Criminal proceedings in the case of death of the suspect or the accused

Anuchina Ol'ga Vladimirovna PhD in Law Senior Scientific Associate, Scientific Research Center of the Academy Management of the Ministry of the Internal Affairs of the Russian Federation 125171, Russia, g. Moscow, ul. Z.i A. Kosmodem'yanskikh, 8 olganauka1989@yandex.ru Other publications by this author

Прекращение уголовного дела по нереабилитирующим основаниям влечет, как известно, неблагоприятные последствия материального и нематериального характера для лица, в отношении которого принимается такое решение. Однако, когда уголовное дело подлежит прекращению в связи со смертью подозреваемого или обвиняемого (п. 4 ч. 1 ст. 24 УПК РФ) неблагоприятные последствия затрагивают права и законные интересы иных лиц. До сих пор не нашедшая отражения в законе, но реализуемая в следственно-судебной практике правовая позиция Конституционного Суда Российской Федерации (далее – Конституционный Суд) о недопустимости прекращения уголовного дела без согласия близких родственников умершего подозреваемого или обвиняемого и о необходимости продолжения производства по уголовному делу в случае отсутствия их согласия ^[1], заставила ряд исследователей по другому взглянуть на проблему прекращения уголовного дела по п. 4 ч. 1 ст. 24 УПК РФ.

Тем более, что указанная норма предусматривает возможность (необходимость) производства по уголовному делу для реабилитации умершего.

Вместе с тем в законе отсутствует правовая конструкция этого производства, не реализованы предпринятые законодателем попытки внести изменения в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации (далее – УПК РФ, Кодекс). В то время как некоторыми авторами уже предлагается рассматривать производство в отношении умершего в качестве новой формы производства по уголовному делу.

В науке уголовного процесса уголовно-процессуальной форме придается большое значение. В частности, об этом пишет профессор В. А. Михайлов, который отмечает, что процессуальная форма (порядок уголовного судопроизводства) применяется в целях обеспечения эффективной уголовно-процессуальной деятельности, правильного применения уголовно-процессуального закона с тем, чтобы только действительно виновный был привлечен к уголовной ответственности ^{[2, с. 54]}. Поэтому, как нам представляется, научные дискуссии об особых производствах как одной из уголовно-процессуальных форм должны быть продолжены.

С принятием УПК РФ и последующими внесенными в него изменениями в Кодексе реализованы положения Концепции судебной реформы в Российской Федерации ^[3] о дифференциации уголовного процесса, закреплены конкретные дифференцированные формы уголовного судопроизводства. В теории уголовного процесса выделяются критерии дифференциации форм уголовно-процессуальных производств, которые способствуют определению признаков (критериев) особого производства.

К числу процессуальных критериев дифференциации производств относят характеристики лица, совершившего уголовно-наказуемое деяние. С учетом обозначенного критерия выделяют, например, особые производства, предусмотренные гл. 50, 51 УПК РФ. Среди материальных критериев выделяют характер и тяжесть совершенного преступления, на основе которого, например, унифицировано в особое производство по уголовным делам, подсудным мировому судье, предусмотренное гл. 41 УПК РФ, и др. Однако особые производства как форма уголовного процесса являются многосоставными понятиями и не могут быть дифференцированы без принятия во внимание других признаков.

Импульсом к образованию новой формы производства является потребность в системном регулировании особой группы уголовно-процессуальных отношений. Например, некоторые авторы пишут о необходимости законодательного закрепления иных особых производств: форм сокращенного расследования (протокольная форма) о проступке ^[4], производства по уголовным делам в отношении лиц, совершивших преступления против национальной безопасности ^{[5, с. 44]} и другие.

Кроме того, известно, что на уголовно-процессуальную политику (в том числе, на развитие уголовно-процессуального законодательства) оказывает влияние Конституционный Суд. Так, Постановление Конституционного Суда от 14 июля 2011 г. № 16-П ^[1] стало отправной точкой для исследования особенностей производства по уголовному делу в случае смерти подозреваемого или обвиняемого.

Требуют нормативного закрепления общественные отношения, складывающиеся между участниками уголовного судопроизводства в случае смерти подозреваемого или обвиняемого на всех этапах уголовного судопроизводства; процессуальный статус лиц, вовлекаемых в уголовный процесс в связи со смертью подозреваемого или обвиняемого; порядок возмещения причиненного преступлением ущерба по данной категории уголовных дел и ряд других.

Вместе с тем, за 2020 г. правоохранительными органами принято 15905 решений о прекращении и об отказе в возбуждении уголовного дела по п. 4 ч. 1 ст. 24 УПК РФ (в связи со смертью подозреваемого или обвиняемого). За аналогичные периоды прошлых лет показатель не сильно отличается: в 2019 г. – 14 261, в 2018 г. – 14 577, в 2017 г. – 15 031, в 2016 г. – 16 333 ^[6].

