 г. ЦК РКП(б) принял специальное решение о антирелигиозной пропаганде в деревне, где формулировал необходимость «отвлечения от культа путем организации культурных развлечений, сосредоточения внимания на пролетарских праздниках и торжествах… замены религиозных отправлений формами гражданского быта, как-то: религиозных праздников - гражданскими производственными праздниками (например, праздник урожая, посева и т.д.), таинств - торжественными отправлениями гражданских актов с участием (при условии отказа от церковного ритуала) культурно-просветительных учреждений, как, например, гражданских похорон, панихид, брака, наречения имени и принятия в гражданство (запись рождения)» ^{[5, с. 66-67]}.

Новые обряды и новые праздники были необходимы для того, чтобы создавать нового человека. В 1920-е годы идеи новой обрядности и праздничной культуры становились обязательным элементом идеологических кампаний за новый быт и составной частью антирелигиозной пропаганды, что отражалось в открытую в прессе и публикациях того времени ^[8].

Были среди партийных лидеров как радикальные борцы за новый обряд, так и умеренные противники старого обряда. Однако их умеренность также была направлена на снятие пафоса, который, по их мнению, сближал «новую обрядность» с религиозной.

Так, Троцкий связывал обрядность с коллективной деятельностью освобожденных масс при активном участии и руководстве представителей искусства. Однако за такой деятельностью необходимо следить, считал он, и направлять: «Всякие новые формы, зародыши новых форм и даже намеки на них должны попадать на страницы печати, доводиться до всеобщего сведения, пробуждать фантазию и интерес и тем толкать коллективное творчество новых бытовых форм вперед» ^{[39, с. 60]}.

Как ни покажется странным, но наиболее «революционную позицию» в связи с разработкой новых обрядов занимал представитель еще дореволюционной интеллигенции, В.В. Вересаев. Возможно, это объясняется окружением писателя и его родственными узами. «Великое, совершенно незаменимое значение обряда заключается в том, что переполняющие нашу душу чувства он направляет в определенное русло,» - писал Вересаев ^{[6, с. 7]}. Религиозные обряды после революции теряли свою актуальность или должны были ее потерять, но без обрядов совсем, по мнению писателя, обойтись было нельзя. Следовательно, необходимой становилась новая ритуализация основных событий в жизни.

К умеренным противникам с большой степенью условности может быть отнесен Е. Ярославский, возглавлявший борьбу с религиозностью общества. По его мнению, главная задача, которую призваны решать новые обряды, это антирелигиозная пропаганда ^[42]. Ярославский подтверждал свою мысль ссылками на различные материалы и письма молодых большевиков.

Наибольшие надежды в ходе преобразований повседневности и культуры в соответствии с идеалами социализма возлагались лидерами РКП(б) на членов компартии, местных советских работников, а также на молодежь. Большевики справедливо полагали, что «носителями новых идей является молодежь» ^[20], потому что в отличие от представителей старших поколений, сознание молодых людей было открыто новым идеям. Более того, уже в силу психологических особенностей молодежь проявляет повышенную склонность к переменам. Так, в 1920 г. члены Донского комитета РКП(б) твердо заявляли, что «дальнейшее укрепление Советской власти может основываться только на молодом поколении» ^{[46, д. 4, л. 12.]}. О том же говорили участники проходившего в первой половине февраля 1924 г. совещания секретарей сельских ячеек компартии, считавшие, что «не нужно гнаться за воспитанием стариков, они от нас уходят» ^{[49, д. 47, л. 4а]}. Понятно, что основным ядром такой молодежи должны были стать комсомольцы.

В процессе осуществления антирелигиозной борьбы в Северо-Кавказском крае на протяжении 1920-х гг. можно выделить несколько этапов, различающихся как методами, так и степенью радикализма. Отметим, что радикализм значительно влиял на формы борьбы с обрядностью и праздничной культурой.

В рамках первого этапа борьбы с религией (1918 - 1922 гг.) господствовали вызывающие, эпатажные методы, которыми злоупотребляли комсомольцы: издевательские празднества, глумление над святынями, священнослужителями, порча церковного имущества. Позднее такие методы будут осуждаться партийными работниками Северо-Кавказского края: «под рождество люди богу молятся в церкви, а они под караулкой кричат, свистят и песни орут. Разве это поднимет авторитет ячейки» ^{[47, д. 70, л. 155]}. В связи с особенностями края, традициями, особенно сильными в сельской местности, комсомольцы наталкивались на резко враждебное отношение казачества и крестьян. И несмотря на общую тенденцию борьбы с религией в крае, лидерами партии было признано, что «мы в антирелигиозной работе обожглись в некоторых местах, когда народ за эту работу начал посылать на нас проклятия» ^{[47, д. 72, л. 107]}. Поэтому в 1923 г. методы были изменены. Комсомолу было рекомендовано прибегать к «крайне осторожному и тактичному подходу к вопросу о борьбе с религиозными предрассудками крестьян и отсталой части рабочих… Антирелигиозная агитация и пропаганда должны иметь научно-просветительный и конкретно разоблачающий характер (печать, кружки, лекции, доклады, театры, кино)» ^{[14, с. 122]}.

Научно-просветительные мероприятия сообщали антирелигиозной пропаганде гораздо большую силу, чем хулиганские и скандальные выходки комсомольцев, но такие эпатажные действия не прекратились и после рекомендаций о смене методов. Например, в одном из районов края комсомольцы развлекались, пародируя окропление святой водой, разбрызгивая воду из ведер вениками из сена и изображая из себя священников ^{[47, д. 72, л. 50]}. В другом районе края «весельчаки» залезли ночью в церковь и изрубили иконы, а затем напились и заснули ^[11].

