"Syrian issue" of Bashar Asad.

Manoilo Andrei Viktorovich Doctor of Politics Professor, the department of Russian Politics at the faculty of Political Science, Moscow State University   199992, Russia, Moscow, Lomonosovsky Prospekt 27, building #4, office #G-638 cyberhurricane@yandex.ru Other publications by this author

В ситуации на Ближнем Востоке в контексте революций «Арабской весны» продолжает оставаться неясным сирийский вопрос. С одной стороны, гражданская война в Сирии начинала развиваться как типичная цветная революция, по сценарию, сходному с ливийским. С другой стороны, с Сирией все должно было закончиться еще до первых чисел мая 2012 г.: в этом в самом начале 2012 года были уверены абслютно все, и друзья, и непримиримые противники режима Башара Асада. Американцы – авторы классических цветных революций, только что успешно обкатавшие свой «демократический шаблон» на примере Ливии, - настолько в этом не сомневались, что даже начали разворачивать аналогичный сценарий в России, в которой эти волнения, местами закончившиеся незначительными беспорядками, получили название «революции белых ленточек». Тем было удивительнее, когда из Сирии очередной сенсации не вышло: режим Асада неожиданно проявил стойкость и решимость бороться за власть до конца, не считаясь с потерями среди своих соратников и мирного населения. И волна очередной революции забуксовала в считанных километрах от президентского дворца, получив несколько весьма ощутимых уроков как в самой столице, так и в боях в жилых кварталах Алеппо, Хомса. В результате сирийский мятеж, вовремя не поддержанный иностранной интервенцией (как это было в Ливии), превратился в затяжную позиционную гражданскую войну, в которой самые тяжелые потери несет мирное население. Дошло дело даже до того, что «освободившиеся» после гибели Каддафи ливийские боевики перетекли в основном не в Сирию, где полным ходом идет дело освобождения народа от власти очередного наследственного диктатора, а в Мали, где они, сговорившись с туарегами, организовали исламистский переворот. Вот и стоит задуматься, за что воевали эти «революционеры» – за светлые идеалы англосаксонской демократии, универсальные общечеловеческие ценности или прибыль, которую можно получить, установив власть над страной, обладающей богатейшими залежами урана. Мали, правда, географически расположена ближе, чем Сирия (в случае чего можно и пешком дойти), но это не помешало американцам в начале первого наступления Сирийской свободной армии на Дамаск перебросить в район боев около 700 оставшихся не у дел ливийских боевиков. Так что было бы желание, а способ всегда найдется.

Причину столь упорного сопротивления режима Асада численно превосходящим силам мятежников (в гражданской войне на стороне Асада воюют только алавитские части и специальные службы, остальная армия выжидает и фактически бездействует) многие эксперты видят в наглядном примере, преподнесенном Каддафи: его гибель в очередной раз показала, что американцы и их союзники не планируют оставлять в живых свидетелей своей тайной политики на Арабском Востоке. Как бы не сложилась ситуация в Сирии, живым Асада из страны не выпустят, и он это вполне отчетливо понимает: Асад, хотя и является представителем сугубо мирной профессии – по образованию он врач-офтальмолог, но впечатление наивного человека ни в коей мере не производит. Особенно, если учитывать тот факт, что точно такая же угроза исходит из его алавитского окружения, настроенного сражаться до конца, среди которых Асад выглядит удерживаемым заложником. С этими доводами, конечно, трудно не согласиться, но вместе с тем, стоит отметить, что на этом причины сопротивления правящего режима Сирии не исчерпываются, потому что Сирия – не Ливия, а Асад – не Каддафи.

Сходство между войной в Ливии и Сирии наблюдается только в качественном составе мятежных формирований, противостоящих правительственным силам: в большинстве своем это все те же исламисты-моджахеды (как правило, граждане других государств), разбавленные профессиональными наемниками (не имеющими убеждений) и дезертирами из правительственной армии и полиции. На этом сходства заканчиваются, потому что противостоят сирийским мятежникам силы, качественно отличающиеся от тех, с кем Каддафи начал войну.

