The Need for Safety. Legal Status of the All-Russian Emergency Commission, State Political Directorate and Joint State Political Directorate in the Structure of the Soviet State

Nikulin Viktor Vasil'evich ORCID: 0000-0003-1507-0434 Doctor of History Professor of the Department of Constitutional and Administrative Law at Tambov State Technical University Russia, 392000, Tambov, str. Sovetskaya, h.106 viktor.nikulin@mail.ru Other publications by this author

Первоначальные концептуальные представления большевиков о будущем государстве, как о « государстве – коммуне», где всем управляет народ, где не нужен особый репрессивный аппарат для подавления сопротивления свергнутых классов, на практике оказались очень далеки от реалий революционной России. Большевики явно не осознавали всей сложности создания нового государства, преувеличивали степень их поддержки населением и преуменьшали степень сопротивления их усилиям. Они были уверены, что « особой силы» для подавления уже не нужно! Народ подавить эксплуататоров может и при очень простой « машине», почти без « машины», без особого аппарата, простой организацией вооруженных масс (вроде Советов рабочих и солдатских депутатов…)^{[1, Т. 33, с. 90, 91]}. Поэтому в первоначальный период организационные меры по обеспечению безопасности режима ограничились созданием 12 октября 1917г. Военно - революционного комитета при Петроградском совете рабочих и солдатских депутатов (ВРК), выполнявший наряду с другими многочисленными обязанностями задачу борьбы с контрреволюцией. В составе ВРК были образованы комиссии по борьбе с контрреволюцией и следственные комиссии, но они носили временный характер и справиться с нараставшим сопротивление власти комитету даже вместе с советами было не по силам.

Обстановка в стране развивалась в неблагоприятном для большевиков направлении. Забастовка государственных, банковских и иных служащих приобретала всероссийский характер, парализуя усилия большевиков по созданию системы управления страной. Росло число антисоветских организаций, продолжали буйствовать «винные погромы». Лидеры большевиков заговорили уже о том, что «трудящиеся ломают сопротивление эксплуататоров «недостаточно твердо, решительно и беспощадно»^{[1, Т. 35, с. 187, 188, 197]}. Реакция Ленина на ситуацию была предельно лаконична: «Неужели у нас не найдется своего Фукье Тенвиля, который обуздал бы расходившуюся контрреволюцию?»^[2,с.10]. Упоминание этого имени было не случайным. Фукье Тенвиль (Антуан Кантен Фукье де Тенвиль) – вошел в историю как зловещий прокурор Революционного трибунала периода Французской революции, «прославившийся» как поставщик жертв гильотины, знавший только один приговор - смерть. Чтобы не терять времени, он приказал даже в зале заседаний Трибунала воздвигнуть эшафот. Как и все палачи в конце своей жизни, приговоренный Трибуналом к смерти, раскаивался: « Мне кажется, что нас преследуют тени убитых и главным образом тени патриотов, казненных мною... Я бы лучше хотел возделывать землю, чем быть публичным обвинителем.^{[3, с. 720]}. В сложившейся для большевиков ситуации требовался именно такой человек, который бы решительным образом подавил антибольшевистские выступления. Выбор на роль советского Фукье Тенвиля выпал на Ф.Э. Дзержинского, который отличался фанатичным революционным идеализмом, решительностью и беспощадностью, а также редкой готовностью безропотно выполнять во имя революции самую тяжелую и грязную работу^{[2, с 12]}.

История создания ВЧК общеизвестна. Напомним лишь, что она была создана 7 декабря 1917 г. на заседании Совнаркома. Важно другое – какая концепция закладывалась в основание ВЧК, какие основные функции ей предназначались. Если не вдаваться в детали исследовательского интереса и мнений, то в историографии можно выделить две основные точки зрения по этому вопросу. Первая позиция исходит из понимания характера функций ВЧК в первую очередь как функций правоохранительных, то есть ВЧК в первую очередь защищала государство от криминалистических проявлений, действовали в рамках закона и находились под эффективным партийным и прокурорским надзором^[4]. Вторая точка зрения, которая превалирует в сегодняшних исследованиях о ВЧК, состоит в том, что ВЧК – это в первую очередь, вооружённая опора власти, ей принадлежала стержневая роль в политико-идеологической системе СССР. Авторы доказывают, что присутствовала ведомственная заинтересованность ВЧК и определенная автономность в осуществлении репрессий. ВЧК оказывала огромное влияние на все институты государства и действовала она вне рамок закона, применяла в своей деятельности бесчеловечные методы, выполняла в первую очередь задачи политико – идеологического характера и была таковой изначально^[5].

Думается, что концепция ВЧК вызревала постепенно, а не одномоментно. Очевидно, что создавая ВЧК, лидеры большевиков отчетливо понимали, имея перед собой опыт Французской революции, во что может превратиться организация, если наделить ее чрезвычайными полномочиями. Поэтому первоначально Совнарком задачи ВЧК сформулировал осторожно, без репрессивных намеков на ее деятельность: пресекать и ликвидировать любые « контрреволюционные действия» по всей России, вести предварительное расследование и предавать суду ревтрибунала арестованных, проводить конфискации имущества, лишать продовольственных карточек, составлять и публиковать списки « врагов народа» и т.д.^{[6, с. 302]}. Правовой основой создания ВЧК стал наказ ВЦИК от 17 ноября, предоставивший непосредственно правительству проводить мероприятия по борьбе с контрреволюцией. С формальной точки зрения она находилась в подчинении СНК, являясь его органом, и должна была работать в тесном контакте с НКВД и НКЮ. Члены ВЧК назначались СНК, члены местных ЧК назначались и отзывались местными исполкомами. Решение о прямом подчинении ВЧК Совнаркому, структурировало ВЧК как государственную структуру с соответствующим контролем. Можно согласится с тем, что решение о роспуске 5 декабря Петроградского ВРК и создание ВЧК имело политический подтекст - освободится от влияния на нее «левых эсеров и обеспечить более жесткое и оперативное подавление всех своих политических оппонентов»^[2]. Более того, ВЧК рассматривалась как временное учреждение, она должна быть чрезвычайной не по действиям, а на период ухудшившегося политического положения. Полномочия ВЧК были ограничены. У нее не было права суда и расстрела. Она была одной из множества разнообразных комиссий, комитетов и иных органов, боровшихся с контрреволюцией. И только со временем эти функции стали концентрироваться у ВЧК.

Первые месяцы деятельности ВЧК были напряженными и не всегда эффективными. Штат был маленький, непрофессиональный, всего 40 сотрудников, включая шоферов и курьеров. В губерниях подразделений ВЧК еще не существовало вообще. Но вскоре стала проявляться весьма опасная для любого государства тенденция - ВЧК стала уходить из – под контроля государственных органов. Все попытки поставить ВЧК под контроль закона жестко пресекались. Так, левые эсеры, находившиеся в правительственном блоке с большевиками, настаивали на подчинении ВЧК наркомату юстиции. Нарком юстиции И.З. Штейнберг попытался это сделать в конце 1917 – начале 1918 года. 18 декабря 1917 года была арестована группа членов « Союза защиты Учредительного Собрания». Однако Штейнберг и член коллегии НКЮ левый эсер В.А. Карелин освободил их. 19 декабря по предложению Ленина, СНК принимает постановление, в котором указывалось, что « какие бы то ни было изменения постановлений комиссии Дзержинского,…допустимы только путем обжалования этих постановлений в Совет Народных Комиссаров, а никоим образом не единоличным распоряжением комиссара юстиции».^{[7, с. 64-65]}.

Борьба между НКЮ и СНК за влияние на ВЧК продолжалось до февраля 1918 года, когда СНК принял постановление «О точном разграничении функций существующих учреждений розыска и пресечения, следствия и суда», в котором делалась попытка более четко определить основные функции ВЧК, разграничить функции органов розыска и пресечения, следствия и суда. Определялось, что «в Чрезвычайной комиссии концентрируется вся работа розыска, пресечения и предупреждения преступлений, все дальнейшее ведение дел, ведение следствия и постановка дела на суд предоставляется следственной комиссии при трибунале».^{[8, с. 91]}. Таким образом, четко разграничивалась компетенция органов ВЧК и следственных комиссий трибуналов. На Чрезвычайную комиссию возлагались только организация и непосредственное ведение оперативно-розыскной работы, судебные функции исполняли революционные трибуналы. Создавались предпосылки для нормальных взаимоотношений между двумя чрезвычайными органами.

Попытку взять под контроль ВЧК, используя право надзора НКЮ над ВЧК, повторил в августе 1918г. нарком юстиции П.И. Стучка, предлагая организовать комиссию из представителей ВЧК, НКЮ и ревтрибуналов для проверки обоснованности содержания под стражей некоторых арестованных. Но и эта попытка также закончилась ничем.^[9]. Причина нежелания «вписать» ВЧК в правовую систему государства, на наш взгляд, одна. Это то, что этому с ожесточением сопротивлялось высшее руководство, в первую очередь и Ленин, который видел в ВЧК важнейший орган контроля над властью. Поэтому какой – либо надзор за ее деятельностью, кроме партийного, был неприемлем. И хотя « левые эсеры» оставались в ВЧК до июля 1918г. большевикам удалось сохранить свое преобладающее влияние на деятельность ВЧК. После июльских событий 1918 г. почти все левые эсеры были оттуда вычищены, часть из них - расстреляна.

