Library
|
Your profile |
Genesis: Historical research
Reference:
Kodan S.V.
“Notes from a Dead House” by F.M. Dostoyevskij as a Documentary-Artistic Source of Learning the History of State and Law
// Genesis: Historical research.
2014. № 4.
P. 120-140.
DOI: 10.7256/2306-420X.2014.4.11968 URL: https://en.nbpublish.com/library_read_article.php?id=11968
“Notes from a Dead House” by F.M. Dostoyevskij as a Documentary-Artistic Source of Learning the History of State and Law
DOI: 10.7256/2306-420X.2014.4.11968Received: 18-10-2014Published: 01-11-2014Abstract: The subject of the research is a source study of history of the Russian state and law. The study of history is based on positive and legal sources: legislation, law enforcement practice, documentary materials. Law historians underestimate the role of sources of personal nature, such as memoirs, diaries, epistolary heritage. Among these sources of historic and juridical information a special place is take by documentary-artistic works that reflect personal impressions of a writer who is a direct participant or an observer of the events described. Regarding this, “The Notes from a Dead House” by F.M. Dostoyevskij is a unique historic evidence which can be viewed as a historical source and a medium of information about the past for a law historian. The subject of the research is to define the basic characteristics of a certain literary work under research as a historic and juridical source for finding out the qualitative characteristics and peculiarities of this information source and also to use the scheme and method of research of a certain literary work for creating a matrix of research work with such kind of sources. The methodology of the research is based on using the methods and techniques of different sciences and consists of relying on their approaches. The methodology of historical source study lets us rely on modern approaches to study the historic information sources of personal nature (within the article limits) (informative, communicative and biographical) in the context of the author’s live and peculiarities of a certain literary work. The scientific novelty of the article consists in the analysis of a certain literary work and to study it as a historic and juridical source of knowledge of the State and law in retrospective projection, attracting the law historians’ attention to the information sources that are out of normative and official documentary acts. Using documentary artistic works for studying politics and law, studying the real functioning of governmental and law institutions reflected in these works, aspiration to understand the difficulty and depth of the processes in the epoch under research and the influence they had on the writer’s personality let widen the limits of History of the State and Law, involve this juridical science in the discussion on the topic of “Literature and Law”. Methodological approaches and methods of work with documentary artistic works as with historic information media are shown on the example of the certain work of literature. 1. «Тюремная тема» в творчестве Ф.М. Достоевского в контексте получения историко-юридической информации Изучение истории государства и права России значительно обедняется опорой исследователей преимущественно на источники позитивной направленности – законодательство, документальные материалы и др. В расширение источниковой базы историко-юридических исследований представляют интерес документально-художественные произведения, позволяющие привлечь историку права интересную документальную информацию, прошедшую через личностное восприятие писателя – непосредственного участника или наблюдателя положенных в основу произведения событий. Это позволяет расширить палитру носителей исторической информации и обеспечить более глубокое «проникновение» исследователя в эпоху. В этом отношении «Записки из Мертвого дома» Ф.