Library
|
Your profile |
Genesis: Historical research
Reference:
Turova N.
Clay figurine of an owl of the Lower Pritobolye
// Genesis: Historical research.
2021. № 12.
P. 133-146.
DOI: 10.25136/2409-868X.2021.12.37014 URL: https://en.nbpublish.com/library_read_article.php?id=37014
Clay figurine of an owl of the Lower Pritobolye
DOI: 10.25136/2409-868X.2021.12.37014Received: 29-11-2021Published: 06-12-2021Abstract: The object of this research is the clay figurine of an owl discovered in the course of archaeological excavations in the Yurtobor 9 hillfort on the right bank of the Tobol River. The goal lies in introduction of in the scientific discourse of the new unique sample of small clay plastic, as well as in preliminary determination of the functional purpose of the item. The following tasks were set: morphological and stylistic description of the item; description of the context of discovery of the figurine; establishment of the chronological framework of existence of the item, its cultural affiliation; familiarization with the history of studying the regional clay figurines in the Russian archaeological science; search for analogies in the archaeological sites of Siberia and other territories; assessment of the semantic connotation of the image of an owl in the traditional culture of Ob Ugrians (Khanty and Mansi). To article employs the traditional methods, such as comparative-historical, typological, comparative-typological, formal-stylistic, semantic methods, as well as method of analogies. As a result of the conducted research, the clay figurine of an owl is attributed to the Yudinskaya archaeological culture and dated within the framework of the XI – XII centuries. It is established that it is the only item in Western Siberian region depicting a bird in the technique of small clay plastic. Based on the analysis of ethnographic literature and medieval archaeological finds, it is established that for a long period of time, the image of an owl had positive semantic connotation due to its high sacred status. The author assumes on the use of figurine of an owl in religious rites associated with hearth and home. Keywords: Archeology, Western Siberia, Middle Ages, the lower Tobol river Region, Yudinsky culture, small clay plastic arts, zoomorphic sculpture, owl imagery, Ob-Ugrians, bird-like imagesВведение. Несомненно, значительную часть "золотого фонда" средневекового искусства Западной Сибири составляют анималистические образы, воплощенные в металлопластике. Изделия из других материалов, в том числе и глины, встречаются гораздо реже. К настоящему времени, за более чем вековую историю археологических исследований, коллекция введенных в научный оборот образцов глиняной средневековой пластики с территории Западно-Сибирского региона состоит примерно из двух сотен предметов, которые фигурируют в научных трудах как описательного, интерпретационного, так и обобщающего характера. По причине относительной малочисленности предметов мелкой глиняной пластики, фрагментированности части изделий, а также нерешенности вопроса об их функциональном назначении, публикация целой птицевидной фигурки совы, выявленной в ходе археологических исследований на городище Юртобор 9, является весьма актуальной. Ввиду своей уникальности, каждая новая глиняная скульптура способна дополнить наши представления о некоторых аспектах духовной жизни и мировоззрении древнего населения края, способствовать решению ряда актуальных вопросов западносибирской археологиии. Цель данной работы введение в научный оборот и всесторонний анализ уникального образца прикладного искусства древнего населения Нижнего Притоболья - глиняной фигурки совы, обнаруженной на городище Юртобор 9. Археологический контекст находки. Определение датировки и культурной принадлежности. Городище Юртобор 9 находится в Ярковском районе Тюменской области, на правобережье р. Тобол. Городище открыто В. А. Захом в 1986 г., исследовалось А. А. Адамовым и Н. П. Туровой в 2003-2005 гг. Памятник расположен на трехметровой правобережной террасе р. Тобол. Площадка городища имеет овальную форму, окружена одинарной оборонительной системой, выраженной в рельефе в виде вала, рва и входа. Несмотря на то, что культурный слой памятника содержит материалы эпох