Если за Каддафи воевали в основном люди его племени – из родного для него города Сирта, население которого в буквальном смысле разделило участь вождя, то за Асада воюют алавиты – приверженцы одного из шиитских направлений в исламе, для которых победа оппозиции, состоящей в большинстве своем из суннитов, означает поголовное физическое истребление, то есть геноцид. Именно так сирийские повстанцы и поступали с мирным населением, если им удавалось захватить алавитское селение или деревню. Заодно по маршруту движения Свободной Армии Сирии вырезались и остальные конфессии – в основном, христиане. Последний христианин в г. Хомс, перешедшем под контроль мятежников в конце 2012 года, был убит тогда же, 1 ноября 2012 г. ^[1]

В отличие от алавитского ядра сирийской армии, которая считается одной из самых боеспособных в регионе, армия Каддафи состояла в основном из наёмников. Которые и отошли в сторону, как только в конфликт вмешались США, тем самым спасшие своих союзников по НАТО – Францию и Великобританию – от весьма вероятного военного поражения. На комплексах ПВО у Каддафи сидели в основном пакистанцы, которых трудно заподозрить в наличии излишнего патриотизма в отношении чужой для них страны и упорного желания воевать за маленький (всего около 2 млн. населения) ливийский народ.

Боевые действия мятежников из Свободной армии Сирии и воюющих на их стороне боевых подразделений Аль-Кайды, Талибана, Движения исламского возрождения Узбекистана и других, до сих пор не поддержаны прямой иностранной интервенцией, хотя попытки ее начать, инсценировав формальный повод, все-таки делались: одной из таких попыток следует считать обстрел неустановленными лицами, находящимися на сирийской территории, турецких пограничников, повлекший жертвы среди мирного населения. Второй попыткой начать маскированное вторжение Западной коалиции можно считать «малую войну» между Палестиной (находящейся под фактическим контролем ХАМАС) и Израилем, обвинившем Иран и Сирию в поставке боевикам ХАМАС ракетного вооружения. Третьей попыткой найти формальный повод для начала внешней агрессии против Сирии можно считать перепевы по поводу наличия у «преступного» режима Асада оружия массового поражения – на этот раз, в отличие от Ирака, не ядерного, а всего лишь химического, - и решимости Асада это оружие применить в случае, если США и НАТО решатся на прямое участие в конфликте ^[2].

В первом случае сценарий оказался предельно прост: в обстреле турецкой территории обвинили сирийскую правительственную армию, в связи с чем Турция решительно заявила, что намерена решительно пресекать любые попытки нападения на ее граждан, но при этом опасается пасть жертвой прямой военной агрессии со стороны асадовского режима. В тот же день США выступили с заявлением, смысл которого сводился к тому, что США не росят своего союзника по НАТО в беде и готовы немедленно прийти к нему на помощь, невзирая на международные конвенции и резолюции СБ ООН. Не трудно заметить, что этот сценарий полностью скопирован с более раннего – ливийского, в котором США якобы были вынуждены оказать военную помощь своим союзникам по НАТО, терпящим военное поражение от «диких бедуинов», незнакомых с цивилизованными традициями ведения войны. Вероятно, именно благодаря столь явно выраженной похожести этот сценарий так и не получил своего дальнейшего развития.

Трудно не отметить, что обстрел турецкой территории неизвестными лицами, находившимися на территории Сирии – весьма удобный повод для начала военного вторжения ударной группировки НАТО и прямого вмешательства западных государств в гражданскую войну.

Турки приписывают нападение на их граждан, повлекшее жертвы среди мирного населения, сирийским правительственным войскам, верным Асаду. Между тем, следует отметить, что сирийско-турецкая граница на момент инцидента уже не контролировалась правительственными войсками – еще два месяца до того она полностью перешла под контроль мятежников из Свободной Армии Сирии, о чем они сами неоднократно заявляли. Так что кто именно там открыл огонь по турецкой территории – вопрос, в целом неясный. По почерку этот инцидент скорее дело рук сирийской оппозиции, которой жизненно необходимо вмешательство в конфликт вооруженных сил североатлантического альянса: в одиночку они с Асадом не справятся. Нет сомнений в том, что ради такой поддержки они готовы пойти на любые провокации.