М. Достоевского имеют особое значение в понимании места и роли документально-художественного произведения в системе носителей исторической информации. На их примере можно показать значение место, роль и значение документально-художественного произведения как источника информации для изучения прошлого. Русская литература нередко недооцениваема в изучении различных аспектов изучения пенитенциарной политики и практик ее реализации через систему учреждений и правового регулирования данного вида деятельности. Между тем этот литературный жанр, уходящая корнями к «Житию протопопа Аввакума», прочно вошел в русскую литературу и получил название «лагерная проза». Впервые эта тема получила свое художественное осмысление в «Записках из Мертвого дома» Ф.М. Достоевского. прочно вошел Вынесенный Ф.М. Достоевским из острога личный жизненный и духовный опыт «каторжной жизни» был переведен в художественные образы и стал многогранным произведение, соединившим черты документальности, мемуаристики и художественной литературы. Ф.М. Достоевский в историко-литературной перспективе заложил особую художественно-документальную традицию и внес «каторжную» проблематику в русскую литературу. «Записки из мертвого дома» Ф.М. Достоевским стали складываться еще в период пребывания на каторжных работах Омской крепости в 1850-1854 гг. Замысел отразился в записных книжках писателя – «каторжной тетрадке», которая содержала фразы о жизненных ситуациях, описание и рассказы каторжников. Последующие написанные Достоевским воспоминания были переработаны художественное произведение. В 1860 г. «Записки из Мертвого дома» были завершены, получили разрешение цензуры и первоначально начали публиковаться газете «Русский мир» в отдельных номерах за сентябрь 1860 и январь 1861 гг., а затем цензурою же и были приостановлены как «соблазнительные» для преступников, которые удерживаются от преступлений лишь «строгостью наказаний». Полностью впервые опубликованы в журнале «Время» (1861-1862. № 1—3, 5, 12) и отдельно при жизни Достоевского издавались в 1862, 1865 и 1875 гг. [1] При этом заметим, что по цензурным соображениям некоторые сюжеты были исключены. Так, например, в текст произведения не вошел один из рассказов, прочитанный Достоевским современникам [2]. Анализируя «Записки из Мертвого дома» Ф.М. Достоевского, необходимо выделить триаду их содержательной нагрузки - автобиографичность, документальность и художественность, что придает им не только характер литературного произведения, но и важного свидетельства эпохи - исторического источника, близкого по своему содержанию к мемуарам. 2. Автобиографичность «Записок из Мертвого дома» Ф.М. Достоевского Ф.М. Достоевский в «Записках из Мертвого дома» опирается на его личный «каторжный опыт». Последний выступал как следствие приговора по делу петрашевцев в 1849 г. 23 апреля 1849 г. Достоевский был арестован и заключен в Алексеевский равелин Петропавловской крепости. Следствие признало его виновным в «умысле на ниспровержение существующих отечественных законов и государственного, а приговор военно-судной комиссии определил – «за недонесение о распространении преступного о религии и правительстве письма литератора Белинского и злоумышленного сочинения поручика Григорьева,— лишить ... чинов, всех прав состояния и подвергнуть смертной казни расстрелянием». 22 декабря 1849 г. на Семеновском плацу состоялась инсценировка смертной казни. В тот же день, после несостоявшейся смертной казни, в письме брату Михаилу Ф.М. Достоевский писал: «Сегодня, 22 декабря нас отвезли на Семёновский плац. Там всем нам прочли смертный приговор, дали приложиться к кресту, переломили над головами шпаги и устроили наш предсмертный туалет (белые рубахи). Затем троих поставили к столбу для исполнения казни. Вызывали по трое, следовательно я был во второй очереди, и жить мне оставалось не более минуты. Я вспомнил тебя, брат, всех твоих; в последнюю минуту ты, только один ты, был в уме моём, я тут только узнал, как люблю тебя, брат мой милый! Я успел только обнять Плещеева, Дурова, которые были возле, и проститься с ними. Наконец, ударили отбой, привязанных к столбу привели назад, и нам прочли, что его императорское величество дарует нам жизнь» [3]. И через много лет после произошедшего в «Дневнике писателя» (1873 г.) Ф.