Evolution of the Russian criminal policy: criminal act, administrative prejudice, problems of incentive norms

Yarovenko Vasilii Vasil'evich Doctor of Law Vladivostok State University of Economics and Service 690041, Russia, Primorskii krai, g. Vladivostok, ul. Gogolya, 41 yarovenko.46@mail.ru Other publications by this author

Korchagin Anatolii Georgievich PhD in Law Professor, the department of Competitive and Entrepreneurial Law, Far Eastern Federal University 690091, Russia, Primorsky Krai, Utkinskaya Street 30, office #10 Yarovenko.46@mail.ru Other publications by this author

1. Правовые понятия уголовной и уголовно-правовой политик государства сегодня носят неоднозначный характер. В юридической доктрине имеются различные мнения, что должно включаться в это понятие (только ли вопросы уголовного законодательства или (и) уголовно-процессуального и уголовно-исполнительного права и как должен быть определен сам термин). На наш взгляд, уголовная политика – это публичная концепция, единая доктрина государства, включающая приоритеты, которые определяют изменения, вносимые в уголовное законодательство (криминального цикла), а также направления деятельности правоохранительных органов и суда. Приходится признать, что в этом смысле досудебная практика в России практически отсутствует. Необходима разработка и принятие концепции уголовной политики, как официального документа, который бы отражал идеологию государства в данной сфере, определял приоритеты и содержал подходы к решению конкретных вопросов. При этом очевидно, что снижение преступности и более полное обеспечение прав и свобод граждан станут возможными только в том случае, если осуществляемое в рамках такой концепции изменение уголовного закона будут сопряжены с преобразованиями в деятельности правоохранительных органов (и суда).

В настоящее время все активнее обсуждается идея современного Уголовного кодекса для последующей реализации на уровне законодательной концепции «большего, но мягкого» в противовес «маленького, но жесткого», например, введение в Россию уголовной ответственности юридических лиц ^{[1, с.62-69; 2, с. 52-59]}. Проблема находится в гораздо более широкой плоскости и касается соотношения уголовного права и права административных правонарушений, точнее даже – границ уголовного права как таковых, отграничения функционального подхода к ним от формального. В функциональном плане просто мы не называем такую ответственность, поскольку она не предусмотрена УК РФ, а существует в других законах: КоАП, Налоговый кодекс, Закон «О защите конкуренции». Россия не испытывает институциальной потребности в уголовной ответственности юридических лиц. Как только уголовная ответственность юридических лиц становится эффективной, она неизбежно превращается в форму коллективной ответственности, которая приводит к своего рода «двойной объективизации». Возможно, речь идет исключительно о процессуальных инструментах, которые должны быть предусмотрены уголовно-процессуальным правом.

В качестве «промежуточного решения» предлагается пока сохранить административно-правовой характер ответственности юридических лиц, но скорректировать что-то типа «соединенного процесса» (видимо, по аналогии с институтом гражданского иска в уголовном деле), когда вопросы уголовной ответственности юридических лиц будут рассматриваться в рамках единого уголовного дела ^{[1, с.62-69; 2, с. 52-59]}. Уголовный процесс – это не только эффективность, но и гарантия. Поэтому схема с институтом гражданского иска в уголовном процессе, когда к делу следует всего лишь привлечь гражданского ответчика, да и то в той мере, в которой он отвечает за действия обвиняемого, здесь работать не может. Если речь идет об ответственности юридического лица, пусть и административная, но в рамках уголовного дела, то нужно выдвигать обвинения, знакомиться с ним, обосновывать право на защиту, на ознакомление с материалами дела, встраивать юридическое лицо в структуру состязательности судебного дела, предоставлять ему право на обжалование ^{[3, с.105-114; 4, с. 132-142]}. Дополнительно возрастает нагрузка на следователей и судей, что будет выглядеть совершенно лишенным смысла.