энеолита, бронзы, раннего железного века и средневековья, основные культурные напластования, фортификационная система и выраженные в современном рельефе объекты – западины подквадратной формы (не менее 18 объектов), сформировались в эпоху Средневековья. Керамическая коллекция этого периода представлена сосудами с гребенчато-шнуровой орнаментацией, характерными для юдинской археологической культуры VII-XIV вв. Глиняное изделие (рис. 1) обнаружено в заполнении сооружения № 2 городища Юртобор 9, которое представляет собой полуземлянку подпрямоугольной в плане формы, размерами 7,6 х 5,8 м. Фигурка выявлена в верхнем слое углисто-золистого очажного пятна, расположенного практически по центру котлована сооружения №2. Дата, полученная по углю от обгоревшей кровли сооружения из заполнения котлована объекта № 2, укладывается в интервал с 1021 по 1160 г. н.э. (СОАН-5869) (радиоуглеродное датирование выполнено Л. А. Орловой в 2005 г.; Институт геологии СО РАН.). Как в заполнении котлована, так и в очажной ямке залегала типично юдинская керамика, в орнаментации которой присутствует гребенчатый штамп и шнуровые оттиски. Вышеприведенные данные позволяют с достаточной долей уверенности отнести глиняную орнитоморфную фигурку к юдинской археологической культуре и датировать ее в рамках XI-XII вв. Описание изделия. Вылеплено изображение из одного куска хорошо отмученной глины, обожжено (рис. 1). Фигурка целая. Размеры: высота 3,7 см, ширина – 3 см, толщина – 1,7 см. Изображение полнофигурное, выполнено в схематичном стиле. Особо тщательно проработана верхняя часть фигурки: вдавлениями показаны глаза и клюв птицы, намечен лицевой диск; оперение верхней части туловища также передано неглубокими ямками (на спине, на верхней части изделия, прослеживается черыре ряда ямочных наколов, выполненных в шахматном порядке). В нижней части скульптуры, выполненной более небрежно, имеется неглубокий прочерченный желобок, опоясывающий фигурку. Форма изделия не позволяет устанавливать поделку вертикально – у нее отсутствует уплощенная часть. Поэтому в нижней части фигурки было сделано специальное неглубокое отверстие округлой формы (его диаметр около 0,3 см, а глубина – 1,1 см) для палочки или подставки, на которую фигурка насаживалась и могла быть установлена на любой поверхности. Впечатляет лаконичность в передаче образа птицы: при минимальном количестве проработанных деталей она достаточно легко узнаваема. Древний мастер очень живо передал в глине позу, осанку пернатой, абрис крыльев: несмотря на то, что последние не были показаны с помощью классических приемов (намеченных контуров), мастеру удалось с помощью объема, изгибов показать фигуру птицы, ее сильные крылья, сложенные за спиной. Сова сидит, втянув голову, не настороженно. Рисунок 1. Глиняная орнитоморфная фигурка с городища Юртобор 9. Предметы мелкой глиняной пластики I-нач. II тыс. н. э. из археологических памятников Западной Сибири. Коллекция предметов мелкой глиняной пластики с территории Западной Сибири, датирующихся в рамках I – начала II тыс. н.э., насчитывает около 200 находок разной степени сохранности. Основная часть изделий - это антропоморфные поделки. Представлены они на памятниках юдинской археологической культуры: на городищах Андреевское 4, Жилье [37, с. 179, рис. 11, 12; 22, с. 181, рис. 4], Дуванское 1 [19, с. 135, рис. 2: 3], Юдинское [7, с. 136, рис. 7: 9-15], Янычково [20, с. 80-81], Черепаниха 2 [38], на поселении Песьянка 7 [24], на площади Ликинского могильника [6, с. 251, табл. III, 2]. Присутствуют фигурки в материалах потчевашской культуры с городищ Потчеваш [4, с. 17-18, кат. №483; 21, с. 210, табл. XII: 1, 3, 4] и Долговское 1 [1; 2, с. 98, рис. 21: 2], а также в материалах поселения Кипо-Кулары III усть-ишимской культуры [13, с. 442, рис. 243: 1-4]. В таежной зоне антропоморфные фигурки обнаружены на памятниках обь-иртышской культурно-исторической общности: на площади могильников Барсов Городок [3, с. 112, рис. 162], Кинтусовского [37, с. 226, табл. XLII: 9; 22, с. 182, рис. 65: 2], Сайгатинского I и IV [11, кат. №№25, 27], среди материалов Рачевского комплекса [31; 25], городища Барсов Городок 1/31, поселений Согом и Карым [33, с. 150, рис. 1; 35, с. 34, рис. 3: 2-10], городищ Уки II [18, цв. вкл., фото 13,18], Тапатьега 2 [36, с. 62, рис. 19: 10], Ендырское I [10, с. 77, рис. 39: 2, 4, 6, 7, 9, 10, 13], Болчары [25; 27; 28], Увал, Стариков Мыс-1, Сотник и поселения Тал-1 [25], урочища Пашкин Бор [16]. Зооморфная глиняная пластика встречена на потчевашских памятниках Прииртышья: на городищах Потчеваш [4, с.16, 17, 42; 21, с. 210, табл. XII, с. 211, табл. XIII], Долговское 1 [2, с. 48; 29], Кипы IV и поселении Паново II [13, с. 195, с. 439, рис. 235-237]. Наиболее частая находка – фигурка лошади с отверстиями в нижней части туловища для вставных ног-палочек. Единичные изображения животных атрибутированы как лось и соболь [13, с. 195, рис. 236, 237]. Зооморфные фигурки присутствуют и на памятниках сперановского этапа потчевашской культуры начала I тыс. н. э. с территории лесостепной Барабы: на поселениях Кама-4, Туруновка-3, городище Сопка-1 [9, с. 83, рис. 34, с. 87, рис. 35; 16]. Глиняных поделок, изображающих птиц, кроме рассматриваемой находки с городища Юртобор 9, на территории Западной Сибири пока не известно. Однако скульптурное изображение совы, выполненное из другого материала - из дерева, было обнаружено в погребении могильника Усть-Ишим I [13, с. 170, 206, 445, рис. 249: 2]. Необходимо отметить, что за пределами Западной Сибири зооморфные и антропоморфные фигурки, идентичные некоторым изделиям из Сибири, встречаются в Прикамье [22, с. 182, рис. 65: 1,3], а также на раннеславянских памятниках Молдавии VI-IX вв. [26, с. 118, рис. 18; 30, с. 81, рис. 2: 1-3, с.82] и в составе клада V-VI вв. с территории современной Чехии [39, s. 667, obr. 13]. Причем на территории Европы имеются в небольшом количестве и птицевидные фигурки [30, с. 81, рис. 2: 1; 39, s. 663, obr. 10: 12, 15, 16, 18]. Единого мнения о назначении глиняных фигурок, выявленных на средневековых археологических памятниках, среди исследователей нет. Впервые вопрос о сфере применения предметов мелкой глиняной пластики с территории Западной Сибири поставил еще в конце XIX в. В. М. Флоринский, проанализировавший, кроме прочего, коллекцию глиняных фигурок с городища Потчеваш. Исследователь обратил внимание на значительное количество и низкое качество глиняных лошадок, и заключил, что они имели широкое применение, но не в качестве детских игрушек. Считал, что они использовались в ритуальных целях – служили для бедных людей заменой живого коня при жертвоприношениях [4, с. 42]. Другую точку зрения высказала В. И. Мошинская. Исследовательница обратила внимание на безликость рассматриваемых ею нарядно декорированных пяти антропоморфных фигурок, и с опорой на этнографические данные интерпретировала эту группу изделий как детские куклы-игрушки [22, с. 183-184]. Кроме того, Ванда Иосифовна упоминает еще об одной антропоморфной фигурке, которая в отличие от прочих, имела обозначенные черты лица при отсутствии орнамента, обозначавшего одежду; эта фигурка «обнаженного» человека была атрибутирована как изображение покойника [22, с. 183]. Позднее, В. И. Мошинская еще раз повторила свою мысль об отнесении фигурок сидящих человечков, а также изображений лошадок со съемными седлами и фигурками всадников, фигурки оленя с Шайтанского городища на р. Кеть к детским игрушкам [23, с. 84]. Точка зрения В. И. Мошинской на фигурки сидящих людей как на детские игрушки была поддержана А. А. Адамовым [1, с. 219]. Исследователь подметил фрагментированность многих находок, а также следы залощения на некоторых, что, по его мнению, свидетельствует об интенсивном их использовании и небрежном отношении к ним (чего не могло быть при одноактном использовании фигурок в культовых целях). А. П. Зыков и С. Ф. Кокшаров выдвинули предположение об использовании глиняных поделок в какой-то игре, требовавшей фигур нескольких типов [10, с. 123-124]. После выхода первой статьи В. И. Мошинской, В. Д. Викторова не согласилась с ее точкой зрения, рассмотрев серию из 11 антропоморфных фигурок с территорий Западной Сибири и Прикамья. На основании планиграфического анализа находок (целые фигурки найдены на полу жилищ у очага, разбитые – за пределами жилищ и в погребениях) высказала предположение об их религиозном значении и связи с культом очага или хранительницей очага [6, с. 249]. К культовым изделиям, связанным с металлообработкой, отнесли 26 антропоморфных фигурок Рачевского компекса