From the history of the Russian province of the early XX century: experience of interaction between state administration and public structures in 1904 (on the example of the Kaluga Province)

Kovalev Artem PhD in History Associate Professor, Department of State and Municipal Administration, Russian Presidential Academy of National Economy and Public Administration (Kaluga Branch) 248021, Russia, Kaluzhskaya oblast', g. Kaluga, ul. Okruzhnaya, 4, korpus 3, of. 613 artem-v-kovalev@yandex.ru Other publications by this author

К началу ХХ в. для многих мыслящих людей в России становилось понятно, что страна находится на пороге серьезных потрясений. Если Российская империя и могла избежать революции, то условием для этого должна была стать консервативная модернизация – решение или смягчение назревших вопросов на основе существующей системы. Необходимым минимумом для такой политики должно было стать, с одной стороны, формирование гражданского общества, а, с другой стороны, отработка способа взаимоотношений между обществом и государственной властью, которые в целом были далеки от безоблачных, учитывая моду на критическое отношение к властям со стороны публики и демонстративный отказ от любых либеральных преобразований со стороны представителей власти. Под обществом (или «публикой»), вслед за исследовательницей А. С. Тумановой ^[1], здесь понимается образованная часть населения России с активной гражданской позицией. Понятие «общество» в данном случае уже, чем, скажем, «население». Отношения с населением на новом уровне вызовов государству также предстояло установить, однако прежде всего надо было наладить взаимоотношения с обществом.

Причем, если империя собиралась избежать радикального, то есть революционного варианта модернизации, то некий симбиоз общества и государства должен был существовать на разных уровнях отношений – как на общеимперском уровне, так и на уровне провинции. Ведь большая часть жителей России находилась не в столицах, и даже не в городах, а в крестьянской глубинке. Типичным примером такой российской провинции с резким преобладанием крестьянского населения и относительно небольшим слоем образованного общества была Калужская губерния, на которой мы и сфокусируем наше внимание в данном тексте.

Русско-японская война 1904-1905 гг. стала, по сути дела, последней возможностью установить взаимоприемлемые отношения между властью и обществом и научиться сотрудничать, а не идти на конфликт. Общая беда, вызов, как правило, сплачивали всех людей, живших в России.

Таким образом, предметом изучения в этом тексте являются взаимоотношения власти в лице органов государственного управления и провинциального общества в начале Русско-японской войны 1904-1905 гг. Особенно пристально мы рассмотрим именно взаимодействие власти и общества в ходе создания учреждений, призванных объединить усилия власти и общества для решения проблем, явившихся в ходе войны на Дальнем Востоке.

Наша цель сейчас заключается в том, чтобы увидеть формирование в Калужской губернии в 1904 г. общественных учреждений, сотрудничавших с государством в ряде сфер: помощь раненым, помощь флоту, помощь военнослужащим. Рассмотрим, как власти империи сформулировали задачи по взаимодействию с обществом, как эту задачу стало решать на месте руководство конкретной губернии, причем для разных сфер приложения общественной активности (помощь раненым и больным, помощь флоту, помощь военнослужащим), как должны были формироваться и что представлять собой по составу создаваемые учреждения, как реагировали власти губернии на запланированные и незапланированные инициативы с мест. Мы также постараемся сделать вывод, насколько успешным стало взаимодействие власти и общества в провинции в изучаемой нами сфере.

Источниками для нашего исследования стали ранее неопубликованные и малоизученные дела Государственного архива Калужской области, содержащие официальные документы канцелярии губернатора и иных учреждений, материалы газеты «Калужские губернские ведомости» и некоторые другие документы эпохи. Нами применялись как общенаучные принципы и методы познания, так и непосредственно исторические, в частности, нарративный и сравнительно-исторический методы.

Как же происходило формирование учреждений в деле помощи раненым? В начале войны российский Красный Крест призвал русское общество к сотрудничеству. Стоит вспомнить, что в России Красный Крест – это организация, которая в значительной степени была связана с государством, с монархией. Покровительницей Красного Креста была императрица-мать Мария Федоровна, важные должности занимали высокопоставленные чиновники и аристократы. И в то же время эта организация пользовалась определенным уважением и доверием со стороны самых разных людей в России. Таким образом, некоторая почва для сотрудничества действительно существовала.

