Legal Nature of the Fundamental Laws of the Russian Empire of the 1832 - 1892 as Evaluated by Russian Legal Experts

Kodan Sergei Vladimirovich Doctor of Law Honored Lawyer of the Russian Federation; Chief Scientific Associate, Department of Scientific Research Governance; Professor, Department of Theory of State and Law, Ural State Law University 620137, Russia, Sverdlvskaya oblast', g. Ekaterinburg, ul. Komsomol'skaya, 21, of. 210 svk2005@yandex.ru Other publications by this author

Vladimirova Galina Evgen'evna PhD in Law associate professor of the Department of Theory and History of State and Law at Surgut State University Surgut, ul. Energetikov 22 dosiavg@rambler.ru Other publications by this author

Первым юридическую природу Основных государственных законов Российской империи проанализировал М.М. Сперанский. Им были заложены основы понимания их сущности, содержания и политико-правового назначения практически на все время действия данного акта систематизации основополагающих узаконений. Творческое наследие Сперанского относительно понимания сущности и назначения Основных законов необходимо рассматривать в контексте двух периодов его концептуальных построений, обусловленных своеобразным «политическим заказом» от носителя верховной власти. В правление Александра I в 1800-1810-е гг. записки и проекты Сперанского написаны в русле реформаторских намерений императора и желанием ввести правление на основе конституционного акта, определяющего положение монарха в системе государственного управления. В царствование же Николая I Сперанский, «проходивший по делу декабристов», более осторожен и не затрагивает проблему ограничения власти главы государства, уделяя основное место закреплению в основных законов уже сложившихся правовых положений относительно неограниченной власти самодержца.

Записки и проекты Сперанского 1802-1809 гг. определяют коренные (основные) законы в качестве правовой основы организации государственной власти. В 1802 г. в записке «О коренных за­конах государства» Сперанский поставил вопрос о зако­нодательном ограничении самовластия правителя в России: «Каким образом коренные законы государства сделать столько непод­вижными и непременяемыми, чтоб никакая власть преступить их не могла и чтоб сила, в монархии вседействующая, над ними единственно никакого действия не имела?». И подчеркивает, что «сей вопрос всегда был наиважнейшим предметом размышления всех добрых государей, уп­ражнением наилучших умов, общею мыслию всех, кто истинно любит отечество и не потерял еще надежды видеть его счастливым». Сперан­ский четко проводит идеи социального назначения государства и пишет, что «средство… к обеспечению личности, собст­венности и чести каждого, народом избранное и частию сил его содеянное, есть то, что называем мы вообще правитель­ством… Но когда государи перестали быть отцами их народов, когда народы познали, что они отделяют свои пользы от их благосо­стояния, и силы, им вверенные, не только обращают не для него, но часто и против его, они нашли нужным к общим условиям, на коих воля народа установила пра­вительства и коих неопределительность подвергла их самовла­стию, присоединить част­ные правила и точнее означить, чего именно народ желает. Сии правила названы коренными государ­ства зако­нами, и собрание их есть общее государственное поло­же­ние, или консти­туция…» ^[1].

В 1803 г. М.М. Сперанский в «Записке об устройстве судебных и правительственных учреждений в России» отмечает, что государственное правление и управление наиболее стабильно «в государствах, имеющих добрую конституцию», и эти качества теряются «от недостатка коренных установле­ний». Уже здесь он ввел понятие «государственный закон», который должен был издан с соблюдением правил: «1) … весь расположен на настоящей самодер­жавной конституции государства, без всякого раздела власти законодательной от власти исполнительной. 2) … сохранить и усилить народное мнение, власть сию ограничивающее не в существе ее, но в форме ее действия. 3) … сколь можно быть приближен к образцу монархического управления… 4) … содержать в себе разные установления, кото­рые бы, постепенно раскрываясь, приготовляли истинное мо­нархическое управление и приспособляли бы к нему дух народ­ный» ^[2].

