Digital space of the EAEU: current state and prospects

Введение

Глобальный цифровой переход (digital transition) сопровождается трансформацией всех сфер общественных отношений и привычных моделей деятельности. Меняются не только технологии государственного управления, принципы организации и ведения бизнеса и международной торговли, но и повседневные практики людей.

В этом широком контексте во всем мире развиваются проекты по созданию «цифрового измерения» различных интеграционных образований. Отличаясь по своему дизайну и набору конкретных инициатив, проекты цифровой трансформации имеют общие исходные посылки, а именно уверенность государств в том, что цифровые технологии дают возможности более эффективно управлять социально-экономическим развитием, сокращать транзакционные издержки, создавать новые сектора экономики в результате внедрения конкурентных бизнес-моделей использования возникающих цифровых активов. Иными словами, цифровая трансформация представляется источником новых стимулов для экономического роста и ресурсом в глобальной конкуренции. В этой позиции есть определенный резон: по оценкам экспертов, в период 2015-2025 гг. цифровая трансформация может внести дополнительный 1 % в ежегодные темпы роста ВВП европейских стран, что в перспективе может увеличить общеевропейский ВВП почти на 2,5 трлн. евро в 2025 г. ^[1].

Однако очевидно, что цифровизация является лишь инструментом, создающим возможности ускорить социально-экономическое развитие ^[2], но не гарантирует его. Более того, построение конкурентной цифровой экономики сопровождается неизбежными сдвигами в социально-политической структуре государств-участников и углублением различий в их экономическом потенциале, что создает новые риски для прочности интеграционных образований.

Настоящая статья посвящена анализу текущего состояния и оценке перспектив развития «цифрового измерения» Евразийского экономического союза (ЕАЭС).

Институционально-правовая база цифрового перехода в ЕАЭС

Разработка и реализация совместной цифровой повестки, рассматриваемой в качестве одной из движущих сил Евразийской экономической интеграции, была предусмотрена Договором о Евразийском экономическом союзе (2014) ^[3]. Практическая работа в этом направлении была начата Высшим Евразийским экономическим советом в декабре 2016 г. ^[4]. Формально цифровой переход в ЕАЭС стартовал в октябре 2017 г., когда была принята соответствующая среднесрочная стратегия в виде «Основных направлений реализации цифровой повестки ЕАЭС до 2025 года» ^[5]. В декабре 2018 г. Совет ЕЭК рекомендовал государствам-членам, помимо «Основных направлений», учитывать при осуществлении «цифрового перехода» Концепцию создания условий для цифровой трансформации промышленного сотрудничества в рамках Евразийского экономического союза и цифровой трансформации промышленности государств - членов Союза ^[6].

Модель цифровой интеграции, основные направления Цифровой повестки ЕАЭС, упомянутая выше концепция разрабатывались в основном российскими специалистами с использованием опыта других интеграционных и межстрановых объединений, в частности, Европейского Союза (ЕС), Ассоциации государств юго-восточной Азии (АСЕАН), а также стран, входящих в Совет сотрудничества арабских государств Персидского залива (ССАГЗ). Общая идея заключалась в том, что поскольку «суверенная» цифровая трансформация каждого государства-члена Союза объективна и неизбежна, то обеспечение функциональной совместимости (интероперабельности) национальных цифровых повесток в рамках общей интеграционной Цифровой повестки может дать синергетический эффект и позволит добиться существенного ускорения темпов цифрового перехода и роста объемов экономик.

Предполагалось, что созданная на основе этого подхода единая, безопасная и масштабируемая цифровая инфраструктура для развития цифровой экономики ЕАЭС позволит к 2025 г. дополнительно увеличить совокупный ВВП государств-членов Союза на 11% от его общего ожидаемого роста, создать от 2 до 4 млн. новых рабочих мест (из них около 1 млн. непосредственно в ИКТ) и достичь прироста производительности труда более чем на 1,7%. Что касается дополнительных «цифровых дивидендов» ЕАЭС, то, по разным оценкам, они должны были достичь к 2025 г. не менее 45 млрд. долл. США (за счет устранения правовых барьеров, цифровизации государственных закупок, развития услуг электронных правительств и расширения электронной торговли).