Логика развития военной и политической ситуации в стране неизбежно вела к усилению роли ВЧК во всей государственной структуре. Впервые права ВЧК существенным образом расширились после постановления СНК от 21 февраля 1918 года « Социалистическое отечество в опасности». ВЧК получила законодательно право внесудебного решения дел за контрреволюционные, должностные и некоторые общеуголовные преступления с применением высшей меры наказания – расстрела, то есть ВЧК наделялось правом отправления правосудия без передачи дел в Трибунал. В результате из деятельности ВЧК стали исчезать такие процессуальные стадии, как предварительное расследование и судебное разбирательство. Теперь органы ВЧК вели не только оперативную работу, но и проводили следствие и выносили постановление, то есть приговор, заменяя, таким образом, следственные и судебные органы. Таким образом, ВЧК впервые наделялось чрезвычайными полномочиями, становилось органом « правосудия» и окончательно трансформируется в чрезвычайный орган с неограниченными полномочиями. При этом нарушалась создаваемая в стране система борьбы с преступностью, что привело к острым конфликтам с судебными органами, о чем будет сказано несколько позже, наконец, породило массовые злоупотребления властью со стороны ВЧК. Положительным моментом было то, что оперативность ВЧК помогла значительно снизить преступность в стране. Так, в конце февраля – начале марта ВЧК выявила и ликвидировала несколько бандитских шаек, расстреляв их главарей, после чего бандитизм в Петрограде пошел на убыль. Много дел было рассмотрено ВЧК, связанных с преступлениями по должности, крупными финансовыми преступлениями – хищение денег из банков по подложным чекам, взяточничеством, вымогательством, изготовлением фальшивых денег и другое. В апреле 1918 г. были проведены аресты и разоружение анархических банд в Москве и других городах. В Москве арестовали около 600 человек, подавляющее большинство которых были не идейными анархистами, а обычными грабителями.

Дополнительный импульс к усилению позиций ВЧК дал продовольственный кризис лета 1918 года. Потребность в « революционной репрессии» стала столь необходимой, что выполнить ее одними революционными трибуналами оказалось невозможно. Именно тогда на первый план выдвигается ВЧК с порядком внесудебной расправы по делам, подсудных революционным трибуналам. Розыскной по замыслу и по смыслу закона орган, ВЧК быстро превращается не только в следственный, но судебный орган.

2 сентября 1918 года ВЦИК объявил страну военным лагерем. 5 сентября принимается постановление « О красном терроре», предоставившее ВЧК практически неограниченные полномочия. Таким образом, к концу 1918г. ВЧК обладала чрезвычайной компетенцией в различных сферах жизни государства. Эффективный надзор над ней со стороны, каких- либо органов отсутствовал (формально должен был осуществляться НКЮ и НКВД), не была она ограничена и законом, так в Конституции 1918г. ее существование не зафиксировано. К тому же, ВЧК была финансово независима за счет собственных источников финансирования. По имеющимся данным, только за 1918г. ВЧК имела на своем счету 15 млн. рублей, половина из которых не были государственными субсидиями^[10].

Происходит дальнейшее структурное укрепление ВЧК. Весной 1918 г. начинается создание органов ВЧК в провинции. Этот процесс проходил медленно и болезненно, поскольку создание органов ВЧК наталкивалось на «конкуренцию» существовавших на местах многочисленных местных комиссий по борьбе и прочих местных чрезвычайных органов. Решающий толчок к повсеместной организации чекистских аппаратов дала I Всероссийская конференция чрезвычайных комиссий, работавшая в Москве 11 – 14 июня 1918 г. Ее делегаты приняли постановление об организации во всех губерниях, на узловых железнодорожных станциях, в портах и пограничной полосе « стройной сети» чрезвычайных комиссий. Все новые губернские и уездные органы, ведшие дела подобного рода, упразднялись, и все дела о государственных преступлениях передавались исключительно в ведение чрезвычайных комиссий. Конференция подчеркнула, что деятельность чекистских служб должна строиться на основе строгого соблюдения принципов централизма и подчинения нижестоящих подразделений вышестоящим, чьи приказы являлись обязательными и подлежали безусловному исполнению.^[11]. Вскоре ВЧК приобрела действительно всероссийский характер, покрыв своей сетью всю страну. Существовало огромное количество чрезвычайных комиссий: уездные, губернские, городские, железнодорожные, транспортные, фронтовые и прочие, каждая из которых выносила самостоятельные смертные приговоры. Не было ни одного города, ни одной волости, где не появились бы ее отделения. ЧК стали основным рычагом власти, рычагом удержания власти и окончательно поглотила остатки права. Даже « Правда», официальный орган ЦК РКП (б) отмечала 18 октября 1919 года: «Вся власть советам сменяется лозунгом « Вся власть чрезвычайкам».^[12]. При таком статусе ВЧК определенные гарантии личной безопасности сохранялись лишь у высшего руководства, остальные могли быть арестованы ЧК в любой момент. Массовый террор исходил, прежде всего, из ее чрезвычайных полномочий и бесконтрольности, усугублялся же он и тем, что в ее рядах было немало преступного элемента. «Звали идейных людей, а в огромном количестве шло отребье. В ЧК проникают преступные элементы» - констатировал Нарком юстиции Крыленко^[13]. Сплошь и рядом среди следователей оказывались разоблаченные потом бандиты, убийцы, воры и мошенники, занимавшиеся под видом борьбы с контрреволюцией грабежами и вымогательствами. Известность, например, получило дело Косарева, рассмотренного Верховным Трибуналом. Косарев занимал ответственную должность члена контрольно-ревизионной комиссии ВЧК, которая проверяла законность действий органов ВЧК. Оказалось, что раньше он был приговорен к 10 годам каторги за убийство с целью грабежа. Теперь судили его за крупные махинации с продовольствием. В 1922г. В Московском трибунале рассматривалось дело коменданта одного из трибуналов Тарабукина, оказавшегося в прошлом бандитом. Не оставил он своих навыков и при советской власти, - вместе со своими помощниками убил ювелира и присвоил ценностей на 20 миллионов^{[13, с. 179.]}. Да плюс ко всему – малограмотные следователи из народа – бывший водопроводчик, цирковой клоун или содержатель притона, кучер следователь в одной кампании людей, облеченных чрезвычайной властью и отправляющих « революционное правосудие». ВЧК задумывалась как элитная организация: большинство коммунистов, практически безграничная власть над людьми, повышенные оклады. В 1918 году зарплата члена коллегии ВЧК составляла 500 рублей (равнялась окладу наркома), рядовые чекисты получали 400 рублей. Кроме того, продовольственные и промышленные пайки. Для сравнения красноармеец на фронте получал 150 рублей, семейный – 250 рублей.^[14]. ВЧК представляло собой государство в государстве. У них были свои реквизированные дома, свои парикмахерские, столовые, сапожные мастерские и т.д. Имелись значительные запасы продовольствия, вин, одежды. В голодные годы каждый чекист имел продовольственный паек – сахар, масло, белый хлеб и прочее. Все это порождало у чекистов состояние своего исключительного положения, что само по себе исключало какой – либо контроль над ними. Попытки же партийных или советских органов осуществить контроль, наталкивались на открытое сопротивление ЧК, что приводило нередко к острым конфликтам.

Главная причина конфликтов состояла в том, что не было никаких границ законности деятельности ЧК, так как не существовало четкого законодательства, а вместо него были бесчисленные декреты и постановления правительства и местное законотворчество. Местные ЧК подчинялись ВЧК и были подотчетны местному совету и его исполкому. Однако схема взаимоотношений местной власти и ЧК вскоре стала рушиться. Органы ЧК стали действовали автономно, заняв независимое от местных органов власти положение. Член ВЦИК М.Ф. Владимировский реальные отношения ЧК и местных советов характеризовал, как не сложившиеся: «…органы по борьбе с контрреволюцией оторвались от самого Совета и повели не только изолированное от него существование, но зачастую сами стали считать более высшими органами, чем сам Совет».^[15]. Это противоречило Конституции, согласно которой высшая власть на местах принадлежала Советам. Все попытки поставить ЧК под контроль государственных органов власти заканчивались ничем. Руководство ВЧК соглашалось в лучшем случае на отчетность перед исполкомами. В обществе нарастала критика ЧК, которая вскоре стала столь резкой, что возник вопрос о самом ее существовании. Массовые репрессии, беззаконие, многочисленные жалобы вскоре привели к возникновению дискуссии по вопросу правового положения ЧК. Высказывались различные точки зрения к самому факту существования в структуре государственного управления органа, наделенного особыми полномочиями, имевшего особое, исключительное положение. Всероссийский съезд председателей и заведующих отделами управления исполкомов губернских советов в августе 1918 года высказался за включение губернских и уездных ЧК в состав отделов управления на правах подотделов. План поддержал комиссариат по внутренним делам. НКЮ предложил включить в Положение о ВЧК норму, которая предусматривала бы утверждение смертных приговоров исполкомами советов. В сентябре НКВД РСФСР обратился в исполкомы с просьбой высказать мнение о включении ЧК в отделы управления с определенной автономией в своих действиях. ВЧК же настаивала на самостоятельности местных ЧК. 2 октября вопрос о ЧК обсуждался в ЦК РКП (б), который поручил Дзержинскому составить проект положения о ВЧК. 7 октября 1918 года последовало обращение чекистов в СНК и НКВД о возможности решения вопроса межведомственным совещанием и недопустимости переподчинения ЧК. ВЧК согласилась лишь с тем, что необходимо более тесное сотрудничество чрезвычайных комиссий и местных органов власти.

Была создана комиссия, в которую вошли представители ВЧК, наркомата внутренних дел и юстиции. Председателем комиссии был назначен Я.М. Свердлов. На основании ее рекомендаций, 28 октября ВЦИК утвердил « Положение о Всероссийской и местных чрезвычайных комиссиях». ВЧК признавалось центральным органом, объединяющим деятельность местных ЧК и планомерно проводящих борьбу с контрреволюцией, спекуляцией и преступлениями по должности на территории РСФСР. Вновь подтверждалось непосредственное подчинение ВЧК Совнаркому. Местные ЧК, по положению, создаются советами на одинаковых правах с остальными отделами исполкомов. Советами же назначаются и отзываются члены чрезвычайных комиссий, а их председатели избираются исполкомами и утверждаются ВЧК.^[16]. Тем самым подтверждалось двойное подчинение местных чрезвычайных комиссий.