Обсуждение и принятие новой концепции кодификации административной ответственности выявило ряд пробельных положений, прежде всего, понятийно-категориального аппарата административного права ^[5]. Отказ от легального определения вины и ее форм в непосредственно КоАП РФ позволяет привлекать к административной ответственности физических и юридических лиц при отсутствии их виновности. Авторы в который раз не учитывают тот факт, что «юридическое лицо – категория гражданско-правовая». Административно-правовая концепция юридического лица отсутствует. Административно-правовой наукой она также не разработана. Неуклюжие попытки разработчиков и некоторых ученых вмонтировать частно-правовую категорию в институт публичного административного права и рассматривать в таком виде юридических лиц в качестве субъектов административной ответственности является псевдонаучным, конъюнктурным и не имеет научной перспективы. Общеизвестно, что административное правонарушение является единственным основанием административной ответственности и не может быть совершено юридическим лицом, поскольку оно по своей природе не способно к сознательным и волевым проявлениям. Поэтому категория вины, выработанная наукой административного права, для применения к физическим лицам (как психологическое отношение лица к совершенному им противоправному деянию и его последствиям) не может быть механически перенесена на юридических лиц и, в том числе, применена к субъектам административной ответственности ^{[6, с. 29-37]}.

2. Уголовный проступок: правовая необходимость или очередная красивая теория?

По данным статистики, в 2016 году судимости за совершенные преступления получили на 10000 человек больше (772920), чем годом ранее (762556). Большая часть осужденных (72 %) наказаны за преступления небольшой и средней тяжести. Количество уголовных дел, которые суды рассматривают в упрощенном порядке, уже которой год стабильно держится на уровне 65 % (636431 из 967146 уголовных дел, рассмотренных в 2016 году) ^[7]. Из приведенных выше цифр можно сделать вывод, что тюремное население страны продолжает увеличиваться за счет тех лиц, которые совершили преступления небольшой или средней тяжести. В последние годы как среди ученых (А. Александров, Г. Есаков, С. Пашин, С. Князев, Н. Щедрин и др.), так и практикующих юристов (А. Бастраков, Б. Гаврилов, В. Гордиенко, И. Пастухов) активно обсуждаются вопросы оптимизации и совершенствования законодательства в области дифференциации уголовной ответственности за совершение различных по степени тяжести общественно опасных деяний путем их градации на преступления и уголовные проступки.

С учетом современного развития общественных отношений, предусматривающих в том числе гуманизацию уголовного законодательства, сегодня создались реальные условия для введения в российское законодательство уголовных проступков. Об этом свидетельствуют и масштабные изменения в июле 2016 года законодательства, направленные на либерализацию уголовной ответственности ^[8]. В Уголовный кодекс предлагается внести «уголовно-наказуемый проступок» ^[9], подчеркнув при этом, что уголовный проступок – это новый элемент уголовно-правовой политики. Введение уголовного проступка, по мнению председателя Верховного Суда РФ В.М. Лебедева ^{[10, с. 13-15]}, позволит исключить некоторые составы из числа уголовно-наказуемых деяний, сохранив за их совершение такие эффективные меры ответственности, как исправительные и принудительные работы, нехарактерные для КоАП РФ. За уголовный проступок не может быть назначено наказание в виде лишения свободы, он не образует судимости, которая влечет существенные социальные ограничения. На наш взгляд, данная идея была бы более привлекательна, если бы наряду с этим из Кодекса об административных правонарушениях изъяли бы все составы, которые по своим признакам тяготеют к преступлениям (большинство из них рассматриваются судами, и признаются в качестве уголовных проступков). В КоАП РФ ныне довольно много составов, которые по своей правовой природе не относятся к административным правонарушениям. Однако по тем или иным причинам они не могут быть отнесены к преступлениям, и именно здесь и возникает правовая тема для деяний, которые пока условно можно назвать уголовными проступками. Любая попытка закрыть институциальные границы уголовного права неизбежно приводит к размыванию части деформируемых норм и деформирует юридическую логику. В настоящее время российская уголовно-процессуальная система сохранила ту же модель дознания (ее мы можем обнаружить в действующем УПК РФ), так и не сумев институциально отделить дознание от предварительного следствия (дуализм в духе «процессуальной деятельности») ^{[11, с. 88-89]}.