В рамках Цифровой повестки ЕАЭС на период до 2025 г. предусмотрены три этапа:

- первый этап (2018-2019) - проработка первых инициатив и запуск приоритетных проектов;

- второй этап (2020-2022) - формирование «институтов цифровой экономики и цифровых активов, а также развитие цифровых экосистем»;

- третий этап (2023-2025) - реализация проектов цифровых экосистем и цифрового сотрудничества на «глобальном, региональном, национальном и отраслевом уровнях».

Приоритетные вопросы Цифровой повестки ЕАЭС:

- создание электронных систем учета (прослеживаемости) движения продукции, товаров, услуг и цифровых активов в ЕАЭС;

- расширение электронной торговли между государствами-членами Союза;

- организация цифровых транспортных коридоров ЕАЭС;

- развитие цифровой промышленной кооперации между государствами-членами Союза;

- создание системы «регулятивных песочниц» ЕАЭС – экспериментальных режимов для разработки и использования оптимальных правовых решений в новых сферах.

В Таблице 1 представлены основные стратегические документы и элементы национальных механизмов, созданных странами-членами ЕАЭС для реализации цифрового перехода.

Таблица 1

Основные стратегические документы и национальные механизмы цифровой трансформации государств-членов ЕАЭС

____________________

*) Примечание: Согласно ст. 11, п. «б», абз. 10, Правительству Российской Федерации при реализации национальной программы «"Цифровая экономика Российской Федерации» поручено обеспечить в 2024 году разработку и внедрение национального механизма осуществления согласованной политики государств - членов Евразийского экономического союза при реализации планов в области развития цифровой экономики.

В 2019 г. были утверждены Механизмы реализации проектов в рамках цифровой повестки ЕАЭС ^[7], Порядок взаимодействия центров компетенций государств - членов ЕАЭС и Евразийской экономической комиссии в рамках реализации цифровой повестки Союза ^[8], Концепция трансграничного информационного взаимодействия ^[9], подведены итоги первого этапа реализации Цифровой повестки ^[10].

В портфель совместных цифровых инициатив ЕАЭС, в частности, вошли следующие проекты ^[11]:

- совершенствование интегрированной информационной системы (ИИС) - распределенной информационной системы (ИС) межгосударственного обмена данными и электронными документами, а также реализации общих процессов деятельности органов ЕАЭС;

- создание унифицированной системы поиска «Работа без границ» - платформы доступа к информации о свободных рабочих местах и соискателях вакансий, содержащейся в ИС государств-членов в сфере трудоустройства и занятости;

- формирование экосистемы цифровых транспортных коридоров ЕАЭС - открытой цифровой среды обмена логистической информацией;

- построение трансграничного пространства доверия, под которым понимается совокупность правовых, организационных и технических условий, согласованных государствами-членами с целью обеспечения доверия при межгосударственном обмене данными и электронными документами между уполномоченными органами ЕАЭС;

- создание Евразийской сети промышленной кооперации, субконтрактации и трансфера технологий с целью вовлечения малых и средних предприятий (далее – МСП) в производственные цепочки крупных производителей и обеспечения продвижения продукции субъектов промышленности с использованием международных цифровых экосистем государств-членов ЕАЭС и третьих стран.

Необходимо особо отметить вклад Российской Федерации в продвижение евразийской цифровой интеграции. Разрабатывая в опережающем порядке и внедряя на национальном уровне различные инновационные политико-правовые и технологические решения, Россия экспериментальным путем ищет наиболее эффективные инструменты для ускорения цифровой трансформации экономики и одновременно пытается собственным примером мотивировать другие страны-члены к более активному участию в цифровом переходе.

Например, в июле 2021 г. Россия, не дожидаясь готовности партнеров по ЕАЭС, запустила собственную Национальную систему прослеживаемости товаров (установлен переходный период до 1 января 2023 г.) ^[12], а годом ранее приняла Федеральный закон «Об экспериментальных правовых режимах в сфере цифровых инноваций в Российской Федерации» ^[13].

