Local law of the Baltic provinces within the legal system of the Russian Empire: integration, systematization and unification (XVIII - early XX centuries).

Kodan Sergei Vladimirovich Doctor of Law Honored Lawyer of the Russian Federation; Chief Scientific Associate, Department of Scientific Research Governance; Professor, Department of Theory of State and Law, Ural State Law University 620137, Russia, Sverdlvskaya oblast', g. Ekaterinburg, ul. Komsomol'skaya, 21, of. 210 svk2005@yandex.ru Other publications by this author

Fevralev Sergei Aleksandrovich PhD in Law lecturer  456200, Chelyabinskaya Oblast, Zlatoust, ul. 30-letia Pobedy 15.  s.a.fevralev@rambler.ru Other publications by this author

Включение в состав Российской империи Прибалтики в XVIII в. завершило начавшееся еще в 1140-1160-х гг. и продолжившееся до 1320-1350-х гг. противостояние русских князей со шведами на северо-западных границах с землями Новгородского княжества. Мирные договоры, завершившие взаимные военные походы, определили границу Новгородской земли. Борьба за геополитическое пространство продолжалась и XV-XVII вв. К началу XVIII в. со стремлением Московского государства обеспечить выход к Балтийскому морю и укрепить свое положение в Прибалтике противостояние достигло своего апогея, и его разрешила русско-шведская (Северная) война (1700-1721 гг.) и начавшийся в ее ходе процесс интеграции прибалтийских народов и земель в состав России ^{[1] [2]}.

Необходимо учитывать, что Прибалтика к началу XVIII столетия имела свою историю развития государственности и права. В этом регионе еще до нахождения в составе Польши во второй половине XVI в. сложились собственный аппарат административного управления, судебная система и органы дворянского сословного представительства, действовали партикулярные источники права. С подчинением лифляндского и курляндского рыцарства Польше Польский сейм своими постановлениями в 1580-1590-е гг. ликвидировал эту обособленность. С переходом края в результате польско-шведской войны 1600-1629 гг. во владение Шведского королевства был выделен доминион Шведская Ливония – «Landesstaat» из двух губерний (Эстляндия и Лифляндия), под управлением губернаторов и наместников в уездах. Шведскую власть в регионе представлял генерал-губернатор. Судебная система включала уездный суд по уголовным и гражданским делам – ландгерихт, а на уровне губернии – гофгерихт. В 1643 г. была создана выборная Коллегия ландратов как постоянный орган сословного самоуправления. Существовал Конвент – собрание представителей дворян. С усилением централизации управления в Шведском королевстве местное управление начинает ограничиваться – сворачивается деятельность представительных учреждений, а в правовом регулировании основная роль стала принадлежать шведскому законодательству ^[3].

Международно-правовое оформление включения Прибалтики в состав Московского государства началось в ходе войны со Швецией (1700-1721 гг.) за выход к Балтийскому морю и обеспечение безопасности на северо-западных границах страны. В ходе войны начинает формироваться комплекс правовых актов о правовом положении прибалтийского населения. Командующим русскими войсками генерал-фельдмаршалом Шереметьевым были подписаны 4 июля 1710 г. одобренные 12 октября 1710 г. Петром I предварительные документы: акт о капитуляции г. Рига (с рижским губернатором графом Штрембергом), который гарантировал, «дабы шляхта … при своих старых привилегиях, правах в духовных и светских делах … были содержаны»; договорные статьи депутатов г. Риги о сдаче города и «о вступлении в российское подданство»; аккордные пункты (согласованные договорные положения) со шляхетством и земством Лифляндского княжества «о представлении прежних прав, привилегий и преимуществ по духовным и светским делам» ^{[4] [5] [6] [7] [8]}. Эта практика была использована при сдаче г. Ревеля и для сохранении привилегий и местного права для населения Эстляндского княжества ^{[9] [10] [11]}. Указанные акты не только способствовали лояльности местного населения к российской власти, но и создали основу для включения местного права в российскую правовую систему.