Таким образом, комплекс проблем, который существует, имеет подоплеку не столько материально-правовую, сколько процессуально-правовую. Введение в УПК РФ уголовного проступка потребует разработки соответствующей формы сокращенного расследования данного вида противоправных деяний.

Б.Я. Гаврилов, Е.В. Рогова предложили применять протокольную форму досудебной подготовки материалов дела ^{[12, с. 2-5]}. Главным условием возможности производства в протокольной форме авторы называют признание подозреваемого факта совершенного деяния, характера и размера причиненного вреда и согласие с его квалификацией. Орган дознания должен составить протокол о таком преступлении в отношении лица, совершившего его, при условии очевидности данного преступления. Очевидность преступления может быть основанием для задержания подозреваемого (ст. 91 УПК РФ). Полагаем возможным ведение протокольной формы расследования уголовных проступков ^{[13, с. 18-23]} по следующей принципиальной схеме:

– форма расследования должна устанавливаться исключительно такими обстоятельствами, как определенная уголовным законом тяжесть преступления;

– решение о производстве расследования должно быть за уголовно-процессуальным законом и лицом, производящим расследование;

– предоставленные сегодня потерпевшему согласно п. 6 ч. 1 ст. 226.2 УПК РФ право возражения против производства дознания в сокращенной форме может быть распространено исключительно на расследование уголовных дел в частном обвинении;

– при расследовании уголовных проступков обязательным условием является начало производства дознания по уголовному делу без вынесения процессуального решения о возбуждении уголовного дела;

– ведение формализованного бланка единого протокола, предполагает необходимые виды следственных действий и не допускает производство иных, кроме указанных выше, следственных действий;

– срок производства по такому уголовному делу ограничивается двумя сутками, что в условиях очевидности совершенного преступления является вполне достаточным;

– после направления прокурором уголовного дела в суд последний незамедлительно назначает судебное заседание и одновременно продлевает задержание подозреваемого сроком не более 72 часов, в течение которых рассматривается уголовное дело ^{[12, с. 2-5; 14, с. 88-92]}.

Тем самым законодательное закрепление уголовных проступков позволяет:

– представить преступность адекватной действующему характеру и общественной опасности;

– сократить на 70 % число лиц, осужденных к лишению свободы, и соответственно снизить уровень судимости населения страны и рецидив;

– за счет ведения протокольной формы расследования уголовных проступков повысится эффективность уголовного судопроизводства, а также уровень обеспечения прав потерпевшего;

– законодательством об уголовных проступках и разработанного для него процессуального законодательства необходимо закрепить ныне отнесенные к уголовному законодательству деликты в виде преступления небольшой и частично средней тяжести, за которые в качестве основного вида наказания не предусмотрено лишение свободы, а также проступки, за которые ныне предусмотрено наказание в виде приостановления деятельности и штраф в величинах, применяемых в качестве основного вида наказания ^{[15, с. 24-26]}.

3. Понятие уголовного проступка предлагают увязывать с административной преюдицией, когда деяние становится преступным (уголовными проступками), только если до этого лицо уже подвергалось за то же самое административной ответственности. В период с 2009 г. по 2016 г. в России количество приговоров, постановленных судами первой инстанции с применением преюдиции (ст. 90 УПК РФ), в среднем составила 0,01-0,02 % от общего количества рассмотренных судами уголовных дел с постановлением приговора. Тенденция к уменьшению ежегодного количества приговоров, постановленных судами с применением преюдиции, при одновременном увеличении количества случаев их проверки и пересмотра судами апелляционной, кассационной и надзорной инстанции свидетельствует о том, что закрепленный в УПК РФ в 2009 г. межотраслевой неопровержимый характер преюдиции привел к фактическому ее неприменению ^{[16, с. 4]}.