Не менее острые противоречия существовали между ВЧК и Ревтрибуналами. Ревтрибуналы, созданные в качестве чрезвычайных судебных органов 22 ноября 1917 г и подчиненные Наркомату юстиции, предназначались для борьбы против контрреволюционных сил, а равно для решения дел о борьбе с мародерством и хищничеством, саботажем и прочими злоупотреблениями торговцев, промышленников, чиновников и прочих лиц.^{[16, Т.1.]}. Инструкция НКЮ, изданная в конце декабря 1917 г.

исключала применение ими смертной казни, что расценивалось большевиками, как лишение революционных трибуналов той репрессивной силы, которой они должны были обладать. В июне 1918 г. НКЮ, уже без левых эсеров, отменили все прежние циркуляры и издали новые, предоставляющее революционным трибуналам право применять любые меры наказания, в том числе и смертную казнь. В постановлении НКЮ указывалось: «Революционные трибуналы в выборе мер борьбы с контрреволюцией, саботажем и проч. не связаны никакими ограничениями, за исключением тех случаев, когда в законе определена мера в выражениях: «не ниже» такого-то наказания».^[17]. С этого момента Революционные трибуналы приобрели статус карательного органа государства.

Ревтрибуналы и ВЧК были одной природы. Они выступали как специфические государственные институты, призванные бороться с контрреволюцией. Концептуальная основа этих органов заключалась в том, что ВЧК и Трибуналы – органы расправы, где проблема вины, доказательств не имела значения, уступая место революционной целесообразности. Исходя из данной концепции, оба чрезвычайных органа не были связаны никакими ограничениями в борьбе с контрреволюцией и наделялись правом применения высшей меры наказания. Таким образом, были созданы два чрезвычайных органа принуждения с чрезвычайными полномочиями и крайне запутанными отношениями, в основе которых лежало переплетение функций, что содержало в себе потенциал будущих серьезных противоречий.

О нарастании противоречий между двумя чрезвычайными органами свидетельствовали все чаще поступавшие в СНК сообщения о конфликтах между двумя чрезвычайными органами. Острое недовольство трибуналов вызывало игнорирование ВЧК требование закона о передаче им всех дел, расследуемых ЧК. Первые законодательные акты предполагали построение отношений в связке ВЧК - Революционные трибуналы как взаимоотношения органа предварительного следствия и судебного органа. ВЧК вменялось вести предварительное расследование по контрреволюционным делам и после окончания следствия передать арестованных ревтрибуналу для судебного разбирательства. Но постепенно ВЧК же стали осуществлять расправу непосредственно сами.

В условиях нарастающего гражданского противостояния в обществе, роль чрезвычайных органов ВЧК и революционных трибуналов постоянно возрастала, причем роль ВЧК опережающими темпами. Но это возрастание не обеспечивалось необходимым в таких случаях правовым сопровождением. Уже в первых правовых документах, определявших компетенцию ВЧК и трибуналов, была заложена юридическая неопределенность, выражавшаяся в «безбрежности» компетенции. К тому же круг их задач постоянно расширялся. Так, к концу 1918г. ВЧК боролась уже не только с контрреволюцией, но и с должностными преступлениями, спекуляцией, шпионажем, уголовными преступлениями, охраняла границу и т.д.

Во время же массового террора осени 1918 года ВЧК стала выходить и из того слабо обозначенного правового поля, определенного первыми декретами. Вторым фактором, влиявшим на выход ВЧК из правового поля, стало стремительно нараставшее в ВЧК состояние исключительного положения, как государственного органа, наделенного особыми полномочиями и стоящего над законом. Все это в совокупности порождало острейшие противоречия между ВЧК и другими элементами государственной системы, в частности с Ревтрибуналами. Хрупкое правовое равновесие между государственными органами и ВЧК, особенно между двумя чрезвычайными органами (ревтрибуналы и ВЧК) было серьезно нарушено после постановления СНК от 21 февраля 1918 года « Социалистическое отечество в опасности», когда права ВЧК существенным образом расширились. А попытки революционных трибуналов восстановить существовавшее разграничение полномочий, наталкивались на открытое сопротивление ЧК, что порождало новые конфликты.

К концу 1918 года к ЧК во всех слоях общества накопилось немало вопросов, приходило понимание того, что ЧК необходимо поставить в рамки закона, законодательно четко определив ее место в структуре государства и поставив под контроль государства. Началась открытая дискуссия по вопросу правового положения ВЧК, в ходе которой критика приобрела резкий характер, вплоть до требований ее роспуска. ВЧК пытаясь не допустить развитие ситуации до крайности, предприняло ряд превентивных мер. В октябре 1918 г. во все губкомы партии рассылается « послание», в котором от губкомов требуется поддержка для спасения ситуации. В документе подтверждалось, что период террора против буржуазии после 5 сентября 1918г. был единственным периодом, когда террор применялся по настоящему, то есть в массовом масштабе. Это вызвало страх и растерянность в советских учреждениях, среди отдельных членов партии, в печати развернута кампания против ЧК, что сводит работу местных ЧК на нет. Необходимо прекратить нападки на ЧК, отстоять самостоятельность местных ЧК, спасти ситуацию.^[18]. И ситуация была спасена. 28 октября ВЦИК утвердил « Положение о Всероссийской и местных чрезвычайных комиссиях». В качестве небольшой уступке общественному мнению подтверждалось непосредственное подчинение ВЧК Совнаркому и двойное подчинение местных чрезвычайных комиссий - ВЧК и местным советам^{[18, л. 7]}. Но эти меры мало, что меняли в фактическом положении ВЧК и в системе правосудия.

Действия ВЧК подверглись сильнейшей критике на I съезде работников Революционных трибуналов (30 ноября 1918 г.). Съезд указал на теневые стороны деятельности ЧК, главным содержанием которой было беззаконие и бесконтрольность в ее работе. Главная причина заключалась в отказе от основного принципа судебного процесса – гласности, а также отсутствие законодательного определения прав и полномочий ЧК.^[19]. На съезде отмечалось, что ЧК явочным порядком присвоили себе не только право окончательного и безапелляционного решения всех дел, подсудных трибуналам, но и право контроля над деятельностью судов в виде требований передачи на свое рассмотрение дел, уже рассмотренных трибуналом, пересмотр уже состоявшихся приговоров или наоборот - внесудебная ликвидация дел, по которым судебное или следственное производство не было закончено. В результате трибуналы не могли в полной мере осуществлять функции судебного органа. Съезд констатировал, что революционные трибуналы не стали в полной мере « органами суровой и беспощадной расправы, чинимой рабочим классом и крестьянством над врагами революции». Выделены были и причины, мешавшие этому. Главная проблема, по мнению большинства съезда, состояла в противоречивости отношений между революционными губернскими трибуналами и чрезвычайными губернскими комиссиями». Помимо всего прочего, ЧК присвоила себе право распоряжаться местами заключения, что привело к полному хаосу с исполнением наказания. В одни и те же места направлялись осужденные и ЧК и трибуналами, широко практиковалось самостоятельное, без согласования с кем – либо освобождение или заключение под стражу лиц, освобожденных трибуналами. Происходило полное игнорирование революционных трибуналов.^{[19,л. 10]}. Особо резкие протесты вызывало и присвоенное ЧК право налагать наказание в виде лишения свободы на срок, право, которое принадлежало исключительно судам. Причем в ряде случаев нарушался декреты о взяточничестве и спекуляции, по которым срок лишения свободы должен был быть не менее пяти лет. ЧК же часто определяли срок всего в несколько месяцев. Обращалось внимание на небрежное ведение дел, находившихся в производстве ЧК: неполнота документов; небрежность ведения допросов; отсутствие подписей допрашиваемых и т. д. Съезд потребовал немедленно разграничить функции и подсудность Революционных трибуналов и ЧК и создания таких условий, при которых была бы недопустима внесудебная расправа. Лейтмотив требований съезда – поставить деятельность ЧК в рамки закона. Для этого необходимо было сократить полномочия ЧК, лишить права внесудебной расправы, конфискации имущества арестованных в свою пользу, отменить личные привилегии чекистов, ликвидировать иммунитет от судебного преследования сотрудников ЧК. Конкретные меры по реализации предложений предусматривали воспрепятствование ЧК ведение дел в какой-либо форме и порядке параллельного производства по делам уже переданным трибуналам или возникающим независимо от них и находившихся в производстве трибуналов или иных судебных инстанций. Запрет ЧК без согласия соответствующих судебных органов зачислять за собой заключенных, числящихся за трибуналами и иными судами. Исключить перевод заключенных из одного места в другое, освобождение под залог, вторичное задержание освобожденного судами; дать право следственным комиссиям трибуналов привлекать к судебной ответственности агентов ЧК за преступления по должности в той же мере, что и агентов других правительственных учреждений. И наконец, съезд потребовал подтвердить законодательно, что никакими изъятиями в плане наличия правовых привилегий, ЧК не имеет.^{[19, л. 11]}. Что же касается принятого 28 октября 1918 г. «Положения о чрезвычайной комиссии», то съезд посчитал, что оно не решает проблемы взаимоотношений ЧК с судебными органами. Хотя « Положение» пунктами 2 и 4 устанавливало подконтрольность ЧК Наркомату юстиции и внутренних дел, чрезвычайные комиссии оставались фактически неподконтрольными никому. Были Революционные трибуналы и административный орган – ВЧК и между ними наблюдалась огромная несогласованность в действиях. Не устраивала делегатов съезда и статья 8 положения, не раскрывавшая понятие « непосредственная борьба с контрреволюцией» и не объяснявшая какими объективными условиями определяются те случаи, когда « всеми делами по непосредственной борьбе с контрреволюцией и спекуляцией ведут на местах органы ЧК». «Положение» необходимо было, по мнению съезда, конкретизировать в плане точного определения пределов полномочий ЧК. Для этого нужен был закон. В конце – концов « Положение» - это была всего-навсего инструкция, а за нарушение инструкции нельзя было привлечь к судебной ответственности, а только к административной. Съезд посчитал, что вопрос о превышении власти, злоупотреблении властью со стороны ЧК не может подлежать никаким формам преследования, кроме как уголовного преследования.^{[19, л. 11]}. Было высказано мнение, что декрет о суде №3 совершенно неправильно сократил подсудность трибуналов, изъяв из их ведения дела о спекуляции и взяточничестве и передав их ЧК. Было выдвинуто требование отменить положения декрета №3, касавшиеся изъятия данной категории дел из подсудности трибуналов.

