On the Question about Means of Representation of the Ideological Space of Renaissance in Dante Alighieri's Vita Nyova

Великий Данте Алигьери известен прежде всего как творец поэмы, «отмеченной Небом и Землей» , и по своей грандиозности это произведение – «Божественная Комедия» - считается справедливо величайшим творением Ренессанса. Но у «Божественной Комедии», достаточно представленной в философских, литературоведческих, критических, культурологических, искусствоведческих исследованиях и известной больше остальных произведений Данте, была предшественница – «Новая жизнь», Vita Nyova. По собственному признанию Данте началом его поэтического творчества стала его «благородная любовь» к Беатриче, которая была дочерью друга его отца. Поэтическим свидетельством этой любви осталась Vita Nyova («Новая Жизнь») ^[24], первое произведение Данте. Написанная в 1294 г. в своем окончательном варианте «Новая жизнь» была впервые издана в Риме в 1513 г.

Vita Nyova – многожанровое самостоятельное произведение. Эти жанры содержатся здесь в таком их переплетении, что литературная форма его остается неясной. Поскольку каждое произведение есть «слово» мастера, необходимо понять, что он сказал и понять максимально точно. Проблему жанра Vita Nyova надо решить, поскольку выбор жанра также относится к авторскому замыслу, как сюжет, например. Возможно, что понять жанр Vita Nyova поможет обращение к традиции.

Vita Nyova – произведение смешанного жанра, сложной формы – прозометрия, сочетание стихотворений и прозы. Этот особый жанр восходит к традиции Античности и Средних веков. В таком жанре был написан трактат Боэция «Утешение философией» ^[11], французский рыцарский роман «Окассен и Николетта» ^[48]. В прозометрии есть некая неоднородность: в каждом отдельном случае сочетание прозы и стихов имеет свое происхождение и носит особый эхарактер. Кроме того, исследователи Vita Nyova указывают на еще один возможный источник ее прозометрии – провансальскую средневековую лирику.

Трактат Боэция «Утешение философией» написан так, что стихотворения и прозаические элементы сосуществуют органично и, возможно, что автор воспроизвел свой творческий процесс в максимально непосредственной форме. В провансальской поэзии сочетание стихов и прозы носит иной характер. Проза – это биографии трубадуров и объяснения стихов – возникла гораздо позже стихов.

Известен факт, что стихи и проза в Vita Nyova писались отдельно: стихотворения – в 1283-1292 гг., проза – между 1292 и 1294 гг. В Vita Nyova 25 сонетов, 4 канцоны, 1 станца. Все стихи неоднородны как по смыслу, так и по поэтической традиции. Традиционно делают такую периодизацию стихотворений:

1) первый период – сочинение первых 10 стихотворений, где присутствует влияние Гвиттоне и Гвидо Кавальканти;

2) второй период: сочинение канцоны «О донны, вам, что смысл Любви познали…» и всех стихотворений, посвященных куртуазному и мистическому смыслу любви;

3) третий период связывают с влиянием идей схоластической философии на содержание остальных стихотворений.

Конечно, вряд ли можно заключить сложнейшую поэзию Данте Алигьери в рамки этих периодов, но какие-то важные вещи данная периодизация отражает. По крайней мере, обозначены определенные традиции, которым Данте следовал. Данте – уроженец Флоренции, где процветал «сладостный новый стиль», культивировавший изысканность речи, воспевающей идеальные сферы любви. В это время славились провансальские поэты, воспевающие Прекрасную Даму, совершенную телом и душой. В то же время происходит сближение светской и религиозной лирики, и это достаточно распространенное явление: мистические религиозные шествия были обычны и мирно уживались с празднествами в честь Амура, бога Любви.

Воздействие провансальской лирики на творчество Дане было велико еще и потом, что по типу мировоззрения Данте оказался на рубеже между «средневековым человеком» и «человеком Ренессанса». Возможно, что такие двуликие Янусы были для Ренессанса характерны, средневековое мировоззрение никуда не девалось, оно оставалось в людях. Так, сам Данте был учеником монахов ордена францисканцев, он глубоко постиг богословие, схоластическую философию, он увлекался философией Аристотеля, которого почитали схоластики.

В первых пяти сонетах наблюдается характерная для провансальской поэзии хоральность: Данте обращается к хору, к друзьям, к избранным. Видение вкушения дамой от сердца влюбленного – мотив, известный не только в лирике, но и в биографиях трубадуров. Так, в биографии Гильема де Кабестаня можно прочесть:

«Гильем был рыцарем, родом из Кабестани. Знатный барон Раймон Руссильонский, сеньор пота, догадавшись о любви своей жены к Гильему, приказал убить его, а сердце велел зажарить и подать жене к столу. Ничего не подозревая, дама съела сердце своего возлюбленного. Когда же муж показал ей голову убитого, она заявила, что никогда не осквернит уст никакой другой едой, и покончила с собой, бросившись с балкона» ^[58]. С тех пор это предание свято чтится всеми влюбленными, и в день их смерти все молили Бога за упокой их душ.