В июле 2015 г. вступил в силу Федеральный закон от 29.06.2015 № 191-ФЗ «О внесении изменений в статью 90 Уголовного-процессуального кодекса Российской Федерации», которым в действующую редакцию ст. 90 УПК РФ была проведена дифференциация, вступивших в законную силу судебных приговоров по признаку их юридической значимости ^[17]. К числу таковых относятся доказательства для цели применения преюдиции: 1) постановление в уголовном судопроизводстве (по правилам УПК РФ – приговоров, апелляционной инстанции); 2) вынесение в гражданском судопроизводстве (по правилам ГПК РФ или АПК РФ – решений суда); 3) вынесенное в судопроизводстве в арбитражных судах (по правилам АПК РФ – решение суда); 4) вынесенное в административном судопроизводстве (по правилам КАС РФ или АПК РФ – решений суда) ^{[18, с. 25-27]}. Полагаем, что преюдиционное значение не должны иметь судебные постановления по уголовному делу, не являющиеся приговором, в частности, судебные постановления о прекращении уголовного дела по нереабилитирующим основаниям, поскольку факты совершения определенным лицом конкретных действий (бездействий) устанавливается судом в этом случае неокончательно.

Квалифицируя преступления с административной преюдицией важно помнить, что сама по себе эта преюдиция является в достаточной степени ограниченной. С учетом сложившейся судебной практики и результатов конституционно-правовой проверки положения ст. 90 УПК РФ, можно, по видимому, говорить в данном случае о преодолении презумпции преюдиционного значения постановления по делу об административном правонарушении. Факты, установленные этим постановлением, признаются в качестве достоверно установленных, однако при наличии каких-либо обоснованных сомнений они должны быть проверены при рассмотрении уголовного дела ^{[19, с. 59-65]}.

В процессе применения норм об ответственности за преступления с административной преюдицией могут возникать вопросы, пинализации и депинализации наиболее распространенных преступлений ^{[20, с. 75-79]}. Представляется необходимым в научной дискуссии переместить в центр внимания вопрос о концептуальной упречности административной преюдиции в уголовном праве, ведь признание общественной опасности деяния и общественной опасности личности альтернативными основаниями криминализации и декриминализации, соответственно влияет на квалификацию преступления и наказания и может трактоваться как попытка реабилитации опасного состояния личности и наказания, как мера социальной защиты, которая в советский период времени была сначала реализована, а затем отвергнута в связи с массовыми нарушениями прав человека ^{[21, с. 17-20]}.

Преюдиционная декриминализация, при которой вводится (устраняется) уголовно-правовой запрет на основе того, что лицо ранее привлекалось к административной (уголовной) ответственности, имеет как сторонников, так и противников запретов с административной преюдицией ^{[22, с. 21-29]}. При этом следует признать, что законодатель применяет эти конструкции все более интенсивно. Дискуссия была подогрета Постановлением Конституционного Суда Российской Федерации, вынесенное по жалобе И.И. Дадина, который ставил вопрос о несоответствии Конституции РФ положения статьи 212.1 УК РФ, предусматривающей уголовную ответственность за неоднократное нарушение установленного порядка организации либо проведения собрания, митинга, демонстрации, шествия или пикетирования.