Центральным трудом, в котором М.М. Сперанский проработал проблему создания коренных законов, стало «Введение к Уложению государственных законов» (1809 г.). В нем Сперанским были определены исходные тео­ре­ти­ческие понятия для создания Уложения государственных за­конов как своеобразного основного закона, определяющего правовые ос­новы государственного и общественного устройства, деятельности го­сударства, основы правового статуса населения. Выбор назва­ния документа был характерен для российского права, по­скольку Рос­сии в понятие «уложение» вкладывался смысл общего, сводного за­кона, регламентирующего одну из главных сфер жизни страны. В дан­ном же случае имелось в виду именно «Уложение госу­дарственных за­конов» как своеобразный кодекс законов общественного и государст­вен­ного устройства – основной закон, своеобразный российский вариант конституции. Им необходимо «постановить об­раз правления империи на непременяемом законе» – в его основе должны были находиться не подвергающиеся изменениям («непременяемые») в процессе текущего законотворчества коренные законы и должны были составить главное «положительное начало» в госу­дар­стве, обеспечить основу за­кон­ности. При этом «коренной за­кон» определяет порядок, на основе и в соответствии с кото­рым действуют импе­ра­тор («державная власть») и органы госу­дарства, а также определя­ется правовой статус насе­ления страны. Исходя из этого, он определил «пред­меты законов коренных»: «I. Права держав­ной власти. II. Закон, возникающий из прав державной власти. III. Права поддан­ных». И хотя автор явно не пося­гал на власть импе­ра­тора, он ставит ее в зависимость от «коренного», основополагающего за­кона. Спе­ранский исхо­дил из того, что «права державной власти … в монархическом правлении они прила­га­ются к единому. Отсюда необходимость определить лицо, власть державную представляющее…». Он подчеркнул, что «закон связует права верховные с поддан­ными... Без за­кона все остается на одной стороне, и рожда­ется или анар­хия, или деспотия», а «право неог­рани­ченное есть насилие». Он считал, что структурно в «коренных законах» раздел «О державной власти» должен включать: «I. О правах дер­жавной вла­сти в трех отношениях: 1) в силе законодатель­ной; 2) в силе ис­полни­тель­ной; 3) в силе судной. II. Порядок представления: 1) наслед­ство пре­стола; 2) обряды воспри­ятия державной вла­сти; 3) состав император­ской фа­милии; 4) часть экономиче­ская». Он также как реализуется во власти императора «порядок зако­нода­тельный», «су­щество части исполнительной» и положения «о действии державной власти в порядке судном» ^[3].

М.М. Сперанский также подготовил «Проект Уложения государственных законов Российской империи», в котором дал характеристику организации государственной власти (формы государства): «Российская империя есть государство нераздельное, монархическое, управляемое державной властью по законам государственным». Форма государства характеризовалась как империя (единое, централизованное государство) с монархической формой правления, при которой в руках императора сосредотачивалось неделимое верховенство государственной власти («державная власть во всем ее пространстве заключается в особе императора»), но на основе коренных законов ^[4].

Подходы М.М. Сперанского к определению коренных законов и их систематизации в рамках Государственного уложения Российской империи оказались востребованными в процессе подготовки Свода законов Российской империи в 1826-1832 гг., который Николай I решил отрыть Основными государственными законами. По указанию последнего чиновник II отделения Собственной е.и.в. канцелярии М.А. Корф занимался подготовкой указанного раздела свода. Отработка текста и и редакции Основных законов производились при участии Сперанского и главноуправляющего отделением М.А. Балугьянского ^[5]. Характерно, что при торжественном рассмотрении и утверждении Свода законов Российской империи Николай I подчеркнул, что по его повелению «в свод помещены … основные законы, собственно до него и до августейшего дома его относящиеся». Он кратко охарактеризовав ранее принятые по этому поводу узаконения, обратил внимание на то, что «счел нужным сии основные законы, впрочем уже давно изданные и всем известные, соединить вместе» ^[6].

В связи с изданием Свода законов Российской империи М.М. Сперанский в 1833 г. в «Обозрении исторических сведений о Своде законов» как своеобразном руководстве к нему впервые определил самые общие подходы к пониманию места и роли Основных государственных законов и подчеркнул, что всему систематически изложенному в Своде законов законодательству «предшествуют Законы Основные», в которых «представляется порядок, коим власть верховная образуется и действует в законодательстве и управлении» ^[7]. В 1834-1838 гг. в процессе преподавания основ законодательства наследнику престо­ла, бу­дущему императору Александру II он дал обстоятельный разбор Ос­новных законов 1832 г. и тем самым заложил основу изучения основополагающих узаконений (были изданы в 1881 г.) ^[8]. Позднее на основе записей этих «юридических бесед» Сперанский в 1837 г. получил поручение Николая I «составить общее для юношества нашего краткое руководство к познанию отечественных законов» и 1845 г. уже после смерти Сперанского увидело свет незавершенное им «Руководство к познанию законов», изданное II отделением Собственной е.и.в. канцелярии. В данном издании представлена характеристика Основных государственных законов в концептуально-практическом плане ^[9]. Указанные произведения Сперанского позволяют провести реконструкцию и анализ его взглядов на сущность, содержание и политико-юридическое назначение Основных государственных законов.

