Elements of information psychological warfare.

Современность определила новые технологии по приобретению и длительной эксплуатации колоний, совокупность которых получила название информационно-психологической войны. В современной литературе информационно-психологическая война определяется как новая форма борьбы двух и более сторон, которая состоит в целенаправленном использовании специальных средств и методов влияния на информационные ресурсы противника, а также защиты собственного информационного ресурса для достижений назначенных целей^[1], хотя, конечно же, такая формулировка носит достаточно абстрактный характер. Сама суть информационной войны заключается в нанесении населению культурной травмы, приводящей к нарушению национальной идентичности^[2]. Ведь информационная бомба в этой войне взрывается в самой гуще людей, осыпая нас шрапнелью образов и в корне меняя и восприятие нашего внутреннего мира, и наше поведение^[3].

В определениях информационной войны затрагивается, как правило, лишь тактика применения тех или иных операций информационных войн, оставляя за фасадом стратегические цели и задачи самой военной операции. В силу этого, думается, будет верным определение информационно-психологической войны как совокупности технологий, направленных на разложение общественного сознания в странах потенциального (геополитического) противника в целях снижения сопротивления в случае внешней экспансии и для реализации успешной реализации колониальной политики.

Информационная война осуществляется в виде "цветной революции", которая представляет собой спланированную смену режима в результате психологической операции по обработке гражданского населения, осуществляющаяся как бы самим гражданским обществом под видом демократизации и в интересах третьих лиц^[4].

Новый режим должен радикально порвать со своим прошлым, выстраивая новый проект, полностью контролируемый Западом. Основные черты такого режима: это внедрение неолиберальной идеологии, радикальные экономические реформы на основе "шоковой" терапии, политико-правовые реформы на основе рецепции западного права. В результате будет создана управляемая политическая и экономическая элита и остальной дезорганизованный народ. Эти технологии прошли обкатку на странах Латинской Америки, в Индонезии, в странах Африки, постсоветском пространстве.

В информационно-психологической войне четко прослеживается цель - распространение пораженческой идеологии, порождающей массовый коллаборационизм. Технологии, применяемые в рамках такой войны, можно с уверенностью назвать политико-правовой «промывкой мозгов», когда население потенциальной колонии радикально меняет свои убеждения, заменяя их на навязанные. В результате население приветствует интервентов, добровольно отдавая им рычаги управления государством (здесь не имеется ввиду современная ситуация с Крымом, так как Россия никогда не выступала метрополией).

Рассматриваемая модель управления колонией не подразумевает внешнего управления. Она опирается на атрибуты государственности, внутренне являясь крайне зависимыми от определенной страны (США) или группы стран (Запад). Специфика же этой модели заключается в затушевывании понимания объективных политико-правовых процессов у населения колоний и метрополии, с помощью внедрения определенных политико-правовых мифов, поддерживающих установленный колониальный порядок.

Запад разработал определенные технологии, позволяющие колониям, де-юре, приобретающим независимость от метрополии, считаться свободными, но сохраняя де-факто свою зависимость. Одна из таких технологий получила название модернизации. Она возникла в 1950-1960-е гг. для обслуживания идеи о догоняющем развитии бывших колониальных стран, и первоначально модернизация понималась как вестернизация, т.е. копирование западных устоев во всех областях жизни^[5]. Этот факт не скрывает и идеологи такой модернизации западного типа. Так, П. Штомка заметил, что содержание термина «модернизация» может относиться только к отсталым или слаборазвитым обществам и описывает их как социальное движение, направленное на то, чтобы догнать развитые страны мира^[6].

Вестернизация получила свое распространение на страны третьего мира, а после победы в "Холодной" войне - и на все постсоветское пространство. Действительное содержание процессов модернизации не смущает российских исследователей, рассматривающих модернизацию (вестернизацию) в ключе глобализационных процессов как некую закономерность развития человечества. Так, например, Л.М. Романова убеждает научную общественность, что глобализация в качестве характеристики современного цивилизационного процесса представляет собой форму интеграции человечества в целостную систему на базе ценностей западноевропейского гуманизма, идеологически обеспечивающего политико-правовой процесс, протекающий на национальном, региональном и глобальном уровнях. ^[7]

Любые критические замечания относительно содержания такой модернизации, неприемлемости, губительности для России приводят к эмоциональным негодованиям, наподобие таких какие встречаются у А.М. Буровского: «весь пафос книги Паршина направлен на идею изоляции России от остального мира. … Такие книги, как «Почему Россия не Америка?», годятся только для двух целей: для пропаганды изоляционизма любой ценой и для использования в гигиенических целях. Впрочем, для последних целей крепированная туалетная бумага подходит все-таки лучше» ^[8].

Однако показательно, что еще ни одной стране, освободившейся от колониализма и принявшей вестернизацию, как основную модель модернизации, не удалось не только сравняться с западными державами, но хоть сколько-нибудь преодолеть бедность населения и коррупцию государственной власти. В результате ситуация становится гораздо хуже, чем была до этой модернизации. Поэтому можно с полным правом признать вестернизацию как новую форму колонизации, не только не позволяющей выйти «модернизирующейся» стране из кризиса, продолжающегося не одно десятилетие, но и несущей различного рода выгоды иной стране (странам) в пользу которой идут такие преобразования.

Модернизационные модели, насаждаемые Западом, отвечают правовой ментальности западного человека. Это феномен культуры США, получивший свое окончательное оформление после Второй мировой войны, когда это государство оформилось в Империю, готовую распространять в различном варианте свою культуру по всему миру как единственно верную. Олицетворением такой культуры является культура WASP (White Anglo – Saxon Protestant), то есть культура белых поселенцев англо-саксонского происхождения и их потомков, составляющих основную часть элиты современного американского общества. Несмотря на нарастание иммиграционных волн, культура этой части американского населения по-прежнему относится к культурной доминанте США. ^[9]

Эта культура основывалась на протестантизме, причем на его радикальной форме, так как Северную Америку населяли именно такие протестанты. Характерной особенностью протестантской культуры является собирание «льгот», то есть свидетельств и последствий завоевания благодати, которые приобретаются благодаря светской активности. Собирание этих «льгот» основывается на учении о «предистинации», согласно которому человек получает наказание и награды не после смерти (как учит православная традиция), а при жизни, еще в этом мире, и проявляется это в материальном благополучии человека.

Из данной теории следует, что богатый и преуспевающий человек есть автоматически и в силу самого этого факта «праведник», а бедный и обездоленный – «грешник». Отсюда вытекает мораль: высшей добродетелью является богатство и преуспевание, а высшим грехом – нищета и неудача. ^[10]

Достаточно четко дали характеристику протестантизма еще в XVI веке испанцы, заметив, что «нидерландская ересь сильно способствует обогащению». В свете идеологии протестантизма процветает теория, что Богом данную территорию США «добросовестный христианин должен заселить и освоить во славу Божью». Освоение протестантами континента осуществлялось в условиях постоянных стычек первых колонистов, а в дальнейшем и войн государственных войск с автохтонным этносом – индейцами. Подобные столкновения оцениваются в значительной степени американских исторических сочинений как обязательное условие освоения пространства и его «окультуривание» ^[11]. Протестантизм в качестве такой основы крестовых походов особенно зарекомендовал себя в эпоху колониализма западных стран. Родившийся у англичан на идеологической почве кальвинизма комплекс «богоизбранности», генетического превосходства британской расы породил в свою очередь доктрину «бремени белового человека» и доктрину о цивилизаторской миссии англичан в мире. И та, и другая имели явно расистский характер. ^[12] Этот комплекс был полноценно внедрен в американскую правовую ментальность.