Балтийские приобретения России оформил Ништатский мирный договор с Швецией от 30 августа (11 сентября) 1721 г., по которому изменилась русско-шведская граница (установлена Столбовским мирным договором 1617 г.) и признавалось присоединение к России Лифляндии, Эстляндии, Ингерманландии – Ижорской земли, части Карелии – Старой Финляндии и др. территорий. Ст. 9 трактата определяла: «Его царское величество обещает, … что все жители провинций лифляндские и эстляндские, также и острова Эзеля, шляхетские и нешляхетские, и в тех провинциях обитающиеся города, магистраты цехи и цунфты при них под свейским правлением имевшие привилегии в обыкновениях, правах и справедливостях, постоянно и непоколебимо содержаны и защищены будут» ^[12].

Дальнейшее закрепление и интеграция социально-территориального пространства Прибалтики продолжилось в результате русско-шведской войны 1741-1743 гг. и раздела Речи Посполитой. Абоский мирный договор от 7 (19) августа 1743 г. по итогам войны со Швецией подтвердил территориальные приобретения России в Прибалтике ^[13]. С третьим разделом Польши этот процесс завершило включение в состав Российской империи Княжеств Курляндского и Симегальского, а также Пильтенского округа по просьбе его дворянства, оформленное указом Екатерины II от 15 апреля 1795 г. В нем гарантировалось: «Права, преимущества и собственность, законно каждому принадлежащая, в целости соблюдены будут» ^[14].

Источники остзейского права отразили государственно-правовое развитие Прибалтики до включения в состав Российской империи. При этом необходимо учитывать, что на основе указанных ранее условий капитуляций и аккордных пунктов, в соответствии со сложившейся практикой Петра I, права и привилегии прибалтийскому населению даровались посредством жалованных грамот. Они были даны жителям Прибалтики - Лифляндского княжества и г. Риге от 30 сентября 1710 г. ^{[15] [16]}, а затем Эстляндского княжества и г. Ревелю от 1 и 13 марта 1712 г. «в подтверждение древних их привилегий, прав и статутов» ^{[17] [18]}. Жалованные грамоты российской верховной власти определили общее санкционирование действия партикулярных источников права, а вопрос об их приведении в ясность и систематизации оставался открытым до 1840-х гг. Местное право данного региона отличалось наслоениями узаконений различных эпох, и его «источниками служили, – отмечает российский цивилист С.В. Пахман, – с одной стороны, грамоты, относящиеся к отдельным предметам законодательства, а с другой – своды, объемлющие законодательство какой-либо области или какого-либо состояния жителей» ^[19].

Источники остзейского права включали две группы носителей правовой информации – до рас­пространения на Прибалтику российской юрис­дикции и пос­ле присое­динения этой террито­рии к России. Первую группу источников Свода местных узаконений губер­ний ост­зейских составили различные грамоты (буллы, привиле­гии), Своды ры­царского и Вик-эзельского ленного законодатель­ства, уставы судо­про­изводства, немецкое, шведское, польское и римское за­конодатель­ства, обычаи, судебная практика. Во вторую группу вошли изданные Российским государством в от­ношении прибалтийских территорий зако­нодательные акты, опреде­ляющее государственное устройство, статус и привиле­гии населения, а так­же узаконения по сохране­нию обычаев, немецкого языка в деятельности государ­ственных учреждений, вероисповедания и др. Его источниками служили уни­версалы (воззвания), капитуляции (условия соглашений о сдаче крепостей), аккордные пункты (акты, оп­ре­деляющие со­держание привилегий), император­ские указы и др. Статистика российских узаконений была внушительна – к 1 января 1838 г. (моменту за­вершения первой редакции проекта Свода местных узако­нений губерний ост­зейских) в первое и вто­рое Полные собрания законов во­шло 947 законодательных актов, имею­щих отношение к территориям Остзей­ского края. Половина из них была издана в XVIII столетии, 245 – при Александре I и 190 – в царствование Николая I. Из них 224 относились к сфере государственного права, 179 – к правам состояния, 33 - уголовному и граж­данскому праву, 28 регулировали процессуальную и 483 – по­лицей­скую деятельность ^{[20] [21] [22]}.

Систематизация источников остзейского права стала основным средством его интеграции в правовую систему Российской империи. Российский публицист и философ Ю.Ф. Самарин по этому поводу подчеркивал, что «Россия позволила балтийским сословиям и обществам перевести с собою, через государственную границу весь юридический свой багаж, не подвергая его таможенному досмотру, и отложила обстоятельный перебор его до другого времени. Затем оставалось, разумеется, определить в точности, чтó в нем не противоречило и чтò противоречило нашей форме правления, нашим коренным постановлениям; чтò могло оставаться и чтó требовало отмены или изменения. Задача была не легкая, и над нею трудились долго» ^[23].