Как известно, решение разработать концепцию применения специальных режимов («регулятивных песочниц») в рамках Цифровой повестки ЕАЭС было принято Евразийским межправительственным советом еще в 2018 году ^[14]. Технология «регулятивных песочниц» ^[15] стала довольно широко применяться для «введения в правовые рамки» и стимулирования развития новых явлений экономической жизни, число которых стало расти в условиях цифровой революции, и впервые была опробована на примере международной электронной торговли ^[16]. Эвристический потенциал этого подхода оказался настолько высок, что международные организации развития распространили его на всю сферу цифровых инноваций ^[17-19].

Россия первой из государств-членов ЕАЭС запустила на практике гибкий механизм экспериментальных правовых режимов для разработки и внедрения новых технологий. Эта идея прозвучала в январе 2020 г. в Послании Президента Российской Федерации В.В. Путина ^[20], а в июле того же года был принят соответствующий федеральный закон. Что касается других государств-членов ЕАЭС, то на настоящий момент только Казахстан и Киргизстан решили использовать механизм «регулятивных песочниц» как элемент своей новой регуляторной политики в сфере поддержки предпринимательства ^[21-22].

Текущее состояние проекта цифровой интеграции ЕАЭС

Необходимо отметить, что проблемой объективного мониторинга развития цифровой интеграции в рамках ЕАЭС является определенный дефицит открытой сопоставимой и детальной информации о социально-экономическом развитии и цифровой экономике государств-членов. Недостаточный уровень гармонизации статистических методов государств-членов Союза ограничивает возможности объективного моделирования развития ЕАЭС, а также содержит риски политического манипулирования статистическими данными со стороны отдельных государств-членов или стран-кандидатов. Тем не менее, параллельный анализ политико-правовых источников, национальной и международной статистики, научных публикаций и «серой литературы» (материалов и исследований, подготовленные правительственными структурами, частными компаниями, некоммерческими и прочими организациями вне традиционных каналов научной публикации) позволяет довольно надежно представить общую картину продвижения проекта по созданию евразийского цифрового пространства.

Шаги, предпринятые к настоящему моменту на общеевразийском уровне для реализации портфеля цифровых инициатив в рамках ЕАЭС, суммированы в Таблице 2.

Таблица 2

Шаги по реализации цифровых инициатив ЕАЭС

Таким образом, на текущий момент (сентябрь 2021 г., т.е. половина срока, отведенного для реализации Цифровой повестки ЕАЭС) до стадии внедрения дошла только одна цифровая инициатива – унифицированная система поиска «Работа без границ». Платформа была запущена 1 июля 2021 г. с ограниченным функционалом (без запланированных опций в виде информационной поддержки соискателей и работодателей, электронных трудовых договоров и мобильного приложения) ^[23].

Проект интегрированной информационной системы ЕАЭС находится в «полуразобранном» состоянии. Хотя исходная версия ИИС была введена в строй еще в 2009 г. для обеспечения внешней торговли в рамках Таможенного союза, она по-прежнему представляет собой не современную цифровую платформу, а, скорее, организационную совокупность слабо связанных распределенных национальных сегментов. В 2020 г. комплексная техническая экспертиза выявила, что за десять лет автоматизировано только 19 из 80 общих процессов между уполномоченными органами государств-членов. Как следствие, принято решение, что в течение 2021 г. ИИС должна быть, фактически, перезапущена заново ^[24].

Потеря темпов наблюдается также с созданием экосистемы цифровых транспортных коридоров ЕАЭС. Еще в 2018 г. были разработаны проект Договора об экосистеме цифровых транспортных коридоров ЕАЭС и модельный закон «О цифровой платформе государств-членов Евразийского экономического союза экосистемы цифровых транспортных коридоров Евразийского экономического союза». В 2019 г. АНО «Аналитический центр при Правительстве Российской Федерации», НИРУП «Институт прикладных программных систем» (Республика Беларусь) и АО «Транстелеком» (Республика Казахстан) завершили разработку концепции создания экосистемы цифровых транспортных коридоров (ЭЦТК). Однако потребовался еще год, чтобы только определить перечень необходимых сервисов и элементов инфраструктуры.

Что касается такого важного инструмента импортозамещения и инновационного развития в рамках ЕАЭС как Евразийская сеть промышленной кооперации, субконтрактации и трансфера технологий, то, несмотря на объявленный еще в апреле 2019 г. старт проекта ^[25], на сегодняшний день он реализован пока в виде «карты индустриализации ЕАЭС» - интернет-ресурса (цифрового перечня), содержащего информацию примерно о 180 инновационных проектах государств-членов ЕАЭС, реализуемых в 18 отраслях и 550 технологических направлениях.