И все же, до 1927 г. наблюдалось затишье в антирелигиозной пропаганде , которое было прервано только в 1928 г. в связи с колхозным строительством и началом раскулачивания, «усилением борьбы с религией, религиозными организациями, религиозной идеологией». В это время провозглашалось, что «религия является наиболее удобной, привычной и легальной формой для проявления влияния кулака и нэпмана на трудящие массы, для борьбы против социалистического строительства и культурной революции» ^{[15, с. 258]}.

Активная борьба против религии сокращала число ее последователей, особенно в молодежной среде. Партийные руководители Северо-Кавказского края уверенно заявляли и обо все более частых отказах крестьян от соблюдения православной праздничной обрядности: «большинство религиозных праздников бросается» ^{[48, д. 42, л. 11]}.

Однако в 1920-х гг. результаты антирелигиозной пропаганды в крае были не очень значительны, о чем свидетельствовали факты существования частных школ с преподаванием закона божия , рост числа баптистских, староверческих и иных сект ^{[47, д. 51, л. 51]}, крестные ходы и объезды сел иерархами с иконами ^{[48, д. 4б, л. 4]}, молебны и освящения в городах ^[13].

Традиционная культура праздников также сохраняла свою силу, особенно в сельской местности. В связи с этим сосуществовали в качестве официальных новые праздники и старые традиционные. В календаре на 1928 г. в качестве праздничных дней (дополнительно к революционным праздникам) указывались: 15 и 16 апреля (Пасха), 24 мая (Вознесение Господне), 3 и 4 июня (Троица), 6 августа (Преображение Господне), 15 августа (Успение Богородицы), 25 и 26 декабря (Рождество Христово) ^{[18, с. 16]}.

Более того, в рамках политики «лицом к казачеству» наблюдались случаи уникального типа: присутствие секретарей райкомов ВКП(б) на престольном празднике: «19 ноября сего года в станице Прохладной состоялось празднование церковного престольного праздника. Празднование сопровождалось массовым пьянством и хулиганством. По существующему ритуалу был устроен молебен с участием верующих и духовенства других ближних станиц. На площади у церковной ограды был устроен «братский» обед под звуки духового оркестра, на обеде была выпивка. На обед были приглашены и участвовали председатель РИКа Ферапонтов, секретарь райкома ВКП(б) Максимов и ряд других менее ответственных партийцев. Зав. агитпропом тов. Батурин держал поздравительную речь за «престольный праздник» ^{[44, д. 4. л. 136]}.

И все же изменения в культуре праздников в 1920-х гг. становились заметны, и большую роль в этих изменениях играла молодежь.

Ярких примером использования противостояния советских и церковных праздников является совпадение Пасхи и Дня Интернационала (1 Мая) в 1926 г. Тогда в стране проводился курс «лицом к казачеству» («лицом к древне»), поэтому вместо «комсомольский пасхи», рекомендовалось «устраивать лекции и доклады, на которых противопоставлять друг другу праздники пасхи и 1-е мая, вскрывая их классовую роль: роль праздника пасхи - содействие закабаленности трудящихся, роль 1-го мая – содействие освобождению трудящихся от кабалы» ^[21].

Уже через год, по поводу Десятилетия Октябрьской революции, лидер коммунистов Терского окружкома Северо-Кавказского края И.Н. Крайнев писал: «мы имели громаднейший подъем рабоче-крестьянского населения. Этот подъем выражался в небывалом стечении народа на наших демонстрациях» ^{[44, д. 24, л. 38]}. Это сообщение указывает на тот факт, что советские праздники с течением времени становились обычными и в тех районах страны, где преобладало сельское население.

Окончательное закрепление советской праздничной обрядности произошло в конце 1920-х годов. В связи с 10-й годовщиной Октябрьской революции в 1927 г. речь шла уже о методике планирования праздников и анализе эффективности праздничных мероприятий. На уровне ЦИК СССР была создана праздничная комиссия, образовавшая временный центральный орган по разработке концепции праздничной методики. Впоследствии специальная литература оформилась как особое направление, в котором разрабатывались новая обрядность и ритуалы, указывалось на недостатки в советском праздничном деле и в организации, праздников ^{[9, с. 5, 16, 21]}.

Уже в 1927 году начала разворачиваться жесткая критика праздничной культуры периода нэпа, которая «удалились от масс», превратилась в «пустую обрядность», «скучные» и «однообразные» мероприятиями ^{[45, д. 18, л. 9]}. Десятилетие Октябрьской революции стало поводом как для «всенародного учета того, что удалось сделать за эти годы» в экономике Советского Союза, так и для ревизии деятельности в области культуры и проведения праздников, для возобновления требований «культурной революции» и преобразования быта. Создатели новой обрядности верили в возможность непосредственного воздействия воспринимаемого опыта, поэтому они называли праздник «открытым университетом» и «народной школой в общественном пространстве» ^{[45, д. 19, л. 9]}.

В заключение работы представляется возможным сделать следующие выводы:

Партийно-советские структуры целенаправленно изменяли праздничные традиции в 1920-ые годы, добиваясь роста антирелигиозности. Вместе с тем, осуществлявшаяся в 1920-х гг. на Юге России советская модернизация праздничной культуры шла довольно умеренно. Причиной такой относительной умеренности являлись особенности края, в котором преобладало крестьянское, казачье население с сильными традициями и относительно краткий срок от начала преобразований. Политика в крае в отношении праздников была достаточно гибкой: новой властью были признаны ряд праздников и праздничных традиций, которым эта власть постаралась придать новое содержание