В циркулярном письме исполнительной комиссии Российского общества Красного Креста от 24 февраля 1904 г., подписанном ее председателем генерал-адъютантом графом И. И. Воронцовым-Дашковым, говорится: «Роль земских и городских и других общественных учреждений в удовлетворении всех этих нужд может быть громадна, но для успеха дела очень важно, чтобы они работали согласно с руководящим органом Красного Креста, исполнительной комиссией, в которой сосредоточены все сведения с театра войны о нуждах армии… При этом всякое проявление инициативы местных учреждений будет встречено исполнительною комиссиею с благодарностью» ^{[2, с. 14, 15]}.

Руководство Красного Креста предлагало создавать на местах учреждения Красного Креста для координации деятельности всех желающих помочь, в первую очередь – для организованного сбора пожертвований.

Инициативу Красного Креста поддержала, а, лучше сказать, использовала государственная власть. Так, 14 апреля 1904 г. Министерством внутренних дел был издан специальный циркуляр, подписанный министром внутренних дел статс-секретарем В. К. Плеве. В циркуляре отмечается призыв исполнительной комиссии Красного Креста создать на местах особые исполнительные комиссии по делам сбора пожертвований. В состав этих местных органов под руководством предводителей дворянства предполагалось вовлечь «председателей земских управ, городских голов, председателей биржевых комитетов и других лиц». Министр отметил, что вполне разделяет вышеизложенную мысль, и подчеркнул, что следует образовывать «особые установления» «с привлечением в их состав лиц, облаченных общественным доверием» ^{[3, л. 10]}. Как кажется, в этих последних словах можно увидеть намек на намерение государственной власти, так или иначе, использовать сложившуюся в связи с войной ситуацию для определенного налаживания отношений с обществом.

Интересно посмотреть, как же это намерение реализовывалось непосредственно в провинции. Надо отметить, что ко времени начала Русско-японской войны в Калужской губернии уже существовали некоторые учреждения Красного Креста. Местное управление губернского уровня имелось в Калуге и формально возглавлялось губернским предводителем дворянства Н. С. Яновским (председатель) и губернатором А. А. Офросимовым (товарищ председателя). Сюда входили представители местной аристократии и чиновного мира (княгиня М. М. Вяземская, действительный статский советник Ц. И. Вояковский, статский советник Н. А. Лебедянцев, коллежский советник А. А. Монастырев), а также врачи (И. И. Дубенский и В. А. Красинцев) ^{[4, с. 81]}.

Кроме того, местные комитеты (отделения) Красного Креста существовали уже и в некоторых уездах: в Козельском уезде – под председательством уездного предводителя дворянства М. В. Сабо, в Лихвинском уезде – под председательством уездного предводителя дворянства С. А. Попова и в Мещовском уезде – под председательством уездного предводителя дворянства Г. К. Шлиппе ^{[4, с. 114, 122, 141]}. Остальные местные учреждения Красного Креста еще предстояло создать.

Фактически деятельность по созданию новых местных учреждений Красного Креста в Калужской губернии началась еще до получения циркуляра В. К. Плеве, вскоре после начала военных действий на Дальнем Востоке. Уже 22 февраля 1904 г. отношение за № 54 Калужского местного управления Общества Красного Креста, доведенное до сведения уездных центров, предлагало реализовать призыв общероссийского руководства этой организации на практике ^{[3, л. 1]}.

Вскоре из уездов в канцелярию губернатора стали приходить сообщения о создании местных комитетов с просьбами утвердить их состав и разрешить начать работу.

8 марта 1904 г. был создан Медынский комитет под председательством уездного предводителя дворянства князя П. Н. Мещерского. 10 марта образовался Жиздринский комитет под председательством уездного предводителя дворянства И. А. Каншина. 5 апреля пришло сообщение об учреждении Перемышльского комитета под председательством уездного предводителя дворянства Д. А. Попова. 13 апреля возник Боровский комитет под председательством уездного предводителя дворянства В. П. Суходольского. 27 апреля был создан Тарусский комитет под председательством уездного предводителя дворянства К. А. Шумовского. 31 мая появилось сообщение об учреждении Малоярославецкого комитета под председательством уездного предводителя дворянства В. П. Обнинского ^{[3, л. 1, 3, 5, 7, 11, 14]}.

Практически всегда ответ канцелярии губернатора на сообщения из уездов был положительный и появлялся довольно скоро – через 5-7 дней после получения сведений об открытии комитета ^{[3, л. 2, 4, 6, 8, 14]}.

