The Philosophy of Intelligence Support in a Case Study: 'Military Meta-Action'

Pershin Yurii Yur'evich Doctor of Philosophy Senior Researcher, Military Institute of Physical Training  194044, Russia, Saint Petersburg, Bol'shoi Sampsonievskii prospekt, 63. pershin9059229943@yandex.ru Other publications by this author

В серии статей ^{[5, 7, 8, 10,]} мы рассмотрели понимание архаическим сознанием пространства, времени, принципы функционирования архаического сознания, а также понимание им смерти. Теперь хотелось бы объединить всё это понимание в нечто общее, конкретное, применимое к нашей современной жизни, если такое вообще возможно. Сферой такого утилитарного применения архаического восприятия жизни нам хотелось бы выбрать, как это и обозначено в названии главы, военное действие и метадействие. Философию зачастую обвиняют в умозрительности, оторванности от жизни, но при обращении философии к военной сфере ей необходимо быть предельно честной и корректной, так как эта сфера имеет прямое отношение к жизни и смерти человека. Здесь как раз и необходимо то реальное хайдеггеровское dasein, присутствие, алетея подлинного бытия. С этой позиции мы и попробуем рассмотреть в философском ключе военное действие и метадействие.

Следует обязательно заметить, что люди, обладающие поэтическим и писательским талантом зачастую очень хорошо, т.е. качественно, подвергают свой опыт рефлексии. Особенно много такого опыта описывается ветеранами войн, боевых действий, и этот опыт всегда живой, он очень полезен для того, чтобы на примере старших наставников учились молодые военнослужащие. Такой опыт сконцентрирован в мемуарах ветеранов, и отражен в кинофильмах, в которых талантливые режиссеры могут воспроизвести боевой опыт ветеранов не просто по форме, но и по содержанию и более того, по смыслу, по духу. Одним из таких удачных, на наш взгляд, примеров передачи боевого опыта является книга В. Богомолова «Момент истины», по которой снят фильм М. Пашука «В августе 44», высоко оцененный генерал-лейтенантом В. С. Христофоровым. В фильме показана работа подразделения СМЕРШ, вылавливающего диверсионные группы, находящиеся в тылу наших войск.

Для нас особый интерес представляет эпизод фильма, в котором происходит развязка – обезвреживание группы диверсантов и захват пленного, дающего показания тут же на месте захвата, по горячим следам. В этом эпизоде удачно сочетается внешняя форма – работа офицеров СМЕРШа и внутренняя работа одного из них, командира группы – его размышления по поводу ситуации. Можно, конечно, согласиться с тем, что экранизация книги в какой-то мере, возможно, искажает тот материал, который автор книги пытался донести до читателя. Однако нам хотелось бы рассмотреть метадействие именно по фильму, в котором логика действий своеобразно корректирует логику прозы. Таким образом, фильм представляет собой нечто вроде наглядного учебного пособия, изучая которое, можно постараться обнаружить за видимым планом военного действия – фасадом действий и размышлений – некое скрытое метадействие, в пространстве которого эти действия происходят, и которое, несомненно, влияет на них.

Метадействие мы будем описывать с точки зрения архаического сознания. Однако язык описания нам следует выбрать не мифопоэтический, так как в этом случае описание системных процессов может быть дано в виде мифов, легенд, облекая акторов (индивидуальных, коллективных, а также сверх-коллективных и природных) в форму фетишей, сказочных и мифологических персонажей. Для человека с современным мышлением вы выберем современный язык описания, привлекая для этого системный и коммуникационный подходы, но при этом постараемся сравнить его (по мере возможности) с мифопоэтическим языком, рассматривая действие и метадействие с точки зрения архаического сознания.

С точки зрения системного подхода, предлагаемого В. С. Стёпиным ^[12], мир представляет собой сложную саморазвивающуюся систему, целостный организм, в который включён и человек. Человек здесь предстает, с одной стороны, как подсистема, с другой стороны, как система. Человек, включенный в сложную саморазвивающуюся систему (мир), взаимодействует с ней таким образом, что любое его действие является включенным в эту систему, видоизменяя набор её возможных состояний ^{[12, С. 72]}. Но мы помним, что само человеческое действие является результатом работы сознания человека, также включенным в систему (мир). Мир как система (прим. 1) является воплощением порядка, отсюда человек как его подсистема также является заданным миром фрагментом этого порядка.