Отношение к СССР, к постсоветской России вытекает именно из этой специфической идеологии Запада по отношению к остальному неевропейскому миру^[13], которое и не скрывалось. Несмотря на протянутую СССР руку дружбы М.С. Горбачевым, Запад рассматривал этот шаг исключительно как капитуляцию в "Холодной" войне и вел себя в качестве победителя. Поражение СССР в «Холодной войне» открыто праздновалось в стране-победительнице. Президент Дж.Буш (ст.) в послании о положении страны в январе 1992г. объявил нации о грандиозном успехе внешней политики США и поздравил американский народ с исторической победой^[14]. Гейтс, директор ЦРУ США в июне 1992г. прошел «победным маршем» по Красной площади, а затем заявил сопровождающим его журналистам: «Это мой личный парад Победы». ^[15]

Директор ЦРУ Дж.Вулси также в свою очередь констатировал: «На протяжении 45 лет мы боролись с драконом – Советским Союзом и, в конце концов, убили его». При этом Дж. Вулси не преминул отметить, что его ведомство «готово к переменам», вызванным окончанием «холодной войны», и вновь воспользовавшись метафорой, добавил: «… но мы обнаружили себя посреди джунглей, кишащих ядовитыми змеями… За множеством этих змей труднее уследить, чем за драконом, действия которого можно было предсказать. Однако и змеями можно управлять через тех людей, которые у нас есть. Риск возникновения катастрофы (например, ядерной) не так уж велик. Поведение многих лидеров предсказуемо сейчас в большей степени, чем раньше». ^[16]

Ожидаемые результаты «перестройки» реально оценивались, прогнозировались и направлялись США. Здесь с целью постоянного отслеживания развития событий в Советском Союзе был создан так называемый «Центр изучения хода перестройки». В его состав вошли представители ЦРУ, РУМО (военная разведка), Управления разведки и исследований госдепартамента. В соответствии со специальным указанием президента этому центру предоставлялась разведывательная информация, получаемая как из агентурных, так и официальных источников по линии всех ведомств. «Центр» на ее базе готовил разведывательные сводки по нашей стране для докладов лично президенту США и членам Совета национальной Безопасности. Созданный в это же время международный интеллектуальный штаб «Модернизация» внимательно следил за развитием обстановки в России, наращивая коалиционные усилия в строго определенных направлениях. Видимо, общий ход событий вполне устраивал Запад. Отсюда и вытекала всемерная поддержка Западом Горбачева и других «архитекторов перестройки», которые вели нашу страну в «нужном» направлении. Естественно, возглавили штаб «модернизации» России США. ^[17]

На правах страны-победительницы, США открыто вмешивались во внутренние дела России. Об этом говорит выступление президента США Билла Клинтона на совещании в Объединенном комитете начальников штабов 24 октября 1995г.: «В России, стране, где еще недостаточно сильно влияние США, необходимо решить одновременно несколько задач: - всячески стараться не допустить к власти коммунистов. При помощи наших друзей создать такие предпосылки, чтобы в парламентской гонке были поставлены все мыслимые и немыслимые препоны для левых партий; - особенное внимание уделить президентским выборам. Нынешнее руководство страны нас устраивает во всех отношениях. И потому нельзя скупиться на расходы. Они принесут свои положительные результаты. Обеспечив занятие Ельциным поста президента на второй строк, мы тем самым создадим полигон, с которого уже никогда не уйдем». Впоследствии, Билл Клинтон в своем выступлении на совещании в Объединенном комитете начальников штабов 24 октября 1995г. констатировал факт: «мы получили сырьевой придаток, не разрушенное атомом государство, которое нелегко создавать. Да, мы затратили на это миллиарды долларов, а они уже сейчас близки к тому, что у русских называется самоокупаемостью. За четыре года мы и наши союзники получили различного стратегического сырья на 15 млрд. долл., сотни тонн золота, драгоценных камней и т.д.»

Выделение же обещанных финансовых средств на постсоветскую модернизацию России со стороны Запада вылилось лишь в финансовое обеспечение приватизационных процессов. Так, Б. Клинтон даже без согласования с Конгрессом США перечислил бюджетные деньги Международному валютному фонду, которые были переданы Б. Ельцину как кредит вовсе не для стабилизации экономики, а для финансирования организационных расходов на приватизацию. Координатор американской помощи Ричард Морнингстар оправдывался: "Если бы нас там не оказалось с нашим финансированием Чубайса, смогли бы мы выиграть битву за приватизацию? Возможно, что нет. Когда вы говорите о нескольких сотнях миллионов долларов, вы не собираетесь изменить страну, но можете предоставить нацеленное содействие в помощь Чубайсу".^[18] И только сейчас глава Следственного комитета Бастрыкин скромно сообщил российской общественности, что "за приватизаторами нередко стояли либо прямо иностранцы, либо второй ряд иностранцев. они выкупали ленинградские оборонные предприятия и потом просто их банкротили"^[19]. Однако какого-то пересмотра результатов приватизации так и не произошло.

Отсутствие обещанной финансовой поддержки реформам постсоветской России достаточно емко охарактеризовал Джеймс Бейкер, государственный секретарь при Джордже Буше-старшом (1989-1992). На вопрос Петра Авена о причинах неполучения финансовой помощи сродни той, что получила Мексика, он заметил, что "У нас с Мексикой не было сорока лет холодной войны".^[20] Принципиальное нежелание реально помогать модернизации своему геополитическому противнику - России, превращение российского государства в фактическую колонию является характерной особенностью Запада. Кроме того, этот факт объясняет и причины активного вмешательства Запада в лице США во внутренние дела России. Не случайно при принятии важнейших решений в 90-е годы президент России использовал указания советников МВФ в ущерб национальным интересам. В результате, заключив договоры с Международным валютным фондом, Мировым Банком, Международным банком реконструкции и развития, Президент и Правительство России выполняло их инструкции, включающие издание указов, постановлений Правительства, внесение в государственную Думу законопроектов, приказов российских министерств и ведомств, заявлений и документов Центрального банка России. ^[21]

Под непосредственным давлением Запада в лице МВФ был реализован комплекс политико-правовых мер («Вашингтонский консенсус»), нанесший существенную травму не только находящейся в кризисе экономике, но и отечественному правосознанию. Он был разработан проф. Дж. Уильямсоном (Институт мировой экономики Гарвардского университета) и включал в себя 10 пунктов: денационализация (приватизация) государственного сектора экономики, финансовая либерализация (т.е. свобода действий иностранных финансово-кредитных институтов, следование национальных финансовых секторов в русле предписаний МВФ); достижение конкурентоспособности валютных курсов; жесткая финансовая дисциплина (сокращение государственных расходов с социальных целей на обеспечение развития конкурентной среды; торговая либерализация, ценовая либерализация, налоговая реформа, открытие границ для иностранных инвестиций, укрепление имущественных прав собственников.