В канцоне и следующих 4 сонетах исчезает хор, уже нет обращения к слушателям, но зато происходит важнейшее – столкновение сил Любви и Смерти, рассказ о Любви, которая несет Смерть. Смерть Беатриче – всеобщее, мировое горе. Вообще у Данте часто наблюдается трансферт от «Я» к «Мы», но голос самого Данте всегда неизменно отчетливо, противостоит ли он всем, либо звучит со всеми вместе.

В провансальской поэзии, как было отмечено ранее, биографии трубадура создавалась позже его стихов. Тогда, когда в прозе пересказывалось то, что уже было изложено в стихотворениях, цель прозаической части заключалась в том, чтобы разъяснить стихи, сделать их более доступными для понимания. Так возник новый жанр vidas от слова vida – биография поэта.

Роль прозаического обрамления в Vita Nyova двойственна. Вслед за провансальцами Данте объясняет, что именно побудило его написать тот или иной сонет или канцону, толкует их смысл. Поэт стремится построить связь со своими читателями, он обращается и к читателям, и к друзьям, к доннам, даже к самому себе.Так жанровые возможности vidas расширяются. Личность поэта раскрывается не только во внешних фактах его жизнеописаниях, но и во внутреннем устройстве.

Прозаические элементы играют роль связного между фрагментами-стихотворениями. Для Данте было очень важно показать цельность и целостность Vita Nyova как внутренне единого литературного произведения.

Выявляя структуру Vita Nyova, нельзя не заметить несомненного влияния на нее провансальских vidas. В них сообщается, откуда родом трубадур, кто он по происхождению, раскрывается история его любви к Даме, дается краткий рассказ о том, что он совершил в своей жизни, непременно упоминается об умении поэта слагать стихи. Некоторые такие vidas похожи на латинские религиозные легенды, излагающие жизнь святых, а многие близки по структуре к новелле.

В Vita Nyova тоже заметна некоторая новеллистичность: хотя герои остаются одни и те же, но каждое событие или встреча чему-то учит их. Единство это относительно: одни главы связаны с поэзией, разъясняют ее, в других происходит какое-то действие, в третьих Данте касается интересующей его темы, в четвертых дается преамбула последующей ситуации. В дантовской прозе намчается, согласно исследователю А. Валлоне, 2 аспекта:

1) инструментальная проза, объясняющая поэзию;

2) проза, включающая цепь эпизодов, придающих действие повести ^[6].

Данте не противопоставляет эти два аспекта, а соединяет их. Некоторые прозаические фрагменты не связаны повествовательной нитью, не несут в себе элемента действия, их содержание передает внутреннее психологическое состояние героя. Так новеллистичность переходит в исповедь, во внутренний диалог. Это уже то, что можно назвать «житие души».

Особый интерес представляют собой главы, объясняющие поэтическое творчество. С одной стороны, они не связаны с основным повествовательным текстом. Но с другой стороны, Данте зачем-то включает их в Vita Nyova. Это показывает, какое большое значение придавал Данте поэтическому созиданию. Цель таких объяснений – не только раскрыть смысл стихотворений, но разъяснить глубинное назначение поэзии, сказать, что она есть часть души поэта, а значит часть жития его внутреннего мира. Поэт неразделим от мыслителя в Данте, невозможно рассматривать Данте-мыслителя отдельно от Данте-поэта.

Бокаччо писал: «За свою глубокую и разнообразную ученость он вполне справедливо заслужил почетнейшие звания, и недаром еще при жизни одни именовали Данте поэтом, другие – философом, третьи – теологом» ^[10]. В Vita Nyova Данте делает комментарии с тонкостью философа. Именно здесь он категорически против того, чтобы поэты писали «без всякого разума» и утверждает, что поэт не должен говорить, еще не осознавая ясно, что он хочет выразить ^[24]. Позже об этом же выскажется и Леонардо да Винчи: «Плох тот мастер, чье произведение опережает его суждение».

Еще одна важная идея Данте связана с его утверждением о том, что народный язык столь же сложен, как и латинский: «…говорить рифмами на языке народном – это почти то же, что сочинять стихи по-латыни» ^[24].

Уравнивая универсальный язык мира и язык одного народа, Данте индивидуальное начало поднимает до степени универсального, мирового. Главная причина написания стихов на народном языке – Любовь: «Первый же, кто начал сочинять как народный поэт, был побужден тем, что хотел сделать слова понятными донне, которой было бы затруднительно слушать стихи латинские. И это – в осуждение тем, кто слагают рифмы о чем-либо другом, кроме Любви, ибо такой способ сочинять был изобретен с самого начала ради того, чтобы говорить о Любви» ^[24]. И свою «Божественную Комедию» Данте написал также ради Любви, поскольку эта поэма есть то самое «невиданное слово», которое Данте пообещал сказать о Беатриче, как ни о ком другом. Таким образом, народный итальянский язык неотделим от целостного замысла Vita Nyova. Здесь акт поэтического творчества и акт Любви сочетаются воедино.