Упорядочение остзейских узаконений актуализировало обращение во время коронации в августе 1826 г. к Николаю I прибалтий­ских дворян с просьбой под­твер­дить принадлежащие привилегии. Император распорядился подгото­вить доклад по данному вопросу, но выяснилось, что досто­верных сведений нет и оперативно собрать их невозможно. Был создан при Сенате Особый коми­тет, которым были собраны и пре­дстав­лены в Государствен­ный совет 23 книги местных узаконе­ний. Проделанная работа не вне­сла ясности. Дело передали в 1827 г. в Госу­дарствен­ный совет, который 23 июля 1829 г. выступил с инициативой поручить подготовку Свода местных узаконений II отделению Собственной е.и.в. канцелярии. Для работы был привлечен также знаток остзейского права вице-президент лифляндского гофге­рихта ландрат Р.-И.-Л. Самсон фон Гиммельштерн, получивший фило­софское и юридическое обра­зова­ние в Лейп­цигском университете, знаток и автор работ по вопро­сам при­балтийского законодательства, хорошо знавший местные уза­ко­не­ния и историю, а также языки (латинский, немецкий, поль­ский, швед­ский), на которых были изложены источники права различных исто­риче­ских эпох развития края ^{[24] [25] [26]}.

В составе II отделения была образована редакция Свода законов гу­бернских остзейских в составе чи­новников отделения И. Кап­гера, М. Цей­мерна, М. Каллера и др. Воз­главил работы М.М. Сперан­ский. При подготовке проекта Свода был выявлен и изучен широкий пласт источников остзейского права различных периодов его развития, о чем свидетельствуют подготовленные систематизаторами обширнейшие обзоры политической истории и развития государственно-правовой системы Прибалтики, которые должны были служить пояснительными документами для дальней­шего рассмотрения проекта и для работы с самим Сводом. Главное правило создания свода местных узаконений было определено следующим образом: «Держаться сколь можно ближе того пла­на в распределении частей, разделов и глав, какой при­нят для общего Свода». Критерии отбора узаконений определил М.М. Сперанский: «а) Из законов местных принимать законами дейст­вующими все, что не содер­жит в себе про­тивопоставления пра­вам и преимуществам само­державной власти, основным зако­нам го­сударст­венным и что само собою не изменилось течением вре­мени; б) законы рим­ские допускать лишь в тех случаях, в коих, не составляя явного противоречия ни общим, ни местным законам, они служат по­следним дополнением; в) губернские обы­чаи, постоянно и еди­нооб­разно дейст­вующие, допускать в Своде как необходимые к законам дополнения». Для редакторов М.М. Сперанский опре­делил основные правила его со­ставления – за основу были взяты подходы к составлению Свода законов Российской империи. Дополнительно бы­ло предписано «за­мечать все, что пропу­щено» в нем, «воздер­живаться от про­странственных ученых рассуж­дений, из­лагать ... причины, по коим те или другие источники в Своде приняты быть не могут» и др. Сперанский при этом подчеркивал, что «Своды суть не но­вое уложение, а только изложение дейст­вующих за­конов», и тре­бовал «избегать всяких предположений, относящихся к со­ставле­нию нового уложения». Сами редакторы могли самостоятельно определять форму изложения статей Свода, структуру разделов и др. технико-юридические вопросы ^[27].

Л. Самсоном в октябре 1829 – августе 1831 гг. была подготовлена первая, а к 1836 г. вторая редакция проекта Сво­да местных узаконений губерний остзейских. За­тем чиновники редакции Свода под руководством М.А. Балугьянского приступили к его рассмотрению. Параллельно шла ревизия подго­товленных раз­делов Свода специально создан­ными комиссиями в трех при­бал­тийских губерниях, для чего проект был переведен на немецкий язык. Представленные из Остзейских губерний заме­чания и дополнения были рассмотрены созданным при II отделении ко­митетом под руководством М.М. Сперанского в составе ряда сенаторов, обер-прокуроров Сената и ост­зей­ских губерний. Комитет в 1836 – начале 1839 гг. провел 180 засе­да­ний, в кото­рых были детально обсуждены и внесены замеча­ния на статьи проекта Свода ^[28]. Итогом этих работ яви­лась третья редакция проекта Свода. В мае 1838 г. члены комитета от прибалтий­ских губер­ний (4 от дво­рян и 3 от городского насе­ления) подтвердили, что «находят ис­правленный по их замечаниям проект совер­шенно сходным с действующими в их крае узаконениями» ^{[29] [30]}.

