Translate this page:
Please select your language to translate the article


You can just close the window to don't translate
Library
Your profile

Back to contents

Philology: scientific researches
Reference:

Tragedy of the Warsaw ghetto in Diane Ackerman’s book “The Zookeeper’s Wife” in the eponymous movie

Zueva Ekaterina

PhD in Philology

Senior Educator, the department of Russian and Foreign Literature, Kazan Federal University

420015, Russia, respublika Tatarstan, g. Kazan', ul. Kremlevskaya, 18

zuevaekaterina@mail.ru
Karasik Ol'ga

Doctor of Philology

Professor, the department of Russian and Foreign Literature, Kazan Federal University

420008, Russia, respublika Tatarstan, g. Kazan', ul. Kremlevskaya, 18

zuevaekaterina@mail.ru
Zinnatullina Zulfiya

PhD in Philology

Docent, the department of Russian and Foreign Literature, Kazan Federal University

420008, Russia, respublika Tatarstan, g. Kazan', ul. Kremlevskaya, 18

zuevekaterina@mail.ru

DOI:

10.7256/2454-0749.2019.6.31161

Received:

26-10-2019


Published:

16-12-2019


Abstract: The object of this research is the synthesis of the two seemingly distant from each other phenomena: the Holocaust tragedy and the “notes of naturalist”. A distinctive feature of cinematographic and literary works dedicated to Holocaust is the vital documented basis. The chosen topic by it self substantiates documentalism. Within the framework of mass literature, the reference to such topic is logical and justified. The writers strive for preventing the world from another similar tragedy. The comparison of literary and cinematographic texts allows following the synthesis of documental and fictional, which is the framework for all works in various types of art.  The research traces the path of Diane Ackerman towards writing her novel “The Zookeeper’s Wife”, from the professional interest regarding preservation of animals in the conditions of occupation to referring to the history of Holocaust, resistance and heroism. The authors attempt to reproduce the events in Warsaw through the prism of specificity of the animal world, retaining the scientific view of the naturalist upon the nature of the events. The constant comparison of people and animals leads to a certain dilution of boundaries between these two worlds. The writer continuously puts the readers into a situation of ethical choice.


Keywords:

nonfiction, mass literature, naturalist stories, animal imagery, fictional, screen version, Holocaust, genre, collective memory, factional


Тема Холокоста стала одной из наиболее популярных в массовой литературе и кинематографе последних двух десятилетий. К началу 90-х относится и серьезное обращение ученых к феномену массовой культуры как в теоретическом аспекте, так и применительно к различным национальным литературам. При этом особое внимание уделяется массовой культуре США как страны, ставшей своеобразной родиной этого явления. Мы можем утверждать, что и тема Холокоста именно в массовой литературе и кинематографе возникает именно в США. Точкой отсчета в данной ситуации мы считаем выход на экраны в 1993 г. фильма Стивена Спилберга «Список Шиндлера», ознаменовавшего новый виток в осмыслении темы Холокоста в современном искусстве. Следует отметить, что фильм снят по мотивам романа Т. Кенилли «Ковчег Шиндлера», написанного в 1982 году и удостоенного Пулитцеровской премии, однако подлинную известность роману принесла именно его экранизация.

До сих пор не существует однозначного определения массового искусства и строгих критериев отделения его от «высокого», однако большинство исследователей сходятся на стереотипности: следование канону для произведений массовой литературы является практически обязательным условием, в то время как «большие» писатели чувствуют себя более свободно по отношению к различным правилам и регламентациям [6]. Фильм «Список Шиндлера», по нашему мнению, не вписывается в рамки массового искусства, так как на момент его появления даже при наличии большого количества литературных и кинематографических произведений о Холокосте, подобный подход к раскрытию темы оказался новаторским не только на идейно-тематическом уровне, но и относительно тех художественных средствах, которые использовал Спилберг. Фактически, выход этого фильма открыл те «двери», через которые к массовому зрителю и читателю «хлынул» поток произведений о Холокосте, получивших необыкновенную популярность. Среди наиболее известных — фильм Р. Полански «Пианист» (2002), поставленный по подлинной автобиографии польского пианиста Владислава Шпильмана; «Чтец» (2008) С. Долдри по одноименному роману немецкого писателя Б. Шлинка; «Мальчик в полосатой пижаме» (2008) М. Хермана по одноименному роману ирландского писателя Дж. Бойна; «Воровка книг» (2013) Б. Персиваля по роману австралийца М. Зусака, в русском переводе известном как «Книжный вор», и многие другие.

