Escalation of Turkey-Syria conflict in Idlib in February–March 2020: based on the results of event analysis.

Phedotov Daniil Andreevich Master's student, Department of Theory and History of State and Law, Faculty of Law, St. Petersburg State University 199034, Russia, Saint Petersburg, Saint Petersburg, Universitetskaya Embankment str., 7-9 phedotovdaniil@mail.ru Other publications by this author

Shcheglov Maksim Yuryevich Student, the department of Polytechnic Institutions and Applied Political Studies, Saint Petersburg State University 199034, Russia, Saint Petersburg, g. Saint Petersburg, nab. Universitetskaya, 7-9 st069668@student.spbu.ru

Введение

Актуальность анализа эскалации конфликта обусловлена тем, что после операции «Весенний щит» на территории деэскалации Идлиб не происходило крупных столкновений. Данная военная операция и её итоги во многом обусловили современное состояние напряжённости в регионе. На конец 2021 года Идлиб является зоной перманентного конфликта интересов между Турций и Сирией, создающей угрозу при провокациях с обеих сторон перейти в горячую фазу. Для прогнозирования дальнейшей ситуации в зоне деэскалации представляется рациональным при помощи метода ивент-анализ рассмотреть особенности прошедшего конфликта с учётом региональных особенностей.

Данное исследование представляет из себя анализ и интерпретацию результатов ивент-анализа, направленные на определение начала эскалации конфликта. Целью исследования является выявление дискурсивных стратегий освещения идлибского кризиса в мировых СМИ. Для этого авторы ставят решение следующих задач: описать предпосылки событий Идлибского кризиса, сформулировать метод ивент-анализа конфликта, проследить эскалацию конфликта с начала февраля 2020 года до окончания операции через призму средств массовой информации всех участвующих в конфликте сторон.

Исследование выстроено в рамках методологии эклектики неореалистичных подходов структурного реализма Кеннета Уолтца и гегемонистской стабильности Роберта Гилпина. Согласно представлениям неореалистов государства и иные акторы, взаимодействуя между собой, формируют структуры (системы) ^{[25, С. 80]}. Вместе с этим те же структуры (системы) налагают ограничения на поведение ее участников: поведение, которое система вознаграждает и наказывает, будет совпадать, по крайней мере на начальном этапе, с интересами наиболее могущественных членов социальной системы ^{[18, С. 9]}. Однако со временем интересы отдельных субъектов и баланс сил между участниками действительно меняются в результате других событий. Как следствие, те участники, которые больше всего выигрывают от изменений в социальной системе и которые получают власть для осуществления таких изменений, будут стремиться изменить систему таким образом, чтобы это отвечало их интересам ^[18]. Ключевым интересом национальных государств, согласно методологии неореализма, является безопасность, поэтому выстраиваемая структура должна в первую очередь соответствовать национальной безопасности ключевых акторов, которые определяют эту структуру ^{[5, С. 146]}. Согласно идеям Роберта Гилпина, именно эти ключевые акторы – гегемоны – определяют сущность структур. Структуры бывают гегемонистские, биполярные и построенные на балансе сил. Стабильность структуры зависит от следующих факторов – удовлетворенностью государством сложившейся структуры, приматом затрат на изменения структуры над получаемыми выгодами от этих изменений ^[5]. Также государство будет стремиться изменить международную систему посредством экспансии пока предельные издержки дальнейших изменений не станут равными или превышающими предельные выгоды. Если же неравновесие в структуре не будет устранено, тогда система будет изменена, и будет установлено новое равновесие, отражающее перераспределение власти. Соответствующая логика политического конфликта, согласно теории гегемонистской стабильности Роберта Гилпена, визуализирована в схеме (рис.1).