Юридическую природу Основных государственных законов Российской империи М.М. Сперанский в указанных работах анализировал во взаимосвязи с общетеоретическими подходами к осмыслению права и правовых явлений. Он исходил из своего видения позитивного права из осмысления «законов общежительных», регулирующих «деяния внешние» и определяющих отношения «общежительных союзов». Он видел в «отношении людей, в об­ще­стве живущих», их двоякий харак­тер: «каждое лицо имеет отно­шение ко всему госу­дар­ству, и все лица, в особен­ности, имеют от­ноше­ния меж­ду со­бою». Он подошел к «двум главным раз­де­ле­ниям зако­нов» - к делению права на публичное и частное, выделив при этом, что «за­коны государ­ст­вен­ные определяют отношения частных лиц к госу­дарству. За­коны граж­дан­ские учреждают отношения частных лиц между ними. Отсюда два по­рядка зако­нов: законы госу­дарственные и зако­ны гражданские». Далее выделялись «разряды» как группы узаконе­ний по предмету регу­ли­рования и методу воздействия, а затем их виды, исходя из ре­гулятивной или ох­ранительной направленности узаконений государ­ственных и гражданских зако­нов. В первом порядке стоят «законы государственные», куда относились уза­ко­нения сферы публичного права, и среди которых Сперанский выделяет «два раз­ряда законов … по различию их предметов и начал, на коих они утвержда­ются», определяя регулятивные и охранительные законы. Исходя из того, что «за­коны первого разряда определяют существо союза госу­дарственного и прав, от него происходящих», он выделяет четыре предметных области регулируемых от­ноше­ний: во-первых, это «порядок, коим власть верховная образуется и дейст­вует в за­конодательстве и управлении»; во-вторых - «органы сего действия суть уста­нов­ления», в-третьих - «средства, силы госу­дарственные, нарочито для сего действия пред­назначенные», и в-четвертых, поскольку в публичных отноше­ниях «предпо­лагается известная степень участия подданных», определяется и их сословный статус - «состояние». Затем он выделяет «четыре вида за­конов государственных» регулятивного характера: 1) «Законы Основные»; 2) «Учреждения»; 3) «Законы сил государственных»; 4) «Законы о состояниях». Во второй разряд были выде­лены «все законы, коими союз государственный и гражданский и права, от них возникающие, охраня­ются в их действии ме­рами общего государственного по­рядка» - «законы предохранительные», т.е. охранительного характера - «Уставы Благо­чиния» и «Законы уголовные» ^[10].

М.М. Сперанский, выделяя в особый разряд «законов государственных» именно «Законы основные» подчеркивал, что «в каждом государстве законодательство имеет свой порядок. Законы, коими устанавливается сей порядок, называются законами основными (Iois fundamentals), и понеже от них зависит все устройство государства, то состав их именуется также государственным уставом (constitutio) ^[11]. При этом Сперан­ский опирается и использует термин римского права «constitutio» - «установление, предписание, норма, правило», но в понимании его как общегосударственного (коренного, основного) закона ^[12]. По его мнению, Основные государственные за­коны выступали отражением совокупности имеющихся осново­полагающих узаконений с изложением в систематизированном виде со­держащихся в них правовых положений относительно организации вер­ховной государственной власти и ее функций. Это понимание конституции было характерно и для некоторых правовых актов. Так, например, в мани­фесте Алексан­дра I от 15 марта 1809 г., (проект подготовил Спе­ранский), в отношении жителей присоединен­ного от Швеции к России Ве­ликого княжества Финляндского давалось обещание «со­хранить религию, корен­ные законы, права и преимущества, коими каждое состояние … по конститу­циям их доселе пользовались…» ^[13]. В данном акте под конституциями понимались фундаментальные законы Швеции (в русском переводе – «коренные законы») ^[14].

М.М. Сперанский опреде­лил прежде всего «существо» (сущность) Основных законов, указывая, что «Основные законы изображают порядок, коим власть вер­ховная действует в законодательстве и в правлении; а как власть верховная не может при­надлежать как только лицу державному, то, прежде всего, Основные За­коны определяют порядок, коим лицо сие облекается верхов­ною властью, и означают пространство его власти». К предметной сфере Основных за­конов он отнес вопросы: 1) сила и простран­ство вер­ховной власти; 2) порядок наследия престола; 3) по­рядок законодатель­ства; 4) по­рядок верховного правления» ^[15]. Этим определялась структура Ос­новных законов.

Основные характеристики формы правления в Российской империи – «сила и простран­ство верховной власти» – М.М. Сперанский выделял в ка­честве первого структурного элемента Основных законов. По его мнению, форма правления в Российской империи вы­ступала как «чистая мо­нархия» – абсолютная монархия без какого-либо ограничения и распределения вла­сти царя между ним и какими-либо представительными учреждениями. Данную форму организации верховной власти он оценивает как исключи­тельно «правильную форму монархии» и выделяет ее отличительным свой­ством то, что «обе стихии власти державной принадлежат во всей их пол­ноте одно­му лицу царствующему, и принадлежат потомственно, в установ­ленном порядке наследия». Сперанский обращает также указывает, что к форме государства относятся подданство как политико-правовая связь населения с государством с безусловным повиновением монарху и установление сословного деления подданных. Он считал, что «законы и правительст­во» могут, «разделив подданных на сословия, дать некоторым сословиям преимущества пред другими», которые «называется преимуществами в праве состояний» ^[16].

