Moral and Ethical Issues of the Humankind In Terms of Transfer to Sustainable Development

Ursul Arkadii Dmitrievich Doctor of Philosophy Head of the Center, Scholar at theof the Academy of Sciences of Moldova; Professor, Moscow State Univeristy 119991, Russia, Moscow, Leninskie Gory 1, building #51 ursul-ad@mail.ru Other publications by this author

Marushevskii Gennadii Borisovich PhD in Philosophy student for a doctor's degree of the Department of Philosophy and Methodology of State Administration at National Academy of Public Administration under the President of the Ukraine 03057, Ukraine, Kiev, ul. Ezhena Potye 20 gbmarush@gmail.com

Современный этап развития общества характеризуется значительным возрастанием влияния деятельности человечества на динамику биосферных процессов. Технократическая эра в значительной степени способствовала повышению качества жизни людей. Вместе с тем, появились глобальные экологические проблемы, суть которых сводится к тому, что если общество и далее будет развиваться в том же направлении и такими же темпами, то способность нашей планеты поддерживать жизнь быстро исчерпается.

В процессе исторического развития человечество неоднократно сталкивалось со сложными проблемами. Вместе с тем, только в последней четверти XX века эти проблемы приобрели глобальный характер и поставили человечество на грань самоуничтожения. Никогда так стремительно не возрастала численность населения на Земле. Никогда не накапливалось такого количества мощнейшего оружия, дающего возможность уничтожить жизнь на Земле. Никогда раньше для обеспечения жизнедеятельности общества не использовалось столько природных ресурсов, и никогда не было такого огромного количества отходов.

Обострение указанных проблем заставляет переосмысливать основные морально-этические основы жизнедеятельности человека и общества. Только при условии осознания обществом основных морально-этических принципов отношений людей между собой, а также принципов отношения людей к другим живым существам и природе в целом можно изменить современные негативные тенденции общественного развития.

Довольно распространенным является представление о том, что любые проблемы могут быть решены техническим путем. Но технические решения – это решения, требующие изменений только в технологиях и почти (или вообще) не требующие изменения поведения людей или изменения общественной морали. Научно-технический прогресс способствовал решению многих проблем. Поэтому не удивительно, что люди и дальше надеются, что наука и техника помогут решить новые проблемы. Американский психолог Абрахам Маслоу, просмотрев многочисленные литературные источники о будущем общества, обнаружил, что добрых 95% этих изданий «полностью посвящено чисто технологическим изменениям и совершенно оставляют в стороне вопросы о добре и зле, о правильном и ошибочном» ^{[1, с. 31]}. Речь идет о техническом усовершенствовании возможностей человечества и почти не затрагиваются вопросы совершенствования человека и общества. Большая часть предсказаний базируется на экстраполяциях, исходящих из существующих тенденций развития и не учитывающих возможностей коренного изменения этих тенденций вследствие изменения общественных отношений.

Однако, еще в 1968 году американский биолог Гаррет Хардин обратил внимание на целый класс проблем, которые нельзя решить техническими средствами ^{[2, с. 1243]}. Это, например, проблема перенаселенности и проблема роста военного потенциала, сопровождающаяся постоянным ослаблением национальной безопасности. Пути решения проблем, не имеющих технических решений, нужно искать не в технологической, а в морально-этической сфере, в сфере человеческих ценностей.

Существование разных классов проблем связано с существованием разных форм рациональности и соответственно разных подходов к решению этих проблем. Представители коммуникативной практической философии (Ю. Хабермас, К.-О. Апель, В. Хесле) указывают на существование коренного отличия между технологической и этической рациональностью. Технологическая рациональность направлена на овладение объектами и установление контроля над ними. Она связана с анализом целей и поиском средств, способствующих достижению этих целей. Этическая же рациональность связана «не с решением вопроса, какие средства следует применять, чтобы достичь определенной цели, а с более фундаментальной проблемой, а именно – в чем состоит легитимность самой цели» ^{[3, с. 65]}. В случае этической рациональности проблемой является не поиск средств решения технологических вопросов, а достижение взаимопонимания относительно того, какая цель развития является приемлемой для всех заинтересованных сторон. Именно этической рациональностью обусловлено появление парадигмы устойчивого развития, которая ориентирована не только на экономический рост, но и на обеспечение базовых потребностей людей, уменьшение социально-экономического неравенства, уважение к культурным ценностям и возрастание экологической ответственности.

Вопросы морально-этической эволюции человечества часто оставались без внимания как исследователей, так и политиков, считавших приоритетным решение проблем социально-экономического развития общества. Увлекшись научно-техническим прогрессом, исследователи и планировщики развития не уделили должного внимания моделированию социальных структур и социальных отношений, наилучшим образом отвечающих новым реалиям. Ведь именно здесь возникает множество вопросов, связанных с тем, как люди будут воспринимать новые технические изобретения, как изменится жизнь социума вследствие массового использования в общественной жизни научно-технических разработок, насколько трудно человеку будет адаптироваться к новым реалиям и к чему приведут новые возможности человека – к положительным или к отрицательным изменениям в общественной жизни.

Чтобы оправдать ожидания людей в отношении построения безопасного и устойчивого общества (без войн, насилия, чрезмерного экономического неравенства и значительной антропогенной нагрузки на окружающую среду), важно осознать моральные проблемы, которые были в прошлом, и определить этические задачи, которые нужно будет решить в будущем. Угрожающие реалии сегодняшнего дня актуализируют этические поиски человечества, стремящегося найти ответ на извечные проблемы обеспечения свободы, справедливости, ответственности, счастья и здоровья.

Если попробовать обобщить, то окажется, что все многообразие морально-этических проблем можно свести к двум общим проблемам: 1) создание хорошего человека и 2) создание хорошего общества. А. Маслоу называет их Большими Проблемами ^{[1, с. 27-28]}.

Первая проблема состоит в том, что для морально-этического прогресса нужны здоровые, развитые и хорошие люди, способные осмыслить существующие проблемы, творчески подойти к их решению, предложить приемлемые решения и, главное, имеющие желание реализовать новые подходы надлежащим образом. Без наличия критической массы таких людей трудно представить поступательное развитие любого общества.

Вторая проблема связана с тем, что поведение человека зависит не только от внутренних факторов, но и от организации общества, которое может побудить человека либо к «хорошему», либо к «плохому» поведению. Будет человек поступать хорошо или плохо в определенной мере зависит от тех условий, в которых он находится. Например, в законопослушном обществе человек мотивирован соблюдать законы этого общества и, наоборот, в обществе, где процветает правовой нигилизм, человек ищет возможность обойти закон.

Современное состояние человеческого общества часто характеризуют как антропологическую катастрофу – уничтожение человеческого в человеке. Полагают, что по сравнению с другими катастрофами (атомной, тепловой или экологической), угрожающими человечеству, антропологическая катастрофа – самая страшная. Сущность антропологической проблемы состоит в том, что общество живет стабильно, пока разрушительный потенциал его производственных и боевых технологий уравновешивается качеством культурных и моральных средств сдерживания. Эту зависимость между ростом инструментального могущества человечества и совершенствованием культурных механизмов сдерживания А. П. Назаретян назвал законом эволюционных корреляций ^{[4, с. 131]}. Увеличение диспропорции между быстрым ростом технического могущества человеческого общества и его медленной культурной трансформацией может привести к гибели человечества. Антропологический кризис связан с тем, что техническое могущество человеческого общества стремительно растет, в то время как отношения между людьми регулируются на основе моральных традиций прошедших эпох.

Поскольку научно-технический прогресс намного опережает культурную трансформацию общества можно говорить даже о «болезненности» современного общества, как это делает Эрих Фромм в работе «Здоровое общество», акцентируя на необходимости исследования патологии цивилизованных обществ ^{[5, с. 137-145]}.

Богдан Гаврилишин, член Римского клуба, указывает на симптомы болезненности современного общества во всех его основных составляющих ^[6]:

• демография: быстрый рост численности населения в бедных странах и старение населения в богатых странах;
• технология: более быстрое развитие технологий по сравнению с индивидуальным и коллективным знанием, мудростью и порядочностью, не разрешающими использовать новые знания для вредных, разрушительных целей;
• экология: угроза экологических катастроф и отсутствие политической решительности для реализации политики устойчивого развития;
• институты: потеря большей части влияния традиционных институтов, заботившихся о сохранении морального здоровья общества (семья, школа, церковь) и возрастание влияния средств массовой информации и Интернета; потеря государствами многих своих возможностей вследствие глобализации;
• экономика: возрастание поляризации между богатыми и бедными; богатые страны стали еще богаче, а многие бедные страны – беднее;
• геополитика: мир стал однополюсным; есть одна правда и один путь к «идеальному» обществу; нет настоящей конкуренции идей, политических философий или экономических доктрин.

В этой статье сделана попытка очертить контуры основных морально-этических проблем. Большинство из них издавна присущи человеческому обществу, но эти проблемы стали актуальными в современную эпоху в связи с возрастанием взаимозависимости регионов, стран и людей и соответствующим увеличением масштабов проблем. Экологический кризис лишь рельефнее высветил существующие морально-этические проблемы человечества, показав, что эти проблемы приобрели глобальный характер. Экологический кризис заставляет переосмыслить морально-этические проблемы человечества, поскольку сейчас они угрожают существованию не только отдельных социумов, но и биосферы в целом.

Одной из основных морально-этических проблем является значительное (иногда чрезмерное) экономическое неравенство.

С социальной и моральной точки зрения наиболее важными для людей являются три вида неравенства ^{[7, с. 35]}:

- биологическое, или витальное, неравенство (касается организма человека; в первую очередь выражается в разной продолжительности жизни и разном здоровье);

- экзистенциальное неравенство (касается социальной среды обитания человека; является важным в социальном, моральном и политическом отношении; не сводится лишь к экзистенциальным различиям между индивидами, поскольку оно институциализировано; красноречивые примеры: расизм, сексизм, социальные иерархии на основании принадлежности к касте или классу);

- неравенство ресурсов (относится к распределению ресурсов, имеющих ценность в данной социальной системе, например, деньги, земля, образование).