Помимо мониторинга конкретных шагов в рамках реализации Цифровой повестки ЕАЭС, общее представление о состоянии дел и темпах евразийской цифровой интеграции дает также анализ различных международных индексов, характеризующих позиции стран и их объединений.

Так, например, для оценки успехов экономической интеграции Евразийская экономическая комиссия (ЕЭК) анализирует позиции государств-членов ЕАЭС в таких международных рейтингах, как Индекс Doing Business, Индекс глобальной конкурентоспособности, Индекс человеческого развития, Индекс социального прогресса и многих других ^[26]. Как представляется, в рамках мониторинга развития «цифрового измерения» интеграции в рамках ЕАЭС, помимо Индекса развития электронного правительства, следует использовать также такие международные индикативные показатели, как Индекс готовности к сетевому обществу и Индекс состояния электронной торговли.

В Таблицах 3-5 приведены соответствующие данные и их динамика для государств-членов ЕАЭС. Для сравнения в указанные таблицы добавлены показатели рейтингов так называемой «Большой пятерки» (Big 5) государств–лидеров общеевропейской цифровой трансформации (до 2021 г. включала Соединенное Королевство), а также Польши - крупнейшей страны региона Центральной и Восточной Европы, входящей в группу «Цифровых претендентов» ЕС (Digital Challengers) ^[27].

Таблица 3

Индекс готовности к сетевому обществу (Networked Readiness Index)*, место стран в рейтинге

____________________

*) Примечание: Индекс готовности к сетевому обществу - комплексный показатель, характеризующий уровень развития информационно-коммуникационных технологий и сетевой (цифровой) экономики. Рассчитывается для 134 государств, учитывает 62 различных показателя, объединенных в четыре группы: технологии (Technology), люди (People), управление (Governance) и эффекты влияния (Impact). В 2002-2018 выпускался World Economic Forum и INSEAD.

Как следует из данных Таблицы 3, несмотря на позитивную динамику показателей Индекса готовности к сетевому обществу трех из пяти государств-членов ЕАЭС (Армения, Казахстан, Россия), в целом ЕАЭС существенно отстает в этом отношении от стран-участниц общеевропейской цифровой интеграции.

Таблица 4

Индекс развития электронного правительства (E-Government Development Index)*, место в рейтинге

____________________

*) Примечание: Индекс ООН развития электронного правительства представляет собой средневзвешенное значение нормализованных показателей 193 стран мира по трём основным аспектам электронного правительства: объем и качество государственного онлайн-обслуживания; состояние развития телекоммуникационной инфраструктуры; состояние внутреннего человеческого капитала.

Несмотря на близкие к европейским уровни Индекса развития электронного правительства у Казахстана, России и Беларуси (благодаря росту объема и качества государственного онлайн-обслуживания и приращения ИКТ-инфраструктуры) и позитивную динамику Армении и Кыргызстана (см. Таблица 4), общая позиция ЕАЭС (средневзвешенный показатель рейтингов государств-членов с учетом их вкладов в суммарный ВВП ЕАЭС) медленно ухудшается. Наилучшее значение средневзвешенного показателя этого показателя для пяти государств-членов ЕАЭС наблюдалось в 2014 г., когда ЕАЭС формально не был создан. Представляется, что снижение средневзвешенного рейтинга ЕАЭС является относительным, поскольку глобальное сравнение происходит на фоне ускорения темпов цифрового перехода в странах – цифровых лидерах.

Важными для оценки успеха цифровой интеграции ЕАЭС являются также показатели развития цифровой экономики, ключевая характеристика которой является состояние и объемы цифровой (электронной) торговли. Феномен цифровой торговли, помимо собственно продаж через интернет, включает различные системные факторы (например, взаимодействие с использованием ИКТ, цифровых платформ, информационных и социальных сетей) и более широкий спектр бизнес-моделей (например, когда стирается разница между, собственно, товаром (вещью), ее цифровым двойником и/или услугой) ^[28].