Однако, обладая разумом, человек имеет некоторую степень свободы в системе «мир». Эта свобода проявляется также в том, что человек, являясь подсистемой системы «мир», может вступать в противоречие в другими её элементами/подсистемами. Отсюда разум человека, дающий ему некоторую свободу действий, помимо определенной самостоятельности действий человека, задает также его оппозиционность/конфликтность. Тем не менее, человек не может выйти за пределы системы «мир». Поэтому он обречен вступать в конфликты или в отношения сотрудничества, как с подобными ему системами/подсистемами, так и с общей системой. Причем он может вступать в такие конфликты опосредованно, а также привлекая на свою сторону и для своих целей как элементы/подсистемы общей системы «мир», как и системные эффекты. Архаическое сознание примитивного человека вниманием выделяло определенные элементы системы, причинно-следственные связи их взаимодействия с общей системой, а также системные эффекты, фетишизируя (антропоморфизируя) их и наделяя субъектностью.

Взаимодействие элементов/подсистем системы «мир» предстает как тотальная коммуникация (прим. 2). В этом пространстве коммуникации элементы системы состоят с другими элементами в разных степенях рационализируемой и нерационализируемой коммуникации. Нерационализируемая коммуникация между элементами системы (пространство причинно-следственных связей) и представляет собой пространство метадействия, а также метакоммуникации. Если в пространстве рационализируемой коммуникации элемент системы (человек) может сам определить степень вступления в коммуникацию или постараться избежать ее, то в пространстве нерационализируемой коммуникации (метакоммуникации) он не волен это делать, так как просто не видит коммуникационных линий. Они не попадают в его поле внимания, так как последнее может быть, помимо прочего, не приспособлено для этого.

Архаическое сознание видит не столько вещи, сколько связи между вещами, или связи между элементами системы. Мир для него – это не объективно существующая реальность, а мир, собранный вниманием архаического человека. Чем больше внимания – тем обширнее собранный мир. Однако видение связей и отношений между вещами/элементами системы – это видение сути коммуникации между ними (прим. 3) (если мы обратимся к коммуникационному подходу). Такое видение мира, или пространства, как системы (а в архаическом сознании – как организма) свойственно и современному человеку. Он также входит в пространство такого организма – пространство коммуникации, пространство реализации причинно-следственных связей – настолько, насколько ему позволяет объем внимания, затрачиваемый на удержание в себе как можно большего большего фрагмента реальности. Отсюда человек, занимающийся специфической военной деятельностью (разведывательной), при определенной тренировке-культивации внимания, зная принципы функционирования архаического сознания, может (рационализируя или не рационализируя) воспринимать отдельные фрагменты и этапы функционирования пространства-организма, которое мы обозначили как пространство метадействия, а также взаимодействовать с ним. Более того, знание принципов функционирования пространства-организма предоставляет такому специалисту возможность строить в этом пространстве прогнозы развития цепочек причинно-следственных связей.

Человек, напомним, представляя собой разумную подсистему системы-организма/пространства мира, обладает большей свободой, чем другие подсистемы. Однако, большая степень свободы дает возможность реализоваться большему количеству вариантов будущего. Отсюда сама разумность человека является, с одной стороны, фактором, вносящим в систему некоторую неопределенность развития, с другой стороны, тяга к упорядочению (фактически – стремление понимать «язык» реальности, в которой он живет, что в свою очередь является стремлением к коммуникации) заставляет человека понимать необходимость предугадывания вариантов развития будущего и искать инструменты для такого узнавания будущего. Будущее поведение системы и будущие действия элементов системы – это и есть основной объект разведывательной деятельности. Иными словами, мы полагаем, что один элемент системы «мир» хочет узнать о функционировании в настоящем и будущем (фактор времени) другого элемента этой же системы для выстраивания благоприятной для себя реальности. При этом одним из условий может оказаться то, что этот элемент системы не может по тем или иным причинам напрямую получить информацию о будущей деятельности и замыслах второго элемента (противника) от него самого. В связи с этим он рассматривает цепочку причинно-следственных связей функционирования этого элемента и старается получить сведения о деятельности и замыслах этого элемента через смежные с ним, имеющие о нем более точную информацию (прим. 4).

