Influence of a Sign-Oriented Symbolic Product on Formation of the Educational Environment and Development of the Moral Reasoning of School Students

Dudko Valentina Anatolyevna PhD in Psychology - UK Birmingham The Householder Flat 17 Ashfield Hause Bromport Pool Road B28 OSN elzo77@mail.ru

ОБЗОР ЛИТЕРАТУРЫ

Воспитание, образование, экономика… Как соотносятся эти понятия? Как изменения в социально-экономической сфере, происходящие в нашей стране в последние десятилетия, влияют на формирование системы образования и воспитания подрастающего поколения?

Размышления над этими вопросами неизбежно приводят к выводу о том, что мы живем в период торжества экономики, влияние которой на все сферы жизни россиян стало настолько значимым, что мы можем говорить о том, что экономика поработила и сферу образования, и детско-родительские отношения, и отношение к человеку в целом.

Используя терминологию рыночной экономики, волнующую нас проблему можно сформулировать так: что представляет собой в реальности продукт современной образовательной системы? Какие факторы оказывают на него решающее влияние? Насколько этот продукт соответствует потребностям нашего общества?

Чтобы ответить на поставленные вопросы, стоит обратиться к истории педагогики. Один из талантливейших педагогов XX века, Я. Корчак, в результате значительных исторических изысканий пришел к выводу о том, что мировая педагогики знает три типа образовательной среды.

Первый тип – догматическая образовательная среда, которая побуждает в детях стремление учиться. По мнению основоположника данной концепции, Я. А. Коменского (1592-1670), этого можно достичь, если утвердить традиции, создать авторитет, ввести законы и признать их как абсолютное веление; если требовать безукоризненной дисциплины, порядка, добросовестности, самоограничения и самоопределения. Важно заметить, что в такой образовательной среде приказ взрослого должен являться для ребенка высшим законом и исполняться без малейших рассуждений. Я. А. Коменский считал, что только одинаково мыслящие люди смогут жить без распрей и конфликтов, следовательно, учитель должен ориентироваться на интересы общества, наставлять и проверять выученные знания, а также уделять пристальное внимание необузданным и упрямым ученикам, имеющим острый ум.

Психолого-педагогический анализ догматической образовательной среды позволяет сделать вывод, что такие педагогические рекомендации создают условия для приобщения к шаблонам, воспитания одинаково мыслящих людей и формирования ментального единообразия. Продуктом такой образовательной среды является абсолютно зависимая и пассивная личность, которая идеально отвечает нормативам, правилам и в силу этого успешно приспосабливается ко всем знакомым ситуациям, однако оказывается совершенно беспомощной в принятии решений ^{[53; с.61]}. Согласно исследованиям Дудко В.А., такие характеристики соответствуют доконвенциальному, самому низшему, уровню морального сознания личности ^[13].

Второй тип – карьерная образовательная среда. Основоположником этой концепции являлся Д. Локк (1632-1704). Педагоги, признавшие концептуальные идеи Д. Локка, считали, что первостепенной задачей воспитания и образования является развитие активной личности, которая желает играть значимую роль в обществе, нацелена сделать карьеру, стремится к успеху, готова к упорной борьбе, способна брать на себя ответственность. Причем большое значение придавалось развитию инициативы, так как Д. Локк считал, что через проявление инициативы раскрываются природные характеристики детей: выявляются их наклонности и способности. Для этого учителям нужно взять курс на возбуждение у молодых людей желания заполучить похвалу. Педагоги должны бережно относиться к творческой деятельности учеников, к их развлечениям, играм и свободе. По мнению Д. Локка, именно такое отношение приучит воспитанников добиваться желаемого собственными силами, пробудит усердие, смекалку и расчетливость. А это, в свою очередь, поможет молодому человеку осознать свою гражданскую ответственность и понять, чем он может быть полезен своей стране. Таким образом, в соответствии с этой концепцией, проектировка личности как продукта воспитания производится на основании заказа общества и полезности для общества. По мнению Ж.-Ж. Руссо, в такой среде все только делают вид, будто заботятся о других, поскольку в действительности думают, прежде всего, о собственном благополучии. Поэтому обратной стороной этой среды является холодный расчет, искусственная эксплуатация чужих ценностей, лозунги, на которых можно хорошо заработать. Продуктом такой образовательной среды является личность активная, но зависимая от мнения окружающих и их оценок. Более того, ей могут быть присущи такие качества, как хищность, лицемерие, стремлениедобиться успехов в карьере за счет хитрости и высоких связей ^{[53; с. 87]}. Согласно исследованиям Дудко В.А., такие характеристики соответствуют конвенциальному уровню морального сознания личности ^[13].