Л. М. Терехова и В. Н. Широков, учитывая локализацию поделок вблизи производственных площадок [31, с. 135, 137]. Подобной же трактовки анторопоморфных фигурок (принадлежность к металлургическому производству), обнаруженных на городище Янычково, придерживаются В. М. Морозов и С. Н. Панина [20, с. 78], а также Чикунова И. Ю., рассмотревшая фигурки с городища Черепаниха 2 [38, с. 6]. Ряд исследователей видят в глиняной пластике атрибуты промысловых и скотоводческих культов [9, с. 88], ритуальные объекты [13, с. 195]. О. И. Приступа считает, что антропоморфные фигурки могли служить своего рода вотивами (дарами божествам) или участвовать в действиях, связанных с инициацией, смертью или болезнью члена общины, а после совершения обряда фигурки могли ломаться или же им переставали предавать сакральное значение, и в результате они постепенно утилизировались [25, с. 28]. Выдвигалось также предположение о связи антропоморфных фигурок с обрядовыми практиками, направленными на создание семьи, деторождение и взросление человека [16, с. 793]. Нужно отметить мнение Л. Н. Сладковой о полифункциональном назначении предметов глиняной пластики, которые, по ее мнению, могли служили как для магических целей (применяться и в колдовстве, и в обрядовой магии, связанной с жизненными и производственными циклами, быть предметами жертвенных отправлений), так и служить моделями одежды и даже игрушками [27, с. 110]. Предметы глиняной пластики с территории Европы, сходные с некоторыми западносибирскими изделиями, связываются исследователями с культом огня [30, с. 81, рис. 2: 1-3; с.82] или атрибутируются как вотивные подношения [39, с. 685-687]. Таким образом,на данный момент рассматриваемая нами фигурка совы является единственным птицевидным изображением, выполненным в технике мелкой глиняной пластики, не только для памятников юдинской археологической культуры, но и всего Западно-Сибирского региона. Историографический обзор показал, что к настоящему времени средневековая глиняная мелкая пластика периода I-нач. II тыс. н. э. с территории Западной Сибири представлена антропоморфными фигурками и зооморфными поделками, изображающими зверей (в основном лошадь). По вопросу о сфере их применения мнения исследователей расходятся: одни относят их к предметам, задействованным в культовых практиках, другие – в игровой деятельности. Обсуждение результатов. Ввиду того, что рассматриваемая фигурка совы не имеет на территории Западной Сибири аналогий, являясь единственным глиняным скульптурным изделием, изображающим пернатых, может возникнуть вопрос о правильности трактовки образа. Фигурку можно был бы легко отнести к антропоморфным изображениям ввиду их многочисленности (например, ребенок, завернутый в меховую одежду), если бы не имеющееся отверстие для подставки-палочки, диктующее вертикальное положение изделия. Именно в этом ракурсе отчетливо «читается» птицевидный совиный образ. Лишь по причине отсутствия других изображений птиц, выполненных из глины, нельзя отвергать возможность его существования. Следует отметить, что на территории Европы, где имеются фигурки, практически идентичные изделиям из Западной Сибири, доля птицевидных поделок в археологических коллекциях также невелика. Так, например, глиняные орнитоморфные изделия (4 экз.) из клада в Микульчицах составляют около 2% от общего числа находок (остальные 205 поделок представлены фигурками лошадей, коров, быков, зубра, антропоморфными фигурками и моделями предметов - седел и масляных ламп) [39, с . 663, рис. 10, 12, 15, 16, 18]. Казалось бы, что факт столь редкого обнаружения глиняных птицевидных фигурок должен свидетельствовать о непопулярности орнитоморфных образов у средневекового населения Западной Сибири, однако это не так. Даже краткий обзор артефактов юдинской культуры, выполненных из других материалов (медные сплавы) говорит об обратном. Например, достаточно полно «птичья» тема отражена в материалах могильника Вак-Кур X–XI вв. Орнитоморфные изображения присутствуют на рукоятях ножей, защитных пластин, накладок на ремни, разнообразных подвесок [32]. Изображения совы/филина имеются на щитках наручей – пластин, защищавших запястье от удара тетивы при стрельбе из лука, на наременных накладках, и носят, несомненно, охранительную функцию [32, с. 218, рис. 1: 4, 