Translate this page:
Please select your language to translate the article


You can just close the window to don't translate
Library
Your profile

Back to contents

History magazine - researches
Reference:

The initial stage of the Muslim Brotherhood's activity: from political self-isolation to the demand to create an "Islamic party" (1928-1936)

Fedorov Nikolay

PhD Candidate, Section of Near and Middle Eastern History, History Department, Lomonosov Moscow State University

125009, Russia, g. Moscow, ul. Mokhovaya, 11, str. 1

nikolasfedorov93@gmail.com
Other publications by this author
 

 

DOI:

10.7256/2454-0609.2020.5.33895

Received:

12-09-2020


Published:

19-09-2020


Abstract: The subject of the research in the article is the development of the political doctrine of the Egyptian organization "Muslim Brotherhood" in the period from 1928 to 1936. The author examines in detail the historical context in which the Brotherhood arose and developed at the initial stage of its existence. The political situation that developed in Egypt by the end of the 1920s - early 1930s, as well as the peculiarities of the socio—economic development of the country in the interwar period (1919-1939) are analyzed. The author examines in detail the evolution of the views and rhetoric of the founder of the organization Hassan al-Banna. Special attention is paid in the article to the formation of the structure of society, its apparatus, as well as the political doctrine and the question of the positioning of the "Brotherhood".   The main conclusions of the study are the existence of a visible connection between the nature of al-Banna's statements and the political situation prevailing in Egypt at a particular time, as well as the conscious desire of the founder of the organization to isolate himself from participating in the struggle for power for the sake of further strengthening the Muslim Brotherhood. A special contribution of the author is the deconstruction of the events of 1936, which led to a sharp politicization of the Brotherhood, reflected in the demand to create an "Islamic party". The novelty of the research lies in the involvement of a large array of materials in Arabic, as well as in an attempt to compare the development of nationalist and Islamist movements in Egypt.


Keywords:

Muslim Brothers, The Brotherhood, Hassan al-Banna, Wafd, true islam, political doctrine, multiparty system, islamic party, islamic state, murshid


1920–30-е гг. в истории Египта ознаменовались серьезной трансформацией государства, общества и экономики. В политической сфере борьба за независимость от Великобритании, которая в ходе Первой мировой войны (1914–1918) провозгласила протекторат над страной, привела к обретению частичного суверенитета, введению конституции и появлению зачатков парламентаризма [3, p. 286]. На волне антибританских волнений 1919 г. к власти в Египте пришла националистическая партия Вафд, провозгласившая своей конечной целью эвакуацию (джала) английских военных из Долины Нила и зоны Суэцкого канала [9, с. 32]. Пользуясь колоссальной популярностью среди населения, вафдисты на всем протяжении межвоенного периода одерживали одну победу на выборах за другой. Навязать им борьбу мог только королевский двор, стремившийся к абсолютизации власти монарха. При этом противники Вафда не чурались открыто нарушать положения конституции, низвергая неугодные кабинеты министров и приводя к власти своих ставленников.

В начале 1930-х гг. египетский монарх доверил пост премьер-министра видному государственному деятелю Исма’илу Сидки (1875–1950). Его главной задачей стал подрыв авторитета ведущей националистической партии Египта. Глава кабинета действовал решительно: в его правление был принят ряд законов, ограничивших свободу прессы и собраний, а также новый избирательный закон, который существенно понизил значимость голосов крестьянства — главной электоральной базы вафдистов. Националисты ответили масштабными демонстрациями, для подавления которых Сидки прибегнул к использованию сил охраны правопорядка [12, с. 72]. Хотя в 1933 г. его правительство было отправлено в отставку, свою задачу выполнить он успел. Вафдисты оказались обескровлены, а общество — расколотым.

На фоне политического конфликта королевского двора и Вафда в Египте происходили серьезные социально-экономические перемены. Стремительно беднело крестьянство. О его нуждах не думали ни консервативные силы, стоявшие за монархом, ни националисты. Малоземельные и безземельные крестьяне (феллахи) стекались в города в поисках работы, что вело к ускоренной урбанизации [5, p. 23]. Но темпы роста национальной промышленности не позволяли трудоустроить малообразованные слои населения на новые заводы. В городах крестьян ждала бедность и социальная фрустрация, связанная с непониманием и неприятием особенностей городской жизни.

