Translate this page:
Please select your language to translate the article


You can just close the window to don't translate
Library
Your profile

Back to contents

Genesis: Historical research
Reference:

Suicide among peasant youth (the end of the XIX – the beginning of the XX century)

Bezgin Vladimir Borisovich

Doctor of History

professor of the Department of History and Philosophy at Tambov State Technical University

392000, Russia, Tambov Region, Tambov, str. Sovetstkaya, 106

vladyka62@mail.ru
Other publications by this author
 

 

DOI:

10.7256/2409-868X.2016.3.19039

Received:

04-05-2016


Published:

28-06-2016


Abstract: Based on the archive sources, primarily the police reports, this work examines the problem of juvenile suicide of the late XIX – early XX century. The object of this research is the villages of the governorates of the European part of Russia. The subject of the study is the suicide cases among village children and teenagers. Special attention is given to the determination of the motives of a voluntary departure from life of the peasant youth. During the course of this work the author establishes the ways of committing suicide, as well as determines the gender peculiarities of suicide among peasant youth. The methodology of this research is based on the interdisciplinary approach, which allows considering this problem as a manifestation of social deviation of peasantry of the end of the XIX – the beginning of the XX century. The main conclusion consists in the fact that the growth in the number of suicide among the village youth is justified by the influence of modernization process, namely by the events that accompanied it. Breaking down of the familiar way of life resulted in the feelings of fear and despair; the children became the most vulnerable part of the village in such situation.


Keywords:

Deviations, City, Modernization, Poisoning, Hanging, Police, Suicide, Village, Youth, Peasantry


Введение

В современной исторической науке проблема суицида, как и в прочем социальных девиаций, продолжает оставаться темой малоизученной. Хотя в последние годы наблюдается рост интереса исследователей и к этой форме отклоняющегося поведения различных слоев населения российского общества, особенно в контексте происходящих в нем модернизационных процессов. Так, тему самоубийств, в том числе и крестьян периода поздней империи, исследует в своих работах С.В. Богданов [1]. Статьи исследователя И.В. Синовой посвящены анализу причин ювенального суицида в дореволюционной России, преимущественно в среде учащихся [2]. Малоизученным остается вопрос суицида в среде крестьянской молодежи и деревенских детей, то есть той категории деревенского населения, которая в силу возрастных особенностей воспринимала трудности и перипетии повседневной жизни наиболее остро и болезненно.

Источниковой базой исследования послужили документы губернской полиции, материалы местной периодической печати. В сводках о происшествиях в губерниях содержатся сведения о фактах самоубийств, совершенных крестьянами. В полицейских отчетах фиксировались случаи суицидов, указывалось место, время, а также социальная принадлежность и возраст и самоубийц. Реже в них содержалась информация об обстоятельствах или мотивах произошедших трагедий.

Использованные документы не дают возможность в полной мере установить мотивы крестьянских самоубийств, в большинстве полицейских сводок причины суицидов не установлены. Однако то, что оставалось тайной для урядника или станового пристава, не было таковой для односельчан. В условиях прозрачности деревенских отношений сельская молва о случившемся с большой долей вероятности указывала причину, толкнувшую парня или девушку на столь отчаянный шаг. Поэтому этнографические материалы в данном случае выступают, пожалуй, единственным источником в изучении мотивационного комплекса сельских самоубийц.

Основная часть

Анализ случаев самоубийств, совершенных в сельской местности, дает основание числа утверждать, что мужчины сводили счеты с жизнью чаще, чем женщины. Согласно данным общероссийской статистики конца XIX в. доля женских суицидов составляли от 25 до 30 % от общего их числа [3]. В уездах Тамбовской губернии в конце XIX в. ежегодно регистрировалось от 28 случаев самоубийств в 1885 г. до 62 — в 1897 г. Доля женщин среди сельских самоубийц колебалась от 22% в 1884 г. до 39% в 1885 г. [4]

В начале XX в. на фоне увеличения числа крестьян, добровольно ушедших из жизни, половое соотношение самоубийц оставалось примерно тем же. На основе рапортов уездных исправников Тамбовской губернии за 1908 г. можно сделать вывод о том, что из 20 самоубийц (14 мужчин и 6 женщин) повесились 17 человек, в т.ч. 12 мужчин и 5 женщин, отравились один мужчина и одна женщина, один крестьянин застрелился. Максимальное число самоубийц в селах губернии было отмечено в 1910 г. — 88 крестьян, в т.ч. 68 мужчин и 20 женщин [5, д. 6676, 6677].