О специфическом характере МВФ для реформируемых стран поведал общественности его бывший сотрудник Дэвидсон Бадху: "Сегодня я ушел из Международного валютного фонда, где проработал 12 лет, в том числе проведя 1000 дней в командировках: я продавал технологии стабилизации экономики и прочие трюки Фонда народам и правительствам Латинской Америки, Карибских островов и Африки. Мое увольнение - бесценное освобождение, и я хочу сделать первый важный шаг в моем путешествии туда, где смогу отмыть руки от крови миллионов бедных и голодающих людей... И этой крови так много, что она течет реками. И она отвратительна, она засохла на мне; мне кажется, что в мире не хватит мыла, чтобы я мог отмыться от всего того, что я для вас делал"^[22]

Сейчас, по истечению не одного десятилетия, западные специалисты заверяют россиян, что в такой реализации западного проекта в России виноват исключительно Б.Н. Ельцин, так как «пускай советы Вашингтона были невежественны и высокомерны (хотя они и не содержали злого умысла), но никто не заставлял Ельцина и его команду следовать им».

Однако существуют международно-правовые документы, закрепившие этот прямой диктат Запада. Кроме того, знание, в форме которого Россия получала американские советы, были формой и одновременно составной частью властных отношений, поскольку предполагалось, что именно на этом знании Россия будет строить свою систему политических институтов, правовых отношений и экономической политики. ^[24]

Влияние разведки США на формирование постсоветской России признаны судебной системой США и нашли свою поверхностную оценку у Президента России В.В. Путина. Так, отвечая на вопрос "сколько лет Вы еще собираетесь Чубайса терпеть "во власти" и "когда его посадят, наконец, за решетку?", В.В. Путин сказал: "Вокруг имени Анатолия Борисовича в качестве советников, как выяснилось сегодня, работали кадровые сотрудники ЦРУ. Но смешнее то, что по возвращению в США их привлекали к суду за то, что они в нарушение закона своей страны обогащались в ходе приватизации в Российской Федерации и не имели на это права как действующие офицеры разведки". Настораживает в этом признании, что Президент об участии кадровых разведчиков другого государства и их роли узнает только сейчас, но по крайней мере, такое признание состоялось де-юре.

В интервью с Л. Сириным, В.П. Полеванов, сменивший А.Б. Чубайса на посту председателя Государственного комитета России по управлению государственным имуществом с 1994 по 1995гг. сообщил, что "только 36 иностранцев сидели в святая святых приватизации России - в кабинетах ГКИ, готовя для самих себя конкурсы, закрытые аукционы. Естественно, что, зная все условия конкурсов, они на них уверенно побеждали. Это были в основном американцы либо русские, работающие на американские компании. Чего стоил один только пресловутый Джонатан Хэй - эксперт -советник ГКИ, на которого уже лежала докладная, что он является кадровым разведчиком ЦРУ"^[25]

Бывший народный депутат С.А. Осминин в беседе с А.В. Островским также отмечал, что в некоторых министерствах начала 90-х годов он лично видел кабинеты иностранных советников, а в московской мэрии слышал иностранную речь чуть ли не на каждом этаже. ^[26]

При назначении В.П. Полеванова на должность, его "за неделю, каждый день друг за другом, ... посетили семь послов стран "Большой семерки". ... Они были настолько шокированы моим назначением, что никак не могли доложить своим хозяевам, что приватизация в России будет продолжаться как надо, а именно такого сообщения от них ждали" В результате, после работы в течение 71 дня работы В.П. Полеванова, "посол в США Воронцов прислал на имя Ельцина депешу, что США крайне возмущены антиприватизационной деятельностью Полеванова, требуют его увольнения, к такому-то сроку в Берне должен быть министр иностранных дел Козырев, чтобы решить с госсектерарем США детали отставки Полеванова, в противном случае очередной транш России не будет предоставлен. ... Вскоре меня вызвал Ельцин, и, стесняясь, сказал: "Придется вам уйти. Я очень хотел, но не получилось". Я подумал: "Ну, раз у Ельцина не получается, то что могу сделать я". И ушел. Нами ведь тогда полностью руководили из-за границы".^[28]

Для того, чтобы обеспечить специалистов-реформаторов Ельцина идеологической и технической поддержкой, правительство США оплатило работу экспертов по переходному периоду, которые отвечали за самые различные вещи: писали указы о приватизации, создавали фондовую биржу нью-йоркского типа, разрабатывали для России рынок инвестиционных фондов. Осенью 1992 года USAID заключила контракт на 2,1 миллиона долларов с гарвардским институтом международного развития, который посылал команды молодых юристов и экономистов для поддержки команды Гайдара. В мае 1995 года Гарвард назначил Сакса директором Института международного развития – это означало, что в России в период реформ он играл двойную роль: сначала был независимым советником Ельцина. А затем возглавил крупнейший форпост Гарварда в России, финансируемый правительством США. ^[29]

Важно отметить, что помимо специалистов права и экономики, в том числе и из западных спецслужб, в Россию был направлен поток неквалифицированных специалистов, разрушавших своими «консультациями» и «советами» еще эффективно работавшую советскую экономическую и правовую системы.

В психологии известен феномен «троянского обучения», в котором учитель, преследуя цель противодействовать развитию ученика, оказывает ему только видимую помощь, а на самом деле учит бесполезному, невыгодному и ложному с целью остановить его развитие. ^[30] Как откровенно отметил доктор М. Хадсон, президент Института долгосрочного экономического прогнозирования США, США, по существу, объявили экономическую войну России, а неудачи российской экономики во многом обусловлены неправильными рекомендациями американских экономических советников и консультантов. ^[31]

Думается, такой «поток» неквалифицированных специалистов был организован именно с целью «троянского обучения». Жутковатую вакханалию по переустройству мира Восточной Европы и России отметил венгерский исследователь Андраш Шайо: «в Восточную Европу устремились самолеты, переполненные разочарованными западными профессорами права, везущими с собой свои излюбленные законопроекты, отвергнутые и осмеянные дома. Эти проекты преподносились новым демократическим режимам как неизбежные. Результатом этого явилась передозировка положений о правах человека и принципах правового государства, прописанных в восточно-европейских конституциях и законодательстве на раннем этапе» ^[32] Так, например, один из знаменитых западных философов современности Карл Поппер настоятельно рекомендовал российским законодателям " кратчайший (хотя, конечно, не вполне совершенный) путь – это заимствование Россией одной из утвердившихся на Западе правовых систем".^[33]

Различного рода «консультанты», эксперты, политики США и стран Европы, требовали, чтобы, как уточнил Р. Пайпс: «в России продолжалась дезинтеграция, пока не будут разрушены до конца все структуры ее институтов». ^[34] Эти требования выполнялись и даже перевыполнялись.