М.М. Сперанский исходил из того, что «сила и пространство верхов­ной власти» складывается в России исторически как «власть неограничен­ная» и прошла трансформацию от княжеской власти к обозначению главы госу­дарства «государь великий князь», затем «великий князь, Божьею ми­ло­стью господарь всея Руси», далее – «царь» и «самодержец», а с Петра I – «император», что означало «верховного законодателя и повелителя». По его мнению, глава государства в Российской империи есть «монарх само­державный и неограниченный». «Самодержавие» Сперанский относит «к особе госу­даря», что «означает соединение всех стихий державного права во всей полноте их, без всякого участия и разделения» – сосредоточение едино­лично в руках монарха окончательного решения вопросов законодательной и управленческой деятельности. В понятие «неограниченность власти» Сперанский вкладывал тот смысл, что «ни­какая другая власть на земле, власть правильная и законная, ни вне, ни внутри империи не может поло­жить пределов верховной власти российского самодержца», и только пре­делы влас­ти, им самим установленные, «извне – государственными дого­ворами, внутри – словом императорским, суть и должны быть для него не­преложны и священны». К указанным признакам формы правления в виде абсолют­ной монархии примыкал и иммунитет царя от какой-либо юриди­ческой от­ветственности: «Ни в каком случае самодержец не подлежит суду человеческому; но во всех случаях он подлежит, однако же, суду со­вести и суду Божьему». Все это в сово­купности образовало «право дер­жавное» – институт государственного права Российской империи, опреде­ляющий правовое положение и функции главы Российского государства – «государя императора». При этом М.М. Сперанский подчеркивал, что указанное ничего общего не имеет с деспотизмом и произ­волом власти, поскольку «всякое право, а следова­тельно, и право само­державное, потолику есть право, поколику оно осно­вано на правде» (т.е. на естественном праве и справедливости), и «там, где кончится правда и где начинается неправда, кончится право и начинается самовластие», т.е. про­извол, отсутствие связанности монарха нормами по­зитивного права. Основные законы главу государства ставили в «рамки закона» и должны были предотвратить деспотизм носителя верховной государственной власти ^[17].

Порядок перехода престола по наследству М.М. Сперанский выделил в качестве второго структурного элемента Основных законов. По его мне­нию, «государство должно быть нераздельно», «власть в России должна быть самодержавная» и «должна переходить от одного обладателя к дру­гому во всей ее целости» – для этого существует необходимость наличия «твердого закона о наследии». Сперанский, проанализировав различные системы престолонаследия, отмечал, что «право наследия по первородству мужеского пола предпочтительно … с допущением жен­ского пола в том только случае, когда мужеский пол во всех линиях пресе­чется: в сем случае допускается к наследству женский пол не первой, но последней царствовавшей линии, и потом уже по пресечении сего рода пе­реходит в женское колено старшей линии». Сперанский обращается к ис­тории вопроса до и после выбора в качестве царствующего рода Романо­вых и указывает на политические последствия нерешенности проблемы престолонаследия после манифеста Петра I о ли­шении старшего сына Алексея прав наследования престола от 3 февраля 1718 г. и издания именного указа «О праве наследия престолом» от 5 фев­раля 1722 г, по ко­торым император «кому хочет, тому и определит на­следство». Поэтому «каждое вступление на пре­стол было вопросом, каждое рождало сомнения, смуты, замыслы и боль­шие или меньшие в го­сударстве потря­сения, между тем как власть верхов­ная должна быть неос­по­рима и недоступна мнениям человеческим». Спе­ранский высоко оцени­вал акты о престолонаследии Павла I (1797 г.), когда был «по­ложен конец сим недоуме­ниям», и они были названы «Законами Фундамен­тальными» ^[18].

Непосредственно к вопросу о порядке наследования престола примы­кал и ряд других. Среди них был вопрос «о совершеннолетии импера­тора», в связи с которым М.М. Сперанский считал необходимым устано­вить его «ранее общего гражданского, … чтоб сократить сколько можно время опеки и попечительства, всегда более или менее нерешительное и отлагательное». Вопрос о присяге он также ставил в число основных в Основных законах, поскольку она «есть акт совести и рели­гии, коим кля­нущийся призывает Бога во свидетели искренности его обе­щания и подвергает себя Его гневу и мести в случае нарушения». Сперан­ский также определил требования к содержанию присяги и ее виды (при­сяга «подданства», «служебная», «судебная», «членов императорского дома»). К этой группе вопросов Сперанский отнес и титул императора, который «обыкновенно объ­является всенародно … в особенных … издаваемых формах». Он определил требования к его содержанию: «Ти­тул состоит из двух частей; в первой словами император и самодержец всероссийский изо­бражается существо и пространство верховной власти; во второй подробным поименованием городов и областей озна­чаются те страны, на кои власть сия простирается». Сперанский указал на не­обходимость установления в Основных законах требований к государ­ст­венному гербу – символу Российского государства. В особую группу норм следовало выделить положе­ния, регулирующие «отношения членов императорского дома к царст­вующему самодержцу и между собою» ^[19].

Положения о вере и вероисповеданиях Сперанский считал необходимым структурным элементом Основных законов, указывая, «сколь важное место занимает вера среди нравственных установ­лений общежития, … поддер­живает и законодатель­ство, и правительство». Поэтому в них «должно по необходимости определить и связь, и отношения ее к вере» – «1) какая есть в Им­перии вера господст­вующая, 2) какая должна быть вера российского само­держца, 3) где и как управляются и ох­раняются дела, к вере принадле­жа­щие, 4) в каком отношении состоят к вере господствующей все другие ве­роисповедания» ^[20].

Порядок законодательной деятельностиМ.М. Сперанский выделил в ка­честве третьего структурного элемента Основных законов. О «заключает в себе … вопросы: 1) как законы составляются, пояс­няются и дополняются, 2) в ка­кой форме они издаются, 3) как обнароды­ваются, 4) с какого срока они признаются действую­щими, 5) как они могут быть отменяемы» ^[21].