Анализ следственно-судебной практики позволяет сделать вывод, что в отсутствие специальных норм следователи, судьи (суды) не редко вынуждены обращаться к аналогии закона с учетом правовых позиций Конституционного Суда. Такое правоприменение не способствует единообразию следственной и судебной практики, что ставит под сомнение безупречную реализацию принципа законности и подтверждает необходимость урегулирования уголовно-процессуальных отношений, возникающих при производстве по уголовному делу в случае смерти подозреваемого или обвиняемого.

К выводу о целесообразности формирования производства по уголовному делу в отношении умершего как особого приходит Ю. О. Мещерякова на основании выявленной совокупности особенностей порядка такого производства и предлагает внести соответствующие изменения дополнением раздела 16 УПК РФ самостоятельной главой ^[7].

Об особенностях уголовного судопроизводства в отношении умершего в своих публикациях также пишут Е. Г. Ларин ^[8], К. А. Трифонова ^[9], О. В. Хитрова ^[10], О. И. Цоколова, В. М. Карпенко ^[11] и др. Отличия в правовом регулировании по указанной категории уголовных дел авторы связывают с отсутствием лица, подлежащего привлечению к уголовной ответственности, необходимостью привлечения заинтересованных лиц для защиты чести и достоинства умершего, своих прав и законных интересов и разрешения возникающих в связи с этим процессуальных вопросов.

Однако идею дополнения УПК РФ самостоятельной главой, регламентирующей порядок производства по уголовному делу в случае смерти подозреваемого или обвиняемого, поддерживают не все авторы. А.А. Орловой такой подход представляется избыточным из-за дублирующих положений ^[12].

В этом смысле действительно проект федерального закона № 180771-6 ^[13], подготовленный в 2012 году Правительством Российской Федерации и отклоненный в 2018 году Государственной Думой Федерального Собрания Российской Федерации во втором чтении, следует признать не совсем удачным. Однако сама идея о необходимости системного урегулирования процессуального порядка производства в случае смерти подозреваемого (обвиняемого) имеет важное значение.

Для разработки уголовно-процессуальной формы производства в случае смерти подозреваемого или обвиняемого требуется не только изучение особенностей этого производства, но и научное обоснование дифференциации и впоследствии унификации такого производства на основе признаков (критериев) особых производств.

Применительно к выявлению признаков (критериев) особого производства не теряют своей актуальности мнения дореволюционных ученых об отнесении к особым производствам заочного и ускоренного производств, а также производства о несовершеннолетних ^{[14, с. 80-81]}. Если первое производство выделяется по признаку отсутствия подсудимого, второе – в связи добровольной уплатой взыскания в высшем размере и по другим основаниям. То производство в отношении несовершеннолетних необходимо для определенной цели — выяснить степень их разумения и разрешения вопроса об освобождении их от суда.

Анализ предложенной Ю. К. Якимовичем концепции деления уголовно-процессуальных производств на основные, дополнительные и особые позволяет выделить в качестве критерия дифференциации направленность производства. Данный критерий определяется в его задачах и предмете регулирования (сущности) производства. В концепции автора особые производства основаны на нормах административного и конституционного права (производство о применении принудительных мер медицинского характера, производство по судебному контролю) ^{[15, с. 60]}.

Исходя из данной концепции, производство в отношении умершего лица, не является особым производством, поскольку это противоречило бы основным положениям концепции по той причине, что предмет регулирования производства в отношении умершего лица составляют правоотношения исключительно уголовно-процессуального характера.

Вместе с тем в вышеназванной концепции под критерием дифференциации производств – направленностью, следует понимать, как нам представляется, и цель производства. С учетом этого суждения и обозначенных научных подходов определение в действующем УПК РФ производства в отношении умершего как особого обусловлено целью - возможной реабилитацией умершего. Такая направленность производства по уголовному делу в отношении умершего соответствует назначению уголовного судопроизводства (ст. 6 УПК РФ) и отличает его от общего порядка.

В этой форме задача должностного лица, в чьём производстве находится уголовное дело, усложняется необходимостью проверить одновременно и доказательства виновности подозреваемого (обвиняемого) и фактические основания для его реабилитации. С учётом обозначенных цели, задач, а также ввиду отсутствия лица, подлежавшего привлечению к уголовной ответственности, представляется, что следователем (дознавателем) по данной категории уголовных дел осуществляется уголовно-процессуальная функция расследования ^{[16, с. 56-57]}, исключая уголовное преследование.