Справедливо мнение, что роль России в качестве «ученика» имела своим неизбежным следствием очень важное качество, с помощью которого США характеризовали свою внешнюю политику, а именно роль ресурсного центра, источник знаний и экспертизы о том, как правильно следует совершить постсоветский транзит. Взятие на себя этой роли в течение достаточно короткого времени привело Соединенные Штаты к формированию представлений о самих себя как о некоей модели организации власти, что, безусловно, было важнейшим составным элементом концепции однополярности в интерпретациях многих американских мозговых центров, а также политических деятелей^[35].

Фактическая утрата суверенитета может прослеживаться и при наличии в правовой жизни общества феномена полномасштабной рецепции западной традиции права. Рецепция права представляет собой заимствование и внедрение идей, правовых институтов, норм, терминологии иностранного права в целях модернизации правовой системы, приобретения международного авторитета либо закрепляющую политическую и экономическую зависимость от других стран^[36].

Западная правовая традиция представляет собой комплекс правовых идей и теорий, сложившихся на протяжении существования западной правовой культуры и выразившихся в идеологии либерализма, основываясь на таких принципах как индивидуализм, инструментализм, технологизм, рационализм, прагматизм, политичность, гражданственность, законность. В настоящее время западная правовая традиция выступает в качестве парадигмы для модернизации правовых систем государств, не относящихся к западной цивилизации^[37]. За добровольностью такой рецепции всегда стоит США (со своей армией и флотом) и остальные страны Запада, всегда готовые поддержать США в случае военной агрессии. Достаточно вспомнить пример с Сербией, с момента начала бомбардировок которой прошло 15 лет.

Рецепция западной традиции права в постсоциалистической России с носила полномасштабный характер, который все же, несмотря на определенную недемократичность, нашел отражение в литературе. Так, исследователи замечают, что основой методологии законотворчества начала 1990-х годов можно назвать даже не сравнительно-правовой метод, а простой перевод зарубежного законодательства^[38]; что «перенос» таких готовых норм часто вообще носил характер юридической эпидемии ^[39], что такая рецепция представляла собой «тяжелую болезнь» ^[40].

Однако суть такой "эпидемии", "болезни" ошибочно связывается с тем, что якобы "Россия является субъектом глобальной политики"^[41], хотя было бы честнее признать Россию рассматриваемого периода объектом глобальной политики Запада, чем полноценным самостоятельным членом мирового сообщества.

Необходимо учитывать, что важной особенностью полномасштабной рецепции западной традиции права является то, что реципируемые институты сохраняют свою «западную» конструкцию, но содержание здесь уже совсем иное, «отечественное», т.е. устраивающее не только государственную власть, но и Запад. Именно в этом проявляется идеологический компонент рецепции как правового явления, выраженный в имитационных процессах построения демократии. Можно с полным основанием назвать эту модель рецепции в качестве декоративной, где за декорациями скрывается сущность такого "правового" государства^[42].

Рассмотрение рецепции права как безликого процесса по переносу правовых ценностей позволяет исследователям упростить свою задачу, избежав изучения главного - идеологического компонента рецепции. Ведь именно идеология реципиента, донора, а зачастую и совместная идеология донора и реципиента образует идеологический компонент рецепции, выражаясь в обосновании и целесообразности отказа от правового прошлого и заимствования «передовых» правовых технологий иностранного происхождения. Пресловутый идеологический компонент рецепции необходимо рассматривать как политико-правовой феномен. Именно здесь находится ключ к пониманию сущности политико-правовых и правовых преобразований, основанных на рецепции иностранного права. Обоснование государством-рецепиентом необходимости полномасштабной рецепции может быть выражено в попытках модернизации права и государства, в различных формах рецепции, сопровождающейся скрытым внутренним политическим «переворотом», скрытой или открытой экспансией донора, демонстрацией преемственности с могучей империей прошлого (Древний Рим) или демонстрацией близости к «цивилизованным» государствам современности (США, страны Европы).

Принципиальное игнорирование политической воли в процессах по рецепции характерно для российской науки. Типичным примером описываемой ситуации служит позиция Н.В. Даниловой, которая считает, что "обращение к французской модели Республики Казахстан, ставшей единственным государством на постсоветском пространстве, отказавшимся от модели конституционного суда в пользу модели конституционного совета, объясняется причинами, лежащими скорее в плоскости политики, нежели права"^[43]. Таким образом, истинные цели и задачи такой рецепции остались за рамками исследования. А как можно определить, удалась ли такая правовая реформа или нет если не понимаешь самого замысла? Ведь и реформы в постсоветской России тоже можно признать неудачными, если не брать во внимание их реальные цели и задачи.

Это тупиковый путь развития юриспруденции, которая самоустраняется от изучения глубинных процессов принятия политико-правовых решений. Как результат такого подхода - поверхностные выводы и суждения, не позволяющие выявить какие-либо закономерности, постичь суть современных правовых процессов. Как пример - суждение В.А. Рыбакова, что, дескать, «обезьянничанье, слепая вера в совершенство заимствуемых институтов не дают ожидаемого эффекта. Освоение чужого опыта должно быть творческим, критическим и органическим». ^[44] В результате, наш отечественный законодатель подобными исследователями рассматривается как глуповатый, невежественный в области права^[45]. Конечно, такая позиция ничего общего с наукой, да и с действительностью в принципе тоже не имеет^[46].

К рассмотрению механизма рецепции права через призму идеологического компонента я пришел еще в 2006г., в результате чего была издана монография "Рецепция права: идеологический компонент"^[47]. С этого периода у такого подхода стали появляться сторонники. Это работы Е.В. Кучумовой^[48], С.С. Фатеева^[49], В.В. Петровой^[50], А. Сунгурова^[51] и ряда других. Однако при этом, исследователи, как правило, ограничиваются лишь констатацией наличия такого компонента рецепции, либо делают из его наличия не совсем верные выводы.

Кроме того, существует также и ряд авторов- "единомышленников", копирующих фрагменты моих работ, мои идеи об идеологическом компоненте рецепции без каких-либо ссылок, как свои собственные. Мало того, происходит закономерное искажение основной идеи, формулируются ошибочные суждения. Так, Н.В. Паршкова, копируя фрагменты моих работ без необходимых ссылок^[52], приходит к ошибочному выводу, что, дескать, ""рецепция права" - это модель права исследуемой правовой системы, основанной на элементах ценностей и институтов другого государства, в основе которого, как базисный фактор, заложена система общих взглядов, вероисповедания общества в целом относительно принципов социального, политического правового порядка, терминологии"^[53]. Но ведь рецепция права - лишь инструмент обновления либо создания права, уж никак не его модель. Рецепция права лишь служит для реализации желаний политической элиты.