Рис. 1 - Схема международных политических изменений

Авторы статьи исходят из тезиса о том, что Идлибский кризис соответствует указанной модели изменения структуры. В этом контексте авторы рассматривают сложившуюся региональную систему вокруг Идлиба как региональную структуру, сформированную в результате отношений основных акторов региона – Сирии, России, Ирана, Турции, США, бандформирований и террористов, сирийской оппозиции. Сложившаяся до кризиса региональная структура вокруг Идлиба представляла крайне неустойчивый баланс сил, который менялся под воздействием событий в рамках Гражданской войны в Сирии – вывод основного контингента войск США из курдского региона, отступление бандформирований и сирийской оппозиции в Идлиб в результате наступательных операций сирийской армии. Данные обстоятельства подтолкнули ключевого актора структуры – властей Турции – к пересмотру баланса сил и распределения власти и ресурсов в структуре, что привело к неравновесию структуры – Идлибскому кризису февраля 2020 года.

Предпосылки Идлибского кризиса

С 2011 года в Сирийской Арабской Республике идёт гражданская война, которая за 10 лет прошла этапы перехода в крупный региональный конфликт и место столкновения интересов сверхдержав и блоков противостояния. С 2013 по 2017 годы на территории Сирии существовал единственный в современной истории Халифат ^[3]. К 2021 году количество погибших оценочно достигло 600 тыс., несколько миллионов сирийцев стали беженцами ^[4]. В Сирийском конфликте принимают участие множество заинтересованных сторон. Сирия стала территорией открытого соперничества мировых и региональных держав. Так, на территории республики стоят войска России, Ирана, Турции, США, Израиля и десятка других стран, вовлечённых в конфликт через политические группы.

Вооружённое противостояние между турецкими войсками и сирийскими правительственными силами в феврале – начале марта 2020 года на территории сирийской провинции Идлиб получило название «Операция «Весенний щит». Во многом начало операции – это эскалация турецко-сирийского конфликта, который 27 февраля перешёл в горячую фазу и впоследствии приобрёл затяжной характер, угрожающий дестабилизацией хрупкой обстановки в регионе.

Идлиб – последний активный анклав сирийской оппозиции на территории Сирийской Арабской Республики. Ситуация, способная разжечь межгосударственный конфликт, стала возможной из-за различных представлений сторон о том, как необходимо поступить с анклавом. Для России важен успех сирийских сил, полноценное воссоединение Сирийской Арабской Республики в единое государство ^[15]. Для Турции – сохранение статуса кво и укрепление сил, подконтрольных на данной территории Турции ^[16]. Сирия, в свою очередь, стремится приобрести контроль над всей территорией государства. США и другие державы НАТО выступают сторонниками сохранения дестабилизации в регионе с целью использования сил террористов для реализации своих геополитических целей.

На сегодняшний момент в Сирии действуют четыре зоны деэскалации: территория к северу от Хомса; район Восточной Гуты (пригород Дамаска); территория на границе Сирии и Иордании (провинция Дераа); провинция Идлиб. Мониторинг провинции Идлиб осуществляется совместными патрулями России, Ирана и Турции, а остальные зоны патрулируются российской военной полицией ^[7]. Помимо вооруженной оппозиции в указанных зонах продолжают деятельность исламские боевики и бандформирования, которые нарушают мирный режим.

Напряженность между Турцией и Сирией, поддерживаемой Россией и Ираном, из-за Идлиба нарастала с декабря и резко обострилась в последние недели февраля, когда сирийские и турецкие войска вступили в прямой конфликт.

Рассматривая предпосылки эскалации конфликта, необходимо отметить, что после возобновления в конце ноября 2019 года наступления против исламистского альянса «Хайят Тахрир аш-Шам» на территории зоны деэскалации Идлиб, сирийские правительственные силы взяли под полный контроль Джарджаназ ^[23]. В ходе наступления сирийские войска блокировали несколько турецких наблюдательных пунктов в зоне деэскалации, что вызвало недовольство Турецкой стороны ^[13]. Так зародилась основа для будущего конфликта.