Третий тип – творческая образовательная среда, которая былаописана и представлена Я. Корчаком (1878-1942). В своих исследованиях мы объединили характеристики творческой и безмятежной образовательной среды, представленной Ж.-Ж. Руссо (1712-1778) и Е. Г. Песталоцци (1746-1827), из-за смыслового совпадения этих концепций. Я. Корчак, Ж.-Ж. Руссо и Е. Г. Песталоцци говорили о необходимости развивать у детей ощущение личностной свободы, моральной стойкости и идеологической устойчивости. В целом, творческая и безмятежная педагогика направлены на развитие инициативы, самостоятельности, практического и критического мышления. Главным в этой концепции воспитания является закаливание личности, которое в дальнейшем поможет ей противостоять общественному давлению, полагаться на свои силы и не нуждаться в руководителях. Более того, существенное значение в процессе образования, в соответствии с этой концепцией, отводится развитию духовных сил учащихся и воспитанию уважения к добру и красоте. Наряду с этим, сторонники данной концепции воспитания в унисон говорили о важности изучения характера воспитанников, о безусловном принятии индивидуального характера, при познании которого все коллективные нормы, правила и методы должны отступить на задний план, поскольку именно это поможет развить индивидуальность, творчески подстроиться под этот процесс и эффективно помогать детскому развитию.

Продуктом творческой образовательной среды является активная, устойчивая, закаленная личность, умеющая отстаивать свои интересы, убеждения, пересматривать собственные суждения и преодолевать ограничения, препятствия и затруднения. По этому поводу будет уместно процитировать высказывание кибернетика У. Р. Эшби, в котором он подчеркивает, что «устойчивость отнюдь не предполагает неподвижность, негибкость. Она позволяет сочетать гибкость и активность с некоторым постоянством. Более того, через все значения слова «устойчивость» проходит идея инвариантности, которая состоит в том, что хотя система в целом претерпевает последовательные изменения, некоторые ее свойства («инварианты») сохраняются неизменными» ^{[3; с. 55]}. Согласно исследованиям Дудко В.А., такие характеристики соответствуют постконвенциальному, высшему, уровню морального сознания личности ^[13].

К какому же типу из вышеперечисленных тяготеет современная образовательная среда? Каковы ее особенности, достоинства и недостатки?

По убеждению Т. Гоббса, К. Гельвецкого, Р. Камберленда, Б. Мандевиля, сегодня мы имеем дело с формально-бюрократическим, утилитарно-прагматическим, объектно-объектным стилем взаимодействия людей, транслирующим идеологию о том, что человек является экономической единицей, употребляющей тот или иной вид товара - одежду, отдых, машины, образование. Поэтому наибольшую значимость для людей приобрели такие понятия, как деньги, репутация, престиж, имидж, рейтинг, чин, ордена. Следовательно, и оценивать людей все больше приходится не потому, что они из себя представляют, а потому, чем они обладают. Оказавшись в зависимости от социальных регалий, современный человек попал в такую среду, в которой первостепенное место отводится знаково-символическому продукту.

Задумавшись над смыслом процессов, проистекающих в современном социуме, мы поставили перед собой цель определить роль и значение знаково-символического продукта в развитии личности. Для этого мы проанализировали, как трансформировалось представление о символическом продукте с течением времени, и попытались выяснить, каково функциональное значение символов в жизни человека.

Итак, для начала признаем тот факт, что человек живет не только в физическом, но и в символическом универсуме – в языках, мифах, легендах, сказках, религиях, искусстве и науке. Эти формы позволяют человеку видеть, понимать, воспроизводить и преобразовывать мир ^[18]. Преимущество символа в том, что он не только ориентирует, регулирует действия человека, но и дает конкретное представление о себе. Он как «личностный компас» становится основой сознания, поскольку образует категориальный аппарат и задает критерии оценки социальных, психологических, политических явлений и процессов.