Аналогичные ошибки допускает и Е.А. Приешкина, которая в своей статье, также используя без всяких ссылок фрагменты моих работ, и поэтому вроде бы как разделяя мои идеи, в результате приходит к ошибочным, на мой взгляд, выводам. Она уверена, что "во-первых, от качества рецепции права зависит успех модернизации правовой системы. Во-вторых, рецепция может применяться только лишь в случае отсутствия соответствующих элементов, механизмов правового регулирования в действующей правовой системе".^[54] Однако рецепция может применяться и в случаях наличия "соответствующих элементов, механизмов правового регулирования", носящих, например, неэффективный, идеологически устаревший характер.

В.В. Нездемковский, в силу сложившейся традиции, используя фрагменты моих работ об идеологическом компоненте без каких либо ссылок, вдруг неоправданно сужает содержание рецепции. По его мнению, "рецепция представляет собой заимствование правовой системой -реципиентом от правовой системы-донора правовых институтов, норм в силу идеологической направленности реципиента в целях улучшения действия правовой системы"^[55]. Думать, что рецепция преследует лишь одну-единственную цель рецепции в виде улучшения действия правовой системы крайне ошибочно.

Признание идеологического компонента в рецепции права выразилось и в полноценном копировании целого параграфа моей монографии в диссертационном исследовании, посвященном проблемам рецепции в конституционном праве России^[56]. Однако это, к сожалению, никоим образом не повлияло на содержание самого исследования, практически проигнорировавшего суть рецепции западного права в Конституции 1993г.

Мало того, зачастую, мне приписываются суждения, в корне противоречащие мной высказанным. Так, В.И. Кузьменко приписала мне определение рецепции права как "добровольный процесс по заимствованию и внедрению правовых ценностей иностранного происхождения"^[57], хотя в своих работах критиковал именно такое, не отвечающее современным правовым реалиям, определение^[58].

"Слепота" российских ученых, выражающаяся в полнейшем игнорировании содержания полномасштабной рецепции приводит к рассмотрению принципиальной благости ее характера. В юридической науке она рассматривается только как «один из источников обогащения нашего гражданского права» ^[59], кроме того, подразумевается, что этот «источник» является основным. Даже в 2009г. все также слепо утверждается, что правовая политика России переживает один из наиболее ответственных этапов своего развития. Он связан с формированием подлинно демократической политической системы, созданием действенных механизмов обеспечения и защиты прав и свобод личности, совершенствованием правовых основ деятельности государственной власти, укреплением конституционной законности и правопорядка, повышением эффективности законодательной и правоприменительной деятельности, формированием социально ответственного и справедливого правосудия, выработкой адекватных мер противодействия коррупции и иным правонарушениям и т.д ^[60]. Оказывается, в России осуществляются реформы, призванные модернизировать страну, привести ее в соответствие с новыми реалиями и занять лидирующее положение в мировом социально-экономическом и политическом пространстве^[61].

Мало того, игнорирование расстрела "Белого Дома" с физическим уничтожением его защитников (кроме лидеров) не позволяет понять ни авторитарного характера российской конституции 1993г., ни выстраивания политико-правовой системы, в которой практически не учитывались интересы российского населения. Как достаточно точно охарактеризовал А. Фурсов, для того и переносилось западное право, чтобы отсечь большую часть населения от "общественного пирога", - и отсекли, причем во всем бывшем европейском соцлагере^[62].

В результате в российской науке сложилась тенденция рассмотрения Конституции 1993г. в качестве основного достижения российской демократии. Мало того, утверждается о некоей самодостаточности российской правовой системы, содержащей в своей основе "довольно высокую степень независимости права от политики"^[63].

Но в результате нашествия западных идей Конституция Российской Федерации стала выступать своеобразной хартией экспансии западного права в России. Откровенно нерусский характер Конституции, ее особая жесткость дают возможность специалистам сравнения с «европейским аэробусом»: «в Конституции РФ 1993 года можно увидеть конституционный эквивалент европейского аэробуса, собранного из деталей, изготовленных в нескольких странах». ^[64] Ей также дают характеристику и «конституционного унисекса»: «Текст российской конституции вобрал в себя формулы, разбросанные чуть ли не по всем конституциям мира. Это была универсальная одежка, этакий конституционный «унисекс» - и для мальчиков, и для девочек, но на особенности «православной конституции» он не был рассчитан». ^[65] Были полностью проигнорированы такие ценностные основания российской государственности как духовность, соборность, державность, патриотизм, стремление к справедливости, уважение к труду, приоритет морали над правом, патернализм и др.

Явное нежелание видеть подноготную политико-правовых процессов 1993г. является характерной чертой современных научных исследований. Здесь типичной позицией служит мнение Дудко, рассматривающего Конституцию РФ 1993г. в контексте процессов модернизации. По его мнению, конституционная революция, явившаяся следствием ускоренной модернизации, получила важный результат - авторитарными методами была введена демократическая конституция^[66]. Он, суммируя исторические наблюдения, приходит к неожиданному выводу, что Конституция 1993г. в некотором роде не только разрывает историческую преемственность, но и восстанавливает ее, возвращая нас к ситуации, возникшей после первой русской революции и характеризовавшейся альтернативностью направлений развития. Конституция 1993 года - это завершение российского конституционного цикла, начавшегося в 1905 году. Пройдя за столетие цикл революционных потрясений, российское общество, по существу, вернулось к исходной форме, разумеется, уже с другим социальным содержанием. ^[67] В результате, таких размышлений, получается и то, что "сам факт заимствований в российской Конституции соответствует общей практике. Несомненно, однако, что полученный результат не только оказался жизнеспособным, но подтвердил свою эффективность во время острых конституционных конфликтов прошедшего десятилетия"^[68]

Но не только российская Конституция явилась продуктом рецепции западной традиции права. Она обозначила ориентиры, по которым пошла полномасштабные реформы, радикально меняющие ориентиры отечественной правовой системы за западные, причем периода столетней давности, времен дикого капитализма.

Исторический опыт показывает, что российское государство может заставить себя модернизировать исключительно при приближении войны. В российских условиях, когда государство практически постоянно отражало военную угрозу, перед началом военных действий, происходила модернизация всех сторон жизни, в том числе и правовая. Она также основывалась на полномасштабной рецепции западного права, но в виде необходимых для российских условий образцов. Этот военный фактор модернизации в истории России играл определяющую роль. Сама страна – в ее огромных территориальных границах – формировалась в противостоянии постоянному внешнему давлению и периодической агрессии. Пока крепостническая абсолютистская Россия громила «передовых» шведов при Петре I, турок при Екатерине Великой и самую «передовую» наполеоновскую Францию, не возникало вопроса, льются пушки на казенных или на частных заводах, руками наемных рабочих или крепостных^[69].

Именно угрозой внешней агрессии можно объяснить и полномасштабную модернизацию Российской империи на основе рецепции западной культуры в XVIII в. Артикулы Воинские 1716 г. представляли собой точный перевод военных артикулов шведского короля Густава-Адольфа 1621-1632 гг., законов императора Леопольда I, датского короля Христиана V, французских ордонансов и регламентов^[70]. Так же не возникало вопросов и в отношении заимствований иностранных правовых институтов. Для модернизации выбиралось только самое необходимое, эффективно работающее в российских условиях^[71], могущее в краткие сроки дать необходимый эффект. Так, шведское государственное устройство казалось тогда образцом во всей Европе. Экономическая система Швеции и России были отчасти похожи, а шведская строго централизованная административная структура являлась отражением абсолютистской формы правления и импонировала русскому царю, заинтересованному в создании в своем государстве системы, направленной на его возвышение, подобно могущественной Швеции, поразившей в XVII в. мир своим подъемом^[72].

