Legal modernization of the post-Soviet Russia.

Постсоветская российская правовая система формировалась с активным использованием рецепции западной традиции права. Исследователи замечают, что основой методологии законотворчества начала 1990-х годов можно назвать даже не сравнительно-правовой метод, а простой перевод зарубежного законодательства ^[1]; что «перенос» таких готовых норм часто вообще носил характер юридической эпидемии, ^[2] что такая рецепция представляла собой «тяжелую болезнь» ^[3]. Рецепция права представляет собой заимствование и внедрение идей, правовых институтов, норм, терминологии иностранного права в целях модернизации правовой системы, приобретения международного авторитета либо закрепляющую политическую и экономическую зависимость от других стран^[4]. Важной особенностью полномасштабной рецепции западной традиции права является то, что реципируемые институты сохраняют свою «западную» конструкцию, но содержание здесь уже совсем иное, «отечественное», т.е. устраивающее не только государственную власть, но и Запад. Именно в этом проявляется идеологический компонент рецепции как правового явления, выраженный в имитационных процессах построения демократии. Можно с полным основанием назвать эту модель рецепции в качестве декоративной, где за декорациями скрывается сущность такого "правового" государства ^[5].

Рассмотрение рецепции права как безликого процесса по переносу правовых ценностей позволяет исследователям упростить свою задачу, избежав изучения главного - идеологического компонента рецепции. Ведь именно идеология реципиента, донора, а зачастую и совместная идеология донора и реципиента образует идеологический компонент рецепции, выражаясь в обосновании и целесообразности отказа от правового прошлого и заимствования «передовых» правовых технологий иностранного происхождения. Пресловутый идеологический компонент рецепции необходимо рассматривать как политико-правовой феномен. Именно здесь находится ключ к пониманию сущности политико-правовых и правовых преобразований, основанных на рецепции иностранного права. Обоснование государством-рецепиентом необходимости полномасштабной рецепции может быть выражено в попытках модернизации права и государства, в различных формах рецепции, сопровождающейся скрытым внутренним политическим «переворотом», скрытой или открытой экспансией донора, демонстрацией преемственности с могучей империей прошлого (Древний Рим) или демонстрацией близости к «цивилизованным» государствам современности (США, страны Европы).

Принципиальное игнорирование политической воли в процессах по рецепции характерно для российской науки. Типичным примером описываемой ситуации служит позиция Н.В. Даниловой, которая считает, что "обращение к французской модели Республики Казахстан, ставшей единственным государством на постсоветском пространстве, отказавшимся от модели конституционного суда в пользу модели конституционного совета, объясняется причинами, лежащими скорее в плоскости политики, нежели права" ^[6]. Таким образом, истинные цели и задачи такой рецепции остались за рамками исследования. А как можно определить, удалась ли такая правовая реформа или нет, если не понимаешь самого замысла? Ведь и реформы в постсоветской России тоже можно признать неудачными, если не брать во внимание их реальные цели и задачи.

Это тупиковый путь развития юриспруденции, которая самоустраняется от изучения глубинных процессов принятия политико-правовых решений. Как результат такого подхода - поверхностные выводы и суждения, не позволяющие выявить какие-либо закономерности, постичь суть современных правовых процессов. Как пример - суждение В.А. Рыбакова, что, дескать, «обезьянничанье, слепая вера в совершенство заимствуемых институтов не дают ожидаемого эффекта. Освоение чужого опыта должно быть творческим, критическим и органическим» ^[7]. В результате, наш отечественный законодатель подобными исследователями рассматривается как глуповатый, невежественный в области права^[8]. Конечно, такая позиция ничего общего с наукой, да и с действительностью в принципе тоже не имеет^[9].

К рассмотрению механизма рецепции права через призму идеологического компонента я пришел еще в 2006г., в результате чего была издана монография "Рецепция права: идеологический компонент"^[10]. С этого периода у такого подхода стали появляться сторонники. Это работы Е.В. Кучумовой^[11], С.С. Фатеева^[12], В.В. Петровой^[13], А. Сунгурова^[14] и ряда других. Однако при этом, исследователи, как правило, ограничиваются лишь констатацией наличия такого компонента рецепции, либо делают из его наличия не совсем верные выводы.