Региональная среда цифровой торговли предполагает наличие развитых цифровых платформ и возникших на их основе цифровых экосистем, которые взаимодействуют с глобальными системами или становятся их частью. В такой структуре благоприятные регуляторные условия обеспечиваются на глобальном уровне (по принципу «снизу-вверх», чтобы устранять неблагоприятные конкурентные условия для местных игроков) и зависят от поддержания лояльности потребителей (не столько маркетинг, сколько защита прав и качество сервисов). Необходимо учитывать эти обстоятельства при рассмотрении динамики показателей Индекса электронной торговли государств-членов ЕАЭС, представленных в Таблице 5.

Таблица 5

Индекс электронной торговли (UNCTAD B2C E-Commerce Index)*, место в рейтинге

____________________

*) Примечание: Индекс ООН электронной торговли определяется для 152 стран мира, в том числе, с учетом доли населения, использующего интернет, доли населения в возрасте 15 лет и старше, имеющих банковский счет, числа безопасных серверов (на млн. жителей) и индекса почтовой надежности Всемирного почтового союза.

Исходя из анализа политико-правового контекста, можно сделать следующие выводы о причинах, обуславливающих различия в показателях Индекса электронной торговли государств-членов ЕАЭС и особенности «индивидуальных траекторий» их динамики.

Республика Армения: торможение показателей Индекса электронной торговли (несмотря на наличие Программы электронной коммерции) можно объяснить, в основном, фрагментированностью законодательства, недостатком профильных стратегий и ситуацией перманентного политического кризиса на протяжении 2018-2021 гг.

Республика Беларусь: рост показателя связан с тем обстоятельством, что на протяжении ряда лет электронная торговля выступает одним из приоритетных направлений национальной стратегии развития республики, опирается на комплексную систему регулирования и налогообложения ^[29], включающую ряд документов стратегического планирования.

Республика Казахстан: очевидное снижение показателя требует дополнительного анализа, поскольку формально в стране последовательно создаются необходимые стимулы для развития цифровой торговли: вступил в действие новый Налоговый кодекс (2018), реализуется государственная программа «Цифровой Казахстан». Возможно, торможение динамики показателей объясняется снижением объемов торговли услугами с Россией и Кыргызстаном почти на 20% в течение последних пяти лет ^[30].

Киргизская Республика: улучшение характеристик электронной торговли (на фоне сохраняющегося цифрового разрыва в уровнях развития городского и сельского населения) связано с развитием транзитных для республики глобальных линий связи (Россия, Китай, Казахстан), общим ростом использования ИКТ-технологий и расширением проникновения интернета в сельскую местность.

Российская Федерация: является мажоритарным участником рынка электронной торговли ЕАЭС (доля более 60%). Небольшое текущее снижение показателя объясняется, в первую очередь, макроэкономическими причинами: приостановкой роста экономики, возрастанием инфляционного давления и стабилизацией спроса в результате сокращения располагаемых доходов ^[31].

Возможные причины замедления цифровой интеграции

Проведенный анализ показал, что в последние годы темпы общеевразийской цифровой трансформации замедляются, несмотря на то, что все страны-члены ЕАЭС активно стимулируют цифровой переход на национальном уровне: развивают государственные онлайн-сервисы, расширяют электронную торговлю, наращивают ИКТ-инфраструктуру, совершенствуют правовое регулирование цифровой сферы ^[32].

Несмотря на существование различных концепций (от глубоко теоретических до предельно прагматических), объясняющих торможение темпов цифровой интеграции в рамках ЕАЭС, единых представлений пока не сложилось. Это обстоятельство затрудняет поиски решений, способных вернуть должную динамику в развитие «цифрового измерения» евразийского интеграционного пространства.