Коллежская реформа на основе рецепции шведского права осуществлялась на основе апрельского указа 1718г., который официально определял способ устройства коллегий в России: «всем коллегиям надлежит ныне на основании шведского устава сочинить во всех делах и порядках по пунктам; а которые пункты в шведском регламенте неудобны, или с ситуацией сего государства не сходны, и оные оставить по своему рассуждению. ^[73]

В результате рецепции шведского права, приспособление к условиям русской финансовой и административной практики так далеко увело российскую правовую систему от исходных пунктов, что она, в конце концов, сохранила мало общего со своими образцами. Заимствования в большей степени отразились на формальной, технической стороне дела: была учреждена шведская коллегиальная структура, но она претерпела значительные изменения, приспосабливаясь к русскому Сенату; российское государство было разбито на новые областные единицы – провинции, но в жизни от властей «герада» остался земский комиссар с совершенно изменившейся компетенцией, а шведский приход оказался вовсе не применим к отечественным условиям. Подход к введению новой податной системы также был инициирован зарубежным опытом, но разработка реформы была совершенно самостоятельна. ^[74]

При анализе и оценке модернизационных проектов прошлого и настоящего, основанных на полномасштабной рецепции западного права, важно видеть истинные мотивы их разработки, те вызовы, на которые они реально отвечали. Например, следует иметь ввиду, что советская модернизация 30-х годов также осуществлялась перед лицом остро ощущаемой угрозы иностранной интервенции. Именно в результате такого самоощущения широких слоев общества и, одновременно, сверхмобилизационных устремлений власти советская модернизация велась так, как если бы война уже шла, методами военного времени. Такое понимание позволяет иначе оценивать те издержки, на которые было готово идти и шло на деле советское общество. ^[75]

Результат такой модернизации налицо. Вся история индустриального развития России в военный период 1941-1945гг. свидетельствует о полной конкурентоспособности отечественной промышленности. Процесс нововведений в ней определялся логикой развития военной техники и технологии, а не требованиями потребителей и условиями конкуренции. Вся работа ориентировалась на достижение не экономических показателей, в тактико-технических характеристик. Советскому военному производству (включая научный и конструкторский потенциал) приходилось в ходе всей войны вести фактическое соревнование с противником^[76].

Эти успешные результаты видны из следующих статистических данных. Так, потеряв в 1941г. 67% стрелкового оружия, 91% танков и САУ, 90% орудий и минометов, 90% боевых самолетов, отечественная промышленность уже в 1943-44гг. могла полностью оснастить всем необходимым 6 танковых армий, 10 артиллерийских корпусов, 44 артиллерийские дивизии прорыва, 10 воздушных армий^[77]. Советская промышленность в 1942-1944гг. ежемесячно производила свыше 2 тыс. танков, в то время как в Германии только в мае 1944г. был достигнут максимум их выпуска – 1450 танков. В среднем советская танковая индустрия производила ежемесячно больше бронетанковой техники, нежели промышленность гитлеровской Германии. ^[78]

Можно по- разному относиться к недавнему советскому прошлому. Но факт остается фактом: Россия (в облике СССР) к середине ХХв. была единственной страной в мире, которая осуществила модернизацию, не попав в зависимость от Запада, соединив коллективистскую ценностную парадигму с парадигмой модерна^[79]. Слова И.В. Сталина были не пустым звуком: "Мы отстали от передовых стран на 50-100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут".^[80] Это было руководство к действию, которое успешно выполнялось. В результате мы разгромили фашистскую Германию, которой помогали практически все страны Запада (за исключением США и Великобритании).

Все же остальные успешные современные модернизации, проведенные на основе рецепции западного права, жестко привязывают такого реципиента к определенному донору. Примером этого явления может служить современная Япония, Германия^[81].

Была ли в последние двадцать лет в постсоветской России модернизация? Думается, что нет. В условиях постоянных призывов о необходимости модернизации страны, обуздания инфляции и борьбы с коррупцией действительность приносит сюрпризы в виде регулярных пожаров торфянников и домов престарелых, взрывов складов с боеприпасами, аварий судов, начиная с подводных лодок и заканчивая "Булгарией", призыв Президента к гражданскому обществу по управлению страной вызывает ностальгическую аналогию с высказыванием В.И. Ленина о возможности управления страной любой кухарки, что может быть расценено как признание руководства страны в своем бессилии навести порядок^[82]

В настоящее время, ситуация связанная с присоединением Крыма, и обострением в связи с этим внешнеполитической обстановки дает реальный шанс России встать с колен, заявив знакомые с советского детства слова: "Мы не рабы, рабы не мы". Искренне надеюсь, что словами здесь не обойдется. Мы стоим перед развалинами нашей страны, ущерб от такой модернизации еще предстоит объективно оценить. Такая оценка позволит понять, что необходимо воссоздавать заново, деприватизировать, конфисковывать и т.д. Знаю точно, надо создавать самодостаточную экономику. Это придется делать сначала. При ее создании придется переделывать всю правовую систему России, как не отвечающую интересам российского населения.

Полномасштабная рецепция западного права, сопровождавшаяся широким внедрением политико-правовой мифологии о благотворности этого действия, в момент государственно-правового и экономического кризиса позволила переключить общественное внимание на грядущие положительные перемены, тем самым снижая протестный потенциал российского общества. Внешняя сторона такой рецепции ориентировалась на раскрученные образцы зарубежной правовой культуры, такие как концепция «правового государства», «прав человека», «либерализма», «гражданского общества» и т.д. Она выражалась декларативно-подражательным характером («именно так, как на Западе») и характеризовалась переносом тех или иных элементов иностранной правовой культуры без учета особенностей отечественной правовой ментальности.

Данную модель рецепции права, развернутую в 90-е годы в нашей стране можно охарактеризовать как "декоративную", так как истинные цели и задачи ее прячутся за фасадом модернизации. Данная модель вообще характерна для стран, переживающих кризисные явления в государственно-правовой сфере, где правящая элита чувствует свою слабость и возможность ухода с политической сцены. В большинстве случаев внедрение такой модели приводит к утрате или существенному ограничению суверенитета страны-реципиента. Это касается геополитической стороны дела. Другой же особенностью декоративной рецепции является сознательная деформация внедряемых правовых идей, институтов в связи с интересами политической элиты.