М.М. Сперанский попытался дать разграничение закона и повеления как нормативно-правовых и правоприменительных актов. По его мнению, закон обладал признаками нормативности и неограниченности срока его применения: «Закона … предмет … есть постановле­ние общего правила, по коему надлежит посту­пать во всех случаях одного и того же рода», и «закон есть правило, как по­ступать всегда в делах сего рода». Повеление выступало как акт право­применительного характера и имело единичный характер реализации: «Повеления … предмет … есть особенный отдель­ный какой-либо случай», и оно «указывает, как посту­пить в известном и определенном деле», но по обязательности исполнения они были равно­значны: «повеление и закон исполняются одинаково». Одновременно Спе­ранский показывает и различия в порядке издания законов и повелений – «в образе их составления», которые состояли в следующем. В законах «власть верхов­ная действует в порядке законодательном», а законы «со­ставляются и рас­сматриваются в установлениях законосовещательных» и «получают силу свою от верховной власти всегда непосредственно, какую бы форму они ни имели». В повелениях верховная власть «действует в по­рядке верхов­ного правления», а повеления «составляются и рассматрива­ются в установлениях прави­тельственных», и «повеления исходят … от верховной власти, но иногда они исходят непосредственно, иногда же по­средством мест и вла­стей, ею учрежденных». Одними из сложнейших тео­ретико-практических и технико-юридиче­ских проблем, которые попытался объяснить Сперанский, являлись во­просы о выделении разновидностей узаконений. Он, указывая, что «законы коренные … и рас­порядительные де­лятся на два главных рода: законы уч­редительные и ус­тавные», выделял следующие виды законодательных ак­тов. Учреждения – «род государственных законов, коими определяется образование … мест и властей, их состав, их предметы и порядок произ­водства в них дел». Этому виду узаконений отводилась особая роль, и под­черкивалось, что «учреж­дениями называются законы органические, ко­ими установляются места и власти как орудия верховного правления», и они «именуются вообще уста­новлениями». На второе место ставились уставы – «род законов, коими установляется порядок какой-либо особенной части управления». Сперанский подчеркивал, что «между учреждениями и уста­вами та есть разность, что в учреждениях определяется состав мест и вла­стей и означа­ются кратко предметы и порядок их действия, а в уставах подробно изо­бражается, как они должны в разных случаях действовать». Он также вы­делял наказы как «отдельную часть устава», которая «ограни­чивается от­дельно одною какою-либо частью дел» ^[22].

Основы организации государственного управленияМ.М. Сперанский вы­делил в качестве четвертого структурного элемента Основных законов. Он указывал, что источником и вершиной исполнительной власти в Рос­сийской империи выступает император, а «порядок верховного правления объемлет два главных предмета: править установлениями и пра­вить си­лами прави­тельства». Создавая государственный аппарат, император опре­деляет правовой статус тех или иных государственных органов: «Верхов­ная власть правит установлениями: 1) содержа со­став их в над­лежащей полноте, порядке и действии сообразно их учреждениям; 2) раз­решая слу­чаи, превышающие власть, им вверенную, или вновь возникаю­щие. Она правит силами правительства, содержа их в надлежащем устрой­стве, раз­деляя их действия и охраняя уставы их и учреждения». При этом Сперан­ский различал верховное правление и собственно государственное управ­ление и указывал, что «власть верховная правит … уста­новлениями, ею учрежденными, а ус­тановления управляют … делами, им вверенными по уставам их и учреждениям. Управление прила­гает законы к данным слу­чаям; когда же случай не определен в законе, то­гда он … восходит на раз­решение верховной власти». Сперанский акцентировал внимание на требо­вании законности в деятельности подчиненного императору механизма го­сударственного управления и сформулировал правило: «Повеления мест и лиц управляющих исходят в виде определе­ний, предписаний, приказов или указов, но всегда не иначе, как в пределах того уполномочия, какое дано им от верховной власти» ^[23].

Итак, М.М. Сперанский, как разработчик основных доктринальных положений относительно развития основ государственного строя в России и главный деятель систематизации основополагающих узаконений, первым дал анализ Основных государственных законов Российской империи, определил и раскрыл в теоретическом плане их содержание и политико-правовое значение. Подчеркивая значение М.М. Сперанского в изучении Основных государственных законов, И.Е. Андреевский подчеркивал что было создано «учение нашего знаменитого юриста о существе основных законов, о силе и пространстве верховной власти, о престолонаследии, вступлении на престол и пр., о порядке законодательства» ^[24]. Суждения и оценки Сперанским Основных государственных законов как акта консолидации основополагающих узаконений составили в российской юриспруденции базу их исследования, активно использовались российскими правоведами в разработке проблем государственного права Российской империи.

Политико-правовое назначение и понимание сущности Основных государственных законов в науке российского государственного права было обозначено в XIX – начале XX вв. как одно из основных направлений их изучения. К этой проблеме так или иначе обращался практически каждый из российских юристов, исследовавших государственно-правовое развитие Российской империи. Поэтому остановимся на основных проблемах понимания юридической природы Основных государственных законов, которые сложились в российском правоведении. Соответственно выделим изучение в нем политико-правового назначения и сущности, систематизационной формы и структуры как акта систематизации законодательства, порядка принятия и изменения, юридической силы и сферы действия Основных государственных законов.