В межвоенный период в крупных населенных пунктах проникновение западных элементов в повседневную жизнь стало еще более заметным, чем в предшествовавшие периоды. В сознании феллахов, сохранивших преданность традиционному исламу, диссонанс вызывали костюмы европейского кроя, роскошные особняки, автомобили и пришедшие с Запада технические новинки. Отдельные элементы — алкогольные напитки и использование в повседневном общении европейских языков — провоцировали настоящий «культурный шок» вчерашних крестьян. В результате, в Египте множилось число движений, выступавших против вестернизации общества и апеллировавших к исламу и его многовековым ценностям. Самым влиятельным из них оказалась организация «Братья-мусульмане» (Ал-Ихван ал-муслимун), основанная Хасаном ал-Банной (1906–1949) в 1928 г. в городе Исмаилия.

Молодой школьный учитель, ал-Банна еще в студенческие годы увлекся идей исламской проповеди. Находясь на обучении в Каире, он организовал кружок единомышленников, участники которого выступали в небольших городских кофейнях с призывом противостоять западному культурному проникновению. В 1927 г. Хасан ал-Банна получил назначение в расположенную на берегу Суэцкого канала Исмаилию. Позже он отмечал в своих воспоминаниях, что в этом небольшом городе европейское культурное влияние ощущалось даже сильнее, чем в столице [8, с. 69]. Этот факт не кажется удивительным: практически все жители Исмаилии работали на европейцев — в казармах английских войск или в компании Суэцкого канала. В стремлении возродить в обществе интерес к исламу ал-Банна начал в свободное от работы время проповедовать в кофейнях.

Его целевой аудиторией были городские обыватели. С первыми проповедями ал-Банна выступал перед мелкими служащими, торговцами и рабочими [11, с. 64]. От традиционных пятничных наставлений, которые мусульмане получали в мечетях, речи молодого наставника (муршида) отличала простота и доходчивость. Отечественный исследователь М. З. Ражбадинов отмечал, что его выступления представляли собой органичную «смесь бытового диалога, проповеди и специальной лекции, на которую он захватывал с собой даже небольшую школьную доску и мел» [2, с. 46]. В скором времени у Хасана ал-Банны появились постоянные слушатели. Они все чаще обращались к нему с вопросом о том, что нужно делать, чтобы следовать по пути Аллаха. В этот момент школьный учитель осознал, что настал момент для создания полноценной организации.

Большинство исследователей сходятся во мнении, что возникновение «Братства» относится к 1928 г. Именно тогда последователи ал-Банны стали регулярно собираться в арендованном помещении для того, чтобы изучать под руководством своего учителя Коран и хадисы. В ходе занятий он призывал их отказаться от суеверий и заблуждений, вернуться в лоно истинного ислама (ал-ислам ал-ханиф) и принять в качестве руководства к повседневной жизни священное писание мусульман [11, с. 68]. Хасан ал-Банна не забывал и об организационной работе: в течение нескольких лет у «Братьев-мусульман» появилась своя штаб-квартира с мечетью и школами для детей, а также сеть региональных ячеек в округе.

Несмотря на видимые успехи, характерной чертой «Братства» в период работы его основателя в Исмаилии была самоизоляция от политической повестки Египта. Хасан ал-Банна решительно отвергал любые обвинения в связях с вафдистами и коммунистами [8, с. 101]. С националистами его роднило только желание избавиться от присутствия в Долине Нила англичан. Однако приверженность Вафда либерально-демократическим институтам правления отталкивала исламистов ал-Банны. «Братья-мусульмане» воспринимали парламент как чуждый элемент западной цивилизации, а потому не желали сотрудничать с националистами. Обвинения в связях с Москвой и египетскими коммунистами и вовсе кажутся надуманными: Советская Россия открыто поддерживала атеизм; местные марксисты, хоть и были менее радикальными в своих заявлениях, все равно ставили во главу угла не религию, а борьбу за социально-экономическую справедливость и права трудящихся.