Правда, нередко губернское руководство вносило собственные поправки в состав комиссий: туда непременно требовали включить священнослужителей. Например, на сообщении Жиздринского уездного предводителя дворянства поставлена резолюция: «Желательно участие предст[авителя] духовенства напр[имер] местного протоиерея» ^{[3, л. 1]}. Подобные требования губернатор отсылает ко всем комитетам, в составе которых нет священников. Как кажется, внесение подобных поправок не вполне сочеталось с предложением о сотрудничестве между властью и обществом, так как здесь имело место фактическое навязывание определенных лиц в состав комитетов.

Говоря о составе комитета, следует сказать, что туда непременно входил уездный предводитель дворянства, являвшийся его председателем. Затем, как следует из вышесказанного, в комитет обязательно входил представитель духовенства. Товарищем, то есть заместителем председателя, часто являлся уездный исправник. В Комитете также были собственный секретарь и казначей, обычно из местных чиновников. Несколько членов Комитета могли быть объединены в ревизионную комиссию.

Исходя из имеющейся в источниках информации, можно отметить, что достаточно типичными участниками местных комитетов Красного Креста, кроме вышеназванных, были представители уездных земских органов, городской голова, городской судья или судебный следователь, воинский начальник, земский начальник, инспектор народных училищ и другие. Общее число членов комитета обыкновенно составляло 6-8, и, несколько реже, до 11 человек ^{[3, л. 1, 3, 8]}.

В составе комитетов, таким образом, можно увидеть и тех лиц, которые действительно могли обладать особым общественным доверием. Но стоит признать, что львиную долю в этих учреждениях представляли лица, связанные в большей степени с государством, чем с обществом. Там могли быть и специалисты, врачи, но большинство было за чиновниками и обязательно были священнослужители.

Итак, к лету 1904 г. местные комитеты Красного Креста были созданы в подавляющем большинстве калужских уездов (в 9 из 11, не считая калужского губернского комитета). Видимо, несколько позже других образовался Мосальский комитет Красного Креста под председательством уездного предводителя дворянства И. В. Шепелева. Интересной деталью является то, что здесь особую роль сыграли местные дамы под руководством М. Л. Шепелевой. Судя по тому, что один из отчетов комитета датируется ноябрем 1904 г., можно сделать предположение, что действия комитета были открыты не позднее, чем летом-осенью 1904 г. ^[5]. В любом случае, в течение начального периода Русско-японской войны практически во всех важнейших центрах Калужской губернии возникли местные комитеты Красного Креста.

Помимо всего прочего, можно увидеть, что в целом процесс создания местных комитетов и утверждения их составов шел довольно быстро и легко, и это позволяет предположить предварительную договоренность и согласованность действий должностных лиц разного уровня.

Несколько непохожий случай можно наблюдать с комитетом, образовавшимся в городе Сухиничи, который не являлся уездным центром.

Еще 30 января 1904 г. «многие из выдающихся городских дам заявили патриотическое желание: споспешествовать… Российскому обществу Красного Креста… учреждением для сего в городе Сухиничах дамского комитета Российского Общества Красного Креста». Уже 1 февраля сухиничский городской староста купец Н. А. Галкин, «не считая себя вправе замалчивать о таком патриотическом желании городских дам и имея в виду плодотворную почву в городе Сухиничах для развития деятельности предполагаемого дамского комитета», сообщил об этом в канцелярию губернатора, прося о разрешении Сухиничскому комитету официально начать свою деятельность ^{[3, л. 12]}.

После этого началась довольно долгая переписка по вопросу об учреждении комитета в Сухиничах. В феврале 1904 г. канцелярией калужского губернатора была отправлена телеграмма министру внутренних дел о «выражении верноподданнических чувств беспредельной преданности» в этом населенном пункте. Тогда же последовало и представление с «возбуждением ходатайства об учреждении Дамского Комитета Красного Креста в Сухиничах» ^{[6, л. 6]}. Известно также, что исполняющий должность губернатора вице-губернатор князь А. П. Голицын сносился по этому поводу и с главным управлением Российского общества Красного Креста ^{[3, л. 13, 16]}, чего, по имеющимся данным, в отношении других комитетов не делалось.

Долговременное отсутствие официального решения побудило сухиничского городского старосту в мае 1904 г. вторично просить губернатора об утверждении местного комитета. Было указано, что «Сухиничские дамы уже проявили свою деятельность… и в настоящее время не получением разрешения беспокоятся». Городской староста, в подтверждение начавшейся деятельности комитета, также сослался на принципиальную поддержку Красного Креста, от которого уже шла рассылка в комитет таких необходимых для работы документов, как календарь общества, циркуляры и «Вестник общества Красного Креста». Прилагался даже адрес на бандероли, пришедшей от Красного Креста в комитет ^{[3, л. 15, 15а]}.