М. Достоевский отмечал – «Приговор смертной казни расстрелянием, прочитанный нам всем предварительно, прочтен был вовсе не в шутку; почти все приговоренные были уверены, что он будет исполнен, и вынесли, по крайней мере десять ужасных, безмерно страшных минут ожидания смерти» [4]. При этом заметим, что это неизгладимое впечатление Ф.М. Достоевский позднее перенес в роман «Идиот», замечая по поводу обряда смертной казни и по поводу затем помилования, в свои произведения – «… тут приговор, и в том, что наверно не избегнешь, вся ужасная-то мука и сидит, и сильнее этой муки нет на свете. Приведите и поставьте солдата против самой пушки на сражении и стреляйте в него, он еще всё будет надеяться, но прочтите этому самому солдату приговор наверно, и он с ума сойдет или заплачет. Кто сказал, что человеческая природа в состоянии вынести это без сумасшествия? Зачем такое ругательство, безобразное, ненужное, напрасное? Может быть, и есть такой человек, которому прочли приговор, дали помучиться, а потом сказали: “ступай, тебя прощают”. Вот эдакой человек, может быть, мог бы рассказать. Об этой муке и об этом ужасе и Христос говорил. Нет, с человеком так нельзя поступать!» [5] «Дарование жизни» Ф.М. Достоевскому Николай I дополнил изменением заключения генерал-аудитора от 19 ноября 1879 г. - «Отставного поручика Достоевского… лишить всех прав состояния и сослать в каторжную работу в крепостях на восемь лет». Резолюция императора гласила «На четыре года, а потом рядовым». Ночью 24 декабря 1849 г. Ф.М. Достоевский в оковах с фельдъегерем и под конвоем был отправлен из Петропавловской крепости в Тобольск, куда прибыл 10 января 1850 г. и где произошло его свидание с женами декабристов П.Е. Анненковой, А.Г. Муравьёвой и Н.Д. Фонвизиной. В письме брату (1854 г.) он писал – «Ссыльные старого времени (то есть не они, а жены их) заботились об нас, как об родне. Что за чудные души, испытанные 25-летним горем и самоотвержением. Мы видели их мельком, ибо нас держали строго. Но они присылали нам пищу, одежду, утешали и ободряли нас» [6]. Подаренное женами декабристов Евангелие, единственную разрешенную в остроге книгу, Ф.М. Достоевский хранил всю жизнь.С 22 января 1850 г. по 23 января 1854 г. Ф.М. Достоевский, отбывая каторжные работы «чернорабочим» в Омской крепости – в Омской военно-исправительной роте, где собственно и погрузился в мир «мертвого дома». Автобиографичность «Записок из Мертвого дома» просматривается при сопоставлении описания Ф.М. Достоевским своего пребывания на каторге в отправленном неофициально письме брату (1854 г.). Достоевский подчеркивает - «...те 4 года считаю я за время, в которое я был похоронен живой и зарыт в гробу... Это было страдание невыразимое, бесконечное, потому что всякий час, всякая минута тяготела как камень у меня на душе». Уже в этом письме он в общих чертах и в художественной форме излагает свое личное восприятие нахождения на каторге и определяло автобиографичность произведения, замысел которого, видимо, возник в остроге [7]. Достоевский сам считал, что он «под вымышленными именами рассказал свою жизнь в каторге и описал своих прежних товарищей-каторжных» [8]. При этом заметим, что автобиографичный характер произведения определят близость его содержания к мемуарным источникам изучения истории и позволяет говорить «как повествованиях о прошлом, основанных на личном опыте и собственной памяти автора» [9]. 3. Документальность «Записок из Мертвого дома» Ф.М. Достоевского Ф.М. Достоевский в «Записках из Мертвого дома» создает художественные образы на основе личных наблюдений, что придает им свойство документального свидетельства. Это раскрывается со всей очевидностью через соотношение его писем к брату и его рассказов современникам о своем пребывании на каторге с собственно мамой повестью. Именно эта документальность, хотя и несколько «прикрытая» в «Записках из Мертвого дома» повествованием от лица главного героя – А.П. Горянчикова (по замыслу автора - бывшего дворянина, сосланного на каторгу 10 лет за убийство жены), просматривается уже в довольно подробном описании Ф.