Поражение в "Холодной" войне закономерно привело к радикальному изменению идеологии российского государства в рамках декоративной рецепции. Данная модель внедрения западно-правовых ценностей устраивала обе стороны – как Запад в лице США, так и российскую- в лице политической элиты и обслуживающей ее интересы номенклатуры. Запад достиг в поражении своего геополитического врага основную цель – дискредитацию социализма как нового пути развития человечества, получив при этом доступ к природным ресурсам бывшего СССР. Для бывшей советской политической элиты такое «закамуфлированное» поражение явилось сохранением, как говорят на Востоке, «своего лица». Кроме того, она сохранила и упрочила свою власть над российским обществом и получила возможность открыто и без каких-либо ограничений (в том числе моральных) обогащаться за счет ограбления государства и его населения.

Один из идеологов российской модернизации, американский экономист Дж. Стиглиц, свидетельствует, что США удалось протолкнуть свои интересы благодаря российской национальной элите, которая свои личные интересы ставила превыше государственных. Более того, была предпринята попытка реализовать неолиберальную модель модернизации, предложенную США и международными структурами, которая противоречила интересам российского государства, но выражала, прежде всего, интересы США и ТНК, активно осваивавших постсоветское пространство. ^[83]

Предварительно в общественное сознание были запущены мифы об ошибочности СССР как геополитического проекта и о передовом пути развития западной цивилизации. На фоне развала СССР, углубляющегося экономического кризиса эта мифология определила западную направленность россиян, покорность политико-правовым и экономическим преобразованиям, в разы ухудшивших жизнь населения.

Такая модель рецепции как политико-правовой феномен возникла не только в современной России. Это характерная особенность государств постсоветского пространства, позволяющая властным элитам контролировать свое общество. Поэтому если и происходят здесь цветные революции – политический курс таких государств не изменен. Признавая слабость демократии в странах на пространстве бывшего СССР, В.В.Путин подчеркивал в сентябре 2009 г.: «Демократии в наших странах являются слабыми, политические системы неустоявшимися, а правовой режим достаточно неопределенный» ^[84].

Рецепция западной традиции права в постсоциалистической России с 90-х годов носила полномасштабный характер, который нашел отражение в литературе. Так, исследователи замечают, что основой методологии законотворчества начала 1990-х годов можно назвать даже не сравнительно-правовой метод, а простой перевод зарубежного законодательства^[85]; что «перенос» таких готовых норм часто вообще носил характер юридической эпидемии ^[86], что такая полномасштабная рецепция это - «тяжелая болезнь» ^[87]. Утверждается, что "суть современной рецепции права, происходящей в России, заключается в копировании правовых норм, сформировавшихся в условиях иных правовых культур"^[88]. Однако суть такой «эпидемии» связывается исключительно с тем, что «Россия является субъектом глобальной политики» ^[89]. Хотя было бы честнее признать Россию рассматриваемого периода объектом глобальной политики Запада, чем полноценным самостоятельным членом мирового сообщества.

Исследователи принципиально не желают замечать идеологического содержания декоративной рецепции, считая, что одной из больших проблем в процессе современных демократических преобразований в России является отсутствие у общества и политической элиты, осуществляющей государственную власть, согласованного представления о том, к чему должны привести страну демократические преобразования. В отсутствии четкой идеологической ориентировки демократизация предстает инструментом движения к цели, общие черты которой политическая элита обрисовывает в нормах права, а общество – в мифологических идеях и образах^[90].

Отдельные «неудачи» в правостроительстве замечаются, но их корень видится в «бездумном копировании» законодателем иностранного правового опыта. Так, замечается, что в современной отечественной юриспруденции широкое распространение получила практика необоснованного копирования зарубежных юридических институтов. В большинстве случаев тип правовой системы не принимается во внимание. Причем особо активно реципировались элементы англосаксонского права. Попытки включения чужеродных институтов постоянно предпринимаются как в законотворчестве, так и в научных исследованиях. Достаточно широкое распространение получила практика, когда авторы законопроектов, обосновывая свою позицию, безапелляционно ссылаются на принадлежность России к определенному типу правовой системы^[91].

Недопонимание идеологического фактора выстраивания российской правовой системы по примеру Запада, но без рецепции самой системы, в которой существуют данные заимствуемые институты, механизма компромисса с обществом, игнорирования механизма сдержек и противовесов, существующего в западной правовой традиции демонстрируют российские исследователи. Здесь показательно признание факта рецепции правового института XIXв. с соответствующей философией капитализма. Исследователи даже в этом видят некий позитив: «Проблема собственности занимает одно из центральных мест в Конституции РФ. В ней собственность носит чуть ли не абсолютный характер. Закрепление этого института в Российской Федерации выдержано в духе цивилистических традиций XIX века. И это вполне закономерно, так как Россия относится к числу стран, недавно вышедших из социализма, и фактически заново создает институт частной собственности, который нуждается в повышенной юридической защите. Этот институт должен вначале устояться и закрепиться, как институт права с его абсолютностью и неприкосновенностью, чтобы не было поползновений со стороны кого бы то ни было его ликвидировать, а по мере укрепления этого института можно ставить вопрос о социализации частной собственности, как это сделано в развитых демократических государствах мира. Для России в данном случае существующее законодательство западных стран не может служить идеальным примером, поскольку народы с высокоразвитым сознанием, основанном на уважении к частной собственности, не нуждаются в специальной конституционной защите права частной собственности». ^[92]

И, не удивительно, что взращенный российской идеологией приватизации, новый российский собственник – это носитель криминальной культуры, это собственник криминального типа, а не рационального, как должно быть, если опираться на работы Вебера. ^[93] Поэтому и ведет он себя не как предприниматель, а как бандит, безжалостно и беспринципно. Это и есть та социальная поддержка существующего режима, которую разрушительные для российского общества процессы безусловно устраивают.

Если рассматривать экономический аспект будущего России, то и здесь оптимистические прогнозы вряд ли возможны^[94]. Большая часть проблем страны и уязвимость ее экономики в будущем связана с ложными ориентирами экономического развития, не учитывающими реального состояния национальной экономики и социальной сферы. При постоянно растущих доходах государственного бюджета от экспорта нефти и газа около 25 млн. россиян находятся в настоящее время за чертой бедности. В 2007 г. эксперты зафиксировали пятнадцатикратный разрыв в доходах между «бедными» и «богатыми». Не решена масса других социальных проблем, а именно: высокий уровень коррупции; высокая смертность населения, в том числе от алкоголизма и наркомании; дифференциация в уровне развития регионов России; низкое качество медицинского обслуживания и пенсионного обеспечения; неудовлетворяющий общество ход реализации Национальных проектов: «Доступное жилье», «Сельское хозяйство», «Образование» и «Здравоохранение» ^[95].

В результате декоративной модели рецепции, когда западные по форме институты видоизменяются под интересы правящей элиты, закономерно рождаются своеобразные политико-правовые симбиоты, состоящие из разнообразных, разноплановых по своему характеру, иностранных правовых институтов, плохо подогнанных друг к другу, не приспособленных к российским условиям и не способных полноценно влиять на процесс модернизации государства и общества в целом. Проявились и такие недостатки российской правовой системы как громоздкость, наличие множества пробелов, мертворожденных, не отражающих потребностей общества абстрактно-теоретических конструкций, коллизионных и недействующих правоположений ^[96]. Кроме того, иерархичность и опора на теневые отношения с властью, подкрепляемые подарками и услугами, стали фундаментальными характеристиками самой российской культуры ^[97].