Отказ Хасана ал-Банны от сотрудничества с Вафдом и коммунистическим движением был, таким образом, логичным и закономерным. Удивительным было его нежелание установить тесные контакты с правительством Исмаʻила Сидки, которое предлагало «Братству» финансирование в обмен на лояльность, но встретило вежливый отказ [4, p. 9]. Сложно судить о том, что именно подтолкнуло ал-Банну к такому решению. Можно предположить, что он боялся до поры связывать свою организацию с какой-либо из боровшихся за власть в стране групп. Лидер «Братьев-мусульман» оставлял, тем самым, пространство для маневра и возможность рекрутировать новых последователей из самых разнообразных социальных слоев. Вместе с тем, Хасан ал-Банна имел все основания опасаться преследования в случае падения режима Сидки и возвращения к власти вафдистов. Кроме того, его организация не имела на тот момент четкой политической доктрины и каких-либо политических целей и идеалов. На протяжении всего времени работы в Исмаилии наставник «Братства» продолжал позиционировать свою организацию как благотворительное общество с просветительскими целями, заключавшимися в распространении исламского образа жизни среди египтян. От политической повестки он сознательно самоизолировался.

В 1932 г. Хасан ал-Банна перебрался в Каир, где сразу приступил к новому этапу организационной работы. К этому времени в «Братство» входило порядка 50 ячеек по всему Египту. Менялся качественный состав общества: его ряды пополняли бывшие националисты — студенты, инженеры, чиновники [11, с. 96]. Требовалась новая структура, которая позволила бы вести оперативное управление и способствовала дальнейшему росту числа адептов. В итоге, ал-Банне удалось выстроить вертикаль власти, на вершине которой располагался сам муршид. Функции по распространению его решений были возложены на административный аппарат (мактаб ал-иршад ал-ʻамм) [2, с. 67]. Корректировка общего курса организации «Братья-мусульмане» происходила в ходе специальных конференций, проводившихся не реже, чем раз в год.

К середине 1935 г. сложилась система ступеней посвящения (маратиб) [8, с. 141]. Параллельно шло создание тайного аппарата организации — тренированных в духовном и физическом плане странствующих проповедников (джаввала). Египетский историк Рифʻат ас-Саʻид подчеркивал, что с самого момента возникновения отрядов джаввала Хасан ал-Банна предполагал использовать их в политических целях — для давления на власти страны [11, с. 179]. Мнение исследователя выглядит достаточно обоснованным потому, что в этот же период муршид «Братства» впервые открыто заговорил о политическом идеале Египта и арабского мира в целом.

После переезда в столицу ал-Банна выдвинул идею «правильного» общественного строя. Таковым он считал исламское государство (ад-даула ал-исламийа), в котором Коран был бы конституцией, а полнота власти принадлежала бы общему совету мусульман (шуре). Избранный им правитель (халиф) исполнял бы волю народа, но не имел бы права передавать власть по наследству [1, с. 248]. По сути, ал-Банна предлагал вернуться во времена раннего ислама, которые он считал «царством истинного равноправия и религиозного братства» [4, p. 210].

Сформулированная концепция политического идеала «Братства» не означала, впрочем, перехода организации к политической активности и участию в борьбе за власть. В период с 1932 по 1935 г. Хасан ал-Банна оставался верен курсу на самоизоляцию общества. Доказательством этого служит отсутствие какой-либо политической программы действий в итоговом документе III конференции организации «Братья-мусульмане» (1935 г.), на которой и была утверждена концепция исламского государства. В связи с этим, М. З. Ражбадинов отмечал, что «в политической позиции муршида в большей степени преобладала критика существовавших порядков и в меньшей степени предлагались альтернативные варианты» [2, с. 66]. При этом в итоговый протокол попали два противоречивых пункта. Первый обозначал курс на нейтральное сосуществование со всеми заинтересованными в управлении Египтом сторонами — националистами из Вафда, королевским двором и даже с англичанами. Второй в расплывчатой форме подтверждал готовность «Братства» взять на себя задачу по защите мусульман и построение в будущем исламского государства. По всей вероятности, ал-Банна по-прежнему считал активное участие в политических баталиях несвоевременным, но предполагал, что в скором времени ситуация может измениться.