Исходя из различных толкований термина «символ», представленных в различных научных источниках, мы склоняемся к мнению о том, что символ – это «знак», «образ», «элемент», который «отображает», «интегрирует», «классифицирует» признаки по иерархии.

Интересным является то, что символ как знак включает идею, которая задает личностно значимую ориентацию на достижение определенного уровня в системе социальных отношений. Эта идея подобна идеалу, неразрывно связанному с устремленностью в будущее, с выбором жизненного пути и с поиском смысла собственного существования. Сформированное представление о том, каким бы сам человек хотел быть, бесспорно, придает смысл деятельности, ощущение уверенности в том, что живешь «правильно». Однако довольно часто за чувством безопасности и сплоченности скрывается абстрактная и искусственная классификация людей по классам, группам, статусу, слоям.

Для того чтобы подтвердить вышесказанное, мы обратились к историко-культурологическому анализу символов России.

В результате проведенного исследования было определено, что активная пропаганда социального неравенства началась в XIV веке. Самодержавно-деспотичная власть породила новый менталитет, которому был свойственен культ государственной власти, преклонения перед ней как воплощением силы и господства, а также культ терпения, смирения, милосердия, искания правды и справедливости ^{[33; с. 167]}.

Непреложна истина о том, что царствование Петра I явилось поворотным пунктом в истории России. Ему, бесспорно, принадлежит смена всей знаковой системы Московской Руси ^{[33; с. 165]}.

Противоречие и многообразие новых ценностей было отражено в стремлении индивидуализировать личность, дать ей свободу и возможность иметь частную собственность, которая получена не по наследству, а благодаря личным достижениям ^{[47; с. 133]}. По мнению Петра I, это было необходимо для того, чтобы «мудрый правитель не зависел от своих богатых и ленивых вельмож; для того, чтобы он мог приблизить к себе настоящих воинов, независимо от их социального происхождения» («он его на величество подымает, и имя ему велико дает, и жалования много ему прибавляет<…> А ведома нету, какова они отца дети, да для их мудрости царь на них велико имя положил») ^{[33; с. 239]}.

Готовность приближать к себе людей «меньшего колена» – преданных и смелых - перестроила не только социальную иерархию, но и представление людей об успешности как таковой. Петровский табель, рационалистическая философия и прагматизм способствовали тому, что всеобщим уважением начал пользоваться не тот субъект, у которого было больше денег, земель или крепостных душ, а тот, кто занимал более высокий чин, имел более громкий титул и обладал более престижными орденами. С тех пор инвестирование физического капитала (денег) в символическую продукцию (титул) стало считаться более ликвидным в исторической перспективе, поскольку дворянский титул выглядел более надежным источником инвестирования, нежели деньги, которые сегодня есть, завтра нет. В тоже время титул являлся своеобразным резервуаром репутации рода, признаваемой со стороны государства и общества ^[25].

Широкое распространение новых символов отмечается в период существования Советского Союза (1917-1991 гг.). Мифическое возвышение вождя как спасителя или отца нации, дуалистическое деление мира на «мы/они» способствовали созданию ярких символов патриотизма, гражданского долга, совести, солидарности, взаимопомощи, научных достижений, прогресса. Важная символическая роль отводилась космонавтам, учителям, ученым, открывателям, писателям, художникам, артистам, передовикам производства.

Образец «советского человека» включал представление о нем как человеке, руководимом партией, правительством, властями всех уровней. При необходимости человеческая природа могла пониматься как чрезвычайно пластичная материя, не имеющая в самой себе каких-либо моральных, интеллектуальных ограничений. Главное отличие заключалось в том, что этот человек «сознательный». Его «сознательность» сводилась к необходимости безропотно принимать требования начальства, терпеть усиление нагрузки на производстве, соглашаться с низкой оплатой труда, плохими жилищными условиями, карточками и бедностью.