5, 7]. Присутствие образа совы/филина на металлических элементах костюмного комплекса свидетельствует о положительной семантической окраске образа совиных у юдинского населения. Да и в целом археологические материалы рассматриваемого региона (преимущественно предметы металлопластики) ярко демонстрируют популярность образов филина/совы, изображения которых появляются в конце I тыс. до н. э. как сюжет «человек в головном уборе в виде фигуры совы», затем (в период с I в. до н. э. по VIII в. н. э.) популярным становится сюжет фигуры птицы в фас с антропоморфной личиной или фигурой на груди, а с конца I тыс. н. э. по первые века II тыс. (до XII-XIV вв. н. э.), имеют хождение предметы металлопластики, на которых зачастую сочетаются на одном предмете образов медведя и совы [34, с. 203-204], что указывает на высокий сакральный статус изображаемых образов. По мнению А. В. Бауло, достаточно большое количество найденных в последние годы антропоморфных изображений и личин с навершием в виде головы филина, скорее всего, говорит о широком распространении почитания этой птицы в качестве тотемного предка ряда родов, проживавших в VIII–XII вв. в Зауралье, а также исследователь высказывает предполагать, что и сами фигурки использовались в культовой сфере, обозначая мифических предков-покровителей рода [5, с. 571]. Для решения вопроса о функциональном назначении фигурки, важнейшим аспектом является факт ее обнаружения в жилище, в пределах очажного пространства. В западносибирских материалах факт нахождения глиняных антропоморфных фигурок в жилище у очага неоднократно фиксировался исследователями [22, с. 180, 183; 6, с. 249]. В. Д. Викторова на основе планиграфического анализа и сохранности фигурок высказала предположение об их религиозном значении - связи с очагом или хранительницей очага [6, с. 249]. Ближайшую аналогию птицевидной глиняной фигурке, выявленной в жилище у очага, как в нашем случае, находим лишь в материалах раннеславяского поселения с территории Молдавии. В ходе раскопок на многослойном поселении Дурлешты-Валя Бабей в полуземлянке 2 (датирована VII-IX вв.) под основанием печки-каменки, в полу сооружения, обнаружены четыре ямки диаметром 15-20 см, глубиной до 25 см. В каждой из ямок найдены глиняные предметы: миниатюрный глиняный лепной сосудик, стилизованная фигурка кабана, неатрибутированная фигурка, стилизованная фигурка птицы (в нижней части предмета имеется ямка-втулка) [30, с. 81, рис. 2, 1-3]. И. С. Тентюк считает, что глиняные предметы, найденные под основанием печи-каменки, имели культовое назначение (культ огня) [30, с. 82]. Итак, учитывая эти материалы, а также принимая во внимание факты неоднократного нахождения глиняных (преимущественно антропоморфных) фигурок на западносибирских памятниках в жилищах, вблизи очагов, считаем возможным предварительно отнести птицевидное изображение с городища Юртобор 9 к культовым предметам, связанным с домашним очагом. В пользу этого предположения могут свидетельствовать и данные по этнографии обских угров. Несмотря но то, что в традиционной культуре хантов и манси, современных насельников Северо-Западной Сибири, образ совы/филина практически не фиксируется (специалистами не раз отмечалось несоответствие между той значительной ролью, которую играл образ совиных в древности и едва заметной – в настоящее время) [5, с. 566; 34, с. 202-203], следы искомого образа обнаруживаются в обско-угорском пантеоне (имеется информация о возможности богини-жизнедательницы Анки-пугос принимать облик совы) и в фольклоре (упоминания о филине сводятся к образу легендарного предка) [34, с. 202-204]. У хантов и манси поклонение филину в качестве тотемного предка неоднократно описано в этнографической литературе. В районах проживания хантов и манси известно несколько святилищ, связанных с почитанием предка-покровителя в облике филина [5, с. 573-577]. На сову и филина не охотились, т.