Далеко не всегда литературная основа для фильма является произведением массового искусства, однако экранизация становится его типичным примером. Отличительной чертой произведений о Холокосте, как кинематографических, так и литературных, является непременная документальная основа. Избранная тема сама по себе обуславливает документализм. История Холокоста, сам факт возможности катастрофы такого масштаба, указывает на то, как реальность — чаще всего ужасающая — может превзойти любой писательский вымысел. Как отмечает в своей статье «Война, фашизм, тоталитаризм — средствами nonfiction» О.О. Несмелова, «главной причиной бурного вторжения документов в литературу был ужас от преступлений нацистов и психологические потрясения после их обнародования. Человечество было действительно потрясено, так как реальность превзошла самый невероятный фантастический вымысел. Ни одному писателю, даже в самых мрачных антиутопических фантазиях (за исключением Дж. Свифта) не могло прийти в голову то, что было сотворено и внедрено человеком в реальной действительности» [5, C. 26] Поэтому даже сегодня, во втором десятилетии XXI столетия, события более чем 70-летней давности переосмысливаются в литературе и изобразительных искусствах. Авторы, создающие произведения о Холокосте, с помощью с новых средств, в контексте постмодернистской парадигмы, продолжают искать ответ на вопрос, как такое могло произойти. Отчасти этим вопросом обусловлен и «переход» произведений в сферу массового искусства. По утверждению А.М. Зверева, «массовая культура удовлетворяет готовое желание потребителя, «высокая» — так или иначе разрушает бытующий стереотип» [3, С. 19]

Одним из последних на сегодняшний день популярных фильмов на тему Холокоста — «Жена смотрителя зоопарка» (режиссер Н. Каро), вышедший на экраны, в том числе, и в российский прокат, весной 2017 года. Он вполне вписывается в ряд уже упомянутых нами массовых фильмов, привлекших зрителей по всему миру, в первую очередь, болезненностью темы, сильными эмоциями, которые вызывают истории о нацистских преступлениях, уничтожениях евреев и их спасением как неожиданном проявлении человечности на фоне катастрофы. Больший интерес, на наш взгляд, вызывает литературное произведение, легшее в основу сценария фильма — роман американки Дианы Акерман (Diane Ackerman, 1948) «Жена смотрителя зоопарка» (TheZookeeper'sWife: A War Story), опубликованный в США в 2007 году (русский перевод 2017 года).

Роман «Жена смотрителя зоопарка» Дианы Аккерман, вышедший в 2007 году (на русский язык переведен в 2017, после выхода одноименного фильма), вызвал двойственную реакцию у критики и у обычной читательской аудитории. Первые отмечали интересный и необычный подход писателя и проводили параллели между данным романом и «Списком Шиндлера» Томаса Кинелли . В то же время читатели упрекали автора в сухости и неэмоциональности, указывая на то, что несмотря на интересный материал книгу в отличии от фильма достаточно трудно читать . На наш взгляд такая разная реакция подчеркивает документально-художественную природу самого романа, который представляет собой достаточно бесстрастное описание событий, происходящих в Варшаве во время Второй мировой войны. Это также связано с особенностями биографии самой Дианы Аккерман, которая, с одной стороны, является дочерью польских эмигрантов, приехавших в Америку в сороковые годы, при этом нигде в официальных источниках не указывается ее национальная принадлежность. С другой стороны, Диана Аккерман – достаточно известный натуралист, занимающийся спасением вымирающих видов, являющаяся автором именно научно-популярных работ, связанных с этим вопросом. Именно эта двойственность биографии и определила подход Дианы Аккерман к несомненно волнующему ее вопросу.