В советском обществе социальное положение в иерархии теряет связь с культурой, личными достижениями, поскольку их признание можно и нужно «заслужить». Статус «высокого» в культуре или морали не сохраняется даже в виде квазипсихологической или этической универсализации, поскольку вырождаются представления о душевном, человеческом благородстве ^{[11; с. 11]}. Иерархический человек четко осознавал, что не только экономические и социальные блага (стандарты жизни, потребления), но и человеческие права (внутреннее достоинство, уважение, «честь», социальное признание) распределяются в соответствии с социальным статусом и положением в структурах власти ^{[11; с. 15]}. При этом социальное признание, а значит и распределение авторитетности (ценности) носит исключительно пирамидальный характер, не связанный с личностными качествами ^{[11; с. 16]}. В результате стали очевидны последствия - это ограничение мобильности, снижение продуктивности, повсеместное распространение социального инфантилизма, хронической депрессии, ослабление индивидуализма.

В начале 90-х годов начался процесс активного разрушения всей советской символической системы – крушение идей, идеалов, ценностей, стандартов, норм мышления. Однако общественное сознание россиян вовсе не стало «tabularasa» («чистой доской»), на которой можно написать все, что вздумается, поскольку в массовом сознании начали укоренятся следующие категории: идея самоценности индивида; идея частной собственности; идея правового государства; идея равенства граждан перед законом; идея равенства возможностей ^{[45; с 173]}. Об этом свидетельствует появление новых таких символов, как «президент», «правозащитник», «журналист», «бизнесмен», «менеджер», «спонсор», «предприниматель».

В тоже время в современной отечественной культуре активно утверждаются символы, служащие выражением потребительского общества (материальной выгоды, легкой наживы, корысти). Наиболее широко транслируются те бренды, которые могут принести существенный доход рекламирующей их экономической и политической группе, что способствует усилению значимости материальных интересов, потребностей, чувственных удовольствий. Американская культура навязывает идеологию свободы, активности, успеха, удовольствия, спортивности, бодрости, моложавости, престижа, комфорта, процветания через такие символы, как кока-кола, биг-мак, гамбургер, поп-корм, жевательные резинки, джинсы, спортивная обувь, косметика, компьютеры. Отныне русский богатырь побеждает дракона в рекламном ролике не посредством духовной мощи и боевого меча, а с помощью шоколадного батончика.

Из вышесказанного следует, что правящая элита всегда ищет новые символы, которые оказывают воздействие на сознание людей и формируют новую нормативно-ценностную систему ^{[45; с. 157]}. Однако этнометрический анализ показал, что в списке ментальных особенностей России преобладают «ценности выживания», в поведении и принятии решений доминируют стереотипы, а в отношениях зависть и недоверие ^{[3; с. 142]}. Низкий уровень доверия привел к тому, что Россия стала «чемпионом по индивидуализму», где «каждый только сам за себя» ^{[3; с. 143]}. Усиливающееся «ego» ориентирует индивида в большей степени на завоевание положения в социуме, чем на осознание своего внутреннего мира ^{[2; с. 309]}. Естественный процесс легимитации (социализации индивида через приобщение к символам), обросший попустительством и безразличием к социально-психологическим формам развития индивида, породил «ужасную нищету, оскорбил святыни, невежественно исказил культурозначимые атрибуты» ^[52].

К большому сожалению, мы являемся свидетелями того, как современный человек становится центром воспроизводственного процесса, в котором главенствующая роль отводится навыкам, свойствам и способностям, позволяющим индивиду зарабатывать деньги, что приводит к лавинообразному росту популярности теории человеческого капитала. Наиболее популярными трактовками человеческого капитала стали те, которые включают в его состав широкую совокупность личностных качеств, мировоззренческих установок, ценностных ориентаций, оказывающих косвенное влияние на результаты производительной деятельности ^{[43; с. 53]}.

В результате распространения таких убеждений современный человек настолько ограничивает себя, что кроме вложения инвестиций в образование и получения прибыли от этого, не видит других жизненных целей и ценностей.