Кроме того, существует также и ряд авторов- "единомышленников", копирующих фрагменты моих работ, идеи об идеологическом компоненте рецепции без каких-либо ссылок как свои собственные. Мало того, происходит закономерное искажение основной идеи, формулируются ошибочные суждения. Так, Н.В. Паршкова, копируя фрагменты моих работ без необходимых ссылок^[15], приходит к ошибочному выводу, что, дескать, ""рецепция права" - это модель права исследуемой правовой системы, основанной на элементах ценностей и институтов другого государства, в основе которого, как базисный фактор, заложена система общих взглядов, вероисповедания общества в целом относительно принципов социального, политического правового порядка, терминологии"^[16]. Но ведь рецепция права - лишь инструмент обновления либо создания права, уж никак не его модель. Рецепция права лишь служит для реализации желаний политической элиты.

Аналогичные ошибки допускает и Е.А. Приешкина, которая в своей статье, также используя без всяких ссылок фрагменты моих работ, и поэтому вроде бы как разделяя мои идеи, в результате приходит к ошибочным, на мой взгляд, выводам. Она уверена, что "во-первых, от качества рецепции права зависит успех модернизации правовой системы. Во-вторых, рецепция может применяться только лишь в случае отсутствия соответствующих элементов, механизмов правового регулирования в действующей правовой системе"^[17]. Однако рецепция может применяться и в случаях наличия "соответствующих элементов, механизмов правового регулирования", носящих, например, неэффективный, идеологически устаревший характер.

В.В. Нездемковский, в силу сложившейся традиции, используя фрагменты моих работ об идеологическом компоненте без каких либо ссылок, вдруг неоправданно сужает содержание рецепции. По его мнению, "рецепция представляет собой заимствование правовой системой -реципиентом от правовой системы-донора правовых институтов, норм в силу идеологической направленности реципиента в целях улучшения действия правовой системы"^[18]. Думать, что рецепция преследует лишь одну-единственную цель в виде улучшения действия правовой системы крайне ошибочно.

Признание идеологического компонента в рецепции права выразилось и в полноценном копировании целого параграфа моей монографии в диссертационном исследовании, посвященном проблемам рецепции в конституционном праве России^[19]. Однако это, к сожалению, никоим образом не повлияло на содержание самого исследования, практически проигнорировавшего суть рецепции западного права в Конституции 1993г.

Мало того, зачастую, мне приписываются суждения, в корне противоречащие мной высказанным. Так, В.И. Кузьменко приписала мне определение рецепции права как "добровольный процесс по заимствованию и внедрению правовых ценностей иностранного происхождения"^[20], хотя в своих работах я критиковал именно такое, не отвечающее современным правовым реалиям, определение^[21].

"Слепота" российских ученых, выражающаяся в полнейшем игнорировании содержания полномасштабной рецепции приводит к рассмотрению принципиальной благости ее характера. В юридической науке она рассматривается только как «один из источников обогащения нашего гражданского права» ^[22], кроме того, подразумевается, что этот «источник» является основным. Даже в 2009г. все также слепо утверждается, что правовая политика России переживает один из наиболее ответственных этапов своего развития, который связан с формированием подлинно демократической политической системы, созданием действенных механизмов обеспечения и защиты прав и свобод личности, совершенствованием правовых основ деятельности государственной власти, укреплением конституционной законности и правопорядка, повышением эффективности законодательной и правоприменительной деятельности, формированием социально ответственного и справедливого правосудия, выработкой адекватных мер противодействия коррупции и иным правонарушениям и т.д.^[23]. Оказывается, в России осуществляются реформы, призванные модернизировать страну, привести ее в соответствие с новыми реалиями и занять лидирующее положение в мировом социально-экономическом и политическом пространстве ^[24].