Анализ трех форм неравенства дал возможность шведскому социологу Герану Терборну определить тенденции их развития за последние столетия. Терборн отмечает, что на протяжении второй половины XX века элементарные возможности человеческого выживания значительно выровнялись, хотя имеются отдельные негативные тенденции, обусловленные распространением эпидемии СПИДа в Африке и «посткоммунистической травмой» в Восточной Европе. В целом же глобальное биологическое неравенство уменьшилось.

Экзистенциальное неравенство в мире возрастало в течение XIX века и в начале XX века вследствие развития европейского империализма и колониализма, хотя к этому времени была прекращена работорговля и упразднено рабство. Становлению экзистенциального равенства во второй половине XX века помогли опыт победы над нацизмом, а также процессы деколонизации и создания ООН.

Вместе с тем, экономическое неравенство, измеряемое ВВП на душу населения, на протяжении последних 200 лет неуклонно увеличивалось. Одним из главных факторов современного экономического неравенства являются глобальные исторические тенденции. Еще в начале XIX века жители США и стран Западной Европы имели относительно больший доход, чем жители других стран мира. В дальнейшем доходы жителей США все больше и больше превышали доходы жителей других стран. В конце XX века только Японии и Южной Корее удалось улучшить относительные показатели роста благосостояния населения.

Сейчас экономическое неравенство продолжает возрастать: «богатые богатеют – бедные беднеют». Так, соотношение доходов самых богатых и самых бедных 20% жителей планеты в 1960 г. было 30:1, в 1990 г. – 60:1, а в 1997 г. оно возросло до 74:1 ^{[8, с. 35]}. В 2005 году соотношение доходов 10% самых богатых и 10% самых бедных составляло 103:1. Общие доходы 500 самых богатых людей в мире из списка, приведенного журналом «Форбс» (а эти доходы эквивалентны не более чем 5% их активов), превышали общий доход 416 млн самых бедных людей ^{[9, с. 44]}.

Немецкий философ Витторио Хесле считает, что после распада Варшавского договора осталось два мира – мир богатых и мир бедных. Вопрос углубления пропасти между этими мирами все больше превращается в один из самых актуальных моральных вопросов современного мира: «Эта пропасть не только противоречит самым элементарным представлениям о справедливости; вместе с экологическим кризисом и наличием средств массового поражения людей она угрожает выживанию человечества» ^{[3, с. 133]}. Богатство и бедность сосуществуют в мире, но эти крайности оказывают большое влияние на состояние окружающей среды вследствие как чрезмерного потребления природных ресурсов богатыми, так и последней надежды бедных – стремления выжить за счет использования тех же ресурсов.

Акцентирование внимания на экономическом неравенстве вовсе не означает, что альтернативой должно быть экономическое равенство. Полное равенство людей и невозможно, и нежелательно, поскольку оно может привести к замедлению развития общества. Необходимо установить оптимальные, умеренные, справедливые пределы неравенства. Герман Дейли предлагает (в качестве одиннадцатой библейской заповеди) принцип ограниченного неравенства: «Не разрешай неограниченного неравенства в распределении частной собственности» ^{[10, с. 206]}. Он, в частности, считает, что максимальный доход индивида мог бы быть в 10 раз больше минимального. По мнению Г. Дейли, эта цифра имеет эмпирическое обоснование в ряде больших организаций, в частности, в университетах, на государственной и воинской службе. Установление пределов неравенства оказывало бы содействие устранению уравниловки в вопросах вознаграждения за работу, а также давало бы возможность избежать чрезмерного экономического неравенства. Впрочем, правительства, как правило, обсуждают вопросы повышения минимального дохода. Идея ограничения максимального дохода почти не воспринимается из-за того, что мечты и представления о возможности разбогатеть очень популярны как среди богатых, так и среди бедных.

Для решения конфликтных вопросов человечество традиционно использовало насилие с применением оружия разного рода. Для производства этого оружия использовались и используются огромные ресурсы. Фактически человечество создало социальные структуры, поддерживающие культуру войны, а не культуру мира и сохранения жизни на Земле. Это армии, военно-промышленный комплекс, система подготовки военных кадров, научные институты, работающие на оборону. Как это не парадоксально, но на цели уничтожения жизни расходуется намного больше средств, чем на цели его сохранения. Вместо того, чтобы искать пути решения глобальных проблем, в том числе и экологических, люди заняты тем, что производят и периодически применяют оружие.

В 2010 г. военные расходы в мире превысили 1,4 трлн долл. США, что больше совокупного ВВП 50 беднейших стран мира ^{[11, с. 22]}. Американский эколог Лестер Браун сравнил военные бюджеты государств с бюджетом «Плана Б» – плана спасения цивилизации, объединяющего социальные цели развития и цели, связанные с восстановлением природного потенциала Земли. Как видно из табл. 1 и 2, расходы на решение многих социальных и экологических проблем в масштабах всего мира составляют примерно 1/3 военного бюджета США на 2008 год, или 13% мировых военных расходов.

Таблица 1. Военные бюджеты государств в 2008 г. и бюджет Плана Б

^{[12, с. 308]}

Таблица 2. Бюджет Плана Б: дополнительные ежегодные расходы, необходимые для достижения социальных целей и восстановления Земли

^{[12, с. 307]}

Почему же правительства выделяют деньги на создание оружия, расходуя природные ресурсы, количество которых ограничено, и используя его для разрушения культурного и природного наследия? Почему, например, не финансировать образование, позволяющее решить проблему занятости населения намного эффективнее, чем производство оружия, и оказывающее содействие не материальному, а духовному развитию человечества, уменьшая при этом антропогенную нагрузку на окружающую среду? Это связано с тем, что люди в своих взаимоотношениях ориентировались и ориентируются на принцип применения силы, позволяющий сильному взять под контроль все имеющиеся ресурсы (человеческие, финансовые, природные). В мире доминирует модель господства-подчинения, а не партнерства. Эта модель связана с непрерывным наращиванием каждой страной своего силового потенциала, со стремлением могущественных государств к мировой гегемонии, а также с опасениями каждой страны в отношении угрозы национальной безопасности. Именно модель господства-подчинения в отношениях между людьми приводит к экономическому неравенству, к социальным и экологическим проблемам.

Важным является и тот момент, что при производстве нового, сверхмощного оружия, например ядерного, допустимым становится значительный риск. Стремление к военной цели отодвигает на задний план вопрос безопасности создаваемых и применяемых технологий. Когда же в основе разработки новой технологии лежит мирная цель, люди избегают сознательного риска. Тогда и продолжительность разработки новой технологии не является критическим параметром, а значит есть время, чтобы найти самую оптимальную и безопасную технологию.

Исторически сложилось так, что экологические проблемы в первую очередь связывали с загрязнением окружающей среды. Это произошло из-за того, что именно вопросы загрязнения чаще всего освещались в средствах массовой информации. Современный экологический кризис характеризуется целым комплексом проблем: изменение климата, рост численности населения, исчерпание природных ресурсов, недостаточное количество и загрязнение пресной воды, исчезновение лесов, опустынивание, уменьшение биоразнообразия, эрозия почв, истощение озонового слоя в стратосфере, повышение уровня грунтовых вод, таяние ледников вследствие повышения температуры, урбанизация, распространение заболеваний, пересыхание рек и т.д. Сейчас наблюдаются тенденции обострения этих проблем, что может привести к перерастанию экологического кризиса в экологическую катастрофу, угрожающую омницидом – уничтожением всего живого на Земле.

Оценка состояния земных экосистем показала, что в течение последних 50 лет люди изменяли экосистемы быстрее и интенсивнее, чем в любой другой исторический период. Приблизительно 60% (15 из 24) экосистемных услуг (выгод, которые человечество получает от экосистем), включая пресную воду, рыболовство, очистку воздуха и воды, регулирование регионального и локального климата, природных бедствий и контроль за вредителями, деградируют или используются нерационально. В частности ^{[13, с. 1, 15, 26, 29]}:

• За 30 лет после 1950 г. было распахано больше земель, чем за 150 лет между 1700 и 1850 гг.
• Территория лесных систем мира сократилась наполовину в течение последних трех веков. Леса полностью исчезли в 25 странах, а еще 29 стран утратили свыше 90% своего лесного покрова.
• Утрачено 20% коралловых рифов, а состояние еще 20% за последние десятилетия XX века стало угрожающим. За последние два десятилетия площадь мангровых лесов сократилось почти на 35%.
• В большей части мира биомасса рыбных ресурсов (включая как промысловые виды, так и случайно выловленные) сократилась на 90% по сравнению с уровнями начала промышленного рыболовства.
• Потеря водно-болотных угодий в мире составляет 50% уровня 1900 г.
• Сегодня в результате человеческой деятельности производится примерно столько же химически активного азота, сколько всеми природными процессами на континентах. Более половины всех искусственных азотных удобрений (которые впервые были произведены в 1913 г.), когда-либо использованных на планете, было внесено после 1985 г. Вместе с тем около 50% азотных удобрений смывается с полей.
• За последние несколько столетий темпы исчезновения видов вследствие деятельности человека возросли почти в 1000 раз по сравнению с обычными темпами, характерными для разных этапов истории Земли.

В связи с осмыслением причин и следствий экологического кризиса и поиском социально приемлемых способов его преодоления начало формироваться новое направление современной философии – экологическая этика. Исследователи пришли к выводу, что экологический кризис – это следствие неправильных ценностных ориентаций, которыми руководствуется человек в своей практической деятельности, преобразуя мир природы. Экологическая этика не только анализирует определенные принципы отношения человека к природе и стереотипы человеческого поведения, ведущие к экологическим проблемам, но и предлагает новые принципы и новые подходы к взаимоотношениям в системе «человек-природа», новые модели поведения, которые будут оказывать содействие решению экологических проблем. Акцент на экологической этике очень важен для устойчивого развития, поскольку речь идет о новом типе развития, позволяющем избежать экологических проблем, или, по меньшей мере, смягчить антропогенную нагрузку на природу.

Часто говорят, что человечество – это народы. И все же первый уровень дифференциации человечества – это человеческий диморфизм, существование мужчин и женщин. С появлением в XIX веке феминизма гендерные вопросы стали предметом детального рассмотрения многих наук. Эти вопросы очень важны и в этическом аспекте. То, как мы формируем самые фундаментальные из всех человеческих отношений, глубинным образом влияет на все наши институты и направление культурной эволюции.