Еще один способ получения информации о настоящих и будущих действиях другого элемента системы – это наблюдение за ним таким образом, чтобы тот не знал, что за ним наблюдают, т.е., что он является объектом исследований (он вступает в коммуникацию, сообщая определенную информацию, даже не подозревая об этом). В системе, в которой отсутствует понимание пространства как организма, т.е. в которой объект наблюдения не обладает архаическим сознанием, такое действие можно осуществить достаточно легко. Дело в том, что объект наблюдения не осознает и не держит во внимании понимание мира/реальности как организма, следовательно, он не осознает, что находится в постоянной коммуникации с другими элементами системы, даже если он их не удерживает вниманием. Архаическое сознание предполагает, помимо осознания связи всего со всем, постоянное состояние амбивалентного понимания себя как субъекта-объекта коммуникации (скажем, понимание себя как охотника-жертвы). Здесь элемент системы (к примеру, человек как представитель социального института), обладающий архаическим сознанием, сразу же увидит себя в виде объекта коммуникации, жертвы, при том, что эта коммуникация будет ему активно навязана субъектом. Более того, он может понимать, что его деятельность, или деятельность социальной системы, частью которой он является, может представлять интерес для другого элемента системы, и это понимание поможет ему обращать внимание на коммуникационные каналы, которые тот, интересующийся им элемент системы, активирует, организуя отбор информации. Именно понимание себя как возможного объекта внимания и коммуникации позволяет этому элементу системы активировать то, что мы называем архаическим сознанием.

Примечания:

Примечание 1. Нам необходимо пояснить, что мы должны подходить к системе с точки зрения архаического сознания (см. параграф «Архаическое пространство» в монографии ^{[9, С. 345-363]}) Мы понимаем систему как устойчивое сочетание взаимосвязано функционирующих элементов, находящихся в постоянных многомерных взаимосвязях. Система – это также организованное в соответствии с определенными правилами единство всех точек определенного объема пространства, не сводимое к сумме составляющих его единиц и представляющее собой некий организм, собираемый вниманием и являющийся объектом для возможной фетишизации. Системы/подсистемы связаны друг с другом посредством иерархических уровней. Каждая система состоит из подсистем низшего порядка и в свою очередь является частью (подсистемой) более широкой системы. Границы системы/подсистемы определяются взаимосвязями между ее элементами/подсистемами.

Примечание 2. С точки зрения теории коммуникации П. Вацлавика, мы находимся в тотальной коммуникации, что сформулировано им в одной из его метакоммуникационных аксиом прагматики человеческой коммуникации: «никто не может не общаться». См.: ^{[1, С. 46]}.

Примечание 3. Система/подсистема организована таким образом, что ее границы определяются взаимосвязями между ее элементами/подсистемами. Отсюда архаический человек, обращая внимание на связи между элементами системы, мог вычленить некие фрагменты пространства системы, фетишизируя их и описывая в виде мифических героев, чудовищ, богов и пр. персонажей.

Примечание 4. Одним из средств получения информации в архаическом обществе, помимо непосредственной разведывательной деятельности, описываемой в древних источниках, к примеру, Библии, являясь дивинация – узнавание воли богов посредством гадания. К примеру, описание получения военной информации из Библии (Книга пророка Иезекииля, 21:21, 22) путем гадания и критика подобного способа со стороны божественных сил, что также является дивинацией (см. там же, 21:24-32):

21… царь Вавилонский остановился на распутье, при начале двух дорог, для гаданья: трясет стрелы, вопрошает терафимов, рассматривает печень.

22 В правой руке у него гаданье: «в Иерусалим», где должно поставить тараны, открыть для побоища уста, возвысить голос для военного крика, подвести тараны к воротам, насыпать вал, построить осадные башни.

И далее:

24 Посему так говорит Господь Бог: …

У Цицерона описанию и критике подобного рода архаической практики получения информации – дивинации – посвящен целый трактат «О дивинации».

Рассмотрим действия группы офицеров СМЕРШ (по фильму «В августе 44»), подготавливающих засаду на диверсантов, применяя системно-коммуникативный подход, описанный выше. Этот подход, на наш взгляд, в некоторых деталях созвучен рассмотрению ситуации из поля архаического сознания, и в дальнейшем дает возможность приблизится к последнему и увидеть ситуацию из него.