Отмеченная гендерная особенность, была характерная и для сельских детей и подростков, добровольно ушедших из жизни. По нашим подсчетам, основанных на данных полиции Курской губернии, только за первое полугодие 1912 г. добровольно ушли из жизни посредством повешения 6 крестьянских парней, в том числе двое в возрасте 12 лет, двое – 14 лет, и по одному в возрасте 15 и 16 лет [6, оп. 121, д. 34ч. 10, л. 5об, 10об, 36об, 54].

Среди способов самоубийств деревенской молодежи преобладало повешение, что подтверждается материалами полицейского ведомства. Приведем лишь некоторые факты, ограничившись пределами двух соседних губерний и временем одного отчетного года. «В степи землевладельцев Станкевичей (Воронежская губерния) 2 июля 1901 г. повесился крестьянский мальчик Захар Шеногин 13 лет» [6, оп. 99, д. 1ч. 71л Г, л. 60]. «В с. Красном Новохоперского уезда Воронежской губернии 31 июля 1901 г. повесилась крестьянка Коноплянская, 19 лет» [6, оп. 99, д. 1ч. 71л Г, л. 70]. «21 мая 1901 г. в с. Старой Нелидовке Белгородского уезда Курской губернии повесился крестьянин Бондаренко, 16 лет» [6, оп. 98, д.1ч. 28л. Г, л. 18об].

Одной из причин самоубийства деревенских парней являлось пьянство. Как для взрослых крестьян, так и для сельской молодежи это пагубное пристрастие доводило порой до суицида. В Орловской губернии, 18 января 1900 г. в с. Парамонове Болховского уезда повесился крестьянин Захар Карев, 19 лет, бывший в нетрезвом виде [6, оп. 98, д. 1ч, 16л. Г, л. 22]. «В слободе Холке Новооскольского уезда Курской губернии 13 сентября 1901 г., страдая горячкой, повесился Гореленков, 18 лет» [6, оп. 98, д.1ч. 28л. Г, л. 49об]. Житель с. Антоновки Криушинской волости Тамбовского уезда той же губернии Артемий Илюшкин, 26 лет, 25 февраля 1908 г. удавился в пьяном виде в собственном доме [5, д. 6676, л. 100об].

Накладывали на себя руки сельские жители и по причине психического расстройства или в состоянии депрессии, что также отмечено в отчетах уездных исправников. Так, в слободе Кривоносовой Богучарского уезда Воронежской губернии, в припадке психического расстройства, 14 января 1900 г. повесился крестьянин Горбунов 19 лет [6, оп. 98, д.1ч. 64л. Г, л. 6]. 9 февраля 1900 в д. Глинках Медынского уезда Калужской губернии в своем доме повесился в припадке меланхолии Иван Тихонов, 19 лет [6, оп. 98, д. 1ч. 57л Г, 15об]. В Тамбовской губернии в 1900 г. был отмечен лишь один случай подросткового суицида. 18 марта этого года в с. Солдатской слободе Борисоглебского уезда удушился крестьянский мальчик Иван Гущин, 12 лет, причина — тоскливое состояние [5, д. 6676, л. 122]. Крестьянский мальчик Любогощев, 14 лет, житель слободы Петропавловки Коротоякского уезда Воронежской губернии, страдавший меланхолией, повесился 4 июня 1912 г. [6, оп. 121, д.14ч. 10, ч.2, л. 139об]. Еще два аналогичных случая были зарегистрированы в этой губернии за 1912 г. В с. Шумной Валуйского уезда повесился находившийся в болезненном состоянии крестьянин Лукашев, 15 лет, а в пос. Верхне Боеве удавился крестьянский мальчик Дмитрий Тататринцев, 13 лет, страдающий падучей болезнью [6, оп. 121, д.14ч. 10, ч.1, л. 14].

Подчас на добровольный уход из жизни решались сельские девушки, обманутые парнями обещаниями жениться и забеременевшие от этой связи. В таких ситуациях на суицид их толкал страх позора и осуждения со стороны родных и соседей [7, 2005, т. 3, Калужская губерния, с. 561]. Так в 1898 г. несчастная любовь стала причиной смерти крестьянской девушки Анастасии Бызовой, жительницы вологодской деревни. Двадцати лет от роду, она два года была «подруженькой» молодого парня из зажиточной семьи, который обещал на ней жениться. Но обманул и женился на другой. Обманутая девушка удавилась в бане. В результате вскрытия было установлено, что она была беременна [7, 2007, т. 5, Вологодская губерния, ч. 3, с. 636].