М. Достоевским своего пребывания на каторге в отправленном неофициально письме брату (1854 г.). В нем были изложены некоторые сюжеты из жизни каторги, и в нем просматриваются отложившиеся в памяти писателя, как говорил Ф.М. Достоевский тюремному начальству в связи с запретом писать - «в голове», сюжеты будущего произведения. Он подчеркивал на значение личных наблюдений для последующей из передаче уже в документально-художественных образах каторжан – «И в каторге между разбойниками я, в четыре года, отличил наконец людей. Поверишь ли: есть характеры глубокие, сильные, прекрасные, и как весело было под грубой корой отыскать золото. И не один, не два, а несколько. Иных нельзя не уважать, другие решительно прекрасны. … Сколько я вынес из каторги народных типов, характеров! Я сжился с ними и потому, кажется, знаю их порядочно. Сколько историй бродяг и разбойников и вообще всего черного, горемычного быта! На целые томы достанет. Что за чудный народ. Вообще время для меня не потеряно. Если я узнал не Россию, так народ русский хорошо, и так хорошо, как, может быть, не многие знают его» [10]. При этом подчеркнем, что документальность художественного описания каторги была особого рода. Это было описание не стороннего наблюдателя, жившего и творившего за стенами острога, посещавшего его в сопровождении тюремного начальства. Ф.М. Достоевский впервые освещает «каторжный мир», прошедший через его восприятие как в недавнем прошлом самого каторжанина, находящего в этой среде отверженных обществом людей и испытавшего все стороны жизни среди каторжан-уголовников. При этом близко общавшийся с Достоевским его современник А.П. Милюков подчеркивал стремление понять и передать свое восприятие с максимальной объективностью – «Вспоминая о преступниках, каких ему пришлось видеть в каторжном остроге, он не относился к ним с брезгливостью и презрением человека, который по образованию стоял неизмеримо выше их, а старался найти какую-нибудь человеческую черту в самом ожесточенном сердце. С другой стороны, он не жаловался никогда на свою собственную судьбу, ни на суровость суда и приговора, ни на загубленные цветущие годы своей молодости» [11]. После опубликования Ф.М. Достоевским своего «каторжного произведения» его воспринимали именно как воплощенную в художественной словесности пережитую реальность. А.П. Милюков по выходе произведения в свет писал, что «"Записки из Мертвого дома" производили потрясающее впечатление: в авторе их видели как бы нового Данте, который спускался в ад тем более ужасный, что он существовал не в воображении поэта, а в действительности» [12]. А.И. Герцен, получивший книгу с дарственной надписью – «в знак глубочайшего уважения» - из рук посетившего его в Лондоне в июле 1862 г. Ф.М. Достоевского, писал, что николаевская «эпоха оставила нам одну страшную книгу …, которая всегда будет красоваться над выходом из мрачного царствования Николая, как надпись Данте над входом в ад: это "Мёртвый дом" Достоевского, страшное повествование, автор которого, вероятно, и сам не подозревал, что, рисуя своей закованной рукой образы сотоварищей-каторжников, он создал из описания нравов одной сибирской тюрьмы фрески в духе Буонаротти» [13]. Документальность отражения событий в художественной обработке Ф.М. Достоевского дают создают возможность образного проникновения в эпоху, понимания ее внутреннего содержания, в в данном случае в ми каторги, закрыты от человеческих глаз тюремным забором. Имена эта «художественная документальность» делает художественные произведения одним из источников изучения истории пенитенциарной системы России. 4. Художественность «Записок из Мертвого дома» Ф.М. Достоевского «Записки из Мертвого дома»Ф.М. Достоевского – произведение художественное, и это проявилось в его литературном содержании - в глубине и социальной значительности проблематике произведения, его исторической правдивости и идейно-эмоциональной направленности. Эта художественность в основе имела «каторжный опыт» Ф.