Примечательно, что в тот же период муршид решительно отрицал любые попытки сравнения «Братства» с партией. Проведение конференций, возникновение четкой структуры и административного аппарата — все это свидетельствовало о том, что организация переросла уровень благотворительности и просветительства и превратилась в своего рода аналог партии. Однако, отмечал один из сподвижников Хасана ал-Банны, лидер «Братьев-мусульман» не считал видимое сходство достаточным для проведения параллелей. Наоборот, в своих выступлениях и обращениях он всячески подчеркивал уникальность своей организации и ее принципиальные отличия от западных партийных структур, заключавшиеся в следовании установлениям раннего ислама [7, с. 19]. Такую позицию ал-Банны можно трактовать по-разному. С одной стороны, она давала ему возможность избегать конфликтов с Вафдом и другими политическими силами страны. С другой — способствовала обособлению «Братства» и его членов от общей социальной и политической конъектуры, а также их большему сплочению.

Поворотным моментом в истории организации стал 1936 г. Именно в этот год Хасан ал-Банна впервые во всеуслышание заговорил о необходимости искоренить западные элементы, проникшие во все области жизни египетского общества [6, p. 329]. Отдельного внимания муршида удостоилась политическая сфера. Основатель «Братства», в частности, предложил ликвидировать разрозненные партии и движения и заменить их единой «исламской партией» (ал-хизб ал-ислами), организованной на базе своей организации. Это позволило бы мусульманам мира перейти к следующему этапу — реорганизации армии и началу священной войны (джихада) против врагов истинной веры [8, с. 281].

Большинство исследователей склонны связывать такую перемену с изменившимся положением на политической арене. В 1936 г. вафдистское правительство подписало окончательный договор с Великобританией. Лондон признал полную независимость Египта, однако сохранил своей военное присутствие в зоне Суэцкого канала. Националисты, тем самым отступили от главного своего требования — немедленного ухода английских воинских контингентов, что существенно подорвало доверие к ним со стороны населения. При этом решением лидера Вафда Мустафы ан-Наххаса (1879–1965) пойти на уступки в переговорах были недовольны не только простые жители страны, но и часть однопартийцев, заявивших о своем недоверии руководителю [3, p. 295]. На фоне намечавшегося раскола внутри крупнейшего политического движения страны Хасан ал-Банна и принял решение действовать.

Египетский исследователь истории «Братства» Ас-Сейид Йусуф, в частности, отмечал, что призыв ал-Банны отказаться от многопартийной системы в 1936 г. был продиктован желанием еще больше ослабить Вафд. Он указывал на тот факт, что большая часть представленных в парламенте или претендовавших на места в нем партий были, по сути, «политическими карликами». Они не могли конкурировать с контролировавшими густонаселенную сельскую местность вафдистами. В равной мере не могли этого делать и «Братья-мусульмане». Однако, в случае запрета деятельности существующих партий, единственной массовой идеологией должна была стать религия. В условиях отсутствия конкуренции Хасан ал-Банна получил бы весомое преимущество [10, с. 359]. Такая точка зрения объясняет, в свою очередь, упорное нежелание муршида на ранних этапах признавать «Братство» партией, несмотря на очевидные структурные и организационные сходства.

Важной переменой, которая не могла не способствовать дальнейшему вовлечению «Братства» в политические процессы, было отступление англичан. Согласившись дать Египту большую самостоятельность, они уже не могли напрямую воспрепятствовать деятельности Хасана ал-Банны, поддерживавшего идею ухода иностранцев-христиан из страны. Соглашение 1936 г. лишило «Братьев-мусульман» двух серьезных противников, добавило муршиду уверенности в своих силах.