Метод ивент-анализа

За последние семьдесят лет инструментарий изучения международных процессов и конфликтов значительно расширился. Помимо классических описательных и статистических анализов, в изучении международных событий активно стали применяться и такие методы анализа как контент-анализ, интент-анализ, семиотический анализ, ивент-анализ и пр. Преимуществом последнего по сравнению с другими методами является возможность выстраивания подробной цепочки события и изучить не только дискурсивные особенности позиционирования конфликта разными сторонами, но и оценить совокупный уровень информационного и реального воздействия сторон в конфликте, обнаружить скрытые политические циклы процессов.

Значительный вклад в развитие метода и инструментария ивент-анализа был внесет Чарльзом Макклелландом. В работе «Управление и анализ данных о международных событиях» Макклелланд предлагает базовый формат для анализа любого события с четырьмя составляющими вопросами – «когда?», «кто?», «кому?» и «что сделал?» ^[22]. Так, автор предлагает выделять следующие параметры: время события (time), субъект политического действия (source), объект политического действия (target), тип действия (activity). Также важно отметить и процедуру кодировки в анализе. Наиболее простой и эффективной представляется вариант, предложенный Дж. С. Гольдштейном. В статье «Шкала конфликта и сотрудничества для баз данных событий WEIS» автор предлагает следующий тип кодировки: устное сотрудничество (одобрение, обещание, предложение) – 24 %, действие сотрудничества (оказание военной, экономической и другой поддержки) – 9 %, участие (комментарии, консультации) – 35 %, вербальная защита (отказ от сотрудничества, несогласие с позицией) – 8 %, вербальное нападение (обвинение, угроза, требование) – 16 %, конфликтные действия (демонстрации, захват и т.д.) – 8 % ^{[19, С. 372]}. Из отечественных исследований следует отметить работу И.Н. Тимофеева, М.М. Чайковского и А.В. Иванькова «Динамика ситуации в Афганистане: вопросы выработки эффективной методологии количественного анализа», в которой авторы также кодифицировали информацию о конфликте, выделяя такие типы действий как: теракт или взрыв, нападение, нападение, обстрел, атака колонны, предательство ^{[12, С. 51]}. Особенностью является то, что для каждого актора выделялись как общие, так и специфические типы действия, например, похищение, поджог, химическая атака и т.п. Применяя вышеописанный опыт анализа международных событий, авторы статьи разработали процедуру анализа, которая включала три этапа.

На первом этапе в качестве основы для ивент-анализа были взяты обобщающие новостные сводки с 1 февраля по 6 марта всех сторон конфликта: российско-сирийской, турецкой сторон и сводки стран НАТО. Данные о событиях собирались из открытых источников: 6 новостных источников (по 2 российских, турецких и арабских). Разнообразие источников позволяет перепроверить события, связанные с ними факты, а также увидеть все реакции основных акторов конфликта. Каждое действие стороны конфликта регистрировалось в специальной таблице, в которой отмечалась следующая информация: субъекты, объекты, место, тип действия, к кому действие применялось.

На втором этапе для удобства восприятия информации был создан кодификатор, представленный в таблице 1. Многоакторность конфликта повлияла на сложность кодификации: так, помимо кодификации в виде букв, были использованы и цифры. Буква определяла основную сторону конфликта, тогда как цифра детализировала актора. Например, Б – «Сирия», тогда как Б1 будет означать «сирийскую армию». Для каждой переменной была использована своя система кодификации, основанная на вышеописанной системе.

Для изучения характера и интенсивности конфликта необходимо интерпретировать и сгруппировать действия акторов. Вследствие этого переменную «Действия» было принято сгруппировать по трем параметрами: «эскалация», «примирение» и «действия, влияющие на оба параметра» (таблица 3).

Таким образом, на основании систематизированной и кодифицированной информации была построена большая матрица данных, представленная в таблице 2.