Сама группа офицеров СМЕРШа – капитан Алехин, старший лейтенант Таманцев и лейтенант Блинов – представляет собой крепкий, спаянный коллектив (систему-организм), работающий с определенной целью. Эта цель – найти и обезвредить группу диверсантов под руководством диверсанта Мищенко. В определенном месте группы должны встретиться. И именно на примере этой встречи и взаимодействия-противодействия групп можно описать разворачивающееся метадействие.

Принимая военную машину, противостоящую другой военной машине, как систему-организм более высокого уровня, мы определяем группу Алехина как подсистему, одновременно, в свою очередь, также являющуюся системой. Эта система-организм должна вступить в борьбу и победить аналогичную противостоящую систему – группу диверсантов. Очевидно, что ни для той, ни для другой системы пространство метадействия не является родным, способствующим выполнению задачи. Однако, очевидным является также и то, что пространство боевого действия – поляна с пеньком – является частью более широкого пространства, включенного в систему, которую представляет собой действующая Советская Армия (метадействие), помимо этого сама поляна как пространство развития военного действия и метадействия является включенной в природную систему.

Место встречи групп обладает достаточной нейтральностью/независимостью от общего пространства, так как большая конгруэнтность смысловой нагруженности пространства поляны со смысловой нагруженностью пространства, занятого советскими войсками, не дала бы возможности группе (системе-организму) диверсантов раскрыться, сбросить с себя внешнюю форму, маскирующую группу, встраивающую ее в тело военного организма Советской Армии. В пространстве этого тела группа диверсантов была бы уничтожена вышестоящей системой моментально. Поэтому военная форма – как атрибут, символ и маркер принадлежности подсистемы к системе более высокого порядка (Советской Армии) – является средством временной изоляции-маскировки чужеродного организма/системы в теле враждебного ему организма/системы. Таким образом, нейтральное пространство поляны способствует при определенных условиях ослаблению напряжения между телами враждебных организмов – большой системы (Советская Армия) и малой инородной системы (группа диверсантов). Поэтому для выполнения группой СМЕРШа задания – уничтожения группы диверсантов как системы – место метадействия, с одной стороны, должно принимать видимость нейтрального, но с другой стороны, представлять собой некую ловушку, быть вместилищем и совпадать по объему с пространством группы Алехина. Эта группа, в свою очередь, занимая пространство поляны, присваивает его таким образом, чтобы пространство совершенно не выглядело идеологически нагруженным при его невидимом, но полнейшем контроле группой Алехина. Поэтому два элемента группы Алехина (Таманцев и Блинов) маскируются в двух элементах системы «полянка с пеньком» (кусты). При этом сам Алехин должен предстать таким (временным) элементом системы «полянка с пеньком», чтобы не выглядеть некой «силовой» частью системы «группа Алехина». Он маскируется под систему «комендантский патруль», который достаточно быстро может быть распознан системой «группа диверсантов» как практически ничего не значащее, сродни с травой, пеньком и птицами – элементами системы «полянка с пеньком» – препятствие, которое также как и трава, цветок, ветка, птица, может быть легко устранено. Выстраивание такого тела «организма-хищника» и его дальнейшие действия напоминают действия глубоководной рыбы со светящимся отростком в носовой части головы, на которую в полной темноте реагирует рыбка, являющаяся для первой объектом охоты.

Для полнейшей маскировки третьего элемента силовой группы «группа Алехина» – самого Алехина – под безобидный с виду элемент системы группы «комендантский патруль», Алехин берет настоящий элемент системы «комендатура» – капитана Аникушина.

В реальной ситуации офицер комендатуры, даже имея боевой опыт, не может эффективно противостоять группе диверсантов. Поэтому он привлекается не как боевой офицер, а как маскирующий элемент системы-организма «группа Алехина». Он должен выполнять только эту роль, при неблагоприятном развитии ситуации ему, даже умирая (прим. 1), следует (из наставлений Алехина) стрелять только по конечностям диверсантов. При этом Алехин более чем уверен, что до этого дело не дойдет, так как основная нагрузка по захвату диверсантов ляжет на его бойцов и него самого. Но для успешного включения капитана Аникушина в виде элемента системы «группа Алехина», его следует ввести в эту систему, ввести в коллектив-организм.