Конституционный Суд РФ пришел к выводу о том, что создание и введение в уголовный закон таких составов в полной мере согласуется с Конституцией РФ. Повторное (мнократное) совершение лицом однородных (аналогичных) административных правонарушений объективно свидетельствует о недостаточности имеющихся административно-правовых средств для результативного противодействия таким деяниям, что в купе с иными факторами может рассматриваться в качестве конституционно-значимых принципов криминализации действий (бездействий), так как такие деяния, оставаясь в своей первооснове административными правонарушениями, по характеру степени общественной опасности приближаются к уголовно-наказуемым деяниям. Основанием для привлечения к уголовной ответственности в таких случаях является новое правонарушение (а не ранее имевшее место), но совершенное специальным субъектом – лицом, уже привлекавшимся к административной ответственности ^{[23, с. 98-108, 24, с. 78-83]}, приводящая в целом к общественной опасности такого поведения. Разумеется, роль различных категорий и признаков в определении общественной опасности того или иного деяния различно. Не только вред, но и иные признаки состава, например, мотив, цель, признаки субъекта могу обуславливать наличие общественной опасности, в том числе в отдельных случаях и повышенную опасность личности. Поддерживая позицию Конституционного Суда РФ, к сожалению, отметим, что Суд четко не определял этот ключевой довод в пользу введения в УК РФ составов с административной преюдицией. Мотивировка в постановлении Суда есть, но думается, что она могла бы быть более развернутой и убедительной.

Использование административной преюдиции как криминообразующего признака в УК РФ должно происходить в строго ограниченных случаях, когда оно свидетельствует об общественной опасности запрещаемого поведения. Например, повторное управление автомобилем в состоянии опьянения, если за наложенное нарушение лицо уже было привлечено судом к ответственности, но тем не менее, дерзко проигнорировано судебный акт (ст. 264.1 УК РФ). Поэтому мы считаем обоснованным и крайне важным вывод КС РФ, зафиксированный в постановлении от 10.02.2017 № 2-П о возможности построения составов с административной преюдицией. Выходом из этой ситуации может стать перевод некоторых административных правонарушений в разряд уголовных проступков (и тогда исчезнет административная преюдиция, а появляется уголовно-процессуальная преюдиция).

4. Проблема поощрительных норм в уголовном праве. В настоящее время в уголовно-правовой теории не сложилось единого мнения по вопросу об общественной опасности экономических преступлений: одни авторы полагают, что данные посягательства содержат достаточно высокий потенциал вредоносности для общества и государства, другие же, наоборот, не видят необходимости в применении к представляемым преступлениям традиционных мер уголовно-правового предупреждения. Нами разделяется мнение о высокой опасности экономических преступлений ^{[25, с. 305-313]}, Современная доктрина и дифференциация уголовной ответственности предполагает, что последнее могут быть реализованы не только путем реального применения к преступнику уголовного наказания, но и в том числе путем освобождения от уголовной ответственности по нереабилитирующим основаниям. Современный период развития уголовного права ознаменовался возвращением к историческому опыту, где одним из первых источников уголовного права, содержащим нормы, освобождающие от уголовной ответственности, предусматривалось выплата денежного возмещения потерпевшему и государству как субъекту правосудия (Судебник 1497 г.).

Определение основания для освобождения от уголовной ответственности традиционно осуществляется следующим образом: общие основания, распространяющие свое действие на преступления, не представляющие значительной общественной опасности и относимые к законодательным категориям небольшой или средней тяжести. В этом случае лицо может быть освобождено от уголовной ответственности при выполнении ряда действий, совокупность которых характеризуется как позитивное постпреступное поведение.

Специальные основания для освобождения от уголовной ответственности устанавливаются в особых случаях. Речь идет о тяжких и особо тяжких преступлениях, представляющих серьезную угрозу для безопасности, посягающих на значимые интересы общества и государства. Цель в этом случае достигается путем стимулирования виновного на прекращение преступной деятельности или на совершение действий, направленных на устранение возникшей опасности, взамен на гарантированное освобождение от уголовной ответственности (примечания к статьям 126, 205, 206, 275 УК РФ и др.) ^{[26, с. 108-113]}.