к. в их образе присутствуют предки фратрий Пор и Мось. Согласно распространенному поверью, филин и сова – особая категория птиц, существующих для того, чтобы уничтожать злокозненных духов, которых ночью никто не видит. Филину приписывается возможность понимать и воспроизводить человеческую речь [17, с. 138]. Своеобразный облик (в том числе и сходство с человеком) и повадки, ночной образ жизни представителей отряда совиных, их охотничьи таланты всегда привлекали внимание людей. В этом отношении показателен эпизод, записанный В. Н. Чернецовым в 1931 г. на р. Северная Сосьва: «Под вечер стали приближаться к Сорти-пауль. Мальчик увидал на ветке, нависшей над рекой, сидящую сову. Он запищал, как мышь: «Это – манквла. У нее большие круглые глаза и лицо, а нос маленький, совсем как у человека» [12, с. 140]. В языках сибирских аборигенов для зверей и птиц, отмеченных высоким священным статусом, существуют табуированные (иносказательные) названия: makla (мышелов) – сакрализованное название совы/филина [17, с. 138]. В мировоззрении обских угров очаг – это центр жилища; огонь очага – живой: он согревает, освещает, треском предуплеждает об опасности, он ест дрова, спит в остывающих углях и бодрствует в разгорающемся пламени, принимает подарки [14, с. 56-57; 8, с. 275]. Огонь в виде женщины-хозяйки представляли многие народы Сибири [14, с. 57]. С огнем, солнцем, домашним очагом, материнством связаны божества Анки-пугос, Сян Торум, Калтащ ими [8, с. 535-538]. Имеется информация о возможности богини-жизнедательницы Анки-Пугос принимать облик совы [14, с. 55]. Таким образом, и археологические материалы, и этнографические и фольклорные источники свидетельствуют о важном месте образа совиных в обско-угорской сакральной сфере и их высоком священном статусе, косвенно подтверждая возможность интерпретации глиняной фигурки совы как предмета культового назначения, связанного с очагом. Заключение. В ходе проведенного исследования глиняное изображение совы с городища Юртобор 9 отнесено к юдинской археологической культуре и датировано XI-XII вв. Историографический анализ средневековой мелкой глиняной пластики показал, что на данный момент рассматриваемая фигурка является единственным на территории Западной Сибири изделием, изображающим птицу. Глиняная пластика Западно-Сибирского региона в период с I по нач. II тыс. н. э. представлена преимущественно антропоморфными фигурками, изображающими сидящих людей, а также животных (лошадь), по вопросу о функциональном назначении которых исследователи до сих пор не пришли к единому мнению. Все точки зрения на проблему определения сферы использования глиняных фигурок сводятся к двум основным версиям: применение в культовых целях или в игровой деятельности. Установлено, что глиняные фигурки, аналогичные западносибирским, встречаются и за пределами региона: в Приуралье и в Европе. В археологических коллекциях из Европы имеются и птицевидные глиняные фигурки, хотя их доля невелика; исследователи относят их к культовым предметам. Отправной точкой для решения вопроса о функциональном назначении глиняной фигугри с городища Юртобор 9 стал факт обнаружение целой (не разбитой) фигурки совы на площади очажного пятна в жилище. С опорой на археологические материалы поселения с территории современной Чехии, на котором под основанием печи была найдена глиняная птица, бесспорно связанная с культом очага, а также принимая во внимание случаи обнаружения глиняных антропоморфных фигурок некоторых с западносибирских памятников в жилищах у очага, сделано предположение об использовании фигурки совы в культовых практиках, связанных с домашним очагом. Возможно, фигурка совы олицетворяла саму хранительницу очага, и крепилась/устанавливалась вблизи него, оберегая домашний огонь, а вместе с ним и обитателей жилища. Предположение о возможности использования фигурки совы в культовых целях подкрепляется как материалами угорской этнографии, свидетельствующими о высоком сакральном статусе образа совы/филина у хантов и манси, так и коллекцией археологических художественных бронз с территории Западной Сибири, демонстрирующей популярность этого образа у древнего населения края. Факт обнаружение на территории Западной Сибири глиняной птицевидной фигурки расширяет видовой состав персонажей эпохи Средневековья, выполненных в технике мелкой глиняной пластики, что позволяет надеяться на появление в будущем новых орнитоморфных находок в археологических коллекциях региона. References
1. Adamov A. A. Glinyanaya antropomorfnaya figurka iz Priirtysh'ya // Obskie ugry: Materialy II Sib. simp. «Kul'turnoe nasledie narodov Zapadnoi Sibiri». Tobol'sk; Omsk: Izd-vo OmGPU, 1999. S. 218-221.