Например, бывший премьер-министр Армении, председатель Коллегии ЕЭК, а ныне заместитель председателя правления Евразийского банка развития Т.С. Саркисян обосновывает происходящее драматическим изменением ценностей государства в современном цифровом мире. Речь идет о том, что в условиях глобального цифрового перехода цифровые корпорации неизбежно становятся влиятельными акторами в политических процессах на национальном уровне, что необратимо изменяет привычные условия функционирования государств. Проблема в том, что цифровые корпорации, обладая большой ресурсной мощью и огромным влиянием на пользователей (граждан), являются политически стерильными: они не знакомы с правилами игры на политическом поле, их не интересует сложившийся баланс политических договоренностей, а тем более – его поддержание. В результате новый актор становится источником мощных политических рисков, которые невозможно предсказать и предупредить. Фактически, цифровая трансформация открыла неуправляемым «слонам» дверь в «посудную лавку» традиционной политики. Как следствие, национальные государства начинают сильнее ценить и жестко защищать те зоны, в которых они сохраняют свой авторитет и возможности контроля, а значит, объективно усиливается тренд на укрепление цифрового суверенитета как способа противостояния нежелательным изменениям ^[33]. Если эта логика верна, то борьба за цифровой суверенитет не может не сопровождаться переосмыслением ценностей интеграции, включая ее цифровое измерение.

Еще одно объяснение может быть связано с тем, что из всех моделей цифрового перехода в рамках ЕАЭС в 2017 г. был выбран проект ускоренной цифровой интеграции – своего рода вариант евразийских «радикальных цифровых реформ». Но на практике быстрого перехода не получилось, поскольку реализовывать эти планы пришлось в условиях пандемии covid-19 и перманентных региональных кризисов, когда для государств-членов необходимость срочно решать свои внутренние проблемы отодвинула на второй план задачи интеграции. Фактически, происходит медленное, но обладающее большой инерцией расхождение политической и прагматической реальностей: в последние годы все страны-члены, за исключением России, предпочитают решать свои задачи, без оглядки на интеграционные цели, тогда как на политическом уровне неизменно декларируются ценности гармонизации совместных усилий, чтобы сохранить преимущества общего рынка ЕАЭС.

Для иллюстрации этого тезиса можно привести несколько фактов, свидетельствующих о «разновекторности» цифровых повесток государств-членов ЕАЭС. Например, многолетним стратегическим приоритетом Республики Беларусь является развитие Парка высоких технологий (Минск), ориентированного на разработку массовых ИКТ-продуктов и подготовку кадров для глобального рынка в сфере развлечений и медиа. Различные стратегии развития, обсуждаемые в Армении и Киргизстане, предполагают встраивание в повестки ЕС или АСЕАН, которые на экспертном уровне рассматриваются как более глобальные и успешные по сравнению с проектом евразийской интеграции ^[34].

Что касается Казахстана, то, наряду с такими решениями, как переход с кириллицы на латинский алфавит (октябрь 2017 г.), страна принимает масштабные шаги, чтобы, согласно новой Концепции внешней политики, закрепить за собой статус «лидирующего государства в регионе» ^[35], включенного во все глобальные процессы и проекты в качестве регионального управляющего центра. В частности, этот документ содержит положения о перспективах получения Казахстаном статуса межрегионального центра ООН по Целям устойчивого развития и продвижения его деятельности в государствах Центральной Азии и Афганистане. Особое место занимают вопросы поддержки таких инициатив как Международный финансовый центр «Астана» (региональный цифровой хаб рынков капитала Центральной Азии, Западного Китая, Ближнего Востока и Европы), Международный центр приграничного сотрудничества «Хоргос» (форпост инициативы КНР «Один пояс – один путь») и создаваемый Центр торгово-экономического сотрудничества «Центральная Азия» (совместно с Узбекистаном). В целом, новая Концепция (предшествующий документ (2014-2020) носил закрытый характер) более детально излагает видение перспектив сотрудничества с США, ЕС, АСЕАН и Лигой арабских государств, чем с Российской Федерацией и ЕАЭС.

В таком контексте неудивительно, что систематические попытки России «подстегнуть» цифровой переход в рамках ЕАЭС с настоятельным предложением заимствовать в качестве образца российские решения в области регулирования и развития цифровой трансформации, не вызывают встречного энтузиазма. Уклонение государств-членов ЕАЭС от ускоренной общей «цифровой перезагрузки» стало настолько очевидным, что на форуме в Алма-Ате 5 февраля 2021 г. глава российского правительства М.В. Мишустин даже пригрозил «применить закон» к партнерам по союзу. Он, в частности, заявил: «…Если затягивать цифровизацию и унификацию, в том числе таможенного администрирования и других видов контроля на внешнем контуре, для всех одинакового, придется вернуться к контрольным мерам на внутренней границе … Необходимо формировать условия для справедливой и прозрачной взаимной торговли, активнее снимать инфраструктурные ограничения, вести и диалог, конечно, с Европейским Союзом, а также продолжить сопряжение евразийской интеграции с китайской инициативой "Один пояс - один путь". Реализовать все это можно только на основе общей цифровой платформы. На практике мы видим, скажу откровенно, осторожный подход партнеров к цифровизации на пространстве "пятерки"» ^[36].