С декабря 2011 года УК РФ дополнен нормой-новеллой, предусматривающей специальный вид освобождения от ответственности за совершение преступлений в сфере экономической деятельности (ст. 76.1 УК РФ). Данная статья включена в главу 11 УК РФ, нормы которой предусматривают виды освобождения от уголовной ответственности за совершенные преступления. Сопоставление положений статей 75, 76 УК РФ, статья 78 УК РФ, с одной стороны и ст. 76.1 – с другой стороны, позволяет сделать вывод о невозможности включения последней в общую систему норм освобождения норм об ответственности по причине их разнородности. Во-первых, ст. 76.1 УК РФ по сути единственным условием для положительного решения для освобождения от ответственности признается полное возмещение ущерба, причиненного в результате совершения преступления. Формально можно назвать еще одно условие – совершение преступления впервые. Даже изменение категории совершенного преступления не может влечь возникновения основания для применения положения ст. 76.1 УК РФ. Во-вторых, нельзя предусматривать в нормах уголовного законодательства обязанность суда принимать решения об освобождении от ответственности в перечисленных случаях, в противном случае мы рискуем вступить в противоречие с общеуголовным принципами равенства граждан перед законом и справедливости (ст. 4, 6 УК РФ).

К сожалению, именно такое противоречие наблюдается при анализе положений части 1, 2 ст. 76.1 УК РФ. Здесь освобождение лица от ответственности за налоговые преступления допускается (обязывается) в случае полного возмещения ущерба, причиненного бюджетной системе России. Несколько иной подход предусмотрен в отношении лиц, совершивших иные преступления в сфере экономической деятельности. На момент введения данной нормы освобождение от ответственности за совершение преступлений, перечисленных в ч. 2 ст. 76.1 УК РФ, было обязательным, если виновный в полном объеме компенсирует потерпевшему причиненный материальный вред, а также перечислит в бюджет сумму, в пять раз превышающую размер причиненного ущерба или дохода, полученные в результате совершения преступления. Федеральным законом РФ от 03.07.2016 № 325-ФЗ пятикратный размер «отступных» выплат, предусмотренных в ч. 2 ст. 76.1 УК РФ, уменьшен до двухкратного размера и, думается, что это не последняя корректировка суммы, которую необходимо заплатить за освобождение от уголовной ответственности ^{[27, с. 23-31]}.

Оценивая принципиальную возможность и целесообразность включения подобных оснований для освобождения от уголовной ответственности, можно спрогнозировать реальное наступление негативных последствий как для практики противодействия экономической преступности, так и для общественного сознания, развращаемого подобными возможностями. Так, положения главы 50.1 УПК РФ прямо направлены на решение вопросов исключительно экономического характера (пополнения государственного бюджета, сокращение процессуальных издержек по делам небольшой и средней тяжести), в ущерб общим задачам уголовного судопроизводства и даже конституционным принципам ^{[28, с. 7]}.

Таким образом, возникает вопрос о справедливости формулируемого вывода ст. 76.1 УК РФ, закрепляющего специальное основание для освобождения уголовной ответственности в сфере экономической деятельности. Введение подобного основания вообще оспаривает действительно общественную опасность соответствующих деяний гл. 22 УК РФ, дополнение уголовного закона ст. 76.1 УК РФ по сути приравнивает перечисленные к ней преступления к разновидности гражданско-правового деликта, поскольку последствия совершения последнего сводится к возмещению причиненного ущерба и исполнение предусмотренных законом и договором штрафных санкций. Данное решение не учитывает общественной опасности деяния, признанного преступлением, и возможность противодействия ему уголовно-правовыми средствами, связанными с освобождением лиц от уголовной ответственности.

Обратим внимание на три, как представляется, наиболее сложные ситуации: 1) деятельное раскаяние и примирение с потерпевшим (ст. 75-76, примечание к ст. 284.1 УК РФ); 2) освобождение от ответственности с назначением судебного штрафа (ст. 76.2 УК РФ); 3) малозначительность (ч. 2 ст. 14 УК РФ).