Необходимо отметить, что в понятие «человеческий капитал» входят три составляющие: 1) здоровье, которое из общего психосоматического, физиологического состояния человека превращается в определенный образ жизни, направленный на поддержание его жизнедеятельности за счет зарабатывания денег; 2) культура, задающая стереотипные модели поведения и ценности, которые в большей степени ориентируют индивида на зарабатывание денег; 3) образование, которое определяет максимально достижимый социальный статус и тем самым создает объективно-субъективные основания для карьерного роста, чтобы больше зарабатывать денег.

По мнению И. Соболевой, главной проблемой, связанной с понятием «человеческий капитал», является то, что отдача от индивидуальных вложений может по-разному распределяться между собственником человеческого капитала и собственниками/менеджерами предприятия, где этот капитал реализуется. Человеческий капитал в любой момент может быть обесценен (например, в период безработицы, неполной занятости, профнепригодности тех или иных компетенций). В тоже время он часто не принимает форму индивидуального дохода, так как в России отдача на человеческий капитал присваивается не его владельцем, а другими субъектами экономических отношений ^{[43, с. 70]}.

Постоянная зависимость от соотношения классовых сил, развитости институтов защиты прав субъектов трудовых отношений подводит человека к постоянной борьбе за ликвидность, то есть за тот актив, который приносит самые низкие издержки обмена. Таким образом, атрибутивно-статусная и образно-знаковая форма направляет его активность на то, чтобы превратить человеческий капитал в символический капитал, затем перевести его в меновую стоимость, после чего - выгодно продать ^{[40; с. 31]}.

Прекрасным инструментом, определяющим символический капитал, является доверие, признание обществом значимости определенного человека и его права занимать важное место в общественной иерархии.

Из вышесказанного следует, что знаково-символический капитал способен дать массу полезных результатов. Однако нужно признаться в том, что новое время, как правило, формирует не альтруистического, а эгоистического лидера, который в первую очередь просчитывает рентабельность своих трудозатрат. Так, например, посещение фестиваля арт-хаусного кино, прыжок с парашюта, защита диссертации часто мотивированы стремлением нарастить символический капитал. А малиновые пиджаки, шестисотые Мерседесы, футбольные клубы, яйца Фаберже, выступление Джорджа Майкла на приватной вечеринке – все это является попыткой прикупить его за деньги.

Были бы деньги, и тогда нетрудно будет заполучить символический капитал - «кредит доверия». Как, например, это делали богатые купцы во времена правления Петра I, которые, хорошо усвоив это правило, усердно старались выдавать своих дочерей заотпрысков обнищавших дворянских семей, не имевших за душой ничего, кроме титула. Сегодня же, в ХХI веке, обеспеченная публика с целью увеличения знаково-символического капитала обращается за помощью в СМИ. Ведь средства массовой информации, используя прямую рекламу и пиар, помогают им заполучить известность, поскольку, сделав монтаж, записав нужное мнение эксперта, медиа с легкостью может создать не только репутацию, но и сформировать образ «выдающегося», «талантливого», «признанного», «всемирно известного» субъекта. Однако заметим, что в этом случае человек всецело попадает под власть закона ценности, которая рассматривает его как средство, как манекен и как робота ^{[9; с. 105]}.

Следовательно, мы можем говорить о том, что символ в виде физического, человеческого и символического капитала являетсявсего лишь конвенциональным знаком ^{[25; с. 146]}. Таким знаком, который может формировать лишь группоцентрический (конвенциональный) уровень морального сознания и тем самым создавать общечеловеческую шкалу ценностей, которая для всех становится единственной и абсолютной, раскрывает стремление поддерживать порядок и повиноваться общественным законам. В противном случае любое отвлечение от границ может привести к потере почвы, вырождению, заносчивости и вымиранию ^[25].

В таком случае действительно важно поместить в социальное пространство совокупность агентов, наделенных различными и взаимосвязанными свойствами, например: тех, кто пьет шампанское, виски или красное вино. Ведь только в этом случае мы вновь и вновь будем придерживаться идеи широко распространенной школы структурного функционализма (Э. Дюркгейм, Т. Парсонс, Дж. Баллантайн, Дж. Огбю), которая уделяет особое внимание утверждению о том, что «универсальная задача всех институтов социализации – сформировать у вступающих в общество «новичков» как минимум чувство лояльности и как максимум чувство преданности системе» ^{[8; с. 157]}. В этом случае итогом социализации будет являться вхождение человека в символику культуры, а также присвоение социальных норм (Г. М. Андреева, М. И. Бобнева, Л. П. Буева, В. С. Магун, В. Момов), социальных смыслов (Е. Ю. Артемова, А. Г. Асмолов, Б. С. Братусь, А. Н. Леонтьев) и социальных привычек (С. А. Беличева).