В 1830-1850-е гг. Основные государственные законы в влане определения их сущности изучались в плане рассмотрения «прав и преимуществ» российского императора. Пособием к изданным Основным государственным законам 1832 г. стал учебник преподавателя Дерптского университета К.О. Дюгамеля, которым он изданию отводит роль «руководства к познанию главных у нас государственных постановлений» и дает характеристику определяющих основы государственного строя узаконений ^[25]. В первой работе, посвященной непосредственно Основным государственным законам в 1839 г. М.П. Клобуцкий, давая историко-юридический разбор источников и основных их положений, указывал, что «есть и должны быть законы, непосредственно и ближайшим образом определяющие первое условие всякого порядка в государстве. Это суть законы, определяющие существо государственной власти, ее образование, отношение к подданным и всему государственному составу, или вообще законы, обозначающие права и преимущества; они называются государственными коренными или Основными законами»^[26]. Работы, посвященные месту и роли Основных законов в системе российского законодательства, ограничивались догматическим изложением их положений ^{[27] [28]}.

Во второй половине XIX – начале XX вв. с формированием и развитием исследований в сфере российского государственного права вопрос о политико-правовом назначении и сущности Основных государственных законов Российской империи становится узловой проблемой в связи с закреплением ими основ государственного строя. По мере развития науки российского государственного права вопрос о сущности Основных государственных законов Российской империи приобрел принципиальное значение, что определялось выделением их в особый раздел Свода законов и, соответственно, их особой нормативно-правовой значимостью в системе российского права и законодательства. По этому поводу А.В. Романович-Славатинский подчеркивал, что базу российского государственного права определяют «узаконения, которыми определяется существо и организация верховной самодержавной власти. Составляя основу нашего государственного строя, узаконения эти называются Основными государственными законами» ^[29]. К началу XX в. сложилось определение указанного вида законов, которое определил Н.К. Ренненкампф - «Основные законы устанавливают только общие, главные черты государственного и юридического порядка» ^[30]. Е.Н. Трубецкой указывал, что в российском законодательстве выделяются «Законы основные, определяющие существо верховной власти» ^[31]. В теории государства и права также выделялись Основные законы как правовая основа государственного строя ^{[32] [33]}.

Следует обратить внимание и на сложившееся в российском правоведении во второй половине XIX – начале XX вв. понимание принципиальных различий Основных государственных законов Российской империи 1832-1892 гг. и европейских конституций. Б.А. Кистяковский по этому поводу писал, что «часто конституцией называется совокупность основных законов, устанавливающих государственный строй и определяющих состав, организацию и деятельность высших органов государственной власти. В этом смысле всякое государство, даже абсолютно-монархическое имеет свою конституцию». Он обращал внимание смешение понятий при таком расширительном понимании термина «конституция» которая «есть совокупность основных или учредительных норм права которые устанавливают строй государства обладающего народным представительством, и определяют состав и организацию высших органов государственной власти, гарантируя подзаконность их деятельности и неприкосновенность известных прав личности» ^[34]. Н.М. Коркунов указывал, что «в некоторых государствах … различают законы основные, или конституционные, и обыкновенные… Конституция ставится выше законов, так что и законы имеют обязательную силу лишь под условием их непротиворечия конституции». В отношении же России он подчеркивал, что «в нашем Своде законов выделены особые Основные законы … в смысле признания за ними большей важности по их содержанию» ^[35]. На это же обращают внимание и др. юристы ^[36].

Российскими юристами особо выделялась роль и значение Основных государственных законно в процессах укрепления законодательных основ российского государственного строя и законности как принципа организации и деятельности Российского государства. А.Д. Градовский указывает на то, что в Основных законах устанавливается «юридический, правомерный характер русского государственного устройства» и подчеркивает – «закон определяет как содержание прав власти, так и обязанностей подданных» ^[37]. Н.М. Коркунов, подчеркивая социально-политическое значение данной тенденции в развитии российской государственности, отмечает: «Начало законности в нашем государственном быту не явилось результатом какого-нибудь одного законодательного постановления, а сложилось как плод постепенного развития государственной жизни. Самоограничение власти правом составляет необходимое каждого сколько-нибудь развитого государственного быта. Прежде всего само могущество государственной власти может окрепнуть и утвердиться только под условием подчинения власти началам права, так как только тогда в гражданах может развиться чувство законности, делающее для них повиновение власти долгом» ^[38]. А.В. Романович-Славатинский указывает на провозглашение в Основных законах принципа законности – закрепление положения, что «Российская империя управляется на твердом основании положительных законов». В связи с этим он отмечает, что Россия «примыкает к разряду тех организованных Европейских государств, где все совершается на основании твердых, незыблемых законов, а не на основании воли и прихоти правителя, как в восточных деспотиях» ^[39]. Указывалось и на то, что Основные государственные законы и при изменении принципов организации государственной власти и издании их новой редакции в 1906 г. (в связи с переходом к конституционной монархии) сыграли свою роль и сохранили определенную преемственность в выработке их нового издания в рамках Свода законов Российской империи изданий начала XX в. ^[40].