Для окончательного рассмотрения проекта 20 января 1840 г. при II отде­лении был образован Комитет для пересмотра законов остзейских губер­ний. В его состав во­шли 9 членов: Д.Н. Блу­дов, М.А. Балугьянский, К.Н. Цим­мерман (главно­управляющий, на­чальник и старший чи­новник II отделе­ния), Б.К. Дашков (дирек­тор департамента министерства юстиции), И.Х. Кап­гер (обер-прокурор пятого департамента Се­ната по делам Польши) и др. Зада­чей коми­тета определялось «рассмот­рение текста Свода законов губерний ост­зейских» и «поверка цитат, подведенных под статьями Свода». Учиты­вая, что в 1836-1838 гг. были произведены ревизия и до­работ­ка проекта, комитет в течение двух лет пре­имущественно занимался проверкой: «нет ли в нем норм, проти­воречащих дейст­вую­щим законам и на­рушающих порядок отно­шений остзейских губерний с высшими властями». Это была третья ревизия Свода, по результа­там которой проект Свода объе­мом 13 400 листов был дора­ботан Самсоном и Циммерма­ном и в четвертой редакции передан на рас­смотрение Государ­ствен­ного совета. В нем Николай I 24 апреля 1845 г. об­разовал Комиссию для рассмотрения Свода местных узаконений губерний остзейских под пред­седательством Д.Н. Блудова из 5 членов Государственного совета. Они должны были дать суждение «по встре­тившимся при составле­нии ... Свода вопро­сам, требующим раз­решения в порядке законодательном». В ее обя­занность импе­ратором было вменено «заняться немед­ленно разре­шением ... вопросов, а по­том рассмотреть и самый Свод на следую­щих ос­но­ваниях: а) нет ли в местных постанов­лениях ... чего-либо про­тивного основ­ным законам и общему ду­ху нашего законодатель­ства и 6) совершенно ли слагаемы сии постановления с утвер­жденными временем правилами сноше­ний остзейского края с учреждениями го­сударственными, особенно с Пра­ви­тельствую­щим сенатом и с поряд­ком в Сенате, по делам сего края наблю­дае­мыми…». В заседаниях 11, 22, 29 мая и 5 июня комиссия рассмотрела ука­занные вопросы, а затем поста­тейно обсудила Свод и передала его на окончательное рассмотре­ние об­щего собрания департаментов Государственного совета. 14 июня 1845 г. Государственный совет одоб­рил проект Свода и предста­вил на утверждение Ни­колая I ^{[31] [32]}.

1 июля 1845 г. последо­вал указ Николая I об утвержде­нии Свода ме­стных узаконений губерний остзейских. В нем давались обоснование причин издания Свода и его общая харак­теристика, устанавливался по­рядок введения его в действие с 1 янва­ря 1846 г. и «с сего времени ста­тьи оных должны быть при­водимы и применяемы в делах всех судебных и пра­вительст­венных мест, на том же основании, как делаются подобные ука­за­ния на статьи общего Свода законов», а «по прочим частям местных узаконений, т.е. по зако­нам граждан­ским и по судопроизвод­ству гражданскому и уго­ловному, впредь до об­на­родования следующих частей сего Сво­да, прави­тельственные и су­дебные места и частные лица, иметь, про­должая руководствоваться действующими постановлениями, ссылаться в производстве дел ... на отдельные положения, указы и другие узаконения». Отмечено, что Сводом местных узаконений «не изме­няется ни в чем сила и действие существующих постановлений и оные только приводятся в единообразие и систему, порядок, установ­ленный на случаи неясности самого закона в существе его, или же не­достатка или не­полноты в его изложении, для по­яснения и дополне­ния законов остается тот же, какой существо­вал доныне», т.е. в слу­чае не­ясности действовали первич­ные акты, положенные в основу Свода ^[33].