Они вызывают некоторые общие проблемы, в частности, деятельное раскаяние и примирение с потерпевшим не включены в КоАП РФ в разряд обстоятельств, исключающих административную ответственность. Эти обстоятельства не позволяют признать совершенный проступок малозначительным. Их правовое значение состоит только в смягчении административного наказания. Тем самым, можно констатировать, что лица, совершающие преступления, поставлены в более привилегированное положение по сравнению с лицами, совершившими административный проступок.

Подобное освобождение от уголовной ответственности не снимает проблемы возможного привлечения таких освобожденных лиц к административной ответственности. Представляется, что необходимо различать две группы обстоятельств: 1) при которых отсутствуют основания для привлечения к уголовной ответственности (малозначительность); 2) при которых таковые основания имеются. В первом случае непривлечение к уголовной ответственности не исключает возможности привлечения к административной ответственности за деяние, содержащее признаки административного правонарушения. Во втором случае, когда лицо освобождается от уголовной ответственности, правовая оценка деяния не меняется, оно по-прежнему преступление. В связи с чем применение мер административного наказания в данном случае невозможно и недопустимо. Более того, можно сказать, что освобождая от уголовной ответственности в силу данных положений за совершение преступлений с административной преюдицией, государство представляет своего рода (уголовно-правовую компенсацию) отсутствия аналогичных норм в административно-деликтном законодательстве. Когда же освобождение от уголовной ответственности сопровождается применением иных мер уголовно-правового характера (судебного штрафа или принудительных мер воспитательного воздействия), необходимо констатировать продолжение уголовно-правовых отношений до момента окончания применения таких мер. Следовательно, в этом случае тем более отсутствует основание для применения мер административного наказания в рамках существующих уголовно-правовых отношений ^{[29, с. 24-39; 30, с. 57-65]}.

Одна из последних новелл уголовного и уголовно-процессуального закона, введенная Федеральным законом РФ от 03.07.2016, – освобождение от уголовной ответственности с назначением судебного штрафа (ст. 76.2 УК РФ). Сущность данного вида освобождения от уголовной ответственности заключается в усмотрении преступных последствий (возмещение ущерба, заглаживание причиненного вреда и т.д.), а также отчисление определенных денежных средств в пользу бюджета государства (судебный штраф, денежное возмещение и т.п.).Новый вид уголовно-правового воздействия востребован практикой (за первые три месяца действия нормы суды вынесли более 1350 решений об освобождении от ответственности с назначением судебного штрафа). Чтобы рассмотреть применение данного института, Верховным Судом РФ обобщены рассмотрение судами уголовных дел. По результатам Пленум Верховного Суда принял постановление от 29.11.2016 № 56, в котором дал разъяснение по спорным вопросам. Основная часть изменений в правоприменительную практику внесена в постановлении Пленума Верховного Суда от 27.06.2013 № 19 «О применении судами законодательства, регламентирующего ответственность и порядок освобождения от уголовной ответственности» ^[31].

В юридической доктрине разделились мнения о юридической природе судебного штрафа, его процессуальном значении, а также последствиях его применения. Среди значительного числа представителей наук уголовного и уголовно-процессуального права сформировалось устойчивое мнение, что решение о назначении судебного штрафа по своей сути не отличается от решения о признании лица виновным в совершении преступления. А сам судебный штраф, по их мнению, есть не что иное, как «суррогат наказания» ^{[32, с. 74-78]}.