Однако Аникушин с самого начала показывает себя как элемент, чуждый системе-организму «группа Алехина», даже несмотря на то, что сам предлагает свои папиросы – своеобразный вклад, «жертву» (прим. 2) в пользу коллективного тела группы Алехина (необходимые энергозатраты для включения в систему). Аникушин ведет себя достаточно отстраненно, даже презрительно по отношению к офицерам группы, не включается в саму группу, не становится элементом организма. При получении от Алехина нарукавной повязки (синхронизация элементов) Аникушин также возмущается тем, что «из нее можно варить суп», полностью противопоставляя себя группе, на что встречает ответную реакцию Алехина – эта повязка выдана группе в комендатуре (сами виноваты). Развитие противостояния происходит тогда, когда Алехин задает Аникушину вопрос: «как у вас с оружием»? На что Аникушин выказывает истинное отношение к группе/системе и к ее деятельности.

Аникушину важна не суть выполняемых группой (системой-организмом) действий, а время, когда он может ее покинуть. Он слушает объяснения (продолжение синхронизации) невнимательно. Предлагаемые «ключи» встраивания/включения в группу – условные фразы «не могу понять» и «будьте любезны» – он фактически игнорирует. Он игнорирует также правило, которое ему объясняет Алехин – держаться уступом и прикрывать друг друга – это жизненно важный «ритуал» включения в группу (систему-организм) и поддержания ее жизнеспособности, несоблюдение которого может привести к гибели одного или нескольких элементов тела системы, или вообще фатально повлиять на его существование. После объяснения плана операции, Алехин предлагает Аникушину поесть с офицерами группы (!), а это (совместное принятие пищи) – также является одним из важнейших ритуалов включения в систему, и в наше время выполняющий функцию максимального сочетания людей в единый организм (дни рождения, свадьбы, похороны и пр.). Однако он отказывается и отстраняется от группы еще раз, не «вживается» в ее «тело».

Следует также обратить внимание на некоторые нюансы его поведения. Докурив, Аникушин бросает окурок на траву у тропинки, после чего Алехин подбирает окурок и прячет его, вдавливая в мох. Помимо этого, во время разговора с Алехиным, Аникушин повышает голос, на что следует замечание Алехина – его просьба не шуметь, так как «лес шума не любит». Эта реплика Алехина показывает, что он понимает лес как среду, которая обладает приписанными ей человеческими особенностями – «не любит». Таким образом, лес также задается как антропоморфизированная система, обладающая своим собственным сознанием, в пространстве которой работает группа-подсистема (относительно леса) Алехина. Отсюда уничтожение окурка – детали, не присущей системе «лес», означает, фактически, включенность Алехина в природную среду, и игнорирование – полную невключенность – в эту систему Аникушина. Не способствует его включению в эту среду ничего, ни проведение его по тропинке, ни осмотр местности. Апофеозом является его поведение при захвате диверсантов – он, вопреки инструкциям Алехина, сдвинулся, закрыл проверяемых от засады – таким образом, он нарушил пространственную схему системы, из-за чего она не смогла сработать адекватно. Подобное несанкционированное перемещение одного элемента системы сродни перестановке органов внутри тела-организма группы. Иными словами, Аникушин напрямую стал мешать системе «группа Алехина», и более того, стал работать на противника. Такое его поведение привело к тому, что он оказался для группы Алехина совершенно чужеродным элементом, зажатым, фигурально, «между молотом и наковальней». Таким образом, в этой топологии он просто должен был умереть. Его могло спасти только внезапное понимание себя как чужеродного элемента – эта роль предлагалась ему системой «группа Алехина», когда ему кричали «ложись!». Но он игнорировал и этот приказ. Понимание себя как инородного элемента и следование приказу «ложись» могло бы вылиться в его падение на землю и перекатывание в сторону, подальше от места столкновения двух систем-организмов, один из которых «съедал», уничтожал второй. В этом случае у Аникушина появлялся шанс, во-первых, оттянуть на себя некоторое количество внимания диверсантов, т.е. ресурса системы-организма «группа Мищенко», таким образом оказывая существенную помощь системе-организму «группа Алехина», а во-вторых, возможно, остаться живым. Но Аникушин, таким образом, не совершил ни одного адекватного и созвучного системе "группе Алехина" действия в ограниченном пространстве и времени разворачивающегося метадействия боевой операции.