На наш взгляд, книга представляет собой попытку создания художественно-документального романа, представляющего собой синтетический жанр, возникший в литературе США в результате эстетических экспериментов 50-60-х годов и движения Нового журнализма. Его наиболее яркие представители Н. Мейлер, Т. Капоте, Т. Вулф стремились к изображению подлинных событий, используя приемы художественной литературы. Одной из главных характеристик их подхода стала субъективность. Позже жанр вышел за пределы американской литературы. В нему относятся, в том числе, и многие произведения о Второй мировой войне и Холокосте: романы Р. Мерля «Смерть — мое ремесло», А. Кузнецова «Бабий яр», «Блокадная книга» Д. Гранина и т. п. Обращение Д. Акерман к этому жанру объясняется не столько американской национальной литературной традицией синтеза документального и художественного, а ее основной профессией — она натуралист, занимающийся изучением поведения животных. Вероятно, научной деятельностью автора объясняется и несколько суховатый, почти безэмоциональный и очень лаконичный стиль романа, Книга напоминает скорее «протокольное» описание событий и подачу фактов с вкраплениями из подлинных документов, отсылок и справок.

Именно профессиональный интерес, по всей видимости, заставил Д. Акерман обратиться к истории супругов Жабинских. Можно предположить, что для ученого-натуралиста Ян Жабинский, в первую очередь, — старший коллега, основатель и первый директор Варшавского зоопарка, зоолог, автор книг. Фактически, писательница занимается тем же, чем и польский ученый — помимо непосредственно научной деятельности, она популяризирует зоологию. Однако, Ян и его жена Антонина известны всему миру не только как хранители зоопарка и ученые. После окончания Второй мировой войны на первый план выходит их подвиг — спасение около 300 евреев, активное участие Яна в Варшавском восстании, за что они были объявлены Праведниками мира.

Таким образом, мы можем проследить путь Д. Акерман к написанию романа «Жена смотрителя зоопарка» от профессионального интереса к сохранению животных в условиях оккупации до обращения к истории Холокоста, сопротивления и героизма. Об этом свидетельствует посвящение «Антонине и ее семье: людям и зверям», а также предисловие автора, в котором она объясняет, кто такие Ян и Антонина Жабинские, делая акцента на том, что они поляки-христиане. Там же, в предисловии, Д. Акерман говорит о том, что помогло ей написать книгу: Музей Варшавского восстания, Му­зей хо­локос­та в Ва­шин­гто­не, архивы Го­сударс­твен­но­го зо­оло­гичес­ко­го му­зея, письма и мемуары, до­кумен­ты, хра­нящи­еся в Ев­рей­ском ис­то­ричес­ком ин­сти­туте Вар­ша­вы, а также материалы из­ра­иль­ской прог­раммы «Правед­ни­ки ми­ра» и про­ек­та Стивена Спилберга «Шоа». Так, еще до начала непосредственного повествования автор заставляет читателя вспомнить все, с чем ассоциируется у история Катастрофы европейского еврейства и сохранение памяти о ней, и в первую очередь, фильм «Список Шиндлера», для которого С. Спилберг создал огромный архив материалов, и который стал символом этой темы в искусстве, и который стал своеобразным символом темы Холокоста в искусстве ХХ столетия.

В романе нет четко выстроенного сюжета, он скорее представляет собой серию эпизодов о спасении отдельных людей и целых семей, о работе движения сопротивления в оккупированной Варшаве, о жизни Варшавского зоопарка и его обитателей — как людей, так и животных — под властью нацистов. Автор подтверждает правдивость этих историй цитатами из подлинного дневника Антонины Жабинской.

Д. Акерман проводит параллели между людьми и животными, их жизнью и реакцией на происходящее вокруг. Ей важно, чтобы читатель уже с первых строк книги понял, что животные были неотъемлемой частью жизни семьи Жабинских, и их быт во многом определялся обитателями зоопарка.

« Ян и Ан­то­нина на­учи­лись жить не прос­то в те­кущем вре­мени, а по се­зону. Как и боль­шинс­тво лю­дей, они все же све­рялись с ча­сами, од­на­ко их пов­седнев­ная жизнь ни­ког­да не бы­вала впол­не обы­ден­ной, пос­коль­ку скла­дыва­лась из раз­ных ре­аль­нос­тей, од­на из ко­торых бы­ла нас­тро­ена на жи­вот­ных, дру­гая – на лю­дей. Ког­да гра­фики нак­ла­дыва­лись друг на дру­га, тог­да Ян поз­дно воз­вра­щал­ся до­мой, а Ан­то­нина вста­вала ночью, что­бы, к при­меру, при­нимать ро­ды у жи­рафа (де­ло всег­да рис­ко­ван­ное, пос­коль­ку эти жи­вот­ные ро­жа­ют стоя, де­теныш вы­вали­ва­ет­ся го­ловой впе­ред, а мать да­же не пы­та­ет­ся ему по­мочь). Все это прив­но­сило в каж­дый день ожи­да­емую но­виз­ну, и хо­тя по­доб­ные проб­ле­мы не поз­во­ляли рас­сла­бить­ся, они же рас­цве­чива­ли ее жизнь ма­лень­ки­ми при­ят­ны­ми сюр­при­зами». [1, С. 265]