При этом заметим, что данный подход присутствует и в современной отечественной исторической и историко-правовой науке. Так, известный современный историк Б.Н. Миронов, анализируя основные тенденции социального развития России в XVIII-XIX вв., указывает на стремление верховной государственной власти на протяжении всего этого периода обеспечить в России форму правления, основанную на «правомерной монархии», желание усилить ее ле­гальную основу и легитимность самодержавия в общественном сознании, обеспечить закрепление его политико-правовых характеристик в более четких юридиче­ских формах, что и проявилось в создании и издании Основных государственных законов 1832 г. Он акцентирует внимание на том, что «в первой половине XIX в. государственный строй про­должал эволюционировать в сторону правомерной монархии благодаря тому, что самодержавие самоограничивалось законом, который оно само творило, и делало все возможное для развитии правомерного бюрократи­ческого управления, действующего на основании закона, в соответствии с административным правом и под контролем административной юстиции и прокуратуры» ^[41]. При этом подчернем, что «Основные законы 1832 г. не были просто констатацией ранее за­конодательно закрепленных основ абсолютистской формы правления. Это была реализация принципиальных его подходов к определению правовых рамок положения носителя верховной государственной власти – россий­ского императора – в государственно-правовой системе России. Издание Основных законов продолжило определившиеся еще при Екатерине II тен­денции создания механизмов государственной власти в рамках "законной монархии" и выстраивало параметры деятельности верховной власти в реализации законодательных, административных и судебно-надзорных функций».

Итак, в российском правоведении 1830-1910 гг. Основные государственные законы стали предметом изучения российскими юристами политико-правового назначения и сущности данного акта систематизации узаконений об основах государственного строя как главного источника государственного права Российской империи. Российские правоведы, исследуя Основные государственные законы в научных и учебных целях, не только подчеркивали их позитивное значение в оформлении правовых оснований самодержавия, но и показывали их существенное отличие от конституций европейских государств. Российская правовая наука тем самым во многом подготовила теоретическую базу к новой редакции Основных государственных законов в 1906 г. уже как конституционного акта.

Систематизационная форма и структура Основных
государственных законов в российском правоведении освещались в контексте изучения их как акта систематизации узаконений об основах государственного строя в России. Н.М. Коркунов рассматривал Основные законы как продукт систематизационных работ и указывал, что «они не основаны целиком на каком-либоедином акте, а составлены кодификационным путем из разнообразных постановлений… В цитатах Основных законов содержатся указания на отдельные статьи таких законоположений» ^[42].

Более четко Свод законов как форму систематизации определил А.В. Романович-Славатинский, указывая, что входящие в Свод законов Российской империи отдельные структурные элементы – «своды заключают в себе законодательство сведенное, консолидированное», поскольку «консолидация – сведение в одно целое отдельных постановлений, издававшихся в различное время, в различных формах и редакциях», что полностью относилось и к Основным государственным законам. При этом он отличает от Свода законов «уложение или кодексы – законодательство уложенное, кодифицированное», т.к. «кодификация – сведение отдельных постановлений действующего права в переработанную систему, проникнутую одним общим началом» ^[43]. Правовед О.О. Эйхельман также отмечает, что изданием Свода законов «впервые в 1832 г. была окончена консолидация … всего действовавшего тогда законодательства в империи по гражданскому ведомству» ^[44].

Основные государственные законы по форме систематизации представляли акт консолидации действующего законодательства ^[45]. Содержащиеся в них законоположения получили системное оформление и придали в совокупности законодательному массиву новое системное качество правового закрепления основ государственного строя в России. Основные государственные законы представляли официальное издание упорядоченного действующего общегосударственного (общеимперского) законодательства с повышенным уровнем официальности (санкционирован императором), выступали как основной носитель правовой информации в сфере российского государственного права и являлись официальным источником законоположений об основах государственного строя в России.

Структура Основных государственных законов определялась характером консолидируемых в них узаконений. Наиболее четко на это указывает А.В. Романович-Славатинский, который пишет, что в состав Основных законов входят «те узаконения, которыми определяются основы … государственного строя – существо и организация верховной самодержавной власти и устройство императорской фамилии». Относительно взаимосвязи структурных элементов Основных законов он подчеркивает, что в них «в первом разделе заключаются постановления о священных правах и преимуществах верховной самодержавной власти», а «во втором – учреждение об императорской фамилии, которым определяется устройство и распорядок династии, из которой выходит представитель верховной самодержавной власти» ^[46].

Порядок издания и изменения Основных государственных законов (в отличие от конституционного законодательства в Европе) не содержал специальных правил и ограничений. Н.М. Коркунов подчеркивал, что «особого порядка для издания и изменения Основных законов не установлено… При этом надо заметить, что проекты изменений Основных законов никогда не были вносимы на обсуждение Государственного совета», т.е. обращает внимание на их переиздание исключительно в систематизационном порядке путем обработки изданных узаконений между изданиями Основных законов ^[47]. Тем не менее, при подготовке каждого нового издания Свода законов Российской империи имелась особенность переиздания его положений об основах государственного строя «в виду испрашивавшегося по каждому из … изданий Основных законов высочайшего соизволения на всякое в них изменение в отдельности», что подчеркивало особое внимание верховной власти к их содержанию ^[48].