Выводы

Замедление темпов цифрового перехода в рамках ЕАЭС и нарастающее рассогласование политической и фактической реальностей в построении единого евразийского цифрового пространства ведут к росту политических и экономических издержек для России, как лидера и мотора перемен. Последствия блокировки экономического взаимодействия в результате пандемии covid-19, конфликты между государствами-членами на региональных рынках, а также политические кризисы 2020-2021 гг. в Беларуси, Кыргызстане и Республике Армения оказывают негативное влияние на перспективы ускоренного развития цифрового измерения евразийской интеграции. Судя по актуальным данным ЕЭК ^[37] и Евразийского банка развития, а также статистике развития цифровой экономики в России ^[38], темпы ежегодного прироста совокупного ВВП государств-членов ЕАЭС за счет цифрового перехода на текущий момент не превышают 0,1%, причем подавляющая часть этого прироста обеспечивается Российской Федерацией. Такое положение дел ставит под сомнение возможность довести к 2025 г. «вклад цифровизации» в общий ожидаемый рост ВВП государств-членов до 11%, как это предусмотрено Основными направлениями реализации цифровой повестки ЕАЭС.

На темпы цифрового перехода негативно влияют различный уровень экономического развития и цифровой зрелости государств-членов ЕАЭС, низкий уровень взаиморасчетов в национальных валютах (не более 2-3%), их высокая волатильность, неразвитость внутренних рынков цифровых технологий, малое число цифровых стартапов и высокотехнологичных МСП, а также боязнь граждан потерять работу из-за возможной автоматизации рабочих мест. Проблемы, неизбежно возникающие в связи с глубоким изменением рынка труда в условиях цифровой революции, требуют быстрых и скоординированных действий государств по модернизации систем образования, организации доступа высвобождающейся рабочей силы к новым компетенциям, профилактике потенциальных всплесков безработицы. Однако возможности эффективного решения этих задач в рамках ЕАЭС на текущий момент ограничены, в том числе, из-за сохраняющегося символического объема ресурсов Евразийского фонда стабилизации и развития (чуть более 8,5 млрд. долларов США, что примерно в 70 раз меньше ресурсов Европейского стабилизационного механизма).

Кроме того, на сегодняшний момент страны-участницы ЕАЭС пока не готовы проводить единую монетарную и фискальную политику, а значит, создание полноценного цифрового союза откладывается на неопределенную перспективу.

Следует согласиться с позицией о критической важности для успеха цифрового перехода ЕАЭС работы по укреплению «аналоговых» основ цифровой трансформации ^[39]. Под этим понимается достижение подлинного политического консенсуса, обеспечение вовлеченности лидеров государств в руководство преобразованиями, наличие эффективных механизмов управления проектом цифровой интеграции.

Не менее важным фактором является системная работа по укреплению доверия между государствами-членами ЕАЭС на прагматическом уровне, которое в последние годы постоянно проходит испытание на прочность. Устойчивость и стабильное развитие интеграционного проекта зависят не только от качества политико-правовой «внешней рамки» – в виде документов, мероприятий и отношений между главами государств, но, прежде всего, от многообразия и прочности внутренних, рутинных многоуровневых связей. Необходимы постоянные усилия по согласованию интересов на всех уровнях, по расширению числа стейкхолдеров евразийского проекта, по повышению доверия в контактах не только на высшем уровне, но и между самими гражданами государств-членов – главными участниками и выгодоприобретателями цифрового перехода.

Только таким образом, учитывая, в том числе, опыт Европейского Союза, можно создать эффективные инструменты многоуровневого проектирования (проект как материальный продукт) и тонкой настройки взаимных интересов (доверие как конкурентное преимущество). Без решения этих вопросов невозможен быстрый и полномасштабный цифровой переход в масштабах всего Евразийского экономического союза.