Было очевидно, что для детального разграничения компетенции ВЧК и трибуналов требовалась систематизация законодательства о трибуналах, в форме единого закона о трибуналах. 28 ноября 1918 года такой закон был принят - «Руководство для устройства революционных трибуналов». Закон уточнял и дополнял перечень наказаний, применяемых трибуналами, упрощалась процессуальная сторона деятельности трибуналов. Трибуналы должны были выносить приговоры, руководствуясь исключительно обстоятельствами дела и велениями революционной совести. Было подтверждено предоставленное трибуналам ничем не ограниченное право в определении наказания.^{[16, т. 5, с. 12]}. Фактически трибуналы наделялись правом создавать нормы, касавшиеся мер наказания, что, безусловно, укрепляло их авторитет и делало более самостоятельными в отношениях с ВЧК.

Но серьезные противоречия оставались, в частности в отношении подсудности дел о спекуляции. В конечном итоге было найдено неожиданное решение. В 1919 года СНК принимает декрет « О борьбе со спекуляцией и хищениями в государственных складах, подлогами и другими злоупотреблениями по должности в хозяйственных и распределительных учреждениях». По декрету при ВЧК учреждался Особый революционный трибунал по делам о крупной спекуляции. Особенность правового статуса трибунала заключалась в том, что он не был связан процессуальными тонкостями, а его приговоры были окончательными и обжалованию не подлежали.^{[16, Т. 6, с. 217]}. В данном случае произошло смешение понятий внесудебной и судебной расправы с преобладанием внесудебной, несмотря на создание, формально судебного органа в системе ВЧК. Такими мерами попытались сгладить противоречия, удовлетворив амбиции ВЧК и трибуналов, используя законные средства суда и быстроту ВЧК в борьбе с преступностью во властных структурах.^[20].

Острая постановка вопроса о ВЧК на всех уровня поставило вопрос о ее реформировании. Бухарин предложил заменить ВЧК революционным судом или подчинив твердому закону, отказаться от красного террора. Иначе, полагал, он, чрезвычайки « будут выдумывать для себя работу, то есть вырождаться».^{[12, 1919, 1 января]}. В партийных организациях Москвы, районных советах, в печати поднимался вопрос о ликвидации губернских и областных ЧК и ВЧК вообще с передачей их розыскных функций уголовному розыску, следственных – революционным трибуналам. Задачу подавления открытых контрреволюционных выступлений возложить на отряды милиции. Аргументация – наиболее тяжелый период войны позади, контрреволюция разбита, политические преступления становятся редкостью, поэтому необходимость в столь широко разветвленном органе отпала.

В начале декабря 1918 года вопрос о ВЧК рассматривался на заседании комиссии Совета Рабочей и Крестьянской обороны. 3 декабря Ленин, как председатель этой комиссии, внес ряд предложений по усилению партийного руководства ВЧК и укреплению революционной законности в ее деятельности. Для лидеров большевиков стало очевидным, что беззаконие перешло все мыслимые границы. В этом была опасность для режима, опасность с точки зрения роста недовольства населения действиями власти, возраставшее и за счет массовых репрессий и беззакония. Помимо всего прочего, бессистемные аресты, заложничество привели к дезорганизации работы системы власти и без того испытавших острейший дефицит кадров. 11 декабря 1918 г. комиссия приняла постановление « О порядке ареста Всероссийской чрезвычайной комиссией сотрудников советских учреждений и предприятий», в котором содержались положения, усиливавшие контроль над ЧК. Органы ЧК должны были возглавлять коммунисты с партийным стажем не менее двух лет, народным комиссариатам, партийным и профсоюзным органам разрешалось брать на поруки лиц, арестованных ЧК. Народным комиссариатам и комитетам РКП (б) предоставлялось право принимать участие в следствии. В ВЧК расширялся отдел жалоб и просьб об ускорении дела, более строго предполагалось наказывать за ложные доносы. Эти меры были обусловлены и опасением, что наделенный столь широкими полномочиями и практически бесконтрольный орган, может вырасти в самостоятельную силу в противовес партийным и советским органам, и может нарушиться вся система советской власти. ЧК должна была занимать строго определенное место в системе власти и выполнять строго определенные функции.

На волне всеобщего возмущения беззаконием со стороны ВЧК 20 января 1919 года президиум ВЦИК принял решение об упразднении уездных ЧК, определив сроки и порядок передачи дел в губернские чрезвычайные комиссии. Внешне все выглядело как процесс совершенствования организационной структуры ЧК. На самом деле ликвидация этого звена ЧК носила вынужденный характер, и была формальной по содержанию. В письме ВЦИК всем губернским ЧК говорилось, что « упразднены вывески, но оставлено самое важное - агентура, которая будет информировать губчека для принятия должных мер к ликвидации контрреволюционных сил». Пояснялось, что в каждом уезде осталось до пяти чекистов для ведения наблюдательной работы. В их распоряжение предоставлялись денежные средства на оперативные нужды. Остальные сотрудники уездных ЧК либо переводились в губернские чрезвычайные комиссии, либо им предлагалась работа в другом месте. Таким образом, предполагалось улучшить качественный состав ЧК. Главное внимание чекисты должны были сосредоточить на агентурной работе, позволяющей действовать не факту преступления, а предупреждать их.^{[18, д. 400, л. 21]}.

Ликвидация уездных ЧК была воспринята положительно, так как именно здесь происходило наибольшее количество нарушений, и именно это звено ЧК было засорено в наибольшей степени разного рода проходимцами. В НКЮ был подготовлен « революционный» проект реорганизации ЧК и ревтрибуналов, предусматривавший переподчинение ЧК ревтрибуналам, изъятие из их ведения права на внесудебное разрешение дел и сохранение их лишь как органов розыска и пресечения. Но эти смелые начинания не были реализованы. Ленин был категорически против ликвидации ВЧК и направил проект в коллегию ВЧК с правом вето. Дзержинский в полемике с Крыленко утверждал, что контрреволюция окончательно не побеждена, период чрезвычайных органов не прошел и настаивал на сохранении чрезвычайных полномочий, ограничив их лишь применение.^[21]. Итоги дискуссии были подведены 4 февраля 1919 года на заседании ЦК РКП (б), поручившего комиссии разработать положение о ВЧК и ревтрибуналах. ВЦИК 17 февраля 1919 года принял постановление «О правах ВЧК и ревтрибуналов», а 12 апреля « Положение о революционных трибуналах", имевшие своей целью разграничить компетенцию ВЧК и трибуналов, упорядочить организацию их деятельности, но в рамках самостоятельности Чрезвычайной комиссии. В постановлении определялись основные функции и права ЧК в условиях гражданской войны. В частности, право вынесения приговоров по всем делам, расследуемых ЧК, передавались революционным трибуналам. Причем следствие по всем делам должно было заканчиваться не позднее одного месяца. В случае необходимости продления срока следствия, местная ЧК должна была возбуждать ходатайства перед соответствующими советами, а ВЧК перед ВЦИК. При наличии вооруженных выступлений (контрреволюционных, бандитских) за органами ВЧК сохранялось « право непосредственной расправы для пресечения преступлений». Кроме того, это право сохранялось за ними в местностях, объявленных на военном положении, за преступления, указанные в постановлении о военном положении. ^{[8, с. 139]}. Таким образом, за органами ЧК в этих случаях сохранялось чрезвычайное право внесудебного решения дел, и масштабы его применения были достаточно обширными.

В конечном итоге, несмотря на многочисленные протесты, резкую критику и предложения вплоть до о ликвидации ВЧК и достаточно негативное отношение к ВЧК в самом руководстве большевиков (Каменев, Крыленко, Петровский, Ольминский и др.), Ленину и Дзержинскому удалось отстоять ВЧК и сохранить за собой контроль за важнейшим рычагом власти в стране.

К концу февраля 1919 года реорганизация ВЧК И Ревтрибуналов в основном была завершена. По специальному разрешению ВЧК чрезвычайные уездные комиссии сохранялись на один – два месяца в уездах, охваченных волнениями. Устанавливался месячный срок для расследования оставшихся дел. Право вынесения приговоров передавалось реорганизованным революционным трибуналам, получившим также право проверки следственных действий чрезвычайных комиссий.