Научный мир приходит к выводу, что такие проекты «модернизации» духовного опыта на базе идеологий неолиберализма, «общечеловеческих ценностей», «плюрализма мнений» мотивируют формирование антропологических агрессивных практик. Становится все более очевидным, что рост конфликтогенного потенциала социума служит причиной и одновременно выражением, во-первых, включения в зону борьбы субъективных интересов все более глубинных структур жизнедеятельности людей, а как следствие этого, во-вторых, деградацию и распад биогенетических матриц культурно-цивилизационного творчества Homo sapiens. ^[98]

Оценивая реформирование российской правовой системы на основе полномасштабной рецепции западного права следует признать справедливость замечания Н.Г. Стойко, что изменение типовой принадлежности отечественного судопроизводства в результате масштабных правовых заимствований равнозначно потере национальной идентичности. ^[99]

Однако это все внутренние характеристики российской правовой системы. Внешняя же характеристика достаточна красива. Это европейский облик. Все это напоминает сексуального маньяка в костюме от Армани: внешность дорога и соблазнительна, внутренность же просто ужасна…

В литературе существует тенденция видеть в процессах по полномасштабной рецепции западной традиции права модернизацию российской традиции права. Так, А.Г. Дудко вообще видит в рецепции конституционно-правовых ценностей «один из основных способов совершенствования конституционного строя» ^[100], «один из способов модернизации». ^[101] Этого же мнения придерживается и В.А. Рыбаков, утверждающий, что «заимствование иностранного права применительно к России выступало и выступает в качестве одного из основных способов модернизации общественного, в том числе, правового строя» ^[102]. Оказывается, правовая и судебная реформы, начатые в нашей стране, имеют своей целью приведение отечественного права в соответствие с европейскими стандартами. ^[103] А.Г. Гузнов утверждает, что рецепция западной традиции права в России времен «модернизационного нетерпения» выразилась в характерных чертах, которые приобрело российское государство и право. ^[104] Мало того, утверждается, что заимствуемые и правовые институты и процедуры, закрепляемые в российском законодательстве, "рассчитаны на развитое гражданское общество, которое в России еще не готово воспринять многие законодательные модели общественных отношений"^[105]

Таким образом, результат поражения в «Холодной войне» привел к становлению новой формы российского государства, внешне суверенного, но не вполне самостоятельного, сырьевого по своему характеру. Особую роль в этом процессе играет политическая элита России. Это действительно умелые менеджеры, у которых свои цели и задачи. Не всегда эти цели и задачи совпадают с желаниями российского населения. В большинстве случаев - противоречат. Но основная цель – сохранения спокойствия на постсоветском пространстве и ресурсная функция ею успешно выполняется. Соответственно, научный мир пытается объективно определить сущность российского государства, созданного на обломках СССР. В большинстве случаев, она определяется в рамках неоколониальной модели: «когда добытые в стране природные ресурсы продаются за границу, а вырученные за них деньги выводятся из страны через стабилизационный фонд. Тем самым реализуются две задачи. Первая – не дать развиваться стране-неоколонии. И вторая – использовать ресурсы неоколонии для развития метрополии». ^[106]

Конечно, если за модернизацию понимать современное состояние российского государства – она полностью удалась. Так, к настоящему времени Россия, помимо вывоза природных ресурсов и капитала, занимает первое место в мире среди стран, где процветает рабство и жестокая эксплуатация людей. Российские преступные группировки не только экспортируют рабов в другие страны, но и ввозят бесправную рабочую силу на территории страны. ^[107] Вполне справедливо мнение М. Делягина, считающего, что российское государство – самый эффективный управленческий организм. Это инструмент по переводу биомассы, официально именуемой «российское население», в личные богатства чиновников, хранящихся в фешенебельных странах. Когда мы говорим, что это устройство неэффективно, то ведем себя как овцы, которые между собой обсуждают «ужасную неэффективность» скотобойни. Когда человек говорит о неэффективности российского государства, это звучит примерно так же нелепо, как гипотетические разговоры евреев в 1942 году о неэффективности Освенцима^[108]

В результате российское общество еще больше проникается ощущением собственной слабости, беспомощности перед лицом сил, которые оно не в силах контролировать. Массовые ожидания снижаются. Надежда и оптимизм замещаются безальтернативностью. ^[109]

Но такое очевидное влияние донора на правовые и экономические реформы в России, в настоящее время категорически отрицается с высоких трибун. Президент РФ В.В. Путин неожиданно убежденно сообщил общественности, что, оказывается, «Россия 14 лет назад сделала для себя выбор в пользу демократии – и не для того, чтобы быть приятной для кого бы то ни было, а для себя самой, для нашей страны, для наших граждан. Основополагающие принципы демократии, институты демократии должны быть адаптированы к реалиям сегодняшней российской жизни, к нашим традициям и к истории. И это мы сделаем сами». ^[110]

Трудно, конечно, спрятать очевидный для общественности факт, что полномасштабная рецепция осуществлялась далеко не в пользу основного населения Российской Федерации. И даже не для государства Российской Федерации непосредственно. Полновесную экономическую и политическую пользу от этих отечественных реформ получили и стабильно получают государства и общественность Запада, а также и больше всех - правящая элита в России в 90-е.

К настоящему моменту наступает определенное прозрение у российского общества. Становится очевидным, что развитые страны не собираются строить национальные экономики других стран. Напротив, используя свое влияние на мировые финансовые и рыночные институты, крупные страны (в первую очередь США) постоянно реализуют принцип двойных стандартов, на современном уровне воспроизводя высокомерную идеологию успеха и избранности. Причем эта идеология все более очевидно противопоставляет себя декларируемым политическими и идеологическими кругами этих государств «для внешнего пользования» идеям либерализма и становится опасной в демократическом и плюралистическом мировом сообществе – опасной в первую очередь самим этим государствам, рискующим стать «мировыми изгоями». ^[111]

Необходимо также отметить, что в результате рецепции западной традиции права, законодателем были заимствованы достаточно опасные для российской цивилизации идеи. Рецепция вредоносных политико-правовых идей выражается в заимствовании идеологии либерализма, концепции правового государства, института президентства, федерализма, конструкции гражданского общества. Данные идеи заимствовались с определенными целями, которые были в большинстве случаев достигнуты, в результате Российская Федерация утратила свое устойчивое положение мирового лидера, превратившись в сырьевого донора западных стран со стремительно вымирающим населением^[112].

Таким образом, современная российская правовая система развивалась в рамках внешнего влияния со стороны западных стран. Это правовая система проигравшего "Холодную" войну государства и те проблемы, которые российское общество в настоящий момент испытывает, являются закономерными. Здесь первой проблемой является невозможность действительной модернизации российской государственности, так как внедрена модель правовой системы, «обкатанной» течении длительного времени на государствах, освободившихся от колониализма и сразу же попавших в экономическую и политическую зависимость со стороны Запада.