То есть направленность производства влечет изменение характера уголовно-процессуальной деятельности в исследуемой форме производства.

Другой отличительной особенностью особого производства может являться система требований к субъектам. Так как некоторые ученые в понятие уголовно-процессуальной формы помимо уголовно-процессуальной деятельности включают систему требований к субъектам таких правоотношений ^{[17, с. 22, 47]}. Например, при производстве по уголовному делу для вовлекаемых в связи со смертью подозреваемого или обвиняемого лиц таким требованием должен являться законный интерес.

В советское время С. Вальтось выделял особый порядок разрешения вопроса об уголовной ответственности в качестве признака особого производства ^{[18, с. 81]}.

В этой связи А. П. Фильченко пишет, что вопрос этот разрешается особым образом при прекращении уголовного дела на основании п. 4 ч. 1 ст. 24 УПК РФ путем реализации иных мер уголовно-процессуального характера. Претерпевать последствия имущественного характера приходится близким родственникам, претендующим на имущество, изъятое у подозреваемого (обвиняемого) в рамках уголовного судопроизводства и неподлежащее возращению. Получается, что подозреваемый или обвиняемый виновным в конституционно-правовом смысле не признается, подозрение или обвинение с него не снимаются, а наследники вынуждены принимать наследуемое имущество в меньшем объеме. Таким имуществом могут быть деньги, которые по версии следствия явились предметом преступления, они возвращаются законному владельцу без обвинительного приговора ^[19].

Например, аналогичные действия следователя обжалованы в суде апелляционной инстанции Верховного Суда Республики Крым по уголовному делу № 3/10-15/2017 по обвинению ФИО в совершении преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 172 УК РФ ^[20]. Заявитель – мать обвиняемого, в отношении которого уголовное дело прекращено в связи с его смертью, была не согласна с решением следователя об обращении в доход государства части денежных средств и ноутбука, требовала их вернуть как законно нажитое ею и сыном, а также по праву принятия наследства после смерти сына. Президиум Верховного Суда Республики Крым от 12 сентября 2018 г. отменил ранее вынесенные судебные решения, поскольку суду необходимо было оценить обоснованность обвинения ФИО по ч. 1 ст. 172 УК РФ и доказанность принадлежности обвиняемому изъятого имущества, в том числе денежных средств.

По этому вопросу имеется разъяснение Пленума Верховного Суда Российской Федерации, согласно которому при прекращении производства по уголовному делу в связи со смертью обвиняемого близким родственникам должны быть разъяснены последствия, в том числе имущественного характера. В случае возражения указанных лиц, производство по уголовному делу должно быть продолжено ^[21].

Таким образом, в производстве по уголовному делу в случае смерти лица, подозреваемого или обвиняемого в совершении преступления, вопрос об уголовной ответственности в силу вышеупомянутых обстоятельств разрешается посредством прекращения уголовного дела по нереабилитирующему основанию с обозначенными особенностями.

Существуют и другие точки зрения относительно признаков (критериев) дифференцированных производств.

Дифференциация некоторых особых производств связана со специфической характеристикой лиц, в отношении которых осуществляется уголовное судопроизводство (социально-правовым статусом, социально-психологическими характеристиками личности) ^{[17, с. 47],[22, с. 54]}.

По уголовным делам, подлежащим прекращению на основании п. 4 ч. 1 ст. 24 УПК РФ, фигура подозреваемого (обвиняемого) фактически отсутствует ввиду объективных причин. В то же время сохранение за этим участником уголовного дела права на защиту чести и достоинства даже после смерти, обязывает государство создать соответствующие уголовно-процессуальные механизмы реализации этого права. То есть в правовой реальности подозреваемый (обвиняемый) продолжает существовать в рамках конкретного уголовного дела. В этом, как представляется, есть особенность социально-правового статуса этого участника.

Как следует из уголовно-процессуального закона и что неоднократно подчеркивалось в научной литературе, производство по уголовным делам, рассматриваемым в отсутствии подсудимого (ч. 4 и 5 ст. 247 УПК РФ), имеет особенности ^{[23, с. 45],[24, с. 18-21]}. Несомненно, отсутствие центрального участника уголовного судопроизводства свидетельствует о некоторых процессуальных особенностях уголовного судопроизводства. Вместе с тем, в отличие от производства в отношении умершего лица судебное разбирательство в порядке ч. 4 и 5 ст. 247 УПК РФ предполагает, во-первых, отсутствие подсудимого по собственной воле, во-вторых, подсудимый имеет реальную возможность защищать свои права и законные интересы в судах апелляционной и кассационной инстанций.