В итоге, Аникушин оказался не включенным в группу-организм, и следовательно, чужеродным ей. Более того, он оказался не просто чужеродным, но парадоксально помогающим группе-организму диверсантов (один из диверсантов прятался, отстреливаясь, за него). Отсюда закономерным является тот факт, что Аникушин оказался «раздавленным» между противоборствующими системами, в результате чего, как подсистема, оказался лишенным одной из системных характеристик – жизни.

Примечания:

Примечание 1. Одна из черт архаического сознания – своеобразное отношение к смерти – описана нами в ^[7]. Смерть понимается как нечто вторичное, что не должно мешать выполнению задания.

Примечание 2. Понимание феномена жертвы, столь необходимой в пространстве архаического сознания, описано нами в статье «Археология религии: предчувствие жертвы» (см.: ^[6]). Архаическое сознание также могло воспринимать жертву как разновидность обмена, необходимого для поддержания равновесия в системе, таким образом, своеобразно понимая закон сохранения энергии.

На этом этапе нам представляется возможным приближение к рассмотрению ситуации из поля архаического сознания. И здесь нас могут ожидать некоторые парадоксы. К примеру, уничтожение противоборствующими системами такого чужеродного элемента, как Аникушин, из дискурса архаического сознания можно рассматривать как действие, аналогичное уничтожению Алехиным окурка, брошенного Аникушиным на тропинке. Символизм и смысл данных событий (как они понимаются архаическим сознанием) конгруэнтны. Иными словами, для человека с актуализированным архаическим пониманием военного метадействия данной конкретной боевой ситуации, уничтожение Алехиным окурка являлось бы серьезным знаком, возвещающем о возможном трагическом событии, повторяющем это малое (и кажущееся незначительным) событие на более высоком уровне. Знаковость такого события (как конгруэнтность) исходит также из понимания архаическим сознанием времени как цикличного. Это дает понимание того, что событие уже произошло, хотя и в малом объеме – пока всего лишь окурок – но имеет серьезную возможность повториться на более высоком уровне (прим. 1). Но в понимании архаического сознания можно пойти и далее: человек с актуализированным архаическим сознанием просто не создал бы подобной ситуации с окурком. Он с самого начала вел бы себя гармонично включенным в организм группы Алехина, и его, как часть своего организма, эта группа-система могла бы защитить, что повышало бы его шансы остаться в живых. А это является абсолютно критичным в ситуациях, когда человек оказывается на грани жизни и смерти.

В ситуации уничтожения Аникушина как одного из побочных эффектов противостояния групп-организмов обнаруживает себя морально-нравственная нейтральность осуществления ими своей жизнедеятельности – цели их существования. Архаическое сознание полагает, что любой организм (а оно также рассматривает подобную группу как организм) рождается или создается с определенной целью. Эти группы-организмы в понимании архаического сознания (которое антропоморфизирует их, приписывая им телесность и субъектность) начинают работать как самодостаточные, над-моральные сущности, главными целями которых становятся задачи выживания и исчерпания своей сущности, т.е. выполнения своего предназначения. Иными словами, архаическое сознание воспринимает противостояние групп людей как противостояние воплощений сущностей-организмов более высокого порядка, которые обладают своей логикой действий, в которой люди становятся всего лишь исполнителями их воли, следуя логике развития событий. И по логике архаического сознания, если перед таким «надчеловеческим» существом станет выбор (а архаическое сознание, как мы знаем, антропоморфизирует скрепленные вниманием и выделенные таким образом субъекты, превращая их, по сути, в живые организмы, некие существа): защитить часть себя или инородный элемент, то это «существо» выберет составляющий его элемент-часть себя, бросив на смерть инородный элемент. Такого рода понимание метадействия объясняется распространенным в архаической среде стремлением принадлежать семье, роду, племени (с единым тотемом), которые также воспринимаются архаическим сознанием как единый организм, который в случае какого либо столкновения с противоборствующим племенем, семьей, родом, может спасти своего члена, как одну из составляющих это родовое тело подсистем-организмов. Таким образом, с точки зрения архаического сознания система-организм «группа Алехина» одномоментно, по обстановке, для оттягивания внимания диверсантов (группы Мищенко), пожертвовала таким инородным элементом, как Аникушин, разменяв его на спасение одного из составляющих ее элементов. Таким образом, система своеобразно заменила элемент своего организма инородным элементом, сохранив жизнь первого, поменяв ее на жизнь последнего.