Но вскоре чрезвычайные полномочия вновь расширяются. 20 июня 1919 года ВЦИК утвердил декрет « Об изъятии из общей подсудности в местностях, объявленных на военном положении». ^{[17, 1919, № 26, ст. 142]}. В октябре 1919 года, по предложению Дзержинского, принимается декрет об усилении борьбы со спекуляцией, по которому все дела о крупной спекуляции товарами и продуктами, взятыми на учет, а также все дела о должностных преступлениях лиц, уличенных в хищениях, подлогах, неправильной выдаче нарядов, в спекуляции и взятках, изымались из общей подсудности и передавались на рассмотрение ЧК. ^{[17,1919, № 33. Ст. 85]}. В результате в течение 1919 года ВЧК получило практически в полном объеме все утраченные ранее чрезвычайные полномочия, что незамедлительно привело к новому витку произвола и массовому нарушению законности.

В декабре 1919г. Дзержинский в очередной раз издает приказ о строжайшем соблюдении революционной законности в деятельности чекистов. ЧК предписывалось осторожно подходить к вопросу ареста специалистов. Разрешалось арестовывать их лишь в случае неопровержимого доказательства их принадлежности к белогвардейским организациям или участия в спекуляции и саботаже. Запрещалось арестовывать граждан за мелкие преступления, а также на основании непроверенных сведений о совершении ими преступлений.^{[19, д.17, л.21]}.

В январе 1920 г. реанимируются уездные ЧК, правда, под другой вывеской. Вместо уездных ЧК создавались политические бюро при уездной милиции. Их функции заключались в розыскной работе по заданиям и под непосредственным руководством губернских ЧК. Впоследствии, в августе 1921г., правовой статус уездных политбюро был уточнен. На основании приказа ВЧК утверждается положение об их деятельности. Главной задачей политбюро определялась борьба с государственными преступлениями на территории соответствующего уезда. Содействие политбюро оказывала милиция и уголовный розыск, обязанные передавать им дела с признаками государственных преступлений. К середине 1920 г. реорганизация уездного звена аппарата ЧК завершилась. Присутствие органов безопасности на уездном уровне не исчезло, оно стало теперь только завуалированным.

Одновременно продолжался процесс разграничения функций Ревтрибуналов и ВЧК. Положение о революционных трибуналах» от 18 марта 1920 года прямо определяло компетенцию трибуналов - рассмотрение дел, направленных к ним Чрезвычайными Комиссиями, особыми отделами и комиссиями по борьбе с дезертирством. В очередной раз уточнялась подсудность дел трибуналам. Их ведению подлежали дела о контрреволюционных деяниях, о крупной спекуляции товарами и предметами, взятыми на учет, по крупным должностным преступлениям, дискредитация советской власти, дела о дезертирах и злостных укрывателях дезертиров. Трибуналы были вправе принять к своему производству из направленных дел и другие дела помимо списка о всяких деяниях, если усмотрят в них признаки опасности для РСФСР. В том числе дела о разбойных нападениях и бандитизму, отличавшихся особой дерзостью и представлявших особую опасность для власти, нанося ей материальный и моральный ущерб.^{[17, 1920, № 21,ст. 112]}.

Главное изменение в связке ВЧК - Революционные трибуналы после принятия данных декретов состояло в утверждении исключительного права революционных трибуналов на вынесение приговоров. На основе принятых решений судебные полномочия постепенно стали перемещаться в трибуналы. Однако эти изменения не носили устойчивого характера. Под воздействием военно-политической обстановки установившиеся отношения постоянно корректировались в сторону усиления полномочий ВЧК.

Определенная стабилизация военно-политической обстановки в стране в начале 1920г. вновь поставили вопрос об изменении форм и методов деятельности ВЧК. 17 января 1920 г. ВЦИК и СНК РСФСР приняли Постановление «Об отмене применения высшей меры наказания (расстрела)» по приговорам ВЧК и ее органов, а также ревтрибуналов.^{[17, 1920, № 4-5]}. Отмена смертной казни подавалась, как инициатива ВЧК, для чего в « Известиях» за подписью Дзержинского было опубликовано постановление ВЧК, в котором говорилось, что разгром Юденича, Колчака и Деникина создают новые условия борьбы с контрреволюцией. Поэтому ВЧК постановляет: «Прекратить с момента опубликования этого постановления применение высшей меры наказания (расстрел) по приговорам ВЧК и всех ее местных органов». Но не ЧК была инициатором отмены, на самом деле она всячески противилась этому, и когда вопрос был все же решен положительно, Дзержинский настоял, чтобы формально начало было положено именно Чрезвычайной комиссией.^{[13, с 55]}. Накануне же отмены смертной казни произошли массовые расстрелы. Спешно расстреливали тех, кого, по мнению Коллегии ВЧК, нельзя было оставлять в живых.

Расстрелы продолжались и позже. Для продолжения расстрелов воспользовались юридической лазейкой. Дело в том, что постановление ВЦИК об отмене смертной казни не распространялось на местности, подчиненные фронтам. В этих местностях за ЧК и революционными трибуналами право применения высшей меры наказания сохранялось. Особый отдел ВЧК разослал 15 апреля председателям особых отделов при местных ЧК циркуляр, где предписывалось всех лиц, которые по числящимся за ними преступлениям подлежали высшей мере наказания, отправлять в полосу военных действий, как в место, куда положения декрета об отмене смертной казни не распространяются.^{[13, с. 56]}.

Изменение военно – политической обстановки нашло отражение в решениях V Всероссийской конференции чрезвычайных комиссий (февраль 1920г.) Конференция констатировала, что борьба с контрреволюцией входит в новую фазу. Теперь на очередь дня выходит задача выявления секретных врагов в учреждениях, поэтому репрессивный подход необходим только к явным контрреволюционерам. Военно – политическая ситуация оставалась нестабильной, и с началом советско – польской войны декрет ВЦИК « Об образовании коллегии по проведению военного положения и о предоставлении ВЧК и некоторым ее органам прав революционных трибуналов в отношении преступлений, направленных против военной безопасности республики» (май 1920г.).^{[17, 1920,№ 78,ст. 370]}. В ноябре 1920г. новый декрет ВЦИК и СТО «О местностях, объявленных на военном положении.^{[17, 1920,№ 91,ст. 480]}. Этими правовыми актами ВЧК вновь наделялась правом внесудебной расправы вплоть до высшей меры наказания.^{[17, 1920,№ 78, ст. 370]}.

К концу 1920 – началу 1921 года ВЧК представляла собой стройную систему политического сыска, со строгой внутренней структурой, многочисленными кадрами и наработанными методами и приемами деятельности. В период гражданской войны органы ВЧК оказались наиболее приспособлены для осуществления политического контроля за ситуацией в стране, за населением. ВЧК стремительно наращивала свою численность. Если до образования местных ЧК в марте 1918 г. весь аппарат насчитывал 219 человек, то к началу 1921 г. он вырос в сотни раз, достигнув 60 тысяч человек.^[22].

И все же новая экономическая политика, с ее внешним либерализмом, не могла не коснуться и ВЧК, неизбежно поставив вопрос об изменении форм и методов ее деятельности. Определенная корректировка началась в начале 1921 года. 8 января 1921г Дзержинский подписал приказ по ВЧК № 10 « О карательной политике органов ЧК», формулировавший задачи и методы работы чекистов в новых условиях.^{[8, с. 418-419]}. Бороться с политическими врагами старыми методами стало неэффективно, да и ненужно. Кроме того, изменение методов работы было необходимо и с точки зрения придания респектабельность режиму в глазах международной общественности, по возможности отказавшись от открытых и широкомасштабных репрессий. Последние широкомасштабные репрессии ВЧК провела в отношении участников Кронштадтского мятежа, крестьянских восстаний в Тамбовской губернии, на Северо-западе и Сибири.

В связи с этими соображениями, сужались полномочия органов в принятии судебных решений, в мирных условиях, с наказаниями вполне могли справиться обычные суды. На первый план выдвигалась информационная работа, сбор информации обо всех политически неблагонадежных. « Всех подозрительных, которые могут принять участие в активной борьбе, беспартийных офицеров или лиц право – эсеровского, махновского или тому подобного толка нужно держать на учете, выяснять, проверять. Это гигантская информационная работа, которая должна выступать на первый план» - говорилось в приказе.^{[8, с. 418-419]}. Но эта переориентация ни в коей мере не свидетельствовали о снижении роли ВЧК « в строительстве социализма». Речь шла не о снижении роли, а об изменении тактики и методов работы. Именно в этом плане следует рассматривать рекомендацию ЦК РКП (б) от 17 марта 1921 г. о возвращении на службу в чрезвычайные комиссии сотрудников, ранее направленных на другие участки работы. В апреле 1921 г. ЦК в письме губкомам уже не рекомендует, а требует возвращения в органы ВЧК откомандированных работников, подчеркивая: «губкомы и губчека должны составлять единое целое в деле своевременного предупреждения и пресечения контрреволюционных выступлений». ^{[18, д. 43, л. 12]}. В мае того же года на местные власти возлагается ответственность « за внимательное и бережное отношение к аппарату местных ЧК и его работникам». ЦК запретил местным органам производить перемещения и отзывы членов партии, сотрудников местных ЧК без их согласия».^{[18, д. 43, л. 12]}. В июне 1921 г. в связи « с предоставлением известного простора инициативе мелкобуржуазных слоев населения и опасностью при ослаблении органов ВЧК, усиления влияния мелкобуржуазной стихии», проводится мобилизация в органы ЧК. При этом ЦК РКП (б) требовал посылать в ЧК проверенных людей.^{[18, д. 43, л. 12]}.