2. Adamov A. A., Balyunov I. V., Danilov P. G. Gorod Tobol'sk. Arkheologicheskii ocherk. Tobol'sk : OOO «Zapadno-Sibirskaya konsaltingovaya kompaniya», 2008. 114 s. 3. Arne T. I. Barsov Gorodok. Zapadnosibirskii mogil'nik zheleznogo veka. Ekaterinburg; Surgut: Ural'skii rabochii, 2005. 184 s. 4. Arkheologicheskii muzei Tomskogo universiteta. Tomsk: Tipografiya Mikhailova i Makushina, 1888. 155 s. 5. Baulo A. V. Lyudi Filina // Fundamental'nye problemy arkheologii, antropologii i etnografii Evrazii. Novosibirsk: Izd-vo In-ta arkheologii i etnografii SO RAN, 2013. S. 566-579. 6. Viktorova V. D. Pamyatniki lesnogo Zaural'ya v X–XIII vv. n.e. // Uch. zap. Perm. un-ta. 1968. № 191. S. 249. 7. Viktorova V. D., Kerner V. F. Pamyatniki epokhi zheleza u ozera Osinovogo // Material'naya kul'tura drevnego naseleniya Urala i Zapadnoi Sibiri. Sverdlovsk: UrGU, 1988. S. 129-141. 8. Golovnev A. V. Govoryashchie kul'tury: traditsii samodiitsev i ugrov. Ekaterinburg: UrO RAN, 1995. 606 c. 9. Elagin V. S., Molodin V. I. Baraba v nachale I tysyacheletiya n. e. Novosibirsk : Nauka : Sib. otd-nie, 1991. 127 s. 10. Zykov A. P., Koksharov S. F. Drevnii Emder. Ekaterinburg: Volot, 2001. 320 s. 11. Zykov A. P., Koksharov S. F., Terekhova L. M., Fedorova N. V. Ugorskoe nasledie: Drevnosti Zapadnoi Sibiri iz sobranii Ural'skogo universiteta. Ekaterinburg: Vneshtorgizdat, 1994. 158 s. 12. Istochniki po etnografii Zapadnoi Sibiri. Tomsk: Izd-vo Tom. gos. un-ta, 1987. 284 s. 13. Konikov B. A. Omskoe Priirtysh'e v rannem i razvitom srednevekov'e. Omsk: Izd. OmGPU ; Izdat. dom «Nauka», 2007. 466 s. 14. Kulemzin V. M. Chelovek i priroda v verovaniyakh khantov. Tomsk: Izd-vo TGU, 1984. 191 s. 15. Lomov P. K., Novikov A. V. Glinyanaya plastika Ob'-Irtyshskogo mezhdurech'ya pervoi poloviny I tysyacheletiya nashei ery // Samarskii nauchnyi vestnik. 2018. T. 7. № 1 (22). S. 144-149. 16. Lomov P. K., Novikov A. V., Morozov A. A. Glinyanoe antropomorfnoe izobrazhenie iz urochishcha Pashkin Bor (Zapadnaya Sibir') // Problemy arkheologii, etnografii, antropologii Sibiri i sopredel'nykh territorii. Novosibirsk: Izd-vo IAET SO RAN, 2019. T. XXV. S. 790-794. 17. Mifologiya khantov: Entsiklopediya ural'skikh mifologii. T 3. Nauch. red. V. V. Napol'skikh. Tomsk: Izd-vo Tomskogo un-ta, 2000. 310 s. 18. Mogil'nikov V. A. Ust'-ishimskaya kul'tura // Finno-ugry i balty v epokhu Srednevekov'ya. M.: Nauka, 1987. S. 193-202. 19. Morozov V. M. Srednevekovye poseleniya i zhilishcha na r. Duvan // Arkheologicheskie issledovaniya Severa Evrazii. Sverdlovsk: UrGU, 1982. S. 125-141. 20. Morozov V. M., Panina S. N. Gorodishche Yanychkovo (predvaritel'nye rezul'taty issledovaniya) // Okhrannye arkheologicheskie issledovaniya na Srednem Urale. Ekaterinburg, 1997. Vyp. 1. S. 76-91. 21. Moshinskaya V. I. Gorodishche i kurgany Potchevash // Drevnyaya istoriya Nizhnego Priob'ya. M.: Izd-vo AN SSSR, 1953. S. 189-220. 22. Moshinskaya V. I. Ob odnoi gruppe glinyanykh antropomorfnykh izobrazhenii iz Zapadnoi Sibiri // KSIIMK, 1959. M.; L.: Izd-vo AN SSSR. № 75. S. 180-184. 