Кроме того, напрашивается очевидная аналогия с инцидентом, с которого началась Вторая мировая война – с расстрела немецких граждан немецкими диверсантами, переодетыми в польскую военную форму. В случае с Сирией неизвестными лицами, обстрелявшими турецкую территорию, взят все тот же шаблон, как будто его скопировали со школьного учебника. История, к сожалению, имеет обыкновение повторяться.

Во втором случае в большой политической игре, ведущейся вокруг Сирии, была разыграна карта ближневосточного конфликта между Израилем и Палестиной. 15 ноября 2012 года на Ближнем Востоке вспыхнул конфликт, имевший все шансы переродиться в новую большую войну: боевики радикального палестинского движения ХАМАС выпустили по Израилю около 400 ракет класса «земля-земля». Треть из них были перехвачены израильской ПРО, остальные попадали на головы израильтян, включая жителей их столицы. В ответ израильтяне уничтожили некоторое количество палестинцев, в основном, случайно оказавшихся в окрестностях арабо-израильской границы (СМИ говорили о 19 погибших), и объявили тотальную мобилизацию.

Пока политики гадали о причинах внезапной атаки в целом сравнительно неагрессивных (в последнее время) палестинцев на своих соседей-израильтян, сценарий новой большой войны стал приобретать вполне реальные очертания: мало кто сомневался, что Израиль обязательно ответит на атаки арабов наземной операцией в секторе Газы, перестреляет там массу случайных людей и тем самым вызовет небывалый подъем всего арабского мира.

Эти опасения имели под собой вполне реальные основания: Египет практически сразу же выразил свою крайнюю степень недовольства военными приготовлениями Израиля и, по тону заявлений его президента, лидера египетской ячейки радикальной исламистской организации «Братья-мусульмане» М. Мурси, готов вмешаться в конфликт в любой момент. Тем более что последний в борьбе за власть незадолго перед этими событиями весьма изобретательно «зачистил» верхушку египетской армии, которая остается в Египте единственной реальной силой, способной влиять на политическую жизнь страны.

Интересно, что на тот момент сложившаяся вокруг палестино-израильского конфликта ситуация вполне устраивала и режим Б. Асада, и режим исламских мулл в Иране. Более того, не исключено, что атака ХАМАС была спланирована именно Дамаском или Тегераном и управлялась из одного из указанных центров. Впрочем, это давний испытанный способ конфликтной мобилизации в арабском мире: в борьбе против иноверцев арабы быстро забывают прежние обиды. Таким образом, если Израиль ответил на вызов ХАМАС, западная коалиция во главе с США, забуксовавшая со своей «Арабской весной» в Сирии, получила бы в качестве военного противника консолидированный фронт исламских государств. Дальнейшее развитие ситуации стало полностью зависеть от того, насколько глубоко Израиль заглотит брошенную ему наживку ^[3].

Как теперь уже известно, Израиль наживку не заглотил, и его фактическое отступление на военном и политическом фронте ХАМАС воспринял как первую свою безусловную военную победу. Однако, кто именно остановил израильскую военную машину: руководство страны или их американские партнеры, до сих пор остается неясным. Возможно, Вашингтон свернул этот сценарий, понимая, что игра становится слишком сложной и многовариантной, а сама разыгрываемая комбинация обладает рядом слабых моментов, способных сыграть на руку Сирии и Ирану.

В третьем случае сценарий оказался далеко не нов: в его основу был положен порядком уже избитый шаблонный миф об угрозе со стороны авторитарных ближневосточных режимов, якобы обладающих оружием массового поражения. Именно угроза применения ОМП режимом Саддама Хусейна (реальная или гипотетическая – сейчас уже трудно судить, ведь, как известно, наличие у Саддама ОМП не подтвердилось) стала основной причиной, оправдывающей вторжение США в Ирак в 2003 году.