23 июня 1921 г. ВЦИК издает декрет об объединении всех революционных трибуналов республики. Декрет устанавливал, что срок лишения свободы по приговорам чрезвычайных комиссий, без направления дела для судебного разбирательства в народные суды или трибуналы, понижался до двух лет. Принуждение к таковому ограничивалось лицами, уличенными в принадлежности к антисоветским политическим партиям или к явно белогвардейским элементам. Все остальные дела, находившиеся в производстве чрезвычайных комиссий, обязательно направлялись в особые камеры народного суда, подлежащие образованию при каждой чрезвычайной комиссии. В местах, объявленных на военном положении, предоставленные чрезвычайным комиссиям права по применению всех мер наказания, вплоть до расстрела, ограничивались исключительно тремя категориями преступлений: а) по делам о шпионаже; б) по делам о бандитских преступлениях; в) по участию в открытом вооруженном восстании. Для соблюдения формальностей и успокоения трибуналов, все чрезвычайные комиссии обязывались отчитываться о приговорах, вынесенных во внесудебном порядке, перед Верховным Трибуналом.^{[17, 1921, № 51, ст. 294]}.

На протяжении всего периода совместного существования двух чрезвычайных органов – ВЧК и Ревтрибуналов отношения между ними носили неровный, скачкообразный характер. Но всегда они отличались сложностью и противоречивостью. Вторая особенность отношений заключалось в том, что в условиях гражданской войны несомненный приоритет имела ВЧК. Неоднократные попытки разделить чрезвычайные полномочия неизбежно заканчивалась в пользу ВЧК. С началом мирного периода деятельность двух чрезвычайных органов переориентируется, в результате чего их полномочия соприкасаются все реже. И еще одна особенность общего характера: в советской России фактически действовали не две системы судов, как утверждается в большинстве публикаций, а три. Это система общих судов и система двух чрезвычайных судов – ВЧК и революционных трибуналов. Действовали они в разных условиях и имели разную степень важности для власти, но все они исполняли роль охранителя власти. При таком положении благом было уже то, что тройная система судов была характерна только для периода военного противостояния, и время ее существования было ограничено только этим периодом.

Проходившие в 1921 г. перемены в главных направлениях и методах работы ВЧК, их структуре и кадровом составе явились подготовительным этапом для их генеральной перестройки. Наступивший мирный период, стабилизация внутриполитической обстановки в стране, изменение экономической политики диктовали необходимость реорганизации службы государственной безопасности. Чрезвычайные формы и методы работы в новых условиях изжили себя, не отвечали новому этапу в развитии страны. Но при всей заявленной глубине реформирования ВЧК, руководством большевиков постоянно подчеркивалось, что чрезвычайные органы и впредь будут играть важную роль в государственной системе власти. Общий подход состоял в том, что без политического насилия, а, следовательно, без чрезвычайных мер и чрезвычайных органов новое общество построить невозможно. « История показала, что без революционного насилия невозможно достигнуть победы. Без революционного насилия, направленного на прямых врагов рабочих и крестьян, невозможно сломить сопротивление эксплуататоров. А с другой стороны, революционное насилие не может проявляться и по отношению к шатким, невыдержанным элементам самой трудящейся массы», – писал В.И. Ленин.^{[1, т. 40, с.117]}. Таким образом, объектов приложения усилий ВЧК оставалось достаточно много. Отсюда и твердая убежденность вождей в необходимости террора и в мирных условиях. Руководство понимало, что в социализм придется тащить Россию насильственно. Отсюда неизбежность применения насилия на всех стадиях строительства нового общества. Таким образом, провозглашенная с окончанием войны политика гражданского мира оставалась не более чем декларацией. В этих условиях неизбежно существование в длительной перспективе органов государственной безопасности, что было со всей ясностью заявлено Лениным в докладе на IX Всероссийском съезде Советов в декабре 1921 г. Без такого учреждения, как ВЧК, « власть трудящихся существовать не может, пока будут существовать на свете эксплуататоры».^{[1, т. 44, с. 328]}. Вместе с тем Ленин считал, что надо провести реформу ВЧК, определить ее функции и компетенцию и ограничить ее работу задачами политическими. Действительно, мирные условия требовали перехода к законным методам государственного управления. В тоже время нельзя забывать о том, что введение нэпа не означало никакой новой исторической перспективы или нового социального порядка. Большевики продолжали руководствоваться программой, принятой на VIII съезде РКП (б), которая в качестве стратегической цели определяла построение социализма, поэтому в своей основе не менялись и методы и формы реализации программных целей, так как достигать их приходилось в условиях неприятия идеи социализма большинством населения. В условиях нэпа наступило лишь смягчение репрессий и ликвидация наиболее одиозных проявлений беззакония, характерных для периода « военного коммунизма». Просто уже объективно нельзя было проводить террор в прежних размерах. Тем более руководство прекрасно сознавало, что проведение реформ может сопровождаться ослаблением власти. Отсюда общий тезис: нэп уступка в экономике, но не в политике, враг еще не разбит до конца, поэтому методы террора, теперь, правда, тайного, должны оставаться одним из методов управления страной, только, немного по- новому. « Новая экономическая политика требует новых способов новой жестокости кар».^{[1, т. 54,с. 160]}.

Подготовка к масштабной реорганизации органов ВЧК началась в конце 1921 года. 1 декабря Ленин набросал проект постановления Политбюро ЦК РКП (б) о ВЧК, в котором предусматривались «серьезные умягчения»: сужение ее компетенции и права ареста, ограничение сроков расследования дел одним месяцем с рассмотрением их судами, а также изменении е названия комиссии. В тот же день проект рассмотрело Политбюро и поручило его исполнение комиссии в составе Л.Б. Каменева, Д.И. Курского и Ф.Э. Дзержинского. Состоявшаяся в том же месяце XI партийная конференция также высказалась за сужение круга обязанностей ВЧК и ее реорганизацию. В конце декабря на IX Всероссийском съезде Советов Ленин предложил ограничить ее функции задачами политическими при всемерном укреплении законности.

В январе 1922 г. вопрос о ВЧК был вновь рассмотрен Политбюро и 6 февраля ВЦИК был принят декрет « Об упразднении Всероссийской чрезвычайной комиссии и о правиле производства обысков, выемок и арестов».^{[17, 1922, № 16,ст. 160]}. ВЧК и ее подразделения на местах упразднялись. Их задачи передавались Государственному Политическому Управлению (ГПУ) при наркомате внутренних дел РСФСР. В губерниях вместо ЧК при губисполкомах создавались политические отделы. ГПУ поручалась борьба со шпионажем, бандитизмом, подавление вооруженных выступлений, охрана транспортных коммуникаций и границ республики, расследование всех противогосударственных выступлений. Условия производства арестов и обысков и иных следственных действий документом устанавливались достаточно жесткие. Так, обвиняемому должно было быть предъявлено конкретное обвинение не позднее двух недель со дня ареста, а все расследование закончится в двухмесячный срок. Лишь в исключительных случаях срок содержания под арестом мог быть продлен Президиумом ВЦИК. Декрет также устанавливал важную норму, которая регулировала отношения ГПУ и Ревтрибуналов: «…Впредь все дела о преступлениях, направленных против советского строя или представляющих нарушение законов РСФСР, подлежат разрешению исключительно в судебном порядке революционными трибуналами или народными судами по принадлежности».^{[17, 1922, № 16,ст. 160]}. Таким образом, можно говорить о конце периода чрезвычайного положения и чрезвычайных полномочий органов государственной безопасности в системе государственной власти и одновременно о конце периода неопределенности в отношениях ВЧК и трибуналов. С ликвидацией в октябре 1922 года Ревтрибуналов эта проблема утратила свое значение.

Подчинение органов госбезопасности Наркомату внутренних дел, а губернских отделов ГПУ губисполкомам советов, включило секретную службу в государственную систему управления страной. Одновременно необходимо подчеркнуть следующий момент. Упразднение ВЧК и создание ГПУ не означало просто смену вывески, хотя и вывеску надо было сменить: уж слишком «потрепанным» и нарицательным стала аббревиатура ВЧК в глазах населения и мировой общественности. Это слишком простое объяснение. В действительности менялась их функциональная предназначенность. На первый план выдвигалась информационная работа. Если ВЧК действовала как чрезвычайный орган, обладая практически неограниченными полномочиями, то ГПУ при НКВД РСФСР, являясь составной частью государственного аппарата управления, руководствовалась положениями о данном аппарате, закрепленными в Конституции. Органы госбезопасности стали юридически конституционными и тем самым был завершен переход от « чрезвычайщины» к государственности. Как показала дальнейшая практика, закрепление правового статуса не мешало органам госбезопасности легко переходить к чрезвычайным мерам, но теперь всегда обоснованно с юридической точки зрения.

В связи с образованием СССР постановлением ЦИК СССР от 15 ноября 1923 г. создается Объединенное государственное политическое управление (ОГПУ) при Совнаркоме СССР как орган, объединявший и координирующий работу республиканских ГПУ по борьбе с контрреволюцией, шпионажем и бандитизмом. Права и обязанности ОГПУ получили законодательное закрепление в Конституции Союза ССР 1924 года. В главе девятой Конституции функции ОГПУ определялись как борьба с политической и экономической контрреволюцией, шпионажем и бандитизмом. Она учреждалась при СНК СССР, председатель входил в состав СНК с правом совещательного голоса. Надзор за закономерностью деятельности ОГПУ осуществлялся прокурором СССР.^[23]. Таким образом, процесс закрепления правового статуса органов безопасности был завершен. Теперь они могли действовать на законных основаниях. В мае 1922 г. сессия ВЦИК приняла Уголовно – процессуальный кодекс и положение о прокурорском надзоре. По этим законодательным актам ГПУ становилось органом дознания (а по делам о контрреволюции органом предварительного следствия) поднадзорным прокурору.^[24]. Прокурор давал санкцию на арест обвиняемых, обязательные для ГПУ указания по расследованию, решал вопросы предания суду и прекращения дела, возникшего в ГПУ. По положению об ГПУ, принятого ЦИК СССР 13 января 1923 года, надзор за деятельностью ГПУ осуществлялся Прокурором Верховного Суда СССР, в том числе и наблюдение за дознанием, проводимым органами ГПУ.