Напротив, Алехин показал себя как офицер, понимающий правила развития причинно-следственных связей, включенный в систему как группы, так и природной среды. Это человек, актуализирующий в определенное время и в определенном месте работу элементов архаического сознания, что со стороны выглядит как применение его огромного боевого опыта в любой среде, и более того, выражается даже в его игре (!) в хронотопе боевой ситуации. Выбор удобного места для засады – это присвоение пространства на определенное время – на время проведения операции. Уничтожение окурка – удаление из природной среды чужеродного элемента, разрывающего слияние группы со средой, с лесом – т.е. предотвращение демаскировки.

Освоение-присвоение пространства выражается в осмотре места встречи из места засады – из кустов. Алехин также выказывает понимание важности такого присвоения места тем, что советует лейтенанту пойти на место засады потренироваться, «обжить» его, при этом (очень важно) не наследить, не примять траву, т.е. действовать осторожно – оказать наименьшее воздействие на природную систему-организм, в которую он включается в качестве её элемента, для того, чтобы остаться в ней незаметным (прим. 2). Если такое воздействие на систему (природное окружение) будет неаккуратным, травмирующим ее, то она может не сработать так, как от нее ожидают.

Присвоение пространства поляны выражается также в счете Алехиным шагов до предполагаемого места встречи двух групп. Следует заметить, что шаги им были подсчитаны и с противоположной стороны – со стороны приближения группы диверсантов. Сделано это было для того, чтобы группы встретились в точно определенной точке пространства поляны – в определенном сочетании параметров пространства и времени. В ходе начала операции – подход к установленному месту встречи с группой диверсантов – Алехин сделал небольшую уловку с притормаживанием, приволакиванием ноги, для того, чтобы получить контроль над группой диверсантов, вести их в свои пространственно-временные рамки, в свои правила игры.

Присвоение пространства – серьезное подспорье в осуществлении военного действия и метадействия. До сих пор отголоском архаического сознания является понимание того, что «дома даже стены помогают», в связи с чем, к примеру, футбольные (и не только футбольные) команды считают невыгодным играть на поле соперника. Вот как, к примеру, Эсхил в своей трагедии «Персы», описывает встраивание в природную среду, систему греческого войска:

Когда же землю снова белоконное

Светило дня сияньем ярким залило,

Раздался в стане греков шум ликующий,

На песнь похожий. И ему ответили

Гремящим отголоском скалы острова ^[13].

А. Н. Северьянов, комментируя этот отрывок, пишет: «сами скалы острова, физически отвечают – опознаётся родство, Родина, ритуально вновь-присваивается родное пространство. А ведь именно в этом пространстве экипажам предстоит действовать и взаимодействовать между собой. И вот пространство уже до сражения – близко, уже до сражения вновь-знакомо, оно уже на их стороне» ^[11] (прим. 3).

Возвращаясь к описанию метадействия предлагаемой боевой ситуации, нам следует упомянуть еще несколько немаловажных моментов, напрямую относящихся к выстраиванию реальности в нужном группе Алехина ключе. Следует обратить особое внимание на само понимание группы как слаженного организма, в котором его элементы не просто общаются словами и жестами (особенно необходимыми при бесшумном и скрытном проведении боевых операций), но и понимают друг друга буквально с полуслова, с одного взгляда. Более того, иногда это понимание выходит за рамки лингвопантомимной (вербально-соматической) коммуникации (прим. 4), при этом создается впечатление, что они чуть ли не читают мысли друг друга. Это явление высшей спаянности коллектива, элементы-составляющие которого понимают поступательное разворачивание событийного ряда, жесткой последовательности причинно-следственных связей, того, что античные мыслители называли словом Логос. Такая координация элементов группы не может существовать без жесткой иерархической слаженности этого организма. Вспомним, наряду с тем, что члены группы могут называть друг друга по именам, существует жесткая иерархия, присущая группам, включенным в военное действие: «если я прикажу», – говорит Алехин Таманцеву, – «рванешь так, что «Виллис» обгонишь».