Структура Свода местных узаконений губерний остзейских 1845 г. издания была следующей. Он делился на две части по предметной сфере регулирования – местное управление и права сословий. Разделы распре­деляли
статьи по кни­гам, разделам (главам) и отделениям. Каждая ста­тья, как и в Своде законов Рос­сийской империи, имела ссылки на ис­ходный нормативный мате­риал ^[34]. Дополнения в Свод местных узаконе­ний вносились так же, как и в Свод законов Российской империи. В 1853 г. в связи с последовавшими коррективами было издано допол­нение к 1 и 2 час­тям Свода ^[35].

Работа над его третьей частью началась во II отделении Собственной е.и.в. канцелярии только в 1856 г. Принципы и правила ее подготовки не отличались от прежних подходов, но проблем с этим разделом было значительно больше, чем с предшествующими. Частноправовые предписания находились в крайне хаотическом состоянии, и на их основе было трудно получить какое-либо представление о действующем гражданском праве. Решающая роль в его создании принадлежала Ф.Г. фон Бунге, выпускнику Дерптского университета и лучшему в России знатоку остзейского права. Главноуправляющий II отделением Д.Н. Блудов пригласил его в 1856 г. для руководства работами, которые проходили до 1862 г. Проект был подготовлен на немецком языке, на котором велось делопроизводство в Остзейских губерниях, его перевел на русский язык чиновник II отделения А.Ф. Бычков. Подготовленный проект отличался четко определенной юридической терминологией и простотой изложения текста. В октябре 1862 г. о завершении работ доложили Александру II, и был создан Особый комитет для рассмотрения проекта третьей части Свода в составе главноуправляющего II отделением М.А. Корфа, члена Государственного совета Гагарина, остзейского генерал-губернатора Суворова и министра юстиции Замятина. Обсуждения шли до начала ноября 1864 г. ^{[36] [37]}.

12 ноября 1864 г. последовал императорский указ об издании третьей части Свода местных узаконений губерний остзейских с введением в действие с 1 июля 1865 г. ^[38]. Этим систематизация остзейских узаконений была завершена. Работа над 4 и 5 частями – уголовные и процессуальные узаконения – не проводилась. Официальных переизданий 3 части свода не было. Это компенсировалось частными изданиями Свода ^[39], руководств к нему ^[40] и обзоров практики. Издавались обзоры практики Правительствующего Сената ^[41].

Свод был издан на русском и немецком языках, поскольку на последнем осуществлялось делопроизводство в Остзейских губерниях в органах местного управления и судах. Оба текста были утверждены одновременно. При этом в ряде случаев при применении Свода возникали разночтения в пользу немецкого варианта, в связи с чем «высочайше утвержденным» мнением Государственно совета от 16 ноября 1870 г. по конкретному делу определялось, что «в случае какого-либо несогласии между русским и немецким текстами сего свода, к руководству должен быть принимаем текст русский» ^[42].

В юридической науке сложилось мнение, что постановления Свода местных узаконений губерний остзейских, т.к. они утверждены указами императора, «могут считаться имеющими характер местных законов, как их и трактует наше государственное право», как то подчеркивал П.И. Беляев ^[43]. Тем самым систематизации местных источников права и изданию Свода местных узаконений предавалась сила нового источника права, отменяющего ранее изданные и разрозненные носители нормативно-правовой информации ^[44].

Развитие положений государственного права относительно Остзейских губерний первоначально было связано с определенными коррективами местного управления императорскими правовыми актами и его унификацией с общеимперскими правовыми установлениями. Но действительно упорядочением его положений стало издание лишь Свода местных узаконений губерний остзейских 1845 г. При этом, как отмечает А.Э. Нольде, систематизация «права публичного … несколько упрощалась, ибо было очевидно, что многие институты уже действительно отошли в область предания, остающиеся в силе функционировали непрерывно и были, так сказать, заметны для глаз; можно было проследить историческую преемственность учреждений и, сопоставляя строй местной административной и сословной организации с публичным правом империи, получить картину того, что должно остаться в силе» ^[45].