В августе 2012 года Барак Обама наконец-то признался, чего он боится больше всего: химического и биологического оружия президента Асада. «Мы начнем вторжение, - заявил Б. Обама - как только сирийцы применят химическое оружие» ^[4]. Или куда-то его вывезут: «Если мы увидим, что химическое оружие куда-то вывозится или используется, мы будем рассматривать это как переход за красную черту. И это заставит меня действовать уже по-другому», - пригрозил Б. Обама ^[4]. Но и в этом случае американцы собираются выждать, пока асадисты (сторонники Б. Асада) не истратят весь свой боезапас на «борцах за свободу». Тем из борцов, кто при этом выживет, будет дано почетное право идти впереди американских танков, первыми расчищая путь к свободе.

Такая информация посеяла в рядах повстанцев замешательство: полевые командиры повстанцев и примкнувших к ним моджахедов признались, что и раньше от позиций правительственных войск иногда тянуло «биологическим оружием», но теперь, после заявлений Президента США, тянуть стало гораздо отчетливее. Как теперь с этим жить - неясно.

Российские представители заявили, что никакой химии Россия в Сирию никогда не поставляла — ни боевой, ни бытовой, ни в имперский период своего существования, ни в эпоху демократических преобразований. Запад заметно огорчился такому повороту дела: как бороться с химией русских, в принципе, понятно, она для натовских военных почти как родная, а вот что там у Асада припрятано на самом деле — доподлинно неизвестно. Так, вытащат эти сирийцы из «закромов Родины» какой-нибудь гриб — и пол-Аль-Кайды нет.

Сирия входит в число стран, не присоединившихся к конвенции о запрещении химического оружия 1997 года. Но она его и не разрешает, не рекламирует, а бережно хранит на складах.

Близость президентских выборов в 2012 году побуждала Б. Обаму бояться сирийской химии все сильнее: лучшего момента для нагнетания всеобщей истерии было не найти, американская нация в этот период чувствительна как никогда к любым проявлениям коллективных страхов и фобий. Правительство Асада также это понимало и даже официально заявило о том, что трагедия сирийского народа предусмотрена сценарием избирательной компании действующего Президента США. Тот этого даже не стал отрицать, переключив внимание мирового сообщества на своих статистов, которых теперь стало модно держать в большой политике — Кондолизу Райс и Викторию Нуланд, которая незадолго перед этим стала новым официальным представителем Государственного департамента США.

Последняя 21 августа 2012 года выступила с заявлением, что Соединенные Штаты намерены и дальше действовать в Сирии в обход Совета Безопасности ООН, поскольку американцы сомневаются в способности некоторых членов Совета Безопасности ООН урегулировать разногласия и достичь единства мнений. «Мы будем осуществлять в Сирии настоящие политические изменения вместе с теми странами, которые хотят в этом участвовать, - публично заявила В. Нуланд, - и, если потребуется, вне рамок Объединенных Наций» ^[4].

Это уже не первый случай, когда простая американская девушка публично отчитывает старейшую международную организацию. В ответ на это заявление глава российского МИД С. Лавров заявил, что отодвигать ООН в сторону, как минимум, преждевременно: Москва и Пекин считают недопустимыми нарушения норм международного права в ситуации с Сирией. В этом мнении к министру иностранных дел России присоединился член Госсовета Китая Дай Бинго, курирующий вопросы внешней политики КНР и случайно - проездом - оказавшийся 27 августа 2008 года в Москве. По словам главы российского МИД, в своих действиях обе страны руководствуются «очень надежными критериями. Эти критерии заключаются в необходимости строго соблюдать нормы международного права, принципы, которые заложены в Уставе ООН, и не допускать их нарушения» ^[4].

Что же может предпринять Башар Асад в сложившейся ситуации? На этот вопрос напрашивается несколько вполне очевидных ответов.

Во-первых, в интересах Асада сейчас перебить все боевые отряды оппозиции, пока еще они не получили поддержки в виде экспедиционных сил НАТО и государств Персидского залива. Мятежников сейчас сравнительно немного, они еще не вооружены тяжелым оружием (артиллерией, танками, комплексами ПВО и т.д.), за исключением боевых трофеев; в своем наступлении они полагаются не столько на собственную ударную силу, сколько на безграничные возможности по подкупу сирийских командиров, преграждающих им дорогу (так, как это было сначала в Ираке, а затем в Ливии).