Официально решение по Сухиничскому местному комитету Красного Креста появилось только в сентябре или октябре 1904 г., когда вопрос был разрешен положительным образом ^{[3, л. 17]}. По-видимому, все время до этого местный комитет действовал неофициально. Когда Статистический отдел Канцелярии по учреждениям императрицы Марии из Петербурга запросил с мест сведения о действующих там благотворительных учреждениях, то, описывая благотворительные мероприятия в Сухиничах, уже названный городской староста Н. А. Галкин в рапорте от 29 июня 1904 г. о местном комитете Красного Креста не упомянул ^[6].

Итак, в результате видим, что патриотическая инициатива от Сухиничей была проявлена раньше, чем от уездных центров (в январе против весны 1904 г.), но оказалась официально принята властями гораздо позже (в сентябре-октябре против мая 1904 г.).

Возникает впечатление, что пока речь шла о заранее спланированных сверху мероприятиях, процесс организации местных комитетов Красного Креста и принятия положительных решений по их открытию шел легко и быстро. Но когда появилась непосредственная инициатива снизу, пусть и вполне патриотическая, но незапланированная и потому имеющая шанс выйти из-под контроля, власти оказались к этому не вполне готовы, в результате чего возникали различные проволочки в официальном разрешении работы комитета.

Посмотрим теперь вкратце, как шло создание общественных учреждений в еще одной сфере – деле помощи военному флоту. Ведь в самом начале войны российская Тихоокеанская эскадра понесла серьезные потери, и теперь в Санкт-Петербурге образовался Особый комитет по сбору пожертвований на усиление военного флота в России. Председателем стал великий князь Александр Михайлович, а почетным председателем – тогдашний наследник престола брат Николая II великий князь Михаил Александрович. Губерниям предлагалось создать местные отделения общероссийского учреждения, которые вобрали бы в себя заинтересованную часть общества.

19 февраля 1904 г. состоялось первое заседание калужского губернского комитета по усилению флота. Помимо губернатора А. А. Офросимова, который одновременно был председателем, в состав комитета были приглашены все уездные предводители дворянства, губернский предводитель Н. С. Яновский, вице-губернатор князь А. П. Голицын, статский советник А. Н. Домогацкий, полицмейстер Е. И. Трояновский, граф А. Н. Орлов-Денисов и упомянутый на почетном месте епископ Калужский и Боровский Вениамин. Следует заострить внимание, что, по существующей традиции, священнослужитель был приглашен к участию в не просто светском деле, но собрании, посвященном сугубо военной тематике. Также существовала должность секретаря комитета, которая была возложена на одного из чиновников – коллежского асессора Онегина. Помимо прочего, решено было также пригласить в состав губернского комитета председателя окружного суда, управляющего казенной палатой, управляющего отделением государственного банка, председателя губернской земской управы, городского голову. Состав священнослужителей решено было еще усилить – ректором духовной семинарии, протоиереем Троицкого собора, благочинными городских церквей. Из военных людей привлекался местный воинский начальник. Удалось также призвать и «свадебного генерала», точнее, адмирала В. П. Чихачева, проживавшего в губернии, а также влиятельного и богатого аристократа А. В. Толстого. Также в комитете задействовались некоторые представители власти в уездах – местные земские начальники – Крузенштерн и Пещуров, обе фамилии которых имели прямое отношение к истории российского флота. Наконец, решено было пригласить в комитет купеческого старосту и калужских купцов, в частности, Н. В. Теренина, Г. А. Масленникова и Д. Я. Козлова.

Также централизованно было принято решение и о создании уездных комитетов по усилению морского флота. Председателями комитетов должны были стать уездные предводители дворянства. В число членов комитетов должны были обязательно входить председатель уездной земской управы и уездный исправник, остальных членов комитета мог пригласить сам председатель. По всей видимости, составы уездных комитетов были примерно аналогичны составу губернского комитета. В рамках этих структур и предполагалось строить организацию сбора средств на флот ^{[7, л. 4]}.