Свод местных узаконений губерний остзейских 1845 г. открывало Введение (ст. 1-3), выполняющее роль общей части и дающее понятие местных узаконений, устанавливаю­щее их соот­ношение с общеимпер­ским законодательством и юридическую силу, пределы его дей­ствия. Далее в Своде опреде­лялась территория «губерний остзейских», на ко­то­рой дейст­вуют «местные узаконения и пять основных сфер пра­вового регулирования, изъятых из Свода законов Рос­сий­ской импе­рии». Ст. 3 определяла, что «дей­ствующие в губерниях Лифляндской, Эстлянд­ской и Курляндской и в г. Нарве местные уза­конения состав­ляют предмет сего Свода, относятся: 1) К осо­бен­ному учреждению некото­рых властей и мест губернского управления. 2) К правам со­стояний. 3) К законам гражданским. 4) К порядку судопроизводства граждан­ского. 5) К порядку судо­производства уголовного». Подчеркива­лось: «Допустимые в губерниях остзейских и г. Нарве, из законов об­щих о на­каза­ниях уголовных и исправительных, о земских повинностях и раз­ных частях казенного управления, государственного благоуст­ройства и благочиния озна­чены по принадлежности в общем Своде законов империи». Также указыва­лось, что «положения о крестьянах в сих гу­берниях, высочайше утвержденные в 1816, 1817 и 1819 годах, со всеми к ним принадлежащими узаконе­ниями, со­ставят предмет осо­бого свода». Дей­ствие Свода было распростра­нено и на г. Нарву, входящий в состав Петербург­ской губернии ^[46]. Свод местных узаконений губерний остзейских состоял из частей, каждая из которых делилась на книги.

Первая часть Свода местных узаконений губерний остзейских – «Уч­реждение властей и мест губернского управления» – зако­нода­тельно опреде­лила систему местного госу­дарственного уст­ройства, управления и самоуправления Остзей­ского края в составе Российской им­перии. Она содержала 1730 статей, которые по предметам регулирования в целом или управления отдельными тер­риториями были распределены по шести книгам, четыре из которых (кн. 2-5) определяли именно местные осо­бенности управления и самоуправления в адми­нистративно-территори­альных образованьях в Остзейском крае – трех его губерниях и в г. Нарве. Большое значение имели содержащиеся в своде «Положения общие» (ст. 4-13). Прежде всего в них определялось, что общее управление в Остзейских губерниях осуществляется представителями российской верховной власти – «Губернии: Лифляндская, Эстляндская и Курляндская под главным управлением генерал-губернатора; и каждая из них под непосредственным управлением гражданского губернатора» (ст. 4). Свод оговаривал приоритет санкционированных и систематизированных для края узаконений по организации его управлению с учетом общегосударственных правовых предписаний – «В порядке управления губерниями Остзейскими, генерал-губернатор и гражданские губернаторы руководствуются особыми местными учреждениями и узаконениями, соображая и с правилами, постановленными для управления губерний в Общем Своде законов Империи» (ст. 5).

Книга первая – «Общее учреждение присутственных мест» – вво­дила об­щие положения о деятельности государственных уч­реждений в остзейских гу­берниях, которые базировались на нормах общеимпер­ского Свода законов – «Общих губернских учреждениях» (ст. 14-293), останавливалась на во­просах дея­тельности местных учреждений в пределах определенной ком­петенции, принятия и исполнения решений и др. Вторая книга – «Учреждение Лифляндской губернии» – опре­деляла осо­бенности управления территорией губернии (ст. 294-845) и городских учреждений – Дерпта, Пернова, Вен­дева, Вольмара и др. (восемь городов). По подобной схеме были составлены третья и четвертая книги Свода – «Учреждение Эстляндской губернии» (кн. 3, ст. 848-1281) и «Учреждение Курляндской губернии» (кн. 4, ст. 1282-1526). Пятая книга содержала «Учреждение города Нарвы» (ст. 1527-1654). Шестая книга – «О надзоре за производством дел в присутст­венных местах» – определяла систему надзора за местной администрацией, осуществляе­мого имперским центром в губер­ниях Остзейских (ст. 1655-1730) ^[46].

Вторая часть Свода местных узаконений губерний остзейских – «Свод за­конов о состояниях в остзейских губерниях» – опреде­ляла общественное уст­ройство в Прибалтике. Выделение дан­ной части обеспечивало сохранение и подтверждение привиле­гий местного на­селения, и особенно дворянства, за­крепленного еще в законодатель­стве XVIII в. Она включала 1502 ста­тьи, которые были выне­сены в общие положения, три книги и шесть приложе­ний. Открывали данную часть Свода «Положения общие» (ст. 1-6). Ст. 1 опре­деляла, что «в губерниях остзейских, на основании общих зако­нов империи, существуют четыре состояния: 1) дво­рянство, 2) духо­венство, 3) городские обыватели, 4) сельские обыватели». Это поло­жение соответствовало обще­имперскому сословному законодатель­ству. Далее шли три книги: «О дворянстве» (ст. 7-896), «О духовенстве» (ст. 897-940), «О гражданах» (ст. 941-1502), которые, опираясь на общероссийское сословное законодательство, определили положения прав состояний и их особенности в отношении прибалтийского населения ^[47]. Указанная часть Свода местных узаконений «встраивала» остзейцев в сословную структуру России. Первые две части свода относились к государственному праву относились исключительно к Прибалтике.