На третьем этапе на основе использованной смысловой кодификации типов действий «эскалации» и «примирение» был создан индекс «эскалации-примирения» на основе выделенных типов действий. Каждому действию было присвоено числовое значение в соответствии с его возможным влиянием на параметры «эскалация» и «примирение». Некоторые действия были обозначены, как влияющие на оба параметра. Так, действие «понесли потери» может примерно с равной вероятностью привести как в сторону примирения, так и эскалации конфликта; «оправдание действий» больше обостряет ситуацию, однако сами поиски оправдания уже указывают на шаткую позицию стороны конфликта; «внутриполитическая нестабильность» также влияет на оба параметра, однако имеется весомый риск дестабилизации ситуации в регионе, поэтому данному типу действия были присвоены 0,6 в сторону «эскалации» и 0,4 в сторону «примирения»; «заморозить конфликт» может привести в будущем к дестабилизации ситуации и не решает целиком конфликт, поэтому ему также было присвоено влияние и к параметру «эскалация». Кодификация и коэффициенты каждого типа действия представлены так же в таблице 3.

Таблица 1. – Кодификатор.

Таблица 2. – Исходная таблица событий эскалации конфликта с 1 февраля по 6 марта 2020 года.

Таблица 3. – Эскалация-примирение.

Диаграмма 1. – График активности субъектов.

Диаграмма 2. – График воздействия на субъекты.

Диаграмма 3. – График частоты типов действий.

Диаграмма 4. – График действий эскалации и примирения.

Интерпретация и анализ

На основании матрицы данных были построены три графика: активности субъектов, воздействия на субъекты и частоты типов действий (диаграммы 1, 2, 3).

На графике активности субъектов, построенном на основании 3 источников различных позиций (российской, турецкой и арабской), наиболее активным актором действия выступают власти Турции, их линия активности практически непрерывна, пик активности действий (28 февраля) также принадлежит актору «власти Турции», вторым по активности выступает актор «США и НАТО», который на графике выполняет 8 действий 28 и 29 февраля соответственно, актор «власти Сирии» – с 4 действиями и актор «власти России» – с 3 действиями. График воздействия на субъекты показывает несколько иную картину: наиболее «страдающим» актором, на который больше всего воздействуют другие, является актор «власти Сирии» с 23 действиями; вторым является актор «власти России» с 16 действиями, оказанными на него, третьим – актор «власти Турции» с 12 оказанными на него действиями.

Из полученного графика частоты типов действий можно выделить следующее: во-первых, эскалация ситуации началась 1 февраля еще до самой активной фазы конфликта 28-29 февраля (3 действия типа «эскалация»); во-вторых, последовательно с ними по периодично были примирительные действия, которые шли вслед за действиями «эскалация» с 2 по 24 февраля; в-третьих, в период начальной фазы конфликта (27-28 февраля) наблюдается оказание помощи и поддержки сторонам. Самая активная фаза конфликта 28-29 февраля сопровождалась наибольшим количеством действий «эскалации» и «примирения». Также в этот период имеется ранее отмеченная тенденция реакции «примирительных» действий на «эскалации» (29 февраля индикатор «примирение» по образованному индексу сравнялся с индикатором «эскалация» 28 февраля). К 1 марта действия «эскалации» и «примирения» резко спадают, но активность «эскалации» все еще превышает «примирения».