Рассматривая состав комитета помощи флоту, можно заметить, что туда входило некоторое число специалистов по морскому делу и состоятельных людей. Одновременно нетрудно увидеть, что составы комитета помощи Красному Кресту и комитета помощи флоту в значительной степени совпадают, их основу составляют не специалисты, не представители купеческого мира или земские деятели, а чиновники и верхи дворянства. Получается, что организации составляются не столько из представителей общества, не говоря о населении в целом, сколько из представителей управленческой элиты.

К участию в организации пожертвований не приглашались не только широкие слои населения, общества, но и низовая часть управленческой системы. Например, 20 февраля 1904 г. волостной писарь Зимницкого волостного правления Жиздринского уезда А. И. Тарасов попросил разрешить ему участие в организации сбора пожертвований на флот: прислать квитанционную книжку и дозволить устроить сбор в церкви. В ответ 7 апреля губернатор в такой просьбе отказал: «занимая должность писаря, не [зачеркнуто: должен] может заниматься сбором пожертвований». Также предписывалось указать местному руководству на незнание писарем субординации и недопустимость подобных обращений ^{[7, л. 190, 194]}. Таким образом, как и в случае с Красным Крестом, губернские власти с подозрением относились к низовым, незапланированным организационным инициативам, даже патриотического характера.

Напоследок посмотрим на создание общественной структуры в еще одной сфере деятельности – приготовлении и сборе вещей для военнослужащих.

Собственно, вскоре после начала войны, в январе 1904 г., вышел рескрипт императрицы-матери Марии Федоровны, призывающий к жертвам в пользу пострадавших солдат ^{[8, с. 14]}. В феврале супруга Николая II императрица Александра Федоровна выступила с обращением, согласно которому в поддержке нуждаются не только раненые, но и все воины действующей армии ^{[2, с. 21]}.

10 февраля 1904 г. губернатор А. А. Офросимов объявил в газете «Калужские губернские ведомости», что, по его сведениям, население губернии готово оказать помощь армии «деньгами, вещами и трудом». Губернатор сообщил, что для «снабжения воинов, как выступающих в поход, так и находящихся уже на Дальнем Востоке» его жена Лидия Павловна Офросимова, в рамках создаваемого Дамского комитета, организует «совместные работы» по заготовке вещей и «усердно приглашает всех сочувствующих этому делу пожаловать в дом губернатора ежедневно от 1 до 5 часов дня». Там же и тогда же предполагался прием пожертвований. Их можно было прислать и по почте через канцелярию губернатора. Казначеем комитета стал градоначальник С. Н. Блистанов, секретарем комитета – чиновник для особых поручений В. А. Грузевич-Нечай, а заведующим складом – полицмейстер Е. И. Трояновский. Примечательно, что в Дамском комитете столь важные должности достались мужчинам ^{[9, с. 1,3]}.

На страницах печати местные власти постарались донести до населения сведения о нуждах войск. Указывалось, что «нашим воинам приходится нелегко от жестокой стужи и непогоды, которые приходится испытывать в стране с тяжелым климатом при тяжких условиях боевой обстановки». Власти признавали: «той одежды, которой снабжаются солдаты, как оказалось, недостаточно». Не хватало и повседневных вещей. В местной прессе перепечатали из № 10 «Нового времени» письмо вдовы генерала Келлера: «Правительство не в силах дать каждому солдату теплую одежду – это дело общественной помощи» ^{[9, с. 4, 5] [2, с. 3]}.

Вскоре в Калуге появилась еще одна организация помощи солдатам – Кружок военных дам. В него вошли жены военных, квартировавших на калужской земле – В. Д. Аспелунд, Н. С. Защук, М. Я. Криштопенко, А. И. Пораделова, Н. М. Грулева и другие. Отметим, кстати, жену человека, чья служба связана с Калугой, М. В. Грулева – в будущем «генерала-еврея», автора мемуаров ^[10]. В обращении кружка говорилось, что выступившие полки снабжены от казны довольно скудно. Нужны теплая обувь, другие вещи и деньги для их приобретения. Ведь скоро на войну пойдут и войска, стоящие в Калуге. Кружок был готов принимать помощь по месту проживания основательниц. Если же войска из Калуги не выступят, пожертвования передадутся в 17-й и 26-й Восточно-Сибирские полки, уже пополненные 2 ротами из калужского гарнизона ^{[11, с. 3]}.