Изменения в остзейском гражданском правепервоначально проходили путем внесения частичных изменений в регулирование частноправовых отношений актами российской верховной власти. Коренные его преобразования прошли в рамках систематизаций партикулярных гражданских узаконений в ходе продолжения работ по развитию Свода местных узаконений губерний остзейских 1845 г., который дополнила третья часть - Законы гражданские. Структура третьей части Свода была следующей: Введение; Общие положения о местном праве (ст. I-XXXVI); Книги узаконений: книга первая – «О правах и обязанностях семейственных» (ст. 1-528) охватывала регулирование брачно-семейных отношений; книга вторая – «Право вещное» содержала положения о регулировании имущественных правоотношений (ст. 529-1690); книга третья – «Право наследственное» (ст. 1691-2906); книга четвертая – «Право требования» (2807-4600), содержащая положения об обязательственном праве ^[48].

Изменения в остзейском уголовном праве,которое базировалось на местных источниках права различных периодов государственной принадлежности Прибалтики (действовали германские и шведские узаконения в сфере уголовного права), были связаны с начавшейся в 1839 г. кодификацией общеимперского уголовного законодательства и наметившейся в 1840-е гг. тенденции к его унификации на общеимперском уровне. В 1845 г. было издано общероссийское Уложение о наказаниях уголовных и исправительных, которое в том же году с определенными коррективами было распространено на Остзейские губернии ^[49].

Изменения в остзейском процессуальном праве планировались в рамках создания Свода местных узаконений остзейских, четвертая часть которого должна была содержать положения, относящиеся «к порядку судопроизводства граждан­ского, а пятая – «к порядку судо­производства уголовного». Судоустройство, уголовный и гражданский процессы со времени присоединения Прибалтики к России базировались на местных узаконениях, и российская верховная власть в осуществление правосудия в Остзейских губерниях не особенно вмешивалась. Подгтовка к изменениям и трансформации процессуального права начались после судебной реформы 1864 г. 28 мая 1880 г. был издан указ Александра II о введении в действие Учреждения мировых судей с учетом местных особенностей, который устанавливал Правила о применении Учреждения мировых судебных учреждений в губерниях Лифляндской, Эстляндской и Курляндской, действовавшие до конца 1880-х гг. ^[50]. 9 июля 1889 г. императором было утверждено Положение «О преобразовании судебной части в Прибалтийских губерниях», которым было введено действие положений Судебных уставов 1864 г. и внесены в них изменения в связи с местной спецификой ^[51]. В связи этим актом в прибалтийских губерниях была проведена судебная реформа ^{[52] [53]}.

* * *

Итак, развитие местного права в Прибалтике прошло два этапа. Первоначально российская верховная власть преимущественно согласовывала партикулярные правовые предписания с положениями имперского права в сфере определения порядка местного правления и определения сословного статуса отдельных групп прибалтийского населения. В 1830-1860-е гг. были проведены работы по систематизации источников остзейского права, результатом которых стало издание Свода местных узаконений губерний остзейских, первые две части которого упорядочили узаконения в сфере государственного права – по вопросам местного управления и сословного статуса населения (части 1 и 2, изданы в 1845 г.), а третья – в сфере регулирования частноправовых отношений (часть 3, издана в 1864 г.). Систематизация местных узаконений стала своеобразной формой унификации общегосударственных и партикулярных правовых предписаний относительно государственного и общественного устройства империи и региона, а также согласования местного гражданского права с положениями Свода гражданских законов Российской империи. Обещанная систематизация местного уголовного и процессуального права проведена не была и их положения были в 1860-х гг. заменены общеимперским уголовным законодательством и положениями узаконений судебной реформы 1864 г. Местное остзейское право в систематизированном виде в рамках Свода узаконений губерний остзейских сохраняло действие до 1917 г.