История человечества свидетельствует, что на протяжении последних пяти-шести тысячелетий в культурной эволюции доминирует патриархальный тип организации общества, власть в котором принадлежит мужчинам. Поэтому, как справедливо отмечает Э. Фромм, «в отношениях между мужчинами и женщинами речь идет об отношениях между победившей и побежденной сторонами» ^{[5, с. 247-248]}.

Для иллюстрации социального доминирования мужчин в процессах принятия решений можно привести несколько примеров. Так, в 2009 г. среди 150 глав государства было всего лишь 7 женщин (4,7%), а среди 192 глав правительств – 11 женщин (5,7%). Доля женщин среди мирового корпуса министров составляла 17%. Женщины по-прежнему недостаточно представлены в национальных парламентах, хотя доля женщин в парламенте в 2009 г. (17%) возросла по сравнению с 1995 г. (10%). Подобная ситуация наблюдается и частном секторе. Это особенно заметно в крупных корпорациях, где по-прежнему доминируют мужчины. Из 500 крупнейших корпораций в мире только в 13-ти топ-менеджерами были женщины (2,6%) ^{[14, р. 113-118]}.

Уменьшение гендерного неравенства является важным фактором перехода к устойчивому развитию. По мнению представителей одного из течений экологической этики – экофеминизма – в культурной эволюции человечества доминирует патриархальный тип организации общества, который характеризуется логикой господства. Эта логика распространяется не только на женщин, но и на природу. Экофеминизм фокусирует внимание на связи между доминированием мужчин над женщинами и доминированием человека над природой.

Представители экофеминизма исходят из того, что мужские и женские ценности отличаются. Мужские ценности – это господство, авторитарность, узаконенное социальное насилие, иерархическое построение общества. Женские ценности – это забота, ответственность, любовь, отказ от насилия, равноправие, миролюбие, сочувствие. «Мужская культура» делает ударение на таких понятиях, как ум, интеллект, рассудок, культура, объективность и общественная жизнь. «Женская культура» касается таких понятий, как плоть, природные процессы, эмоции, субъективные чувства и частная жизнь ^{[15, р. 107]}.

Изучая литературу и историю Америки, социопсихолог Девид Макклелланд обнаружил, что периоды усиления «мотива общности» (или женских ценностей миролюбия и сочувствия) предшествовали периодам мира. Например, «мотив общности» набирал силу накануне мирных 1800–1810 и 1920–1930 годов. Наоборот, заметный сдвиг литературных тем в сторону мотивации «имперской власти» (или мотивации мужского господства) почти неизбежно заканчивался войнами. В истории Англии наблюдается такая же закономерность. Риан Айслер считает, что исследования Д. Макклелланда подтверждают важное положение о том, что «мягкие» женские ценности, присущие партнерской модели общества, стимулируют созидание, а не разрушение ^{[16, с. 189-191]}. Такие периоды ориентации на партнерскую модель общества, как неолит, расцвет древнего Крита и елизаветинский век в Англии, характеризуются взлетом творческой активности.

Мужская мораль отличается от женской. Мужская мораль – это мораль прав и справедливости. Она основана на признании равенства прав всех людей. Моральный субъект в контексте морали справедливости действует справедливо в отношении не конкретных людей, а носителей универсальных моральных принципов. Главным в морали справедливости является отношение к самой морали, к морально правильному принципу. Женская мораль – это мораль заботы и ответственности. Она основывается на чувстве непосредственной связи между людьми, на понимании потребностей конкретного человека. В этом случае моральное действие определяется способностью к сопереживанию, сочувствию, эмоциональной чувствительности ^{[17, с. 350]}.

Женская мораль заботы и ответственности качественно отлична от мужской морали справедливости. В эпоху экологического кризиса человечеству не хватает именно морали заботы – заботы как о природе, так и о будущем человечества. Женщины уже продемонстрировали силу и значение женской морали в вопросах защиты окружающей среды. Так, начало массового общественного экологического движения (1960-е годы) связано с именем американского морского биолога Рейчел Карсон. Ее книга «Безмолвная весна», рассказавшая о негативных последствиях для живых организмов использования ДДТ и других пестицидов, вызвала значительный общественный резонанс. Австралийский врач Хелен Кэлдикотт, начиная с 1971 г., практически в одиночку склонила общественное мнение в Австралии к необходимости выступить против проведения Францией атмосферных испытаний ядерного оружия в южной части Тихого океана. Ее деятельность содействовала созданию движения «Врачи мира за предотвращение ядерной войны». С деятельностью еще одной женщины – Гро Харлем Брундтланд, премьер-министра Норвегии и председателя Международной комиссии по окружающей среде и развитию (Комиссия Брундтланд) – связано появление доклада «Наше общее будущее», положившего начало обсуждению концепции устойчивого развития на уровне международной и даже мировой политики.

Современное общество часто характеризуют как потребительское. Потребление стало центральным принципом экономической и социальной жизни. Ценности потребления проникли во все сферы жизнедеятельности, формируя новые общественные явления и стили жизни. Сейчас люди используют намного больше вещей, чем предыдущие поколения, а также имеют намного более высокие материальные потребности.

Чрезмерное потребление, наблюдаемое в первую очередь в западных странах, приводит к возрастанию антропогенной нагрузки на окружающую среду. Показателем, измеряющим уровень потребления людьми природных ресурсов, является «экологический след». Он учитывает потребление сельскохозяйственных культур и рыбы в качестве продовольствия и для других целей, потребление древесины, использование пастбищ и земель для выращивания кормовых культур, а также выбросы СО₂. Если экологический след представить в виде количества планет, необходимых человечеству для поддержания нынешнего уровня потребления природных ресурсов, то окажется, что человечество сейчас потребляет ресурсы 1,5 планет. Человечество прошло пределы, необходимые для реализации устойчивого развития еще в 1980-х годах. В 2008 г. для полного воспроизводства возобновляемых ресурсов, потребляемых человечеством за год, планете было необходимо полтора года ^{[18, с. 12]}. При этом экологический след на душу населения в странах с высоким уровнем дохода превосходит удельный экологический след в странах со средним (в 3 раза) и низким уровнем дохода (в 5 раз) ^{[18, с. 56]}.

Различие в уровне доходов находит свое отражение в неравном потреблении ресурсов. Так, на 20% самых богатых людей мира приходится 86% общей суммы личных расходов, потребление 58% мировой энергии, 45% мяса и рыбы, 84% бумаги, наличие 87% личных автомобилей и 74% телефонов. С другой стороны, 20% беднейших жителей планеты потребляют 5% или менее товаров и услуг каждой из перечисленных категорий. Среднее ежегодное потребление энергии в странах ОЭСР практически в 100 раз превышает уровень наименее развитых стран ^{[8, с. 35-36]}.

Неравенство в стандартах потребления становится одним из критериев социальной дифференциации. Современный этап развития человечества характеризуется тем, что созданы новые устройства и технологии, повысившие комфортность существования человека. При этом для одних людей новые социальные блага становятся все более доступными, для других же невозможность воспользоваться новыми благами становится признаком их социального отставания. Тревожные тенденции возрастания социального расслоения и групповой замкнутости в постиндустриальном обществе дают основание говорить о возвращении к сословному обществу, характерному для феодальной системы.

Украинский социолог Евгений Головаха считает, что мы живем в неосословном обществе, в котором сформированы три неосословных сообщества ^[19]. К «первому сословию» принадлежат люди, которые могут удовлетворять все свои потребности и имеют неограниченный доступ к социальным благам современной цивилизации. Сюда входит верхушка западного бизнеса, шоу-бизнеса, профессионального спорта, а также часть традиционного высшего класса. У этого сообщества существует свой стиль жизни и специфические нормы поведения, а также особая инфраструктура, обслуживающая это сообщество, – от традиционной сети магазинов с «космическими» ценами до экзотического космического туризма. Замкнутость этого сообщества поддерживается «неофеодальным» окружением, состоящим из охраны, персональных врачей, тренеров, визажистов и т.п. «Второе сословие» также преимущественно сконцентрировано в западном обществе, обеспечивающем большей части населения качественное питание, комфортное жилье с современной бытовой техникой, доступ к современным средствам связи и передвижения, возможность получать качественную медицинскую помощь, образование, пенсионное обеспечение. Ко «второму сословию» относится «средний класс» в западном обществе и политическая, экономическая и духовная элита в посткоммунистических странах и странах «третьего мира». «Третье сословие» охватывает меньшинство населения в развитых странах и большинство населения мира, живущего в таких условиях, когда проблематичным становится удовлетворение жизненно важных потребностей, а доступ ко многим благам цивилизации ограничен.

Высокие стандарты потребления пропагандируются средствами массовой информации как желаемый образец потребления. Достижение неограниченного потребления является привлекательным как для богатых, так и для бедных, которые стремятся достичь уровня потребления богатых. Такое всеобщее стремление питает и поддерживает неосословную пирамиду, образуя порочный круг стремления к росту потребления и раскручивая маховик сверхпотребления. Для ликвидации неосословного общества необходимо ограничить уровень потребления богатых людей. Но сделать это как раз труднее всего, потому что представители «первого сословия» входят в правящую элиту, в руках которой сконцентрированы как ресурсы, так и средства влияния на массы. Кроме того, именно они в значительной мере определяют направление развития общества.

Стремление каждого человека удовлетворить все свои потребительские желания является одним из главных психологических препятствий на пути перехода к устойчивому развитию, которое невозможно без ограничения чрезмерного потребления.

Следует обратить внимание на то, что общество потребления предоставляет человеку широкие возможности для выбора товаров, но когда человек что-то купил, он все еще может беспокоиться по поводу того, что сделан не самый лучший выбор. К сожалению, это часто переносится на сферу межчеловеческих взаимоотношений, в частности семейных, когда человеку может казаться, что всегда есть кто-то лучше, чем избранный мужчина или женщина. Общество потребления также способствует внедрению культуры одноразового использования вещей. Перенесение этой культуры на отношения между людьми ведет к тому, что люди ценятся так же недолго, как и вещи. В отношениях работодателей и нанимаемых работников такая тенденция ведет к неуважению подчиненных и частой замене одних работников другими.