Сфера действия и юридическая сила Основных государственных законов 1832-1892 гг.в целом определялась, исходя из положения в системе российского законодательства Свода законов Российской империи. Последний выступал как акт систематизации общегосударственного законодательства и действовал на территории всей страны, за исключением определенных и переданных на уровень местных узаконений изъятий для отдельных национальных регионов Российской империив соответствии со ст. 48 Основных государственных законов ^[49].

Вопрос о юридической силе Свода законов в российском государственном праве решался неоднозначно ^[50]. Вопрос состоял в том, как указывал Г.Ф. Шершеневич, «представляет ли собой Свод Законов толь­ко новую форму прежних законов, которая имеет силу лишь при условии соответствия, по содержанию, подлинному тексту этих законов, или же Свод Законов является новым законом, кото­рый отменяет собой силу прежних законов, послуживших мате­риалом для его содержания?» ^[51].

За изданием Свода законов Российской империи 1832 г., соответственно, и за Основными государственными законами в данном издании Общее собрание Государственного совета на за­седании 19 января 1833 г. (в отношении вопроса о юридической силе Свода законов) признало, что «во всех отношениях полезно и достоин­ству Правительства соответственно издать Свод в виде законов, коим в решениях исключительно руководствоваться должны; но, дабы дать время присутственным местам более ознакомиться с изданием законов наших в сей новой форме, то на обращение их в полную и исключительную силу постановить двухгодичный срок и именно 1 января 1835 года». Утверждая это решение 27 января 1833 г., Николай I в резолюции указал: «Свод рассылается … как положительный закон» ^{[52] [53]}. Манифест Николая I «Об издании Свода законов Российской империи» от 31 января 1833 г. известил о том, что Свод должен «воспринять законную силу и действие с 1 января 1835 г.», а «законная сила Свода» с этого времени «имеет тогда в приложении статей его в делах правительственных и судебных» (вместо ранее приводивших при решениях ссылок на многочисленные узаконения) ^[54]. При этом в манифесте не был специально оговорен приоритет Свода законов перед изданными ранее и помещенными в него законоположениями.

Поэтому среди правоведов XIX – начала XX вв. выделялась проблема определения «законной силы» положений Свода законов и его отдельных разделов, включая Основные законы. Н.И. Лазаревский, например, указывал на коллизию указанных решения императора о признании Свода законов «положительным законом» и манифеста о введении его в действие, в котором признавалась юридическая сила как Свода, так и не вошедших в него или изданных новых узаконений до включения их в Продолжение Свода законов и переиздания последнего. В отношении Свода законов 1832 г. он отдавал предпочтение царскому решению и обращал внимание на то, что за данным «изданием Свода надо признать самостоятельную силу закона». В отношении же изданий Свода законов Российской империи 1842 и 1857 гг. Н.И. Лазаревский обращал внимание на то, что их издание было объявлено указами от 4 марта 1843 г. и 12 мая 1858 г. ^[55], которые не содержали указание на замену сводом изданных узаконений, и подчеркнул: «Свод, как работа административного (незаконодательного) учреждения, не может иметь силы, отменяющей или изменяющей акты, учрежденные властью государя. Поэтому относительно всех изданий Свода и Продолжений, кроме свода 1832 г., необходимо придти к тому выводу, что они имеют силу и значение, поскольку согласны с теми законами, которые в эти издания вошли. Если же в этих изданиях имеется какое либо разногласие с законом, то предпочтение надо отдавать тексту высочайше утвержденному, а не тексту кодификационному» ^[56]. В отношении Основных государственных законов 1832 г. действовало то же правило. Переиздания Основных законов 1842 и 1857 гг. принципиально не меняли его положения и внесли лишь незначительные редакционные правки в связи с вновь изданными узаконениями. Издание Основных законов 1886 г. практически не изменило положения об основах государственного строя, а лишь скорректировало тест их второго раздела в связи с изданием нового Учреждения о императорской фамилии от 2 июля 1886 г. практически не внесло изменений. Издание 1892 г. практически воспроизвело предыдущее и сохраняло юридическую сил вплоть до принципиально новой редакции Основных государственных законов 1906 г.

Итак, Основные государственные законы Российской империи по оценке российских правоведов представляли акт систематизации действовавших на момент издания Свода законов Российской империи узаконений об организации государственной власти в форме их консолидации. Соответственно и юридическая сила Основных государственных законов, как составной части Свода законов, определялась отведением ему роли действующего источника права.

* * *

Подводя итог освещению юридической природы Основных государственных законов, изданных 1832-1892 гг., отметим, что российские юристы выделяли их особое местом в государственно-правовой политике российской государственной власти как одного из основных средств легализации и легитимации основ государственного строя в Российской империи. Выступая в качестве правовой основы государственного строя в России, они явились актом консолидации основополагающих узаконений и имели повышенное, системообразующее значение в системе упорядоченного в рамках Свода законов Российской империи действующего законодательства.