На дальнейшую политизацию «Братства» во второй половине 1930-х гг. повлияли и внутренние факторы. Одним из них явилось укрепление структуры военизированных отрядов джаввала. В 1935 г. была организована специальная школа духовной и физической подготовки юношей до 17 лет. По окончании обучения они пополняли отряды джаввала в качестве тренированных бойцов, прошедших специальные летние сборы в форме походов в пустыню (рихалат) с целью получения навыков миссионерской деятельности и «укрепления плоти» [2, с. 75]. Параллельно происходил рост общего числа последователей Хасана ал-Банны. По данным некоторых исследователей, к концу 1930-х гг. в «Братство» входило до одного миллиона человек [4, p. 329]. Это, вкупе с отступлением вафдистов и англичан, дало наставнику «Братьев-мусульман» возможность заявить в 1936 г. о необходимости единой исламской партии.

В период с 1928 по 1936 г. отношение организации «Братья-мусульмане» к вопросу о собственном участии в политических процессах в Египте претерпело серьезные изменения. Они были тесным образом связаны как с развитием и укрепление положения самого общества, так и с происходившими в стране событиями. На начальном этапе лидер «Братства» Хасан ал-Банна следовал курсу на самоизоляцию организации. Им двигали опасения в возможном преследовании со стороны идеологических противников, которые чувствовали себя на политической арене гораздо увереннее, чем исламисты. По мере роста числа адептов и спада националистических чувств населения во второй половине 1930-х гг. муршид стал все чаще задумываться над непосредственным вовлечением «Братьев-мусульман» в борьбу за власть. Перемены, происходившие в риторике ал-Банны в 1928–1936 гг., наглядно демонстрировали умение основателя организации лавировать в политических потоках и подстраиваться под окружающую действительность. Озвученное в 1936 г. требование исламской партии подтверждало, в свою очередь, амбициозность наставника «Братства» и всего исламистского движения Египта.

References
1. Mikul'skii V.D. «Assotsiatsiya brat'ev-musul'man» v Egipte i ee sotsial'no-politicheskaya doktrina // Voprosy religii i religiovedeniya. M., 2009. S. 241-253.
2. Razhbadinov M.Z. Egipetskoe dvizhenie «Brat'ev-musul'man». M., 2004. 432 s.
3. The Cambridge History of Egypt. Volume 2 / Ed. by M.W. Daly. Cambridge, 2008. 480 p.
4. Mitchell R.P. The Society of Muslim Brothers. London, 1969. 349 p.
5. Al-Sayyid-Marsot A.L. Egypt’s Liberal Experiment: 1922–1936. Berkley, Los Angeles, London, 1977. 276 p.
6. Vatikiotis P.J. The History of Modern Egypt. From Muhammad Ali to Mubarak. Baltimore, 1991. 572 p.
7. ʻAssaf, Makhmud. Maʻa-l-imam ash-shakhid Khasan al-Banna [Vmeste s pokoinym imamom Khasanom al-Bannoi]. Kair, 1993. 344 s.
8. Al-Banna, Khasan. Muzakkarat ad-daʻva va-d-diʻaia [Vospominaniya o missionerskoi deyatel'nosti i propagande]. Kair, 2012. 338 s.
9. Al-Bishri, Tarik. Saʻad Zaglul iufavid al-istiʻmar [Peregovory Saʻada Zaglula s kolonialistami]. Kair, 2011. 215 s.
10. Iusuf, As-Seiid. Al-Ikhvan al-muslimun va dzhuzur at-tatarruf ad-dini va-l-irkhab fi Misr [«Brat'ya-musul'mane» i korni religioznogo ekstremizma i terrorizma v Egipte]. Kair, 2015. 738 s.
11. As-Saʻid, Rifʻat. Khasan al-Banna. Mata, keifa, limaza? [Khasan al-Banna. Kogda, kak i pochemu?]. Kair, 1997. 287 s.
12. Khusein, Takha. Khadis al-masa’ [Vechernii razgovor]. Kair, 1983. 238 s.