Следует отметить, что экономисты различают абсолютные и относительные потребности ^{[10, с. 36]}. Абсолютные потребности – это потребности, не зависящие от уровня удовлетворения других потребностей. Относительные потребности – это такие потребности, удовлетворение которых дает ощущение превосходства над другими людьми. Именно эти потребности не насыщаемы, и именно они должны быть ограничены. Отказ от роскоши и престижного потребления может стать наиболее действенным шагом на пути ограничения потребления, шагом, который не будет задевать интересы большинства людей.

Любая сложная система, в том числе и социальная, для сохранения своей структуры, поддержания режима деятельности и реализации своих функций нуждается в управлении, осуществляемом центром управления. В социальных системах такое централизованное управление является функцией правящей элиты. Судьба каждой страны в значительной мере зависит от уровня компетентности, культуры, социальной активности и политической гибкости правящей элиты. Общество для своего развития требует людей умных, творческих, организованных, способных принимать в сложных ситуациях ответственные решения и реализовывать их в жизни.

Целью деятельности идеальной правящей элиты является забота об общем благе общества. Однако идеальной элиты не существует ни в одной из стран мира. Часто наблюдается такая ситуация, когда представители власти заботятся преимущественно о своих собственных интересах. Поэтому одной из важнейших моральных проблем является проблема соответствия деятельности властных структур функциям, определенным их полномочиями и потребностями общества. Если правящая элита использует предоставленные ей властные полномочия для обеспечения собственных интересов, ее деятельность приобретает аморальный характер, поскольку не соответствует общественным потребностям и ожиданиям членов общества.

Британский социолог З. Бауман обращает внимание на то, что раньше стратегия борьбы за власть предусматривала взаимозависимость правителей и тех, кем они управляют. Навязывание норм и выполнение нормативных предписаний, с одной стороны, неразрывно объединяли тех, кто контролирует, с теми, кого контролируют. С другой стороны, обе стороны были привязаны к одной территории. Теперь ситуация изменилась из-за того, что высшие эшелоны правящих элит стали более мобильными, способными быстро перемещаться. Это приводит к снижению уровня их ответственности за последствия деятельности: «Мобильность, обретаемая владельцами и менеджерами капиталов, знаменует собою новое, беспрецедентное по своей радикальности отделения власти от обязательств… Освобождение от ответственности за последствия – это наиболее желанное и высоко ценимое приобретение капитала, обеспечиваемое новой мобильностью, свободой перемещения сквозь любые границы» ^{[20, с. 237]}. З. Бауман отмечает, что нынешним методом господства становится использование хаоса, отсутствие порядка. Господство достигается устранением правил, ограничивающих свободу выбора представителей правящей элиты, и установлением максимально возможного количества правил, предписывающих нормы поведения всем другим. Чем шире поле для маневра у власть имущих, тем больше их власть.

В условиях глобального рынка правящие элиты больше обеспокоены функционированием всей рыночной системы, чем ее национальной части. Глобализация открыла для мировой элиты огромные возможности использования всех достижений цивилизации, начиная с комфортного жилья и достижений медицины и заканчивая наиболее современными методами организации работы и неограниченными возможностями путешествовать как по делам, так и с целью отдыха. Теперь правящие элиты больше тяготеют к международной культуре работы и отдыха (коммерция, индустрия развлечений и международного туризма, информационные возможности), чем к вопросам национального развития.

В результате глобализации возрастает экстерриториальность власти, становящейся все меньше привязанной к определенной территории. Складывается такая ситуация, когда транснациональные корпорации приобретают все больше властных полномочий, а национальное государство их постепенно теряет. Благодаря повышенной мобильности правящие элиты уходят от ответственности перед населением, связывающим свое благосостояние с продолжительной жизнью на определенной территории. Для тех, кто обладает мобильностью, задачи территориального управления кажутся все более «грязной» и отягощающей работой. Поэтому правящие элиты стараются передать ответственность за территориальное развитие тем, кто находится ниже их на ступенях иерархической лестницы и не может отказаться от тяжелой работы.

С точки зрения сохранения природы повышенная мобильность правящих элит имеет негативные последствия. Когда человек живет на определенной территории, он вынужден заботиться о ней, поскольку на этой земле жили его предки и будут жить его потомки. От состояния окружающей среды зависит здоровье и благосостояние этого человека, его семьи и тех людей, в окружении которых он живет и работает. Если же территория рассматривается не как место проживания, а как источник ресурсов, которые можно использовать для личного обогащения, вопросы сохранения окружающей среды отступают на задний план, а главной целью становится получение прибыли. Получив свое богатство за счет чрезмерной эксплуатации этой территории, представитель правящей элиты может не переживать за свое здоровье и благосостояние, поскольку имеет возможность найти себе лучшее место жительства.

Правящие элиты приобретают повышенную мобильность благодаря деньгам, которые «характеризуются способностью проникать сквозь границы и покупать вещи, которые не должны продаваться: освобождение от военной обязанности, любовь и дружбу; саму политическую власть (из-за непомерной стоимости политических кампаний). Лучший способ послужить принципу равенства... это не обеспечивать равное распределение дохода, а установить рамки рыночному империализму, который превращает каждое социальное благо в товар... В чем проблема – так это в господстве денег вне пределов их сферы» ^{[21, с. 21]}. В современном мире значение меновой ценности, измеряемой деньгами, неизмеримо возросло по сравнению с другими культурными ценностями. Сегодня экономические мотивы вытесняют все другие человеческие мотивы, а процесс абстрагирования от культурных ценностей в пользу денег совпадает с процессом абстрагирования от национальных границ, традиций, святынь.

А. С. Панарин отмечает, что в стратегии однополярного мира решающую роль играет не традиционная политика завоевания, а политика привлечения национальных элит на сторону завоевателя и превращение их в своих пособников. Национальные элиты ориентируются на стандарты потребления стран Запада, которые для многих стали референтной (образцовой) группой и которым готовы подражать не только элиты, но и массы. Когда же происходит капитуляция в области культуры, политическая капитуляция становится лишь вопросом времени ^{[22, с. 197-198]}.

А.С. Панарин также считает, что национальные элиты получают возможность попасть в разряд мировой финансовой элиты, только выступив в роли продавцов важнейшего стратегического товара – национальных территорий и ресурсов ^{[22, с. 138]}. Поскольку национальное наследие не может быть приватизировано гражданами других стран, запускается довольно простой процесс, состоящий из двух этапов. На первом этапе местные элиты скупают (фактически «прихватизируют») все национальное достояние, причем не по его действительной стоимости, а за бесценок – по стоимости, определенной вследствие круговой поруки правящей верхушки. В частности, в России под флагом приватизации общенародная собственность стоимостью 1 трлн долларов и бесценные природные ресурсы были «проданы» частным лицам всего за 5 млрд долларов. На втором этапе представители международной финансовой элиты скупают у национальной элиты национальное богатство, назначая не столько рыночную, сколько политическую цену. Эта цена связана с гарантиями безопасности для представителей национальной элиты, для которых всегда открыта дверь в западные страны на тот случай, когда негодование народа по поводу «прихватизации» и соответствующего увеличения экономического неравенства возрастет до критических пределов. Защищая свои корыстные интересы, правящие элиты порывают с национальной культурой и моралью ради того, что они ценят более всего, – собственности, полученной любыми способами.

С появлением новых чрезвычайно мощных технических возможностей влияние информационных технологий на сознание человека значительно возросло. Влияние на сознание – это одна из главных этических проблем, поскольку манипуляция сознанием лишает человека свободы думать и действовать самостоятельно, фактически превращая его в робота, функционирующего на основе заложенной в нем программы.

Способ господства путем духовного влияния на людей через программирование их поведения называют манипуляцией. К людям, сознанием которых манипулируют, относятся не как к личностям, а как к объектам, вещам. Манипуляция – это часть технологии власти в технократическом обществе западного образца. Французский психолог Серж Московичи рассматривает эту технологию власти как западный деспотизм: „Понятиям тоталитарной системы, культа личности или авторитарного режима я предпочитаю понятие западного деспотизма, как более откровенное... Вместо того, чтобы заниматься средствами производства, этот тип власти привлекает средства коммуникации и использует их как нервную систему… Внешнее подчинение уступает место внутреннему подчинению масс, видимое господство подменяется духовным, незримым господством, от которого невозможно защититься” ^{[23, с. 73]}.

Не последнюю роль в коррозии моральных ценностей играют средства массовой информации. Особенно это касается фильмов, телепрограмм, шоу-спектаклей, музыкальных клипов, рекламных роликов, внедряющих в сознание человека культ насилия, вседозволенности, сексуальной распущенности, чрезмерного потребления.

Одним из первых механизмов, позволившим влиять на поведение людей во время покупки товаров, стала реклама. Высокая эффективность рекламы основана на том, что кроме материального потребления человек нуждается в «потреблении» образов. Многочисленные наблюдения за состоянием здоровья полярников, шахтеров, космонавтов и других людей, выполняющих однообразную работу в закрытом пространстве, показали, что продолжительное пребывание в условиях недостаточности информации для органов чувств приводит к «сенсорному голоду» ^{[24, с. 241]}. Возникает «голод на образы». Особенно это касается зрительных образов, недостаток которых становится причиной роста нервных разладов, психических заболеваний или стрессовых состояний.

Органы чувств человека развились в естественных условиях благодаря интерактивному процессу взаимодействия человека с природной средой. Сегодня жизнь человека в значительной мере проходит в искусственной среде, созданной самим человеком. Соответственно процесс взаимодействия с естественной средой все больше замещается взаимодействием с искусственной средой. Красота природы вызывает у человека комплекс положительных чувств: безопасность, расслабленность, покой, свободу, доброжелательность, счастье, ощущение психологического комфорта. Нарушение визуальной среды в городах приводит, как утверждает новое научное направление – видеоэкология, к чрезмерной раздражительности, агрессивности поведения и даже к росту преступности.