В корреспонденции из Буйского уезда Костромской губернии (1897–1899 гг.) автор рассказывает о крестьянской девушке Дарье, которая любила сына местного лавочника Сергея, и чувства эти были взаимны. Но по воле отца сын женился на богатой мещанке из города, хотя была она «лицом корява и умом тупа». Вскоре после свадьбы Дарью нашли в овине, повешенной на поясе [7, 2004, т. 1, Костромская и Тверская губернии, с. 25].

К самоубийству прибегали и молодые, замужние женщины в случае беременности по причине внебрачной связи из-за страха возможных последствий. «В ночь с 26 на 27 апреля 1914 г. в Донской слободе Козловского уезда Тамбовской губернии повесилась солдатка, крестьянка Анастасия Волкова, находящаяся в последней степени беременности. Покойной был только 21 год, покончила самоубийством вследствие невозможного жития в семье со старшими, которые за допущенный грех буквально ее съели» [8].

Таким образом, для крестьянских девушек одной из причин суицида был фактор «несчастной любви», или ситуация «обманутой невесты». В этом отношении интересно суждение исследователя начала XX в. Автор статьи «Самоубийства детей» отмечает – 40% самоубийств девочек и девушек составляли сексуальные причины. В их числе есть много "соблазнённых" (из них некоторым не более 13 лет), есть молодые проститутки, которым их жизнь показалась невыносимой» [9].

Подтверждение тому находим в сводках губернской полиции, сообщавших как о пристрастии крестьянок, занимавшихся проституцией к алкоголю, так и об их склонности к суициду. В г. Воронеже на Миллионной улице в доме терпимости 15 февраля 1912 г. от пьянства умерла проститутка крестьянка Андреева, 22 лет [4, оп. 121, д.14ч. 10, ч.1, л. 25об-26]. В слободе Бутурлиновке Бобровского уезда Воронежской губернии 22 марта того же года отравилась карболкой крестьянская девица Каменцева, 16 лет, которая при жизни вела нетрезвый образ жизни и занималась проституцией [6, оп. 121, д.14ч. 10, ч.1, л. 57-57об].

Мотивом к добровольному уходу из жизни мог стать страх молодого человека или девушки перед неизбежным наказанием. Примером служит следующая информация. «В с. Генеральском Новоузенского уезда Самарской губернии 13 февраля 1900 г. крестьянская девица Евдокия Харьковская, 16 лет, отравилась раствором фосфорных спичек. Дознанием полиции установлено, что причиной самоубийства послужила боязнь ответственности за совершенную кражу» [6, оп. 98, д. 1ч. 44л Г, л. 29].

Нравы в крестьянских семьях были грубы, а насилие по отношению к домочадцам, в том числе и детям, явлением обыденным. Поэтому нельзя исключить, что часть самоубийств, совершенных крестьянскими детьми, была неадекватной реакцией наиболее впечатлительных натур на насилие со стороны родителей или близких родственников. Следующая информация подтверждает это. Так в ведомостях о происшествиях в Воронежской губернии за 1912 г. читаем, что «11 апреля в с. Коршеве Бобровского уезда отравился мышьяком крестьянский мальчик Кучин, 16 лет. Причина жестокое обращение с ним отца. В с. Мокреце Нижнедевицкого уезда повесилась крестьянка Мацнева, 17 лет. Причина жестокое обращение с ней брата и его жены» [6, оп. 121, д.14ч. 10, ч.1, л. 71].

Как уже отмечалось выше, способ осуществления суицида подростками различался по гендерному признаку и мало чем отличался от взрослых самоубийц. Дореволюционный исследователь проблемы ювенального суицида приводит такие данные: «большинство мальчиков – 55,5% – уходили из жизни, используя повешение, а 66,7% девочек – утопление. Примерно одинаковое количество и мальчиков (26%), и девочек (22,2%) отравились. Девочки в отличие от мальчиков (14,8%) не использовали огнестрельное оружие, и среди них не встречалось ни одного случая самоубийств, мотивом для которых служил бы алкоголь. В целом мальчики использовали более жёсткие способы, такие как повешение и оружие» [10].