М. Достоевского, который стал своеобразной основой творческого осмысления и представления обществу «мира каторги». Его внутреннее понимание «мира отверженных» слало более глубоким, внутренне осязаемым. На это обращали внимание близко знавшие Ф.М. Достоевского современники писателя. А.П. Милюков отмечал, что «из всех рассказов Достоевского о его житье в каторге можно видеть, какое он вынес оттуда впечатление. Если прежде своей ссылки он особенно любил подмечать теплое чувство и симпатичные черты в бедной и приниженной среде, то теперь, кажется еще внимательней всматривался в людей, отверженных обществом, и старался отыскать в них ту искру Божию, о которой говорил в своих позднейших сочинениях [14]. При этом «Записки из Мертвого дома», как подчеркивал российский литературовед К.Г. Щенников, следует рассматривать «своеобразным художественным исследованием кардинальных философско-социологических проблем», обращает внимание на преломления проблем нравственности и выживания человека в условиях тюремной несвободы [15]. Эта социальная направленность произведения Достоевского, как и художественной литературы в целом, с ее документальным подтекстом особенно важна и значима для понимания эпохи, выступает источником познания прошлого, его понимания исследователем. «Записки из Мертвого дома» представляют читателю целостную картину «каторжного мира», в кортом проходит и представлена Ф.М. Достоевским вся жизнь заключенного, «все круги ада» - от поступления на каторгу до выхода из острога. В каторжной тюрьме, как подчеркивает Достоевский словами от самого героя-повествователя - А.П. Горянчикова - «был свой особый мир, ни на что более не похожий, тут были свои особые законы, свои костюмы, свои нравы и обычаи, и заживо Мертвый дом, жизнь — как нигде, и люди особенные». Но главное «Записках из Мертвого дома» – поиск Достоевским ответа на главный вопрос – что делает тюрьма с Человеком? Тема «русский острог» в художественном воспроизведении Ф.М. Достоевского с его остротой передачи различных сюжетов характерен, прежде всего, проблемой «интеллигент на каторге и роки каторги для интеллигента» в контексте изменений в мировоззрении и восприятия русского народа через личности и судьбы «тюремных сидельцев». Достоевский показывает, что на каторге можно потерять надежду и нравственно погибнуть, но и можно возродиться – обрести новый смысл жизни, осознать ее ценность. Достоевский реализует обозначенную им основную идею записок - «откопать человека» в каждом из обитателей острога, показать выявить ценность и неповторимость его человеческой индивидуальности, которую не смогли уничтожить все жестокости каторги. Большинство персонажей Ф.М. Достоевского имеют реальны прообразы. Он показывает весь диапазон тюремных сидельцев от извергов «природы человеческой» (Газин) до человека «чистого сердца» (образ молодого горца Алея). Художественных зарисовки Достоевского непосредственного участника происходящего особенно ценны в плане видения тюремной жизни во всех ее проявлениях и выступают ценнейшим источником понимания реализации правовых предписаний в пенитенциарной сфере. Произведения Достоевского показательны тем, что на этой грани художественного и реального возможно и необходимо использование художественной литературы в формировании правовой культуры. 5. «Записки из мертвого дома» Ф.М. Достоевского и тюремная тема в русской литературе, мемуарах и публицистике «Записки из Мертвого дома»Ф.М. Достоевского – произведение художественное, и это проявилось в его литературном содержании - в глубине и социальной значительности проблематике произведения, его исторической правдивости и идейно-эмоциональной направленности. Эта художественность в основе имела «каторжный опыт» Ф.М. Достоевского, который стал своеобразной основой творческого осмысления и представления обществу «мира каторги». Его внутреннее понимание «мира отверженных» слало более глубоким, внутренне осязаемым. На это обращали внимание близко знавшие Ф.М. Достоевского современники писателя. А.