С давних времен основные человеческие ценности – истина, добро и красота – рассматривались в неразрывном единстве. Философская традиция утверждения единства этического и эстетического насчитывает свыше двух тысяч лет. В рамках этой традиции этическое и эстетическое всегда было нераздельным, а их единство считалось высшей целью существования как этического, так и эстетического. С появлением телевидения и рекламы единство истины, добра и красоты оказалось разорванным. Увеличение количества красивого в нынешнюю эпоху уже не связывается с возрастанием „массы” добра. Произошло высвобождение эстетического измерения жизни, укореняемого преимущественно в материально-вещевой сфере, от моральных ценностей. Слова Ф. М. Достоевского о том, что „красота спасет мир”, сегодня можно отнести только к природному миру. Природа формирует у человека ощущение красоты и гармонии, поэтическое восприятие действительности, способность к творчеству, осознание необходимости сохранить все многообразие форм и проявлений жизни на Земле.

Вместе с тем, то красивое, что есть в рекламе, может разрушить мир – как материальный мир (поскольку реклама более всего содействует преобразованию живого мира природы в безжизненный мир товаров), так и мир духовный (поскольку реклама рассматривает человека в единственном измерении – только как покупателя). Используя художественные средства, реклама заменяет процесс точного информирования о реальных свойствах товаров стремлением захватить, заворожить покупателя, манипулировать его сознанием. Все это происходит ради получения прибыли, наживы любой ценой.

Аморальность рекламы и рекламного бизнеса как нельзя лучше иллюстрируют слова главного героя повести французского писателя Ф. Бегбедера «99 франков», работающего в рекламной фирме: «Чтобы обратить человечество в рабство, реклама избрала путь въедливого, умелого внушения. Это первая в истории система господства человека над человеком, против которой бессильна даже свобода. Более того, она – эта система – сделала из свободы свое оружие, и это самая гениальная ее находка» ^{[25, с. 22]}. Рыночное общество стремится сформировать в людях потребительское мировосприятие: представить вещи единственными стимулами жизни, мерой престижа и всех человеческих качеств; подменить универсальность духовного богатства универсальностью магазина; ограничить человеческие помыслы повышением материальных стандартов жизни. Теперь главная задача телевидения, радио и прессы – «продать» людям больше товаров, чем они могут использовать, а также искусственно создать потребности, связанные с материальным потреблением.

В качестве альтернативы индустриальному обществу часто рассматривают информационное общество. Однако, не следует забывать, что именно в информационном обществе возможна масштабная манипуляция сознанием людей с помощью мощных информационных технологий. Их объектом становится человек, ощущающий на себе все информационное бремя.

Идея перехода к устойчивому развитию (УР) появилась в результате осмысления глобально-экологических проблем, или более точно и вместе с тем широко – проблем окружающей среды в рамках всей биосферы, когда стало понятным, что эти проблемы тесно связаны с социально-экономическим развитием. И хотя до осознания этой связи было выявлено немало противоречий в развитии человечества, тем не менее, именно во взаимодействии общества и природы проявилось то общепланетарное противоречие, которое считается основным противоречием взаимодействия современной цивилизации с природой. Это социоприродное противоречие между растущими потребностями мирового сообщества и невозможностью биосферы обеспечить эти потребности ^[26]. На это социоприродное противоречие обратил в свое время Т. Мальтус, но только современная экологическая ситуация завершила спор о том, прав ли был этот ученый, и высветила его глобальный и угрожающий существованию человечества характер ^{[27, с. 11-13]}. Причем это противоречие имеет не только ресурсно-экологический аспект, а распространяется на все формы и виды человеческой деятельности.

Подобное противоречие существовало всегда, но оно лишь второй раз проявилось на глобальном уровне и в общечеловеческом масштабе. Первый раз, когда охотничье-собирательское хозяйство разрозненного по племенам человечества уступило место производящему хозяйству, и второй раз – уже во второй половине ХХ – начале XXI века, причем в этот исторический период также приходится изменять сам тип (или форму) развития уже относительно мирового сообщества опять-таки в планетарном масштабе.

В период неолитической революции речь шла в основном о недостатке природных (пищевых) ресурсов, которые нельзя было освоить с помощью палеолитических способов деятельности и экстенсивных технологий. Поэтому агрикультурная революция состояла в формировании нового способа природопользования в производстве продуктов (в основном биологической природы), ранее не существующих в естественном виде и могущих удовлетворять потребности людей, что создало условия для длительного периода обеспечения продовольственной безопасности и последующего демографического взрыва.

На Конференции ООН по окружающей среде и развитию (ЮНСЕД) в 1992 г. широко использовалась дефиниция понятия УР, которая ранее была приведена в книге «Наше общее будущее»: «Устойчивое развитие – это такое развитие, которое удовлетворяет потребности настоящего времени, но не ставит под угрозу способность будущих поколений удовлетворять свои собственные потребности» ^{[28, с. 50]}. Подобная трактовка этого пока еще не существующего типа глобального развития распространяет новые принципы эволюции человечества и его взаимодействия с природой не только на нынешние, но и на будущие поколения, которым ныне живущие на планете поколения должны оставить приемлемые экологические условия и доступные природные ресурсы. И это предлагается в условиях, когда значительная часть нынешних поколений не может удовлетворить даже свои витальные потребности, что уже делает переход к УР в этом варианте весьма проблематичным, что в существенной степени обуславливает трудности и даже первые неудачи такого перехода.

Как отмечалось, существует очевидное противоречие между явно излишними потребностями определенной части нынешних поколений и возможностями удовлетворения даже витальных потребностей поколениями будущими (и настоящими). Рост потребностей нынешних поколений, в особенности потребностей неразумных и патологических (криминальная и богатая часть населения), ведет к существенному уменьшению возможностей и способов удовлетворения потребностей в природных ресурсах и экологических условиях не только нынешних, но и грядущих поколений вплоть до исчезновения человечества в результате глобальных антропоэкологических катастроф.

Если модель неустойчивого развития (НУР) акцентировала внимание на отдельном «экономизированном» индивиде, то модель УР уже выступает как стратегия выживания и глобальной эволюции всего человечества. Стало очевидным, что не только права и свободы, но и жизнь отдельного человека не может быть обеспечена, если будет деградировать и разрушаться вся сфера обитания homo sapiens (которую и поэтому вряд ли сейчас можно именовать сферой разума), не только его социальное, но и природное окружение. Вот почему новая модель (стратегия) цивилизационного развития представляется более гуманной, социально, экономически и экологически справедливой в своей стратегической и политической ориентации и перспективе.

Глобальное расширение человеческой деятельности, с одной стороны, существенно расширяет пространство-время социальных и социоприродных взаимодействий до общепланетарного объема биосферы. Но, с другой стороны, это расширение наталкивается на планетарные (биосферные) ограничения, которые ставят объективный предел дальнейшему расширению социальных и социоприродных процессов и предполагает их «сжатие» и обретение целостности в границах биосферы.

«Рыночное расширение», прежде всего рост рынков и другие параметры экономического роста завершают свою экспансию в сужающемся и в принципе ограниченном мире планеты. Но если расширение рынков по каким-то причинам ограничено, то, с какого-то момента, дальнейшее углубление разделения труда невозможно, а значит, экономика сталкивается с серьезным кризисом, который М.Л. Хазин назвал кризисом падения эффективности капитала. Этот ученый делает вывод: «поскольку процесс расширения рынков ограничен размерами Земли, то научно-технический прогресс в своей нынешней модели принципиально ограничен во времени, он неминуемо должен, рано или поздно, закончиться» ^[29].

Глобальный характер предстоящего развития с его пределами и границами заставляет видеть наше общее будущее уже не таким линейным, каким было раньше это развитие, когда все количественно росло и расширялось – население, производство, спрос и т.д. и т.п. Именно на «идеологии роста» и покоилась рыночная экономика, но если он замедлится и тем более прекратится в силу объективно существующих глобальных обстоятельств, человечество ожидает кризис, из которого можно будет выйти, лишь создав принципиально новую биосферосовместимую устойчивую экономику.

Будущим поколениям уже придется жить в нелинейном глобально-ограниченном мире и им придется соединять не только экономику и экологию, о чем нехотя говорят многие экономисты, но и создавать иную – не просто и не только «зеленую» экономику, а альтернативную нелинейную интенсивную хозяйственную деятельность ^{[30, 31]} и не очень ясно, какое место в нем займет рыночная стихия. И как будут удовлетворять свои потребности наши потомки, когда многие из ресурсов будут не только ограничены, но даже исчезнут, во всяком случае – ряд материально-природных ресурсов, которые хищнически используются сегодня. Невольно придется переходить на информационно-интеллектуальные ресурсы, а значит, создавать ту сферу обитания, которую В.И.Вернадский мыслил ноосферой.

Потребности выживания будущих поколений большинство ныне живущих на планете «здесь и сейчас» не осознает, если видеть развитие человечества в координатах современной рыночно-экономоцентрической стихии. Понимание опережающей потребности к темпоральному продолжению человеческого рода появляется, когда от сиюминутного наша мысль устремляется в глобально-космические масштабы пространства и времени. Эта потребность находится за пределами «рыночного горизонта» мышления, она устремлена в весьма отдаленное гуманистическое устойчивое будущее, имеет принципиально виртуально-стратегический характер. Однако осознание этой опережающей потребности в выживании и продолжении человеческого рода будет влиять и на удовлетворение потребностей нынешних поколений, более рационально трансформируя их в направлении оптимальной реализации в будущем. Это должно сказаться на всех процессах в обществе, на всех уровнях и масштабах развития, связывая их в единую целеустремленную систему. Особую обеспокоенность вызывает глобальный аспект, поскольку он требует координации и интеграции усилий всего мирового сообщества. Важно не просто направить глобализацию по пути УР, на что уже нацеливают документы ООН, а все глобальное развитие должно, по крайней мере, в своей «антропогенной» части, реализовывать цели и принципы УР в его ноосферной ориентации.