Еще один немаловажный феномен, проявившийся при встрече Алехина с группой диверсантов – это уже упомянутая игра. Игра – превращение разумного и рационального (во внешнем понимании) человека в «трикстера»-провокатора (прим. 5), одного из архетипичных персонажей – носителя архаического сознания (игрового сознания). В описываемой ситуации провокация выражается в представлении Алехиным себя в виде приманки: убей меня, ведь я – заведомо слабый противник в месте, в котором никто ничего не услышит. Это и есть провокация трикстера для того, чтобы его противник проявил себя, свою сущность, и проиграл. При проведении разведывательных действий, т.е. игре, где зачастую человеку приходится скрывать свое истинное лицо и наоборот, добиваться, чтобы противник показал свое истинное лицо, Трикстер – это фигура не знающая себе равных, обреченная на победу.

Примечания:

Примечание 1. Исходя из этого, так называемый знак, который с точки зрения архаического сознания предвещает некое событие, можно понимать (исходя из цикличности архаического времени), как уже (в малом масштабе) произошедшее событие, конгруэнтное возможному большому событию. Однако последнее также может не наступить, если человек может и знает как предотвратить его. Такое понимание разворачивания причинно-следственных связей во времени является одним из принципов работы архаического сознания.

Примечание 2. Здесь следует обратить внимание на архетипичность такого понимания природной среды, а именно как надсистемы-организма, который может выступить в роли своеобразного «покровителя», давая дополнительную защиту-маскировку включаемому в нее новому (нечужеродному) элементу. Иллюстрацией такого архетипичного понимания«покровительства» окружающей среды и ее элементов могут выступить народные сказки. Один из примеров – сказка «Гуси-лебеди», когда сестре с братом помогали прятаться такие элементы окружающей среды, как крутой берег, яблоня и даже печка, с которыми у беглецов возникали религиозные отношения, если понимать религиозность как коммуникацию с миром или его элементами, основанную на принципе обратной связи. Следует также заметить, что маскировка как вживание в окружающую среду, единение с ней, также является архаическим действием, работой архаического сознания, созданием фетишей. К примеру, одним из способов маскировки путем вживания в окружающую среду, является «превращение» человека в один из элементов окружающей среды, природы: «А Игорь князь поскакал горностаем к камышу, пал белым гоголем на воду. Кинулся на борзого коня и соскочил с него серым волком. И побежал к лугу Донца, и полетел соколом под туманами, избивая гусей и лебедей к обеду, и полднику, и ужину. Когда Игорь соколом полетел, тогда Овлур волком побежал, труся собою студеную росу; надорвали они своих борзых коней» (Слово о полку Игореве).

Примечание 3. Созвучно этому, на наш взгляд, необходимо вспомнить стихи В. С. Высоцкого:

Отставить разговоры,

Вперед и вверх, а там…

Ведь это наши горы,

Они помогут нам.

Они помогут нам.

Стихи В. С. Высоцкого представляют собой хорошую иллюстрацию фетишизации и антропоморфизации природных явлений, военной техники, а также коммуникации с ними. В этом отношении они являются хорошими примерами проявления архаического религиозного сознания в коммуникации с внешней средой (надсистемой), антропоморфизации и фетишизации ее элементов.

Примечание 4. По этой тематике также см.: ^[3]. И наоборот, непонимание друг-другом членами одной группы явно свидетельствуют об их коммуникативных неудачах (см., ^[2]).

Примечание 5. Сущность и характер такого персонажа, как «Трикстер» прекрасно описаны в монографии Д. А. Гаврилова, см.: ^[5].

Таким образом, вкратце рассмотрев предлагаемую ситуацию с точки зрения и восприятия ее архаическим сознанием, мы можем подвести итог.

Конфликтность природы человека, выражающаяся в противостоянии с внешним миром, элементом которого является и сам человек, приводит последнего к противостоянию с себе подобными. Такое противостояние, которое с развитием цивилизации перерастает в действие и метадействие, получившее название «война», неотрывно связано с разведывательной деятельностью, желанием человека знать будущее и выстраивать реальность в соответствии со своими желаниями. Именно в этой деятельности архаическое сознание (по сути конфликтное) проявляется наиболее полно и именно таких ситуациях его можно до сих пор наблюдать, эксплицировать и изучать. И наоборот, на наш взгляд, дальнейшее изучение сущности и принципов архаического сознания, в том числе и применительно к военному действию (в частности, к разведывательной деятельности), является достаточно перспективным.