Размышление над вышесказанным, неизбежно приводит к осознанию того, что «в результате социализации человек овладевает не только системой знаков и символов, бытующих в социуме, но и способами мышления, которые характерны данному обществу» ^{[8; с. 158]}. Итогом конвенционального порабощения можно считать «человека массы». Его основным мотивом выступает стремление повиноваться общественным законам и поддерживать социальный порядок. Приоритет он отдает общественной системе, а не правам людей. Негативно относится к тем, кто принадлежит другой группе. Использует омертвленные формы поведения без проблем, без поисков, без риска, без выбора. Символически его уровень сознания можно назвать «талион» - возмездие. В данном случае его нравственность сводится к следующим позициям: «мы – они», «свои – чужие», «жизнь за жизнь», «кровь за кровь», «око за око», «зуб за зуб».

Такое конвенциональное мышление, по мнению Л.И. Анцыферовой, переполняет естественное мировоззрение экстравертивными установками и социальными Масками, вскрывает и усиливает «ego» индивида ^{[2; с. 309]}. В результате личность получает статус знаково-символического продукта, так как в ней укрепляется архетип конформности, который ориентирует индивида изо дня в день без вычленения, осмысления, синтезирования, проработки своей уникальности отвечать ожиданиям окружающих для того, чтобы заслужить доверие и открыть путь к лицемерию! Поэтому сегодня человек, постепенно теряя понимание своей сущности, стал без всякой претензии довольствоваться ограниченным набором свойств своей личности, он перестал замечать, как «уменьшает свою личность» ^[2], как наделяет себя «страхом высоты» - страхом самопознания и совершенствования ^[52].

Так, активное истребление спонтанности, творчества, практической части сознания приводит к дестабилизации духовной жизни общества, идеологическому хаосу, абсурдным политическим и социальным идеям, духовной опустошенности.

В таких условиях знаково-символический капитал становится резервом (средством), способным сформировать уверенность в завтрашнем дне и тем самым снизить страх перед будущим и неопределенностью. Таким образом, можно утверждать, что знаково-символический капитал стал общественным знаком - социальным кодом, социализирующим индивида. Итог всеобщей социализации выражен в лояльности и преданности системе, то есть в доконвенциональном и конвенциональном уровне морального сознания ^[13].

С точки зрения психологии развития, при таких обстоятельствах мы можем иметь дело лишь с низшими - «коллективными способами становления личности», которые ориентируют индивида на достижение максимального сохранения энергии и раскрутки социального статуса (Особенности функционирования знаково-символического продукта в образовательной среде и в обществе в целом, мы схематично изобразили на рисунке 1).

Рисунок 1.

Осознание тенденций функционирования знаково-символического продукта образовательной деятельности подвело нас к весьма печальному выводу: ценой признания на рынке труда может стать высокая эмоциональная напряженность, потеря идентичности собственного «Я», снижение спонтанности, творчества, воображения, стереотипность, односторонность, утомленность. Самым печальным итогом обозначенного процесса является тот факт, что в категорию «плохой» может попасть любой человек, у которого нет высоких достижений - результатов, наград, медалей. Более того, если возвратиться к анализу современной образовательной среды, то, к несчастью, можно констатировать, что в начале третьего тысячелетия в России оценка качества образования стала сводиться исключительно к результатам ЕГЭ, количеству занятых мест на конкурсах, конференциях и олимпиадах, формированию имиджа образовательного учреждения, моделированию ситуации достижения успеха, увеличению количества педагогов, имеющих высшую категорию, а также повышению процента вовлеченности учащихся в научно-исследовательскую работу. А человеческие, душевные качества учащихся, родителей и педагогов оказываются вне поля зрения, в самом низу ценностной шкалы.