Пессимистическая перспектива неустойчивого развития цивилизации как раз и потребовала изменения современной модели этого развития (как модели НУР) с целью реализации постепенно осознаваемой опережающей потребности в темпоральном продолжении существования человеческого рода. Поскольку эта потребность уже в какой-то степени начинает осознаваться, то она представляет собой человеческий интерес, причем долговременного стратегического характера, который все больше должен учитываться по мере перехода к устойчивому будущему глобального мира. Возникшее противоречие между современными и будущими потребностями человечества может решаться только одним единственным способом – сохранением возможностей удовлетворения потребностей будущими поколениями за счет разумного ограничения (естественно, без затрагивания витальных потребностей) удовлетворения потребностей нынешних поколений (но отнюдь не бедной части человечества, у которой уже нечего отнимать). Ведь в условиях ограниченности планетарных ресурсов и экологических условий современные поколения (не все, конечно), по сути, живут взаймы за счет поколений будущих, фактически бездумно растрачивая и природные ресурсы, и создавая для них все более ухудшающиеся условия существования в биосфере. Это явно антигуманно, если иметь в виду стратегическую перспективу существования человечества на исторические периоды времени, а тем более – на ноосферную эпоху, о чем думал В.И. Вернадский, и на астрономические отрезки бытия, о чем мечтал К.Э.Циолковский.

Переход к УР предполагает долговременную целостную систему мероприятий, которые реализуют процесс футуризации потребностей и, тем самым, рационализацию и «стратегическую гуманизацию» потребностей нынешних и будущих поколений. В этом случае будет происходить темпоральная оптимизация потребностей всех упомянутых поколений, проявляющаяся в футуризации и рационализации потребностей человечества, которое необходимо рассматривать не просто как единое целое в пространственном смысле, но и как единое целое в темпоральном измерении. Тем самым речь идет о темпоральной оптимизации и реализации принципа темпоральной целостности существования и дальнейшего развития цивилизации.

Становится понятным, что принципы УР, изложенные в таком важном документе ЮНСЕД как Рио-де-Жанейрская декларация по окружающей среде и развитию и других документах форумов ООН по УР в Йоханнесбурге и опять в Рио-де-Жанейро (Рио+20), должны обрести не только свое темпоральное продолжение, но и не замыкаться в социальном мире, а распространиться в определенной степени на природу (прежде всего, на биоту), которая также «претендует» на удовлетворение своих потребностей в будущем и должна сохраниться, продолжая эволюционировать без мощного негативно-разрушительного воздействия цивилизации. Т.е. речь идет о сохранении биосферы и, прежде всего, ее биоразнообразия, естественных биологических сообществ, которые играют фундаментальную роль в стабилизации и регуляции природной среды ^[32].

Поэтому упомянутая выше дефиниция понятия УР подвергалась критике за свою нечеткость и даже антропоцентричность, поскольку определение понятия УР должно в явной форме учитывать и вопросы сохранения окружающей природной среды. Это в какой-то мере реализовано в Концепции перехода Российской Федерации к устойчивому развитию, где под УР подразумевается «стабильное социально-экономическое развитие, не разрушающее своей природной основы» ^[26]. А улучшение качества жизни людей должно обеспечиваться в тех пределах хозяйственной емкости биосферы, превышение которых приводит к разрушению естественного биотического механизма регуляции окружающей среды и ее глобальным изменениям. Поэтому иногда считают, что устойчивое развитие – это восходящее развитие общества и человека в гармонии с окружающей средой, а не за ее счет. Это, однако, явное преувеличение и даже - «глубинно-экологическое» заблуждение, поскольку всякое живое существо, в том числе и человек, живет только за счет окружающей природы. Но возможно и важно существенно уменьшить разрушение природы, добившись коэволюционных отношений между обществом и природой, реализуя развитие общества в рамках несущей (экологической) емкости экосистем биосферы и этой глобальной экосферы в целом. Коэволюция общества и природы предполагается в этом случае прежде всего в ресурсно-экологическом ракурсе.

Если говорить кратко, то УР – это сохранение биосферы и человечества, их коэволюция в той степени, насколько это еще возможно. Поэтому УР рассматривается как будущая форма глобально-коэволюционного и даже космического взаимодействия общества и природы, обеспечивающая их взаимное сосуществование ^{[33, с. 31-37; 34, с. 58]}.

Особый акцент важно сделать на том, что переход к УР носит глобальный характер и в перспективе будущей цивилизации требует планетарного управления процессом этого перехода. Это означает, что глобализация и другие глобальные процессы должны получить свой новый импульс и стратегическую ориентацию от пока виртуальной модели УР, становясь уже не столько стихийным, сколько социально проектируемым и управляемым (вначале направляемым) процессом эволюционного движения единого человечества. При «вписывании» глобальных процессов в стратегию УР необходимо, чтобы все составляющие этой последней стратегии (и прежде всего, экономическая, социальная и экологическая, а также морально-этическая компоненты) «работали» уже в направлении новой цивилизационной стратегии и парадигмы глобальной устойчивости, все больше вырываясь из старой модели развития, т.е. вместо стихийного процесса становились бы процессом глобально осознаваемым и управляемым.

Экологический акцент на трактовке УР лишь высветил проблему перехода к новой модели развития цивилизации, но вместе с тем в дальнейшем показал ограниченность этого видения УР. Вместе с тем, экологоцентризм трактовки УР при его реализации стал давать сбои, и его в той мере, как этого хотят радикальные экологи, не удается успешно продвигать. И дело здесь не только в отсутствии политической воли руководства государств планеты (да и непонимания большинством населения самой идеи УР, не говоря уже о необходимости такого перехода), но и в самой трактовке этого типа развития. Все больше встречается и развивается более широкое понимание УР как наиболее безопасного, и тем самым более стабильного развития ^[35-38], а не только – экологобезопасного развития.

Состоявшиеся три саммита ООН по УР показали, насколько противоречив и труден путь мирового сообщества к целям выживания и устойчивого развития. Если в Рио-де-Жанейро впервые был провозглашен новый курс в развитии цивилизации, и была определена «новая повестка дня для устойчивого развития», выработано «общее видение ожидающего человечество будущего», то на ВСУР в Йоханнесбурге впервые была сделана оценка готовности мирового сообщества строить это устойчивое грядущее. И надо сказать, что эта оценка оказывается далеко не в пользу будущих поколений и сохранения для них экологических условий и природоресурсной базы планеты, что в ещё большей степени подтвердил саммит Рио+20.

В этом сложность и противоречивость ожидаемого социально-экономического поворота развития в начале нового тысячелетия. Одна – традиционная модель развития, по которой мы движемся по инерции (уже не в направлении всеобщего прогресса), грозит планетарным омницидом. Вторая модель (Рио-92, Рио+10, Рио+20) существует пока лишь на концептуально-теоретическом уровне и представляет собой в основном политические декларации и благие пожелания на глобальном, региональном, национальном и местном уровнях. Эта виртуальная, но пока не претворенная в жизнь, реальность создает массу трудностей и проблем для нынешнего, казалось бы обреченного на исчезновение неустойчивого развития. Стратегические цели изменения курса развития вступают в противоречие с политикой, тактикой и конкретным поведением ныне действующих властей и народов планеты, которые думают о будущем в лице лишь узкого круга своих интеллектуальных представителей. Глобальное устойчивое будущее не появится без борьбы с неустойчивым настоящим и прошлым. В этом – противоречие и драматизм XXI века, который в зависимости от разрешения этого противоречия станет либо веком перехода к устойчивому будущему человечества, либо концом его истории в прямом смысле этого слова.

Из официальных рекомендательных документов ООН становится понятным, что практическое осуществление перехода к УР предполагалось начать с декады 2005–2014 г.г. Именно в это время государства планеты (входящие в ООН) должны подготовиться в концептуально-стратегическом и организационно-управленческом плане к реализации новой цивилизационной стратегии. Речь, прежде всего, идет о создании официальных прогнозных документов (концепции, планы действий, стратегии, программы, органы, службы, национальные советы и т.п.) для того, чтобы начать реализацию нового для мирового сообщества курса взаимосвязанного социально-экономического и экологического развития.

Необходимо было осознать и понять, что же представляет собой предложенная ООН концепция и стратегия УР. Существует огромный спектр интерпретаций этой инновационной концепции, однако доминирующей выступает «экологическая» трактовка перехода к УР. Очень многие авторы считают, что если к современному социально-экономическому развитию добавить требование не разрушать окружающую природную среду, то в этом случае как раз и сформируется эколого-экономическая система УР мирового сообщества.

И понятно, почему появилась такая точка зрения: ведь в первую очередь идея УР появилась в связи с необходимостью решения проблем окружающей природной среды, что легко проследить по в основном «экологическим» форумам ООН, начиная от Стокгольма (1972 г.) через Рио-де-Жанейро (1992 г.) к Йоханнесбургу (2002 г.) и Рио+20 (2012 г.). И хотя стало понятным, что необходимо совместно решать социально-экономические, экологические и другие проблемы, тем не менее, экологический акцент в стратегии УР не просто присутствует – это наиболее распространенная интерпретация новой цивилизационной концепции и стратегии.

Переход к УР в силу целостности и сильной взаимосвязи компонентов биосферы (как фундамента жизни и регулятора окружающей среды) и формирования единства цивилизации через глобализацию должен оказаться процессом глобального управления, в тех или иных аспектах ограничивающих стихийное продолжение рыночно-экономоцентрической модели НУР ^{[39, с. 1-136]}. И хотя только к ограничениям, разумеется, нельзя свести переход к УР, однако, они приобретают сейчас приоритетное значение и в зависимости от степени осознания этих биосферных и иных пределов и границ можно будет в будущем судить об эффективности перехода к УР на глобальном, региональном, национальном и локальном уровнях. Разрешение социоприродного противоречия заключается в существенном (почти на порядок) уменьшении антропогенного пресса на биосферу, и его принципы могут быть изучены на соответствующих моделях ^{[40, 41]}. Разрешение же этого противоречия в эколого-экономическом ракурсе видится в создании новой модели хозяйствования, «устойчивой» экономики, базирующейся на принципах всесторонней и полной интенсификации и экологизации. Сейчас этот формирующийся тип экономики все чаще именуют «зеленой» экономикой, хотя «зеленеть» должна не только экономика, но прежде всего она.