Несмотря на небольшое количество источников для полноценной базы данных, удалось отметить, что наиболее «активным» актором, который производит наибольшее количество действий является Турция. Период с 21 февраля по 1 марта 2020 года является периодом наиболее активной турецкой агрессии на территории сирийского Идлиба. С другой стороны, типы действий, которые производит данный актор, разнятся. У турецких СМИ – это действия, которые вызваны потребностью в самообороне, у российских – агрессией, у сирийских со штаб-квартирой в Лондоне потребностью «маленькой победоносной войны». Наиболее подверженным воздействию других акторов является актор – «власти Сирии», на который действуют фактически все акторы, кроме актора Ж – Греции. «Власти России» также на пике турецкой агрессии с 27 по 29 февраля подвержена воздействиями других акторов (Г (США И НАТО) и В1 (власти Турции)), это связано с поддержкой сирийских вооружённых сил и препятствование продвижению турецких вооружённых сил вглубь Сирии. Сирия подвержена наибольшему воздействию с 29 февраля по 1 марта, когда Турция начала «мстить за 33 погибших солдата» под Идлибом. 27 февраля российские СМИ называют «чёрным днём» турецких вооружённых сил.

На основе построенной кодификации действий и индекса индекс «эскалации-примирения» были отмечены следующие закономерности. Во-первых, непосредственно началу активной фазу конфликта предшествовали параллельные действия сторон, поочередно сменяющие друг друга «эскалации» и «примирение». Также перед самим началом конфликта наблюдается активизация действия «просьба или оказание военно-политической помощи». Во-вторых, рост «внутриполитической дестабилизации» в Турции подталкивает ее действие «нежелание конфронтации» и снижению оправдательной риторики к более полярным действиям. Однако вместе с тем военные действия имеют место. Подобные действия могут быть связаны с попыткой затянуть конфликт, а также краткосрочным быстрым эффектом «внутриполитической дестабилизации», который не смог окончательно предотвратить военные действия, а только изменить риторику властей Турции.

Произведя подсчеты построенного индекса «эскалации-примирения», были получены следующие результаты:

Общий эскалационный эффект:

Общий примиренческий эффект:

На основе проведенных расчетов можно отметить, что общий эсклационный эффект составил 35,6 пунктов, а общий примирительный эффект составил лишь 22,8 пунктов, что значительно ниже совокупного эффекта от эсклационных действий.

Выводы

Проведенный анализ данных позволяет выявить следующие закономерности и последовательности. Во-первых, в начале февраля основным актором событий в Идлибе были власти Сирии. К 24 февраля агрессивные действия турецкой стороны резко увеличили эскалацию конфликта и агрессивные действия Сирии. Во-вторых, повысившаяся эскалация втянула в данный кризис новых акторов: Россию, НАТО и ЕС, а также бандформирования и турецкую оппозицию. В-третьих, включение новых акторов положительно повлияло на параметр «примирения». Отчасти это связано с позицией России, стремившейся предотвратить горячую фазу конфликта, и с позицией ЕС и НАТО, которые не решили принимать конкретные меры по оказанию помощи Турции, чья политика и периодически повторяющаяся антизападная риторика вызывают недовольство ее западных партнеров ^[21]. Однако также на начальном этапе нельзя не отметить и возрастающую эскалацию конфликта из-за активизации бандформирований. В-четвертых, несмотря на достигнутые договорённости, эскалационный эффект 24-25 февраля существенно влиял на ход конфликта до 4 марта.

Таким образом, совместно с графическим отображением типов действий можно сделать вывод о том, что попытка турецких властей кардинально изменить региональную структуру вокруг Идлиба оказалась малоуспешной. Тем не менее, конфликтный потенциал Идлибского кризиса по-прежнему остается высоким с характерным свойством затяжного полузамороженного конфликта, что соответствует переходной стадии между неравновесием системы и разрешением системного кризиса (рис. 1). На сегодняшний день в зоне деэскалации периодически возникают вооруженные столкновения и артиллерийские обстрелы, создающие угрозу хрупкой стабильности в зоне деэскалации ^[11]. Ситуация в Идлибе является одним из ключевых моментов двусторонних встреч президентов Турции и России ^[10]. Непримиримость позиций сирийской и турецкой сторон является камнем преткновения мирного решения инцидента. На сегодняшний день идлибский кризис является важной проблемой международной дипломатии, от решения которого во многом зависит безопасность и стабильность ближневосточного региона.