Тем временем, в 2 часа дня 12 февраля 1904 г. в доме губернатора произошло открытие Дамского комитета. Председателем комитета стала Л. П. Офросимова. В комитет вошли дамы: К. Г. Агурова, В. Д. Аспелунд, В. Г. Блистанова, княгиня М. М. Вяземская, две княжны О. С. и Ю. С. Горчаковы, В. С. Грузевич-Нечай, Е. Ф. Денисьева, Е. Н. Добрынина, П. А. Кашкина, Е. И. Кологривова, Н. А. Лашкарева, М. Ф. Пашковская, П. Г. Сорокина, М. А. Теренина, Н. Э. Толстая, М. Б. Трояновская, М. Н. Шумовская, Е. Т. Якубовская, Е. С. Яновская. Тут же в комитет стали поступать пожертвования, началась заготовка вещей.

Чуть позже появилась еще одна организация – Дамский комитет при городской управе. Однако фактически три организации действовали заодно и, в итоге, «слились» под главенством Л. П. Офросимовой. В последующем в качестве приемщиков пожертвований для солдат указывались только представители комитета Л. П. Офросимовой – С. Н. Блистанов, В. А. Грузевич-Нечай и Е. И. Трояновский ^{[12, с. 4]}.

Можно сказать, что, если не считать офицерских жен, то комитет Л. П. Офросимовой был, своего рода, «женским» зеркалом ранее рассмотренных комитетов по делам помощи Красному Кресту и флоту. Нетрудно увидеть, что основу комитета составляли представительницы чиновной, военной и дворянской элиты и, в гораздо меньшей степени, купеческих кругов. Вообще, судя по сохранившимся архивным документам, торговых людей и ремесленников предполагалось привлекать формально «добровольно», но с использованием мощного административного воздействия ^[13]. О присутствии представительниц более широких кругов населения в этом престижном собрании не могло быть и речи.

Сделаем некоторые выводы. Каким бы результатом не закончился описанный нами опыт взаимодействия власти и провинциального общества, мы можем утверждать, что, вопреки встречающимся иногда стереотипным представлениям, путь России к революциям начала ХХ в. не был прямым и безальтернативным: руководство Российской империи делало, пусть и порой «неловкие», попытки выйти на взаимодействие с обществом. На местном материале, основанном на неопубликованных архивных и других источниках, мы получили уникальную возможность увидеть, как в начале войны в Манчжурии губернское руководство, выполняя волю верховной власти, пыталось реализовать потенциал взаимодействия власти и общества. Мы рассмотрели реалии возникновения учреждений для помощи делу войны, их структуру, особенности реагирования власти на запланированную и незапланированную инициативу с мест.

Действительно, Русско-японская война давала некоторый шанс для организации сотрудничества, хотя бы временного и не полностью доверительного, между властью и обществом в России. Вероятно, это была последняя подобная возможность накануне Первой российской революции 1905-1907 гг. Как показали дальнейшие события, этот шанс в полной мере использован не был. Историк К. Ф. Шацилло образно прокомментировал отношения между властью и обществом в 1904 г.: «Царское правительство не приняло протянутой ему руки» ^[14]. Продолжая и уточняя аналогию отношений общества и власти как предложенное и отвергнутое рукопожатие, хотелось бы добавить, что, как кажется, первоначально и власть, и общество подавали друг другу руки, но, видимо, оказались не совсем готовы к контакту. На основании рассмотренного нами калужского опыта можно предположить, что в значительной степени причиной тому стал несколько формальный подход губернских власти к приглашению для сотрудничества лиц, «облаченных общественным доверием».

Без сомнения, можно выявить и полезный опыт в организации общественных учреждений в 1904 г.: туда включались люди, имеющие отношение к рычагам управления, а также люди, понимающие основную суть проблематики (врачи – в случае с Красным Крестом, моряки – в случае с флотом, офицерши – в случае с вещами для военных), представители торговых кругов. В то же время, земских деятелей (а это одна из баз либеральной оппозиции, которая могла бы стать союзницей власти в противовес радикальным деятелям) было очень немного, а священнослужителей, напротив, добавляли независимо от того, насколько это было необходимо.

По всей видимости, в ходе войны уже сложно было наспех организовывать содержательное сотрудничество власти и общества. Вероятно, это можно и нужно было сделать ранее, в более стабильный период, в 1890-е гг., когда прозвучала знаменитая фраза Николая II о несбыточности «бессмысленных мечтаний» общества относительно широких преобразований в России. Тем не менее, определенный шанс на мирное реформирование хотя и не осуществился, но присутствовал в 1904 г. Уметь не упускать, а реализовывать позитивные альтернативы – важный урок и для современной России.