23. Moshinskaya V. I. Ob odnoi kategorii zapadnosibirskoi melkoi glinyanoi plastiki // Kratkie soobshcheniya instituta arkheologii. 1973. Vyp. 136. S. 83-85. 24. Parkhimovich S. Yu. Novaya nakhodka glinyanoi plastiki // Slovtsovskie chteniya-96. Tyumen', 1997. S. 135–137. 25. Pristupa O. I. Srednevekovaya glinyanaya plastika v kollektsii Muzeya prirody i cheloveka (g. Khanty-Mansiisk). Khanty-Mansiisk; Ekaterinburg: Basko, 2008. 96 s. 26. Rafalovich I. A. Slavyane VI-IX vekov v Moldavii / AN MSSR. In-t istorii. Kishinev: Shtiintsa, 1972. 244 s. 27. Sladkova L. N. Novye nakhodki antropomorfnoi glinyanoi plastiki s reki Kondy // Ezhegodnik – 2002 Tobol'skogo muzeya-zapovednika. Tobol'sk, 2003. № 1. S. 107-111. 28. Sladkova L. N. Predvaritel'nye itogi polevykh issledovanii 1988, 2003, 2004 gg. na Chertovoi gore v Kondinskom raione KhMAO — Yugry // Khanty-Mansiiskii avtonomnyi okrug v zerkale proshlogo. Ekaterinburg; Khanty-Mansiisk: Basko, 2007. Vyp. 4. S. 152-164. 29. Taskaeva N. A. Glinyanye izdeliya s gorodishcha Dolgovskoe 1 // Dialog kul'tur i tsivilizatsii: Materialy XI vseros. nauch. konf. molodykh issledovatelei. Tobol'sk: Izd-vo TGSPA im. D.I. Mendeleeva, 2010. S. 28-29. 30. Tentyuk I. S. Raskopki poseleniya u s. Durleshty // Srednevekovye pamyatniki Dnestrovsko-Prutskogo mezhdurech'ya. Kishinev : Shtiintsa, 1988. S. 77-88. 31. Terekhova L. M., Shirokov V. N. Glinyanaya kul'tovaya plastika Rachevskogo arkheologicheskogo kompleksa // Problemy uralo-sibirskoi arkheologii. Sverdlovsk: Ural. gos. un-t, 1986. S. 131-138. 32. Turova N. P. Ornitomorfnye izobrazheniya v metalloplastike srednevekovogo mogil'nika Vak-Kur // Sibirskii sbornik : sbornik nauchnykh statei / pod red. Z. A. Tychinskikh. Vyp. 5. Tobol'sk: IP Zhmurov S. V., 2020. S. 210-218. 33. Fedorova N. V. Novye nakhodki melkoi antropomorfnoi plastiki na poseleniyakh kontsa I tys. n.e. v Srednem Priob'e // Voprosy arkheologii Priob'ya. Tyumen': Tyum. gos. un-t, 1979. Vyp. II. S. 145-151. 34. Fedorova N. V. «Filin s chelovecheskim likom» ili zabytyi syuzhet v kul'ture obskikh ugrov // Obskie ugry. Materialy II Sibirskogo simpoziuma «Kul'turnoe nasledie narodov Zapadnoi Sibiri». Tobol'sk-Omsk: OmGPU, 1999. S. 202-204. 35. Chemyakin Yu. P. Sluchainye nakhodki na Barsovoi Gore // Barsova Gora: Drevnosti taezhnogo Priob'ya. Ekaterinburg; Surgut: Ural. izd-vo, 2008. S. 28-43. 36. Chemyakin Yu. P., Karacharov K. G. Drevnyaya istoriya Surgutskogo Priob'ya // Ocherki istorii traditsionnogo zemlepol'zovaniya khantov (materialy k atlasu): Nauchno-istoricheskie ocherki. 2-e izdanie, ispravlennoe i dopolnennoe. Ekaterinburg: izd-vo Tezis, 2002. S. 9-66. 37. Chernetsov V. N. Nizhnee Priob'e v I tysyacheletii nashei ery // Kul'tura drevnikh plemen Priural'ya i Zapadnoi Sibiri. M.: Izd-vo AN SSSR, 1957. S. 136-245. 38. Chikunova I. Yu. Glinyanaya plastika s gorodishcha Cherepanikha 2 // Vestnik arkheologii, antropologii i etnografii. 2010. № 2 (13). S. 62-67. 39. Novotný B. Hromadný nález hliněných votivnigh symbolu ze slovanského knížecího hradu u Mikulčic. Praha : Československá akademie věd, 1966. s. 649-688. |