Трудно понять, как автор определил число девушек, утонувших намеренно. В селе, по данным полиции, детей и подростков, утонувших во время купания было всегда много, но все эти случаи относились к разряду случайных смертей. По этой причине определить среди них число утопившихся не представляется возможным.

В остальном, что касается способов, к которым прибегали самоубийцы, наши наблюдения совпадают с вышеприведенными данными. Вот некоторые примеры, обнаруженные в архивных материалах. По сообщению полиции Самарской губернии, за январь 1900 г. «в г. Бузулуке 4 января крестьянин Бузулукского уезда Матвей Давыдов, 21 год, лишил себя жизни, застрелившись из револьвера. 31 января того же года в г. Самаре крестьянин Владимирской губернии Иван Панков, 19 лет, зарезался кинжалом» [6, оп. 98, д. 1ч. 44л Г, л. 5, 13об-14]. В г. Борисоглебске Тамбовской губернии 3 мая 1908 г. был обнаружен труп крестьянина с. Новоспасского Козловской волости Семена Полянского, застрелившегося из револьвера в правый висок, причина самоубийства осталась невыясненной [5, д. 6676, л. 224]. Обратим внимание на то, что хотя по своему социальному происхождению юноши были крестьянами, счеты с жизнью с помощью оружия они свели в городе. Можно предположить, что самоубийства крестьян в городах могли быть следствием процесса маргинализации выходцев из деревни, невозможности их адаптации к условиям городской жизни [11, с. 72].

Помимо повешения сельские девушки действительно чаще, чем юноши прибегали к отравлению. В этом проявлялась особенность женской натуры: боязнь крови и желание легкой смерти, а также стремление даже после смерти выглядеть привлекательно.

Далее приведем несколько свидетельств женских суицидов в результате отравления, обнаруженные нами в отчетах полиции центрально-черноземных губерний. Так, в феврале 1900 г. в с. Полевых Новоселках Севского уезда Орловской губернии отравилась сулемой крестьянка Сумарокова, 19 лет [6, оп. 98, д.1ч. 16л. Г, л. 43об]. Крестьянка Рудакова, 18 лет, 12 мая 1901 г. в г. Новохоперске Воронежской губернии умерла от отравления фосфором от спичек [6, оп. 99, д. 1ч. 71л Г, л. 20об]. В том же году в губернском центре 11 июля умерла от отравления крестьянка Кобзина, 19 лет [6, оп. 99, д. 1ч. 71л Г, л. 52]. Из рапорта уездного исправника Козловского уезда Тамбовской губернии за 1904 г. следует, что в с. Ржакса 20 марта отравилась фосфором крестьянка Марфа Сафронова, 20 лет, а в с. Пичаево Курдюковской волости таким же способом 16 марта ушла из жизни крестьянка Федосия Журавлева, 25 лет [5, д. 5637, л. 184, 225об]. 26 февраля 1908 г. в земской больнице г. Моршанска Тамбовской губернии от отравления уксусной эссенцией скончалась крестьянка с. Больших Куликов Александра Долгова, 21 года [5, д. 6676, л. 85об]. Все упомянутые вещества использовались в сельском быту и об их ядовитых свойствах крестьянские дети и подростки, конечно же, знали. Родительские предостережения детства становились для самоубийц некой «подсказкой» для ухода из жизни.

Самоубийство в большинстве своем является действием импульсивным, а не продуманным решением. Это, прежде всего, относится к молодым людям, для которых суицид становился «выходом» из неразрешимой жизненной ситуации. Именно спонтанность решения обуславливало место совершения самоубийства. Как правило, это крестьянский двор, а точнее хозяйственные постройки: сарай, амбар, рига, баня и т. п. Реже повешенных находили в собственном доме или в его сенях. Вот некоторые сообщения о суицидах деревенской молодежи с указанием мест, где они были совершены. В Тамбовской губернии 29 ноября 1906 г. крестьянка с. Лисиц Праскофья Афонина, 20 лет от роду, от неизвестной причины повесилась в своем амбаре [5, д. 6248, л. 527об]. В слободе Перевальной Острогожского уезда Воронежской губернии 13 мая 1912 г. в сарае повесился крестьянский мальчик Бабешков, 14 лет [6, оп. 121, д.14ч. 10, ч.1, л. 103об]. На чердаке нежилого дома в слободе Калач Богучарского уезда Воронежской губернии 3 октября того же года повесился крестьянин Шевцов, 17 лет [6, оп. 121, д.14ч. 10, т. 2, л. 88].