Стратегическая цель перехода к УР – сформировать совершенно новую цивилизационную модель развития, которая, обеспечивая выживание и дальнейшую прогрессивную эволюцию цивилизации, не разрушала бы окружающую природную среду, находилась бы в гармоничных (коэволюционных) отношениях с биосферой. Если в результате глобально-скоординированных действий удастся сохранить биосферу, то тем самым появится возможность выживания цивилизации и ее дальнейшего развития не только в течение ближайших веков, но и на последующие неопределенно долгие времена.

Глобально-экологические императивы действительно оказываются ведущими в создании и понимании концепции УР (особенно если эта трактовка исходит от экологов). Однако в ходе теоретико-методологических исследований стало понятным, что УР – это не просто добавление экологического фактора к традиционному социально-экономическому развитию, а принципиально новые трансформации по всем направлениям развития человечества, т.е. это «инновационно-деятельностная революция» во всемирном масштабе. Причем, включившись в системный переход к УР, даже социальная экология и вся экологическая деятельность человечества обретают принципиально новые черты.

Однако подобные системные инновации при переходе к УР ожидаются во всех сферах активности человека и, прежде всего, в экономике, хотя дело не только в отдельных экологических мероприятиях, а в создании системы биосферосовместимой хозяйственной и иной деятельности человека. Основная цель перехода к УР – это, конечно, выживание человечества и сохранение биосферы как естественного фундамента жизнеобеспечения всего живого и разумного. Эта глобальная цель совпадает с требованиями обеспечения экологической безопасности, когда речь идет как о защите человека (населения), так и окружающей природой среды. УР – в этом смысле как бы перенесенная на глобальные масштабы экологическая безопасность, т.е. одновременное сохранение (выживание) человечества и биосферы.

В принципе считается, что такую глобальную экологическую безопасность может обеспечить переход к УР, хотя это пока выглядит лишь в качестве гипотезы или пожелания определенной части интеллектуальной элиты мирового сообщества. Дело в том, что одновременное сохранение человечества и биосферы с позиций синергетики весьма проблематично (если не сказать, невозможно), поскольку человечество живет и развивается только за счет природы, потребляя из нее негэнтропию в форме природных ресурсов и экологических условий. Поэтому такая форма развития цивилизации как УР неизбежно потребует дальнейшего расширения пространственной сферы деятельности человечества, включая завершение процесса глобализации и освоение внеземных пространств. Причем, космическая деятельность должна будет подчиняться экологическим императивам и в первую очередь решать земные, особенно глобальные проблемы ^[42-45].

Только в этом случае возможно сохранение биосферы, предполагающего существенное (почти на порядок) уменьшение антропогенного давления на биосферу, чтобы «вписаться» в ее экологическую емкость. Поэтому переход к УР на планете дает новые аргументы в пользу информационно-синергетической гипотезы освоения космоса, обосновывающей выход человечества в космос с позиций универсального (глобального) эволюционизма.

Нужно иметь в виду, «экологическое измерение» движения по пути УР оказывается лишь началом осознания смысла нового пути в глобальное устойчивое будущее. Экологическая проблема в ее глобальном видении оказывается лишь частью того общего процесса, который требует решения всех глобальных проблем, на что уже было обращено внимание, как только была принята эта концепция и стратегия ^[43]. Не следует представлять (и тем самым зауживать), что главное в переходе к УР – это решение экологических проблем, ставших теперь уже глобальными. Речь должна идти о всех глобальных проблемах и негативных общепланетарных процессах, которые должны решаться на пути перехода к УР. Тем самым экологическое видение перехода к УР начинает дополняться, расширяться и постепенно уступать глобально-целостной трактовке движения к устойчивости.

Ведь глобальные проблемы, другие глобальные феномены, тесно связанные с космическими процессами, возникли именно благодаря пространственной шарообразности и ограниченности земного шара и его биосферы, в которой развертывается антропогенная деятельность. Глобализация и ряд других социоприродных глобальных процессов уже были «закодированы» и «запрограммированы» естественно-природными особенностями земного шара. Человечество в своем глобальном развитии вынуждено «вписываться» в окружающую природную среду и следовать естественным законам мироздания, прежде всего проявляющихся в биосфере. В этом и особенность перехода человечества к УР, которое должно восстановить утраченный в ходе развития производственно-некоэволюционной деятельности адаптивный характер дальнейшей социоприродной эволюции.

Важно обратить внимание также на то, что, наряду с экологической трактовкой УР, в последнее время появилась так называемая «безопасностная» интерпретация этого типа развития ^{[36, 39, 46-48]}. В принципе речь идет о том, что, как показали упомянутые выше исследования, УР оказывается наиболее безопасным типом социального и социоприродного развития, в результате которого в отдаленной перспективе возможна коэволюция общества и природы. Причем это касается как экологической, так и многих других известных нам видов безопасности, в том числе национальной и глобальной безопасности.

Однако, если рассматривать не только экологически безопасное, но и другие формы и виды безопасного развития, то можно выявить определенные границы (пределы) и нормы безопасного в том или ином отношении развития. Это касается экономически безопасного развития, социального, информационного, политического, технико-технологического и всех других форм и видов развития и соответствующих им форм обеспечения безопасности. Развитие любой системы в целом оказывается устойчивым, если оно происходит в рамках соответствующего «нормативного коридора безопасности», т.е. той или иной «несущей емкости» антропогенной деятельности.

В этом смысле экологическая безопасность не отличается от других видов безопасности, но важно то, что понятие УР впервые было сформулировано лишь в связи с экологией в её глобальном измерении. И до осознания связи понятий «развитие и окружающая среда» изучались другие виды безопасности наряду с экологической, но концепция УР была создана только на пути экологического осмысления связи развития и безопасности, особенно, как стало в дальнейшем очевидным, прежде всего осознания экологически безопасного развития. Лишь позже стало понятным, что наряду с экологической безопасностью важно включить и другие характеристики реального процесса развития, т.е. экономическое его измерение, политическое, социальное, демографическое, информационное и т.д. При концептуально теоретическом осознании проблем УР важно перейти к новой, более системной концепции этого типа развития в его более широком «безопасном» понимании, которое оказывается более целостным, чем экологическая трактовка.

В принципе концепция УР могла бы появиться и не в «экологоцентрической» форме, если бы было осознано, что в принципе необходимо менять курс развития всего мирового сообщества в силу иных обстоятельств. И хотя исторически это впервые получилось благодаря экологии, - в силу осознания приоритетности и глобальности экологической угрозы, все же нельзя новый тип развития связывать только с реализацией стратегических экологических императивов. УР – это все-таки безопасно-инновационный тип развития во всех отношениях, который реализуется в достаточно узком эволюционном коридоре (в рамках несущей емкости экосистем). Поэтому на определенном уровне «нормативного» осознания сути этого типа развития важно констатировать, что оно характеризуется глобальностью, системностью, непрерывностью, безопасностью и принятием опережающих решений.

Развитие цивилизации станет существенно более безопасным во всех отношениях, если оно будет осуществляться в форме УР, которое реализует обеспечение безопасности на необходимом и достаточном уровне для дальнейшего сохранения человечества. Это обеспечение ориентируется не только на защиту, но и на такие формы обеспечения безопасности, которые связаны с опережающими действиями, с формированием развития в наиболее безопасной форме (безопасность обеспечивается через нерегрессивное развитие).

Если в модели неустойчивого развития основное внимание уделяется «защитно-силовым» средствам, то в новой цивилизационной модели обеспечение безопасности должно достигаться в основном через развитие, консенсус, коэволюцию, опережающие решения и действия. При этом в новой модели также уменьшается (либо даже устраняется) раздвоение социальной деятельности на ту, которая собственно занимается поступательным развитием (созиданием, творчеством и т. д.) и обеспечением безопасности этой основной деятельности. В модели устойчивого развития противоречие между обеспечением безопасности и развитием разрешается в пользу нерегрессивного развития, которое становится безопасным во всех отношениях коэволюционно-устойчивым развитием.

Таким образом, получается, что переход к устойчивому развитию опять-таки направлен на обеспечение сохранения всех объектов, которые переходят на новый тип развития. Такой новый концептуально-методологический подход должен реализоваться как на государственно-национальном, так и на глобально-международном уровне при переходе мирового сообщества к устойчивому развитию и фиксироваться в соответствующей нормативно-правовой базе.

Рассмотрение УР в аспекте проблемы безопасности означает не только новое видение механизмов и перспектив ее обеспечения, но фактически переход к более широкому и адекватному пониманию этого типа развития, в этом случае представляющего собой нерегрессивный тип глобальной эволюции, элиминирующий либо снижающий до приемлемого уровня любые негативные воздействия на объект с целью его сохранения. Короче говоря, УР в этом более широком смысле представляет собой наиболее безопасное развитие, в которое как частный (но первый и самый главный вариант) входит ставшее достаточно распространенным его «экологическое» понимание (обеспечение экологической безопасности в глобальном масштабе).

Характерным примером «эволюционного расширения» понятия безопасности в контексте УР являются российские трактовки этого типа развития. Так, в России в ближайшее десятилетие выделяются с позиций обеспечения национальной безопасности следующие приоритеты устойчивого развития:

– повышение качества жизни российских граждан путем гарантирования личной безопасности, а также высоких стандартов жизнеобеспечения;

– экономический рост, который достигается прежде всего путем развития национальной инновационной системы и инвестиций в человеческий капитал;

– наука, технологии, образование, здравоохранение и культура, которые развиваются путем укрепления роли государства и совершенствования государственно-частного партнерства;

– экология живых систем и рациональное природопользование, поддержание которых достигается за счет сбалансированного потребления, развития прогрессивных технологий и целесообразного воспроизводства природно-ресурсного потенциала страны;

– стратегическая стабильность и равноправное стратегическое партнерство, которые укрепляются на основе активного участия России в развитии многополярной модели мироустройства ^[49].

Эти приоритеты, в которых экология занимает отнюдь не центральное место, не во всем совпадают с приоритетами национальной безопасности, о которых идет речь в упомянутой Стратегии. Но так и должно быть, поскольку обеспечение безопасности преследует цель сохранения того или иного объекта (прежде всего личности, общества и государства), а устойчивое развитие – его дальнейшее, но уже безопасное прогрессивно-поступательное развитие. Объединение в единую систему обеспечения различных видов безопасности и нерегрессивных форм развития превращает реальное развитие в безопасное развитие, а безопасность, в свою очередь, обеспечивается через устойчивое развитие в его наиболее широком понимании.