Подвергся реорганизации и низовой чекистский аппарат. Уездные политбюро ликвидировали и вместо них ввели институт уездных уполномоченных губотделов ГПУ. Они назначались по согласованию с губкомами партии и только два учреждения могли решать вопрос об их отзыве или замене: ГПУ и губкомы. Подчинялись уполномоченные секретно – оперативному отделу, имели небольшой штат сотрудников. Обращает на себя внимание параграф должностной инструкции, озаглавленной « Взаимоотношения с парткомами и исполкомами». Теперь руководитель подразделения ГПУ отчитывался только перед руководителями партийного комитета и исполкома Совета. Не реже двух раз в месяц уполномоченный ГПУ был обязан информировать секретаря уездного комитета РКП (б) и председателя исполкома Совета о положении в уезде и получать от них сведения, необходимые для оперативной работы.^{[19, д.31, л. 19]}. В дальнейшем руководитель ГПУ при необходимости информировал исключительно первого секретаря партийного комитета. Представители Губотделов ГПУ избирались в составы руководящих партийных и советских органов. Как правило, начальники губотделов избирались членами бюро губкомов РКП (б) и президиумов исполкомов губернских Советов. В результате происходило интенсивное сращивание органов безопасности и государственных органов.

Хотя курс на превращение ОГПУ действительно в органы государственной безопасности в 1920 – е годы и имел внутреннюю логику, тем не менее, он был непоследователен, о чем свидетельствует периодическое выпадение ГПУ из правового поля страны, посредством наделения их чрезвычайными полномочиями. Основным мотивом при этом опять же выступала « революционная необходимость». Хроника выпадения ОГПУ из правового поля страны в 1920-е годы совпадает с возникновением необходимости конкретных криминальных и политических проблем. Так, например, произошло в 1922 году. 9 марта 1922г. органам ГПУ предоставляется право непосредственной расправы в отношении лиц, уличенных в вооруженных ограблениях, уголовников-рецидивистов и лиц, пойманных с оружием на месте преступления. Предоставлялось также право ссылки в г. Архангельск и заключения в концлагерь анархистов, левых эсеров и все уголовников-рецидивистов.^[25]. 10 августа 1922г. декретом ВЦИК предоставляется право административной высылки лиц, причастных к контрреволюционным выступлениям, на срок не более трех лет. ^{[17, 1922, № 51, ст. 646]}. 16 октября 1922г. постановление Президиума ВЦИК устанавливало: 1. В целях скорейшего искоренения бандитских налетов и вооруженных ограблений предоставить ГПУ право внесудебной расправы вплоть до расстрела в отношении всех лиц, взятых с поличным на месте преступления (ст. 76, 183 ч.2, 184 УК). 2. В дополнение и развитие постановления ВЦИК о порядке высылки лиц, признаваемых социально – опасными, предоставить Комиссии при НКВД (по высылке) право высылать или заключать в концлагерь (принудительных работ) не свыше 3 лет: а) деятелей антисоветских политических партий (ст. 60,61, 62 УК); б) лиц, дважды судимых за преступления, предусмотренные ст. ст. 76, 85, 93, 140, 170,171, 180, 182, 184, 189, 190, 191, 220 УК. С целью согласования деятельности судебных учреждений Республики, лицо прокурорского надзора и органов ГПУ при исполнении возложенных на них задач постановляет ограничить функции прокурорского надзора за следствием по делам политическим и по обвинению в шпионаже (ст.ст. 57 – 73 и 213 УК), ограничившись исключительно наблюдением за точным соблюдением органами ГПУ правил, означенных в ст. 7 Положения о ГПУ (прокурор ограничивался исключительно формальным наблюдением за правильностью ведения следствия). По остальным делам прокурорский надзор сохранялся в полном объеме. Для наблюдения за деятельностью ГПУ прокурор Республики назначал специального помощника Прокурора республики, а на местах помощников губернских прокуроров. Отношения органов прокуратуры с органами ГПУ имеют место исключительно через начальника ГПУ. Предоставить ГПУ права вынесения внесудебных приговоров по делам о должностных преступлениях сотрудников ГПУ исключительно коллегии ГПУ и всякий раз с ведома НКЮ. Секретные сотрудники ГПУ при слушании дела о преступлениях ими раскрытых не подлежат вызову в суд.^{[19, Ф.655, оп.1, д.1,л.18]}. 8 марта 1923 года принимается « Положение о чрезвычайных мерах охраны революционного порядка»^{[17, 1923, № 21,Ст. 249]}. Значение этого документа состоит в том, что он на долгосрочной основе определял законные возможности вывода ОГПУ из-под действия ограничивающих применение репрессий законов. В принципе, наличие законов, регулирующих деятельность государственных органов в чрезвычайных обстоятельствах, дело обычное и необходимое. Но закон 1923 года в условиях политизировано - враждебного состояния государства приобретал другой ракурс. Он давал возможность применения чрезвычайных мер наказания против « классовых врагов» и «неудобных» с точки зрения властей социальных групп населения. Не случайно, определяя форму введения (исключительное и военное положение), законодатель трактует случаи введения исключительного положения в первую очередь как контрреволюционные выступления и иные посягательства на рабоче-крестьянскую власть и ее отдельных представителей или серьезную угрозу таких выступлений и посягательств. Как неисполнение или противодействие законным распоряжениям власти со стороны отдельных граждан, поскольку эти правонарушения грозят принять массовый характер. Введение исключительного и военного положения означало право налагать административные взыскания в виде лишения свободы и штрафов, высылки из пределов проживания в определенные районы страны, учреждать революционные трибуналы с правами военных, действующих в боевой обстановке; изымать из общей подсудности с передачей революционному трибуналу определенные категории дел».^{[17, 1923, № 21,Ст. 249]}.Размытость определений «исключительное положение» и «военное положение» давали возможность при необходимости проведения массовых акций репрессивного характера.

Наделение чрезвычайными полномочиями ОГПУ с завидной регулярностью регулярно продолжалось и в последующие годы. Так, вновь встает вопрос о наделении ОГПУ чрезвычайными полномочиями в конце 1923 г. 27 декабря 1923 г. в записке В.Р. Менжинскому, Дзержинский просит подготовить для ЦК доклад о состоянии борьбы с бандитизмом, указав на слабость мер уголовного розыска, особенно в деревне. 29 января 1924 г. он направил письмо в Политбюро ЦК РКП (б), в котором отмечал, что до последнего времени не удалось ликвидировать политический и уголовный бандитизм. Имели место ограбления представителей польской, итальянской, британской и персидской дипломатических миссий и дипкурьеров. Одну из причин такого положения Дзержинский видел в волоките судов, в несостоятельности действий уголовного розыска, милиции и ОГПУ. Он рекомендовал руководство борьбы с бандитизмом возложить на ОГПУ и его местные органы, оперативно подчинив им для этой цели уголовный розыск и милицию. Политбюро приняло предложение Дзержинского. Постановлением ЦИК СССР от 28 марта 1924 г. усиливались права ОГПУ в части административных высылок, ссылок и заключения в концлагерь. Взамен «комиссии НКВД по административным высылкам» учреждались « Особые Совещания» в составе 3 членов коллегии с обязательным участием прокурорского надзора с правом протеста и приостановки постановления Особого Совещания. Данное постановление значительно расширял контингент лиц (социально-опасных), в отношении которых допускалось применение административной высылки. Исключительному ведению Особого Совещания при ОГПУ подлежало разрешение вопросов о применении этих мер в отношении следующих лиц: причастных к контрреволюционной деятельности, шпионажу и другим видам государственных преступлений применительно к статьям 53 – 73 УК РСФСР; подозреваемых к подрывной деятельности, переходу границы без соответствующего разрешения; пособников и т.д. ОГПУ могло применять к этим лицам высылку из данной местности, заключение в концлагерь на срок до 3 лет и применения высшей меры наказания – расстрела. Прокуратуре оставалось только право совещательного голоса.^{[19, д.20, л.90 - 92]}.

Постановлением Президиума ЦИК СССР от 9 мая 1924г. ОГПУ предоставлялись исключительные права и полномочия в борьбе с бандитизмом. На них возлагалось руководство борьбой на территории всей страны. Особые полномочия заключались в следующем: ОГПУ в оперативном отношении подчинялись органы милиции и уголовного розыска; уполномоченные ОГПУ по согласованию с местными органами власти получали право внесудебной расправы (высылка из данной местности, заключение в концлагерь на срок до 3 лет; расстрел); право использовать по своему усмотрению материалы уголовного розыска, распоряжаться секретной агентурой и вооруженной силой милиции.

1 октября 1924 г. своим постановлением Президиум ЦИК СССР расширяет права ОГПУ в этой части в отношении лиц, занимавшихся скупкой, сокрытием и злостным повышением цен на хлебные продукты в целях спекуляции, а также борьбы с кулацкими элементами, заключающими кабальные сделки с беднейшим крестьянством. Право в отношении этой категории лиц предоставлялось ОГПУ временно на 6 месяцев, «впредь до ликвидации острого периода в неурожайных районах и могло применяться только в местностях, признанных неурожайными.^{[19, д.20, л. Л.114]}.