На наш взгляд, появление нового основания для прекращения уголовного дела в связи с применением специфической меры отличается от уголовного наказания, что дает возможность утверждения о расширении альтернатив уголовного преследования в российском уголовном процессе. Между тем, само законодательное закрепление судебного штрафа и складывающаяся на данный момент судебная практика дают основания для сомнений в том, что судебный штраф можно причислить к альтернативному уголовному преследованию. Правовой механизм решения вопроса назначения штрафа в правоприменительной практики скорее воплощается в аналог ускоренного производства по уголовному делу. Определенное сходство можно обнаружить при сопоставлении норм об особом порядке судебного разбирательства (гл. 40 УПК РФ) и норм о производстве и назначении иных мер уголовно-правового характера (гл. 51.1 УПК РФ). Очевидно, что большинство условий прекращения дела в связи с примирением сторон и назначением судебного штрафа совпадают. Видимо, институт, предусмотренный ст. 25.1 УПК РФ, рассчитан на уголовные дела, по которым есть процессуальная фигура потерпевшего. При этом если в суде будут установлены основания для прекращения уголовного дела по ст. 25 и 25.1 УПК РФ, решение о том, какое основание применять, суд будет принимать по своему усмотрению ^{[33, с. 93-99; 34, с. 30-31]}.

Как отмечает Л.В. Головко: «При применении судебного штрафа в УПК РФ суд рассматривает вопрос по существу, решает вопрос виновен подсудимый или нет, но никаких гарантий и способов защититься у обвиняемого нет» ^{[35, с. 43]}. В результате во внимание не применяются правила исследования и оценки доказательств, а также принцип презумпции невиновности. Высока вероятность, что при таком производстве судебный штраф уплачивает невиновное лицо.

Не отрицая в целом положительную тенденцию к снижению уголовной репрессии, которая проявила себя в ряде последних поправок в законодательстве, все же полагаем, что, внедряя в уголовный процесс институт судебного штрафа, было бы целесообразно развивать его в сторону гармонизации положения УПК РФ, допускающих прекращение уголовного преследования в связи с выполнением каких-либо дополнительных обязанностей обвиняемым (выплаты судебного штрафа, возмещение ущерба и др.), а не сводить его назначение исключительно к ускоренному решению вопроса о мере воздействия. В таких случаях можно было бы с большей уверенностью говорить о формировании альтернативных подходов в уголовном судопроизводстве.

В современных условиях рыночной экономики, в условиях активного взаимодействия субъектов налоговых правоотношений, все больше эффективность показывают альтернативные (внесудебные) формы урегулирования возникающих споров. М.В. Аракелов рассматривает две группы рассматривает альтернативных форм урегулирования споров, вытекающих из налоговых правоотношений: 1) включает превентивные процедуры, такие как налоговое консультирование и горизонтальный мониторинг; 2) такую форму как медиация, которая имеет место уже непосредственно после возникновения спорных ситуаций, а также обоснование актов налоговых органов, действия или бездействия их должностных лиц ^{[36, с. 8-10]}. Применение альтернативных форм эффективно на любой стадии рассмотрения спора. Необходимо наделить налоговые органы специальными полномочиями, касающиеся взыскания сумм с налогоплательщика. Речь идет об институте, называемом в уголовно-процессуальном праве как «сделка с правосудием». В настоящее время налоговый орган лишен каких-либо полномочий, по которым он мог бы «простить» налогоплательщику определенные правонарушения и (или) суммы, подлежащие взысканию.

Новое основание прекращение уголовного дела поставило перед теоретиками и практиками ряд других серьезных проблем: 1) условия применения судебного штрафа; 2) освобождение от ответственности при совершении нескольких преступлений; 3) согласие обвиняемого и признание подозреваемым (обвиняемым) своей вины в совершенном преступлении; 4) возможно ли применение данного института к покушению на преступление и к преступлению с формальным составом; 5) не следует ли из буквального применения данных норм, что преступление, которое не причиняет никакого ожидаемого вреда, опаснее, чем преступление, которое было доведено до конца ^{[37, с. 24-27; 38, с. 82-91]}.

Таким образом, институт судебного штрафа следует расценивать как профилактическую и компенсационную меру уголовно-правового характера, призванную, с одной стороны, обеспечить наполнение бюджета, а с другой – оказать реальное воздействие на участников уголовно-правовых отношений.