П. Милюков отмечал, что «из всех рассказов Достоевского о его житье в каторге можно видеть, какое он вынес оттуда впечатление. Если прежде своей ссылки он особенно любил подмечать теплое чувство и симпатичные черты в бедной и приниженной среде, то теперь, кажется еще внимательней всматривался в людей, отверженных обществом, и старался отыскать в них ту искру Божию, о которой говорил в своих позднейших сочинениях [14]. При этом «Записки из Мертвого дома», как подчеркивал российский литературовед К.Г. Щенников, следует рассматривать «своеобразным художественным исследованием кардинальных философско-социологических проблем», обращает внимание на преломления проблем нравственности и выживания человека в условиях тюремной несвободы [15]. Эта социальная направленность произведения Достоевского, как и художественной литературы в целом, с ее документальным подтекстом особенно важна и значима для понимания эпохи, выступает источником познания прошлого, его понимания исследователем. «Записки из Мертвого дома» представляют читателю целостную картину «каторжного мира», в кортом проходит и представлена Ф.М. Достоевским вся жизнь заключенного, «все круги ада» - от поступления на каторгу до выхода из острога. В каторжной тюрьме, как подчеркивает Достоевский словами от самого героя-повествователя - А.П. Горянчикова - «был свой особый мир, ни на что более не похожий, тут были свои особые законы, свои костюмы, свои нравы и обычаи, и заживо Мертвый дом, жизнь — как нигде, и люди особенные». Но главное «Записках из Мертвого дома» – поиск Достоевским ответа на главный вопрос – что делает тюрьма с Человеком? Тема «русский острог» в художественном воспроизведении Ф.М. Достоевского с его остротой передачи различных сюжетов характерен, прежде всего, проблемой «интеллигент на каторге и роки каторги для интеллигента» в контексте изменений в мировоззрении и восприятия русского народа через личности и судьбы «тюремных сидельцев». Достоевский показывает, что на каторге можно потерять надежду и нравственно погибнуть, но и можно возродиться – обрести новый смысл жизни, осознать ее ценность. Достоевский реализует обозначенную им основную идею записок - «откопать человека» в каждом из обитателей острога, показать выявить ценность и неповторимость его человеческой индивидуальности, которую не смогли уничтожить все жестокости каторги. Большинство персонажей Ф.М. Достоевского имеют реальны прообразы. Он показывает весь диапазон тюремных сидельцев от извергов «природы человеческой» (Газин) до человека «чистого сердца» (образ молодого горца Алея). Художественных зарисовки Достоевского непосредственного участника происходящего особенно ценны в плане видения тюремной жизни во всех ее проявлениях и выступают ценнейшим источником понимания реализации правовых предписаний в пенитенциарной сфере. Произведения Достоевского показательны тем, что на этой грани художественного и реального возможно и необходимо использование художественной литературы в формировании правовой культуры. Русские писатели создали целое направление, которое условно можно назвать «каторжной прозой». Произведение Достоевского, как и мемуары вернувшихся из ссылки декабристов стали стимулом к вниманию в обществе к тюрьме, каторге, ссылке. Личный «опыт неволи» и взгляд на пенитенциарные проблемы в России отразили с своих произведениях П. Ф. Якубович, В. Г. Короленко. К этой теме неоднократно обращался Л.Н. Толстой. Книга «Сибирь и каторга» писателя С.В Максимова "(СПб.,1871) получили широкий отклик в российском обществе. Путевые заметки А.П. Чехова вылились в документально-художественное произведение «Остров Сахалин» (1890-1896 гг.) В 1897 г. осуществил поездку на Сахалин В.М. Дорошевич (на средства газеты либерального направления «Одесский Листок»). Его очерки печатались в указанной газете, а затем составили книгу «Каторга», которая трижды издавалась в 1903-1905 гг. Американский писатель и журналист Дж. Кеннана после путешествия по сибирским регионам (май 1885 - август 1886 гг.) в книге «Сибирь и ссылка» правдиво показал зарубежному и русскому читателю состояние российских тюрем, каторги и поселении, изобразил портреты и быт каторжан и ссыльных. И в российской юриспруденции тема лишения свободы в различных формах - тюрьма, каторга, поселения, высылка – начинает занимать одно из ведущих мест. К эти вопросам обращались русские юристы Д.