В рассказе о создании поэзии Данте снова выступает против враждебных ему поэтов-невежд. Так проявляется важнейшая структура его внутренней жизни, сочетающей Любовь и Войну. Он говорит о себе в первом лице: «я увидел», «я отправился». Таким образом, эти слова указывают на автобиографичность произведения, но особого рода, подобному дневнику-исповеди. Упоминаются реальные события: встреча с Беатриче, смерть ее отца, ее смерть, увлечение Данте другой дамой и другие. Но отсутствие сведений о конкретном месте этих действий, молчание о своем имени и лаконизм в пересказе жизненных событий (например: «Однажды я сидел и думал…») свидетельствуют о том, что это «дневник души». Дневник предполагает некоторую документальность, указание времени, места события, здесь же все едва намечено, о времени событий сказано лишь то, что Беатриче принадлежала к «тринадцатому поколению христиан», т.е. жила в XIII веке. Анонимность произведения – это средневековый принцип, но пишется Vita Nyova от первого лица, от «я». Эта «личностность» уже есть знак Ренессанса. И все же универсализм Средневековья довлеет: чем меньше интимных подробностей указывает автор, тем ближе его судьба к общечеловеческой, мировой судьбе. Абсолютизация единичного мировоззрения выражена здесь явно.

Личностно-интимные переживания соседствуют с потусторонними видениями и снами. Многими критиками отмечено небольшое количество прилагательных в Vita Nyova. Это трактуется как знак реальности видений Данте, но одновременно и невозможности описать увиденное. Тот, кто пережил небесные видения, не имеет ни словесных средств, ни вдохновения, чтобы передать чувства, которые переживались им при виде этих небесных зрелищ.

Для Ренессанса в принципе характерен жанр описания видений, авторами которых были католические святые. Но дантовы видения особые – в них всегда присутствует отношение к Беатриче, либо она сама. Присходит замена: если в житиях католических святых описаны видения Христа, Марии Египетской и других сакральных личностей, то в видениях Данте в этой же роли присутствуют Беатриче и Amor. Описание экстазов средневековых мистиков очень похожи на описание любовного экстаза Данте Алигьери. Но у Данте описания относятся не только к пережитому, но и к будущему. Любовь создает для человека дар предвижения, Данте предчувствует встречу с Беатриче, предчувствует экстаз, который он будет переживать при этой встрече.

В Vita Nyova введено большое количество цитат и образов Ветхого и Нового заветов. Выражение «Ego sum Dominus Deus tuus» – это цитата книги Исход (XX, 6). Когда зазвучали эти слова, Бог явился Моисею в облаке и в огне. Подобным образом появляется во сне Данте Amor. К Апокалипсису отсылает нашу память Данте, когда рисует картины землетрясения и других небесных знамений. Возгласом «Osanna in exelsis» народ встречал Иисуса, въезжавшего в Иерусалим (Мф., 21, 9), и с этим же возгласом Данте обращается к Беатриче. В «Божественной комедии» в XXX песне «Чистилища», где впервые появляется Беатриче, ангелы поют «In te, Domine, speravi…» («На тебя, Господи, уповаю» (Псалом 30)). Образы Ветхого и Нового заветов выступают в произведениях Данте не как религиозные догматы, а как экзистенциальные переживания земного человека. Данте соединяет поэзию и религию. Он соединяет вместе любовь к Богу и любовь к Беатриче.

В Vita Nyova Данте обращается к библейским образам не столько в силу традиции, но и потому, что главное содержание его произведения – это путь напряженной духовной жизни. Библейские цитаты и образы эхом отзываются в образах Vita Nyova. Текст Ветхого Завета начинается с рассказа о сотворении мира и грехопадении, когда Бог сотворил человека – мужчину и женщину. Vita Nyova начинается с картины мироздания, где Данте встречает Беатриче, когда Любовь говорит Данте: вот Бог твой. Беатриче – это явленное спасение для Данте, и он .то знает. В лице Евы явлена (в соответствии со средневековым мировоззрением) гибель, но Адам этого не знает. Таким образом, начало Vita Nyova создает обратное действие, которое замыкается в круговую композицию с началом Библии, Священного Писания. Это изображено на рисунках Сандро Боттичелли, иллюстрирующих «Божественную Комедию», где Данте, Беатриче и Бог заключены в круг.

Дальнейшее исследование Vita Nyova Данте Алигьери может быть связано с поиском иных способов репрезентации этого текста как репрезентанта Ренессанса, раскрывающего значение целой эпохи не только и не столько как Возрождения культа телесности Античности, сколько новой решимости к возрождению человеческой души через новые способы, которые создавали такие мастера как Данте Алигьери и Сандро Боттичелли.