Особый порядок формулировался в отношении высылаемых из Москвы. В августе 1924 г. все прокуроры получили распоряжение о делении высылаемых из Москвы на три категории. Отнесенным к первой категории, запрещалось проживать в шести центральных городах и пограничной зоне. Ко второй – запрещалось проживать во всех губернских городах(72 города). Третья категория была самой « неблагонадежной». Попавшим лицам в эту категорию указывался определенный пункт поселения. Они не имели права без разрешения органов ГПУ отлучаться из определенного им пункта жительства или района, должны были периодически регистрироваться в ГПУ. Первые две категории избирали место высылки по своему усмотрению. Они пользовались всеми правами граждан (если не было особого указания), имели право беспрепятственного передвижения по всей территории РСФСР (кроме запрещенных пунктов), не спрашивая на то особого разрешения органов ГПУ и только при перемене своего места жительства, связанного с переездом в другую губернию, ставили об этом в известность местный отдел ГПУ. ^{[19, д.20, л. л. 96 – 97]}. Во избежание административных эксцессов, органы ГПУ предупреждались, что высылка должна быть объективной и конкретной. Необходимо было при вынесении постановления об административной высылке помнить, что общая карательная политика состоит в снижении тяжести наказания (постановление V съезда деятелей юстиции), а ссылка и заключение в концлагерь часто являлись наказанием более тяжелым, чем лишение свободы. Поэтому надо внимательно относиться к определению наказания. Ограничению в правах (лишение активного и пассивного избирательного права, права членства в общественных организациях и права передвижения) и установление гласного надзора со стороны органов ГПУ предусматривались только в отношении лиц, причисленных к третьей категории высылаемых.^{[19, д.20, л. л. Л. 83]}.

В конечном итоге, наделение ОГПУ чрезвычайными полномочиями вошло в систему, исключения стали правилом. По данным НКЮ за период с 1 января по 1 мая 1925 г. во внесудебном порядке, как через Особое совещание, так и через судебные « тройки» ОГПУ прошли дела по всем видам преступлений, включая даже обычные имущественные правонарушения. Не было ни одной статьи УК, по которой ОГПУ не считало бы себя вправе принять дело к производству.^{[25, с. 84]}. В июне 1927г. « временно расширяются « права ОГПУ в борьбе с наиболее острыми формами подрывной деятельности « внешних и внутренних врагов», с предоставлением ОГПУ права рассмотрения во внесудебном порядке дел по бандитизму, а также материалов на белогвардейцев и шпионов вплоть до применения к ним высшей меры наказания.^[26]. Таким образом, в 1920- е годы практика наделения органов госбезопасности под разными предлогами, но с непременным юридическим сопровождением, стала характерной чертой советской правовой системы, в которой закон подчинялся политике, а исполнительная власть сводила на нет предписания власти законодательной или инициировала принятие законов, позволявших применять органам госбезопасности массовые репрессии.

Во второй половине 1920-х годов намечается общая тенденция ужесточения репрессий, что немедленно отразилось на деятельности ГПУ. В этот период центр тяжести в деятельности ОГПУ перемещается в деревню, в связи с усилением политической активности крестьянства. Особенно заметным становится « закручивание гаек» в период хлебных кризисов. Введение чрезвычайных мер по хлебозаготовкам 1928 г. означало возврат к практике « чрезвычайщины», во время которой резко возрастает роль силовых методов решения проблем. Органы госбезопасности были активнейшим образом втянуты в силовое решение экономических проблем, именно на ГПУ была возложена основная роль в осуществлении коллективизации деревни. Его представители входили в « тройки» по ликвидации кулачества, его воинские части обеспечивали депортацию «раскулаченных» крестьян. Резко увеличивается количество политических заключенных, летом 1928 г. прекращается амнистия по политическим делам. Увеличивается штат репрессивных органов «в связи с усложнившейся обстановкой».

В период чрезвычайных мер конца 1920-х годов вновь проявляется закономерность, характерная для всех предыдущих периодов: как только повышается роль репрессивных органов, они наделяются чрезвычайными полномочиями, с их стороны сразу же начинаются массовые злоупотребления, беззаконие и террор. Все в полной мере проявилось и в ходе хлебозаготовок. На совещании прокурорских работников Тамбовской губернии в марте 1928 г. основные претензии сводились к отсутствию прокурорского надзора по существу за делами, проходящими в органах ГПУ, дача формальных заключений по делам, поступившим на внесудебное рассмотрение. Выдвигалось требование допущения прокуратуры к изучению не только простых дел, но и дел о контрреволюции, вредительстве с точки зрения сроков прохождения дел, изучения личности обвиняемого с позиции его действительной социальной опасности и классовой принадлежности. ^{[19, ф. 527, оп.2, д.36, л.371]}. Только в начале 1930-х годов активность ОГПУ в деревне несколько спала. В мае 1933г. ЦК ВКП (б) и СНК СССР направили всем партийно-советским работникам инструкцию, в которой объявлялось об окончании применения острых форм репрессий в деревне. В частности запрещалось производить аресты кому то бы ни было, кроме органов прокуратуры, ГПУ или начальниками милиции, прекратить аресты по малозначимым делам.

Все попытки, ввести деятельность ГПУ в правовые рамки, реальные и фальшивые, закончились ничем. Руководство страны не могло пойти на ограничение деятельности ГПУ в силу ее значимости для поддержания политического режима. Тенденция ужесточения репрессий, превращения ГПУ в стержень власти была необратимой. На концепцию развития ВЧК влияло два основных фактора. Первый – это концептуальная идея однопартийного государства. Вторая – реалии военно – политической обстановки. Причем второй фактор превалировал на первом этапе, до окончания гражданской войны. По окончании гражданской войны, когда большевики окончательно расстались с идеей однородного социалистического правительства, доминирующим фактором стал второй. Суровая действительность революционного хаоса, ухудшавшаяся политическая и оперативная обстановка, стремление любой ценой удержать власть избавили большевиков от утопической идеи быстрого подавления контрреволюции без «особого аппарата принуждения» в системе диктатуры пролетариата. Они быстро превратились в сторонников сильной государственной власти, обладавшей всем необходимым инструментарием для решения задач революции, в том числе и репрессивным аппаратом. Большевикам объективно необходим был специализированный государственный орган по борьбе с любыми проявлениями антисоветизма.

В условиях нарастающего гражданского противостояния в обществе, роль ВЧК постоянно возрастала. Но она возрастала, не сопровождаясь совершенно необходимым в таких случаях правовым сопровождением. С самого начала правовой статус ВЧК в структуре советского государства было противоречивым. Противоречие состояло в том, что она формально подчиняясь СНК, во время же массового террора осени 1918 года фактически выпала из того слабо обозначенного правового поля, определенного первыми декретами, приобретя особый правовой статус.

Вторым фактором, влиявшим на выход ВЧК из правового поля, стало стремительно нараставшее в ВЧК состояние исключительного положения, как государственного органа, наделенного особыми полномочиями и стоящего над законом. Все это вело к не восприятию, какого – либо контроля над собой, создавало у чекистов состояние исключительного положения.

Собственно, это было неизбежно, поскольку концепция нового государства предполагала обострение классовой борьбы и была необходима соответствующая структура по подавлению устремлений определенных социальных слоев, групп, диссидентов внутри самой правящей партии на политическое и экономическое самовыражение и на свою долю власти. Необходимым элементом такой структуры и выступали органы ВЧК - ОГПУ. Долгая война, террор создают, как известно, не только привычки и качества личности, но и определенные учреждения и институты, от влияния которых во многом зависит судьба самой власти.

В условиях однопартийной системы функции органов безопасности стабилизировались и они стали выполнять три взаимосвязанные задачи: Во-первых, укрепление власти правящей группы; во-вторых, обеспечение лояльности граждан страны режиму; в – третьих, « очистка» страны от инакомыслия.

Начиная с 1917 года, место и роль органов безопасности в структуре советского государства изменилось. Начиная со статуса временного органа, они постепенно эволюционировали в важнейший элемент системы, призванный обеспечить устойчивость системы власти посредством всеобщего контроля над жизнедеятельностью общества, обеспечения соблюдения определенных ограничений, нарушение которых препятствовало бы функционированию системы власти. Они были естественным и необходимым элементом того общественного устройства, которое формировалось в России. Они выполняли функцию самосохранения, поддержания системы, то есть обеспечивали «нормальное» функционирование аппарата власти, путем обеспечения всеми государственными и общественными структурами соответствия своих политических действий базовым идеологическим принципам.

В 1920 – е годы репрессивный аппарат приобрел стройность и последовательность, появилась законодательная база под политическое насилие. Хотя власть освобождалась от революционной эйфории и вплотную занялась экономикой, но идеологическая основа « легитимности для себя» сохранилась, подкрепляемая постоянными действиями репрессивного аппарата. Вседозволенность оправдывалась «революционной необходимостью», высшими интересами партии. В.Р. Менжинский, преемник Дзержинского на посту председателя ОГПУ, оценивая его деятельность, писал: « На меры репрессии он смотрел только как на средство борьбы, причем все определялось данной политической обстановкой и перспективой дальнейшего развития революции. Одно и то же контрреволюционное преступление при одном положении СССР требовало, по его мнению, расстрела, а несколько месяцев спустя арестовать за подобное дело он считал бы ошибкой».^[27].

Любому государству нужны органы безопасности. Но все дело в том, становятся ли они защитниками государства от внешних посягательств или обращены против собственных граждан, находится ли их деятельность под контролем закона и в рамках закона или они действуют вне правового поля государства. Ведь нельзя забывать, что соответствующие отделы ВЧК – ГПУ - ОГПУ эффективно работали в интересах государства, например в сфере внешней разведки, борьбе с преступностью. С другой стороны, массовые расстрелы и репрессии. Это еще раз подтверждает истину, что органы государственной безопасности, какими бы особыми и секретными они не были, как составная часть государственной системы должны служить не отдельным политическим интересам и амбициям, а стоять на страже подлинных интересов народа и государства и действовать только по закону и только под контролем закона.