Нацистская оккупация Варшавы показывается в романе через происходящее с зоопарком: разрушение строений, клеток и вольеров, расстрел животных. Ян и Антонина начинают со спасения животных: возвратившись в зоопарк, они собирают уцелевших зверей, берут к себе на виллу раненных и лечат их, пытаются восстановить систему водоснабжения и коммуникации в вольерах, запасают еду. Все эти действия необходимы, логичны и естественны для Яна и Антонины, и такой же естественной становится для них идея укрывать в зоопарке евреев. На протяжении всего романа автор подчеркивает, что забота о питомцах для Антонины и ее мужа — и часть профессии, и призвание. Особой заботы требуют детеныши и больные, самые слабые и беззащитные. Именно так относятся они к тем, что становится «гостями» виллы — польским евреям, спасающимся от нацистов, тем, кто сам тайно приходит на виллу и тем, кого Ян, прикрываясь встречами с известным ученым, выводит из гетто.

Автор пытается изобразить события в Варшаве через призму специфики животного мира, сохраняя именно научный взгляд натуралиста на природу происходящего. Каждая глава начинается именно с небольшого вступления, где говорится о том или ином животном, при чем это вступление является своеобразным синопсисом, которые вкратце дает читателю представление о следующих за ним событиях. Все животные описаны именно с позиций натуралиста, их портреты – это четкое научно-популярное описание видов. При этом подобный научный подход к изображению переносится и на героев, рассматриваемых событий. Появление каждого персонажа сопровождается его параллелью с тем или иным животным, что проявляется на разных уровнях: или с помощью внешнего сходства, которая в дальнейшем неоднократно подчеркивается, или с помощью поведенческих характеристик. Подобные параллели между миром людей и миром животных нужны писательнице для того, чтобы еще больше подчеркнуть ужас и абсурдность всего происходящего. Животные никогда не убивают себе подобных просто так, это всего лишь вопрос выживания, в то время, как зло творимое людьми, абсолютно бессмысленно. Этот ужас отчетливо виден в той сцене, когда Жабинские пытаются объяснить своему сыну, что для хомяков в принципе характерно поедание своего потомства и себе подобных, на что Ришард восклицает, что люди так никогда бы не поступили. Антонина Жабинская встает перед дилеммой, как объяснить сыну, что люди ведут себя намного более жестоко.

В данном романе документальный аспект однозначно превалирует над художественным, но, тем не менее, события, изображенные с натуралистической точностью, не могут не привлекать зрительского внимания.

References
1. Akerman D. Zhena smotritelya zooparka. M.: Azbuka, 2017.-384 s.
2. Zueva E. V. Estestvennonauchnyi fakt i ego khudozhestvennoe voploshchenie v britanskoi animalistike vtoroi poloviny KhKh veka // Filologiya i kul'tura. Philology and Culture. 2015. №1 (39). S. 162–166.
3. Zverev A.M. Liki massovoi literatury SShA. M.: Nauka, 1991.-336 s.
4. Koblyakova G. A. Animalisticheskaya literatura // Al'manakh sovremennoi nauki i obrazovaniya. 2010. № 12. S. 208–210.
5. Nesmelova O.O. Voina, fashizm, totalitarizm — sredstvami nonfiction // Filologiya i kul'tura. Philology and Culture, 2012. №4 (30). S.26-29.
6. Nesmelova O.O., Konovalova Zh.G. Kontseptsiya tvorcheskoi lichnosti v literature non-fikshn // Filologiya i kul'tura. Philology and Culture, 2015. №3(41). S.238-241.
7. Shastina E. M. «Antropologicheskaya animalistika» Eliasa Kanetti // Filologicheskie nauki. Voprosy teorii i praktiki. 2014. № 3. Ch. 2. S. 200–203.