Отсюда следует, что уголовное судопроизводство в отсутствие субъекта преступления в связи с его смертью накладывает дополнительные особенности производства, однако, представляется, что только в совокупности с другими вышеназванными признаками может оказать влияние на выделение производства как особой дифференцированной формы.

Особая форма производства должна включать систему изъятий и (или) дополнений, которая существенным образом отличает её от общего порядка.

Есть все основания полагать, что особые производства могут предусматривать дополнительные гарантии обеспечения прав участников уголовного судопроизводства. Отсутствие подозреваемого или обвиняемого, с одной стороны, исключает взаимодействие следователя (дознавателя), суда с указанным участником, применение мер процессуального принуждения, связанных с личностью подозреваемого (обвиняемого), снижает степень противодействия предварительному расследования (судебному разбирательству), отпадает необходимость вынесения обвинительного приговора, применения уголовного наказания. Всё это в целом делает процедуру уголовного судопроизводства более упрощенной.

С другой стороны, в случае смерти подозреваемого или обвиняемого должны быть предусмотрены дополнительные механизмы защиты охраняемых государством чести и достоинства личности, даже после смерти.

С учетом отмеченных обстоятельств, представляется, что рассматриваемый вид производства весьма затруднительно определить как более сложный или упрощенный. На данном этапе развития концепции о производстве в случае смерти подозреваемого или обвиняемого, полагаем, речь идет о новых общественных отношениях в рамках уголовного судопроизводства, на урегулирование которых должен быть ориентирован законодатель.

При этом следует отметить, что в постановлении Конституционного Суда от 14 июля 2011 г. № 16-П ^[1] реализуются диспозитивные начала при принятии решения по уголовному делу. Особенность такого подхода видится в том, что «судьба» уголовного дела зависит от лиц, которые, как правило, не являлись до определенного момента участниками процесса.

Потребность в разработке производства по уголовному делу в случае смерти подозреваемого или обвиняемого связана с оптимизацией уголовного процесса, вместе с тем такое производство не должно загружать в целом порядок уголовного судопроизводства.

В этой связи особое производство, как и любое другое дифференцированное производство, должно быть относительно самостоятельным. Ю. К. Якимович видит самостоятельность прежде всего в направленности производства ^{[15, с. 59]}, о которой уже было упомянуто. Интерес представляет точка зрения Т. В. Трубниковой, которая отмечает самостоятельность производства даже в тех случаях, когда оно прямо не обозначено в законе, но по определенной категории уголовных дел прослеживаются сущностные изменения форм деятельности ^{[25, с. 17]}.

Подобные изменения по уголовным делам в случае смерти подозреваемого или обвиняемого связаны с неурегулированными законом вопросами, повторимся, о круге лиц, чье мнение относительно прекращения уголовного дела должно быть учтено, если отсутствуют близкие родственники умершего, о наименовании и правилах наделения уголовно-процессуальным статусом вовлеченных (в связи со смертью подозреваемого или обвиняемого) участников, о порядке взаимодействия с ними и окончания производства по данной категории уголовных дел, также с разрешением вопросов об изъятом имуществе, о возмещении ущерба и т.д.

При этом значение такой формы производства сложно переоценить. В рамках нее производство соответствует назначению уголовного судопроизводства, возможна реализация прав и законных интересов лиц, ранее не участвовавших в производстве по уголовному делу, но вовлечение которых необходимо для обеспечения их доступа к правосудию, реализации других конституционных прав с целью защиты чести и достоинства умершего подозреваемого или обвиняемого. Закрепление формы производства по уголовному делу в случае смерти подозреваемого или обвиняемого в УПК РФ необходимо для упорядочивания одной группы уголовно-процессуальных правоотношений и связано с наличием существенных изменений уголовно-процессуальной деятельности, обусловленных смертью центрального участника уголовного судопроизводства.

Таким образом, в настоящее время происходит формирование концепции о производстве по уголовному делу в случае смерти подозреваемого или обвиняемого как дифференцированной формы. В отсутствие нормативной основы выявлены значимые признаки (критерии) формы такого производства. Среди них: цель, способ решения вопроса об уголовной ответственности, состав правоотношений, требования к их участникам, специфический характер уголовно-процессуальной деятельности, социально-правовой статус лица, в отношении которого осуществляется производство. В силу указанных признаков (критериев) производство по уголовному делу в случае смерти подозреваемого или обвиняемого, по нашему убеждению, может быть отнесено в теории уголовного процесса к особым производствам, обладающим определенной самостоятельностью.

Одновременно с тем, существующие отличия, группа новых общественных отношений по защите прав и законных интересов участников уголовного судопроизводства и других заинтересованных лиц диктуют необходимость системного подхода в их урегулировании путем закрепления соответствующих изменений в самостоятельной главе уголовно-процессуального закона.