Выводы

Если сравнивать число самоубийств, совершенных молодежью в городе и в селе, то следует признать, что в городской среде такие случаи фиксировалась чаще. Причем среди подростковых самоубийств распространены были женские суициды [12, с. 1123]. Причины меньшей подверженности сельской молодежи суицидам следует усматривать в укладе деревенской жизни, в размеренности ее ритма и предсказуемости событий. А также в сознании сельского жителя, основанном на православной вере, исключавшей саму возможность добровольного ухода из жизни.

Увеличение числа самоубийств в российской деревне, в том числе и в среде сельской молодежи, в изученный период следует объяснить влиянием процесса модернизации, а точнее теми явлениями, которыми она сопровождалась. Речь идет о переменах в привычном образе жизни агарного общества, вызванных процессами роста социальной мобильности крестьян, кризисом патриархальной семьи, ослабления социального контроля со стороны общины, падения степени религиозности сельских жителей. Все эти деструктивные факторы рождали атмосферу коллективного психоза с присущим ей чувством страха и отчаяния. По понятным причинам наиболее уязвимой частью села в такой ситуации стала молодежь. В силу возраста и отсутствия опыта часть деревенских детей и подростков оказалась просто не готова к стрессам и жизненным испытаниям.

References
1. Bogdanov S.V. Smertnost' naseleniya Kurskoi gubernii ot samoubiistv vo vtoroi polovine XIX veka // Nauchnye vedomosti Belgorodskogo gosudarstvennogo universiteta. Seriya: Istoriya. Politologiya. Ekonomika. Informatika. 2013. T. 27. № 15(158). S. 119–125; On zhe. Suitsidal'naya aktivnost' naseleniya Kurskoi gubernii v poreformennye desyatiletiya: masshtaby, dinamika, osobennosti // Izvestiya Yugo–Zapadnogo gosudarstvennogo universiteta. 2013. № 2(47). S. 150 – 155.
2. Sinova I.V. Detskie suitsidy vo vtoroi polovine XIX veka // Tyumenskii meditsinskii zhurnal. 2013. T. 15. № 3 S. 48-49; Ona zhe. Samoubiistva detei kak sotsial'naya problema na rubezhe XIX-XX vv. // Vestnik Leningradskogo gosudarstvennogo universiteta im. A.S. Pushkina. Istoriya. 2012. № 4 (T. 4). S. 29–35.
3. Gilinskii Ya., Rumyantseva G. Dinamika samoubiistv v Rossii. URL: http://demoscope.ru/weekly/2004/0161/analit01.php (data obrashcheniya 14.07. 2011)
4. Obzor Tambovskoi gubernii za 1883–1898 gg. Tambov, 1884–1899.
5. Gosudarstvennyi arkhiv Tambovskoi oblasti (GATO). F. 4. Op. 1.
6. Gosudarstvennyi arkhiv Rossiiskoi Federatsii (GARF). F. 102.
7. Russkie krest'yane. Zhizn'. Byt. Nravy. Materialy «Etnograficheskogo byuro. kn. V.N. Tenisheva». SPb.: «Delovaya poligrafiya», OOO «Navigator». 2005–2011. T. 1–7.
8. Tambovskii krai. 1914. 1 maya.
9. Ul'yanova A. Samoubiistva detei // Svobodnoe vospitanie. 1909–1910. № 8–9. S. 76.
10. Terekhovko F.K. K voprosu o samoubiistve v SPb. za 20-letnii period (1881–1900): dis. Gatchina, 1903. S. 168–169.
11. Bezgin V.B. Samoubiistva krest'yan v rossiiskoi derevne kontsa XIX – nachala XX veka // Istoricheskii zhurnal: nauchnye issledovaniya. 2012. № 1 S. 69-76.
12. Bezgin V.B., Zherebchikov D.P. Suitsid v gorode i derevne rossiiskoi provintsii kontsa XIX – nachala XX veka // Vestnik Tambovskogo gosudarstvennogo tekhnicheskogo universiteta. 2012. T. 18. № 4. S. 1121 – 1130.