В российской науке сложилась тенденция рассмотрения Конституции 1993г. в качестве основного достижения российской демократии. Мало того, утверждается о некоей самодостаточности российской правовой системы, содержащей в своей основе "довольно высокую степень независимости права от политики"^[25]. Но в результате нашествия западных идей Конституция Российской Федерации стала выступать своеобразной хартией экспансии западного права в России. Откровенно нерусский характер Конституции, ее особая жесткость дают возможность специалистам сравнения с «европейским аэробусом»: «в Конституции РФ 1993 года можно увидеть конституционный эквивалент европейского аэробуса, собранного из деталей, изготовленных в нескольких странах». ^[26] Ей также дают характеристику и «конституционного унисекса»: «Текст российской конституции вобрал в себя формулы, разбросанные чуть ли не по всем конституциям мира. Это была универсальная одежка, этакий конституционный «унисекс» - и для мальчиков, и для девочек, но на особенности «православной конституции» он не был рассчитан». ^[27] В ней были полностью проигнорированы такие ценностные основания российской государственности как духовность, соборность, державность, патриотизм, стремление к справедливости, уважение к труду, приоритет морали над правом, патернализм и др.

Явное нежелание видеть подноготную политико-правовых процессов 1993г. является характерной чертой современных научных исследований. Здесь типичной позицией служит мнение Дудко, рассматривающего Конституцию РФ 1993г. в контексте процессов модернизации. По его мнению, конституционная революция, явившаяся следствием ускоренной модернизации, получила важный результат - авторитарными методами была введена демократическая конституция^[28]. Суммируя исторические наблюдения, он приходит к неожиданному выводу, что Конституция 1993г. в некотором роде не только разрывает историческую преемственность, но и восстанавливает ее, возвращая нас к ситуации, возникшей после первой русской революции и характеризовавшейся альтернативностью направлений развития. Конституция 1993 года - это завершение российского конституционного цикла, начавшегося в 1905 году. Пройдя за столетие цикл революционных потрясений, российское общество, по существу, вернулось к исходной форме, разумеется, уже с другим социальным содержанием. ^[29]

В результате, таких размышлений, получается и то, что "сам факт заимствований в российской Конституции соответствует общей практике. Несомненно, однако, что полученный результат не только оказался жизнеспособным, но подтвердил свою эффективность во время острых конституционных конфликтов прошедшего десятилетия"^[30]

Но ведь не только российская Конституция явилась продуктом рецепции западной традиции права. Она лишь обозначила ориентиры, по которым пошла полномасштабные реформы, радикально меняющие ориентиры отечественной правовой системы за западные, причем периода столетней давности, времен дикого капитализма.

Полномасштабная рецепция западного права, сопровождавшаяся широким внедрением политико-правовой мифологии о благотворности этого действия, в момент государственно-правового и экономического кризиса позволила переключить общественное внимание на грядущие положительные перемены, тем самым снижая протестный потенциал российского общества. Внешняя сторона такой рецепции ориентировалась на раскрученные образцы зарубежной правовой культуры, такие как концепция «правового государства», «прав человека», «либерализма», «гражданского общества» и т.д. Она выражалась декларативно-подражательным характером («именно так, как на Западе») и характеризовалась переносом тех или иных элементов иностранной правовой культуры без учета особенностей отечественной правовой ментальности. Данную модель рецепции права, развернутую в 90-е годы в нашей стране можно охарактеризовать как "декоративную", так как истинные цели и задачи ее прячутся за фасадом модернизации. Данная модель вообще характерна для стран, переживающих кризисные явления в государственно-правовой сфере, где правящая элита чувствует свою слабость и возможность ухода с политической сцены. В большинстве случаев внедрение такой модели приводит к утрате или существенному ограничению суверенитета страны-реципиента. Это касается геополитической стороны дела. Другой же особенностью декоративной рецепции является сознательная деформация внедряемых правовых идей, институтов в связи с интересами политической элиты. Кризисные явления в современной правовой системе проистекают именно с периода ее становления, когда политическая воля населения России практически полностью игнорировалась.