Западу и НАТО повстанцы необходимы не как организованная боевая сила, а как некое политическое движение, которое можно выдать за представляющее интересы большинства сирийских граждан, угнетенных режимом Асада (кто там будет считать, сколько их на самом деле, этих представителей «сирийского народа», поддерживающих мятежников), избрать из их числа «правительство национального освобождения», признать его официально как единственное легитимное правительство Сирии и затем получить от лица этого суррогатного правительства официальное приглашение вмешаться в конфликт. Сходная схема была разыграна американцами на Кубе, в Заливе свиней. Там, правда, бойцы Фиделя так быстро перебили всех высадившихся эмигрантов, что те даже не успели сформировать свое правительство, не говоря уже об установлении дипломатических отношений с соединенными Штатами. У Асада сегодня повторяется та же ситуация: пока в руках мятежников остается хоть пядь сирийской земли, для Асада сохраняется угроза прямой иностранной интервенции.

Во-вторых, Асаду неплохо бы прояснить вопрос относительно того, кто же все-таки воюет на стороне мятежников, и каков процент в их рядах собственно сирийских граждан. Есть подозрения, что этот процент невелик: известно, что примерно половина всех полевых командиров так называемой оппозиции – руководители секций Аль-Кайды, в отрядах полно исламистов из Египта, Ливии, других государств Африки и Ближнего Востока. Более того, наемники вовсю вербуются американскими инструкторами в других горячих точках планеты, например, в зоне суданского конфликта. Складывается ситуация, схожая с первой и второй войнами в Чечне, когда на стороне чеченских сепаратистов воевали моджахеды со всего арабского востока, включая страны Персидского залива; встречались даже негры. Прояснение вопроса о том, кто же воюет на стороне сирийской оппозиции, может показать реальную картину событий и указать на истинных игроков, которые сегодня на острие американской внешней экспансии несут миру новый исламский порядок.

В-третьих, у Асада явно хромает пропаганда. В рядах мятежников на него наступает Аль-Кайда, еще совсем недавно олицетворявшая собою мировое зло. На его месте давно пора бы объявить борьбу с мятежниками «Контртеррористической операцией», показать тела убитых боевиков Аль-Кайды, выразить солидарность с США в борьбе с международным терроризмом и тем самым окончательно сбить с толку НАТОвских стратегов. Именно этот сценарий в свое время был так удачно разыгран российскими политиками в Чечне, где Запад тоже пытался представить чеченских бандитов «борцами за национальное освобождение от кровавого кремлевского режима». Однако, не вышло. Возможно, что не выйдет и в Сирии.

Интересно, что тема с химическим оружием получила свое новое звучание в марте 2013 года, когда власти Сирии обвинили оппозицию в обстреле позиций правительственных войск снарядами с химическими боезарядами, а официальный Белый Дом сначала выступил с отрицанием этого факта – по формуле «мы не верим», а затем пригрозил лично во всем разобраться: «Я крайне скептично отношусь к подобным обвинениям в адрес повстанцев. Если окажется, что химоружие использовали правительственные войска, Башар Асад понесет за это ответственность», подчеркнул президент США Барак Обама ^[5].

Тем самым угроза миру, связанная с утратой контроля сирийским режимом над запасами оружия массового поражения, была вновь актуализирована в сознании международного сообщества. Чем не прелюдия для военного вторжения. Угроза химической войны – весьма удобный и безотказный повод для интервенции, цель которой - спасти мир от нависшей над ним угрозы химической войны. Разумеется, что ради достижения этой благой цели Сирия будет вынуждена пожертвовать своим суверенитетом, а Асад – личной властью.

Все это указывает на то, что в схемах современных цветных революций идет непрерывное эволюционирование форм и методов сопряжения психологических операций с поддерживающим их силовым ресурсом – вооруженными силами государств-демократизаторов, готовых при наличии удобного и внешне легитимного повода начать интервенцию. При этом англосаксами используется ограниченный набор шаблонных поводов, которые последовательно отрабатываются в конфликтах на Ближнем Востоке. При этом прежние шаблоны, порядком уже надоевшие (такие как угроза применения оружия массового поражения) в условиях революций «Арабской весны» могут принимать новое звучание.