Уместно обратить внимание, что упомянутая Стратегия национальной безопасности России представляет собой не только важнейший официальный документ по проблеме национальной безопасности страны, но и принципиально новое понимание российской концепции перехода к УР. Новое видение этого социоприродного типа развития с позиции обеспечения безопасности как РФ, так и всего мирового сообщества представляет важный мировоззренческий и концептуально-методологический поворот в области проблем безопасности и одновременно в сфере УР, их объединения в важное и единое научно-поисковое и практическо-деятельностное направление. В этой связи отметим, что эта проблема почему-то даже не упоминается и не обсуждается в «Докладе о реализации принципов устойчивого развития в Российской Федерации. Российский взгляд на новую парадигму устойчивого развития. Подготовка к «Рио+20». М. 2012, в котором подводятся итоги и приводится информация о реализации принципов устойчивого развития в России за последние 20 лет в нашей стране. Ведь две главные цели перехода к УР мирового сообщества заключаются, прежде всего, в обеспечении безопасности (во всех аспектах, а не только экологической) общества и сохранения биосферы, формирования их коэволюционных отношений.

При переходе к устойчивому развитию безопасность перестает быть только одним из условий развития, т.е. в модели НУР, и становится его необходимой составной частью. Впрочем, и наоборот: развитие, в данном случае нерегрессивное, оказывается неотъемлемым компонентом обеспечения безопасности, что и получает свое выражение в форме словосочетания «безопасность через устойчивое развитие» ^{[36, 46]}, выступающего в качестве основной концептуальной идеи национальной безопасности России, причем не только до 2020 года, но и на всю обозримую перспективу, и не только упомянутого государства, сделавшего важный шаг на пути в безопасно-устойчивое будущее.

Нынешнее медленное движение России к УР, безусловно, имеет свою специфику и отличается от подходов других стран в ходе реализации целей и принципов УР. Однако все страны находятся в разном социально-экономическом и экологическом положении. Поэтому к общемировому переходу к УР добавляется та или иная особенность такого перехода конкретного государства. Так, в России в стратегической перспективе речь идет о совмещении общецивилизационного перехода к УР и модернизационно-инновационного развития, отражающего специфику современного этапа развития страны (включая демократические преобразования и дальнейший переход к рыночным отношениям, что продемонстрировало, например, вступление России ВТО).

В принятой в 1996 г. «Концепции перехода РФ к устойчивому развитию» был сделан вполне объяснимый в то время экологический акцент. Переход к устойчивому развитию РФ представлялся как необходимость и возможность обеспечения сбалансированного решения социально-экономических задач и проблем сохранения благоприятной окружающей среды и природно-ресурсного потенциала в целях удовлетворения потребностей нынешних и будущих поколений людей. Прежде всего, обращалось внимание на обострение противоречий между растущими потребностями мирового сообщества и невозможностью биосферы обеспечить эти потребности применительно к конкретной стране.

Вместе с тем надо существенно, как об этом выше было сказано, расширять видение нашего общего устойчивого будущего, согласовывая между собой как долгосрочные, так и краткосрочные цели, задачи и принципы развития. Только в таком пока ещё не принятом официальном документе как Государственная стратегия устойчивого развития РФ можно будет в полной мере на единой системной основе объединить в одно целое обеспечение безопасности и это развитие – в социально-экономическом ракурсе. В будущую стратегию войдут и экологические проблемы, которые уже нашли свое отражение как в «Концепции перехода РФ к устойчивому развитию», так и в «Экологической доктрине РФ» (2002 г.), утвержденной Правительством РФ, а также «Основах государственной политики в области экологического развития Российской Федерации на период до 2030 года», утвержденных в 2012 г. Президентом РФ незадолго до Рио+20. Государственная стратегия устойчивого развития РФ может и должна оказаться наиболее целостным документом, которому необходимо будет придать соответствующий нормативно-правовой статус Указом Президента РФ.

Глобальная сущность устойчивого развития диктует не только необходимость в течение XXI в. перехода суверенных государств к новой цивилизационной стратегии, но и существенное усиление интегративных тенденций в мировом сообществе. Можно даже сказать, что с переходом к УР наступает эпоха планетарной конвергенции стран и других субъектов мирового процесса, находящихся на различных уровнях своего развития. В.И. Вернадский полагал, что возникает «новая идея, неизбежно, рано ли, поздно ли, но в государственно-реальное время побеждающая идея о государственном объединении усилий человечества» ^{[50, с. 84]}. Причем к этим словам ученого редакция (предполагаем, что ответственный редактор его книги А.Л.Яншин) сделала важное примечание: «См. книгу «Наше общее будущее. Доклад Международной комиссии по окружающей среде и развитию» (М.: Прогресс. 1989)», которая вышла еще в 1987 г. в Копенгагене на шести языках».

Речь в этой книге идет о научном обосновании необходимости перехода человечества к устойчивому развитию - стратегии, которая была принята в 1992 г. на Конференции ООН по окружающей среде и развитию в Рио-де-Жанейро и которая представляется теперь в качестве начального этапа движения всего человечества к ноосфере. Приверженность курсу на устойчивое развитие и на обеспечение построения экономически, социально и экологически устойчивого будущего для нашей планеты и для нынешних и будущих поколений продемонстрировала и состоявшаяся в июне 2012 г. Конференция ООН по УР (Рио+20) опять в Рио-де-Жанейро. Несмотря на различия в уровнях социально-экономического развития, политические, этические, этнические, культурные и прочие особенности, все государства планеты должны будут по историческим масштабам времени одновременно включиться в глобальный процесс перехода к УР, обеспечивающий в текущем тысячелетии выживание всему человечеству и сохранение биосферы.

При таком переходе появляется альтернативно-бифуркационное расщепление, нарушается линейный ход истории на ее социотехнологической магистрали (и иного видения направления модели неустойчивого развития), поскольку планетарный характер мироустройства на принципах устойчивого развития требует одновременного по историческим масштабам старта всех стран, народов и регионов в наше общее устойчивое будущее. Как бы ни развивались те или иные фрагменты мирового социума (страны, народы, этносы и т.п.), они не достигнут полной и всесторонней глобализации без реализации единых действий по переходу к устойчивому развитию.

Завершая краткий обзор морально-этических проблем человечества, отметим, что существенное решение этих проблем возможно в рамках создания устойчивого общества. На это обращает внимание и В. А. Кутырёв: «Концепция устойчивого развития станет на твердую почву, если из нее сделать следующий логически очевидный вывод: нужно устойчивое общество» ^{[51, С. 210-211]}.

Анализ морально-этических проблем, проведенный в контексте устойчивого развития, позволяет сделать следующие выводы:

1. Несмотря на разноплановость и масштаб рассмотренных проблем, все они имеют одну общую черту – характеризуются отношениями господства-подчинения. Это господство одних социальных групп над другими, мужчин над женщинами, одних народов над другими, человечества над природой. Именно модель господства в отношениях между людьми определяла весь ход истории человечества. В конечном итоге именно эта модель социальных отношений приводила к войнам, революциям и экологическим кризисам, поскольку ее характерная особенность – ориентация на насилие как на единственное средство решения всех проблем. Чтобы перейти на путь устойчивого развития, этику господства-подчинения в отношениях между людьми следует заменить на этику заботы и ответственности.

2. Современный экологический кризис является свидетельством того, что перейти к гармоничным отношениям человека и природы можно лишь в случае отказа от принципа доминирования человека над природой. Но это можно будет сделать лишь тогда, когда люди откажутся от принципа господства мужчин над женщинами, социума над индивидом, одних народов над другими. Переход общества от отношений господства-подчинения к отношениям сотрудничества может показаться утопическим, если бы не одна деталь: человечество в своем развитии дошло до такой стадии, когда выбор между этими двумя моделями социального поведения определяет шансы человечества на будущее выживание. Экологический и антропологический кризисы превращают в императив выживания те моральные нормы, которые раньше были делом отдельных моралистов, гуманистов или просто чудаков.

3. Устойчивое развитие представляется как глобальная стратегия разрешения основного социоприродного противоречия между растущими потребностями человечества и невозможностью биосферы обеспечить эти потребности. Этот новый тип пока лишь формируемого цивилизационного развития представляется как глобально управляемое системно-сбалансированное социоприродное развитие, не разрушающее окружающую природную среду и обеспечивающее выживание и безопасное неопределенно долгое существование человечества. Однако сейчас создана весьма упрощенная и односторонняя концепция УР, которая не является достаточно адекватной, поскольку выделяет в качестве приоритетного в основном экологический аспект и его связь с экономикой и социальной сферой. Уже требуется существенно более комплексный и целостный подход к формированию концепции и стратегии устойчивого развития, обеспечивающий учет не только экологических и социальных издержек экономического роста, на чем сейчас в основном акцентируют внимание. Важны и многие другие составляющие этого глобального типа развития, в частности – морально-этические факторы.

Новая модель развития цивилизации оказалась, с одной стороны, более перспективной, поскольку именно с ее помощью цивилизация сможет выжить. Но, с другой стороны, созданная пока на теоретическом уровне, эта модель оказывается менее системной и не учитывает еще многие составляющие в плане развития и безопасности, которые характеризуют современную модель развития, именуемую моделью неустойчивого развития (НУР). Именно эти составляющие «тянут назад» движение в правильном, но недостаточно системном, весьма урезанном направлении. Устойчивому будущему противостоят угрозы со стороны пока не включенных областей деятельности (они-то продолжают развиваться в рамках модели НУР) и они существенно тормозят прогресс на пути к УР экологической ориентации.

Ведь если этого не произойдет, то переход к УР будет идти довольно медленно и опять придется констатировать, что надежды не только экологов, но и других сторонников такого перехода к глобальной устойчивости опять окажутся не реализованными. Поэтому становится понятным, что будущая теория УР должна оказаться гораздо шире и системнее, чем это представляет большинство ученых, которые занимаются «устойчивой» проблематикой.