А. Дриль, В.Д. Жижин, А.Ф. Кони, С.В. Познышев, Н.С. Таганцев И.Я. Фойницкий и др. Заложенная Достоевским и развитая последующими поколениями писателей и публицистов традиция отображения тюремной жизни получила важное социально-воспитательное звучание и в контексте обреченности пословицы «от сумы и от тюрьмы…» стала гранью соприкосновения литературы и права. Эта необходима и весьма сложная сфера постижения мира правового общения на примере «Записок из мертвого дома» показывает заложенную в них уникальную глубину восприятия через тюремной жизни личность художника. Записки можно рассматривать и как предтечу «Колымских рассказов» В.Т. Шаламова, которые через образы и подходы перекликаются с творчеством Ф.М. Достоевского и показывают роль и значение этого жанра в познании и осознании российской свободы и несвободы. Художественные образы и конкретные персонажи в данном ключе представлены в произведениях А.И. Солженицына,
* * * Итак, «Записки из Мертвого дома» Ф.М. Достоевского выступают одним наиболее ярких художественных произведений, автобиографичность и документальность которых в преломлении в художественном творчестве писателя делаю их не только достоянием русского литературного творчества, но и ярким свидетельством эпохи, источником изучения истории России XIX столетия. Это произведение впервые глазами очевидца-художника явило российскому обществу «каторжный мир» - мир тюрьмы с его судьбами, нравами, бытом, показало человека в условиях несвободы тюремной. Одновременно его необходимо рассматривать и как источник изучения российской истории, реализации российского уголовного законодательства в дореформенной России. Произведение Ф.М. Достоевского стимулировало обращение к теме тюрьмы, каторги, ссылки, пенитенциарным проблемам в российской обществе. Появившиеся во второй половине XIX – начале XXI вв. художественно-документальные произведения русских писателей, публицистические очерки, научные исследования историков и юристов – все это яркий показатель взаимодействия и необходимости дальнейшего изучения проблематики, объединенной общей темой – «Право и Литература». Они могут и должны использованы в преподавании права, могут стать мощной иллюстраций к пониманию государственно-правовых процессов в обучении юристов, формировании их правопонимания. References
1. Sm.: Zapiski iz Mertvogo doma F.M. Dostoevskogo. SPb., 1862. Ch. 1-2. Dalee po testu tsitiruetsya: Dostoevskii F.M. Zapiski iz Mertvogo doma // Dostoevskii F.M. Polnoe sobr. soch. v 30 t. M., 1972. T. 4.
2. Sm.: Rasskaz, ne voshedshii v tekst «Zapisok iz Mertvogo doma». Iz vospominanii A.P. Milyukova. // Dostoevskii F.M. Polnoe sobr. soch. v 30 t. M., 1972. T. 4. Prilozhenie. 3. Dostoevskii F.M. Pis'ma. 1834-1881. // Dostoevskii F.M. Sobr. soch. v 15 t. SPb., 1996. T. 15. S. 81. 4. Dostoevskii F.M. Dnevnik pisatelya. M., 2011. T. 1. S. 199. 5. Sm.: Dostoevskii F.M. Idiot // S Dostoevskii F.M. obr. soch. v 15 t. L., 1996. T. 6. Dostoevskii F.M. Sobr. soch. v 15 t. SPb., 1996. T. 15. S. 88. 7. Tam zhe. S. 88-90. 8. Dostoevskii F.M. Kratkie biograficheskie svedeniya, prodiktovannye pisatelem A.G. Dostoevskoi // Dostoevskii F.M. Poln. sobr. soch. v 30 t. M., 1984. T. 27. S. 121. 9. Tartakovskii A.G. 1812 god i russkaya memuaristika. M., 1980. C. 22-23. Sm. takzhe: Kodan S.V. Istochniki lichnogo proiskhozhdeniya: ponyatie, mesto i rol' v izuchenii istorii gosudarstvenno-pravovykh yavlenii // NB: Istoricheskie issledovaniya.-2014.-3.-C. 60-93. DOI: 10.7256/2306-420X.2014.3.11431. URL: http://www.e-notabene.ru/hr/article_11431.html 10. Dostoevskii F.M. Sobr. soch. v 15 t. SPb., 1996. T. 15. S. 92. 11. Milyukov A.P. Fedor Mikhailovich Dostoevskii // F.M. Dostoevskii v vospominaniyakh sovremennikov. M., 1990. T. 1. S. 275. 12. Tam zhe. 13. Gertsen A.I. Sobranie sochinenii v 30-ti t. T. 18. M., 1959. S. 219. 14. Milyukov A.P. Ukaz. soch. S. 279. 15. Sm.: Shchennikov G.K. Dostoevskii